Глава 11. Гермиона (часть 1)Гермиона продолжала сходить с ума, но теперь это её не особенно волновало. Она вернулась в Хогвартс, Северус проводил с ней бесчисленные часы, обсуждая её положение и вероятность излечения, и она чувствовала себя невероятно счастливой. Но от этого ничуть не менее сумасшедшей.
Не то чтобы быть сумасшедшей плохо – вовсе нет. На самом деле, с таким сумасшествием она вполне могла бы жить, потому что знала, что в конечном итоге все это закончится и она получит то, что хочет. А хотела она Северуса.
А он сводил её с ума.
Она не понимала, почему он не может просто поверить на слово, когда она говорит, что он нужен ей, что даже малейшее его прикосновение − желанно. На каждый её шаг навстречу он, казалось, отвечал двумя шагами назад.
Она думала, это будет просто – в тот первый день, когда он нашел её, он разве что не признался ей в чувствах. Об этом сказал ей уже сам Дамблдор, когда вошел в её разум, хоть старик и не был полностью убежден, что она там.
Даже Нетти, когда ходила по их комнатам в Хогвартсе, щебетала:
− Это так романтично, прямо как в «Красавице и чудовище»! − И продолжала: − Он любит тебя, дорогая. Воздух так пропитан магией, когда он смотрит на тебя, что даже у меня, такой старой ведьмы, трепещет сердце!
Гермиона только улыбалась в ответ: «А представь, как это действует на меня!». Конечно, Нетти не могла слышать её, но это не имело значения. Гермиона все равно продолжала разговаривать с ней.
Проблема была не в том, что Северус не разделял её чувств, − она была почти уверена, что разделял, хоть и упорно сохранял молчание по этому поводу. Её сводило с ума то, что он не очень-то был расположен к каким-либо активным действиям. Несмотря на то, что с момента её возвращения в Хогвартс они часами бывали вместе, он больше ничего не предпринял с того первого дня, когда покрыл поцелуями её ладонь.
Ей не казалось, что ему неприятно прикасаться к ней, как раз наоборот, но он никогда не проявлял инициативы. Она всегда первой тянулась, чтобы взять его за руку или прижаться к нему в поисках объятий. Она чувствовала, что в конце концов не выдержит и сама его поцелует, но пока надеялась, что все не сведется к этому. Ей хотелось, чтобы он ухаживал за ней – разве это так много?
Как-то раз она поймала на себе его пристальный взгляд, когда они обсуждали её воспоминания о проклятье, и в его глазах было столько желания и страсти, что у неё перехватило дыхание, а сердце начало отплясывать в груди джигу. Она замолчала, полностью захваченная его взглядом, зачарованно глядя, как он облизнул нижнюю губу. Она в ответ тоже провела языком по нижней губе и медленно наклонилась к нему, будто невидимая нить притягивала её. И только она подумала, что наконец-то – наконец-то! − он поцелует её, как он отвел глаза и отошел назад, тряся головой, словно пытаясь прояснить её и выкинуть посторонние мысли.
− Ты уверена, что проклятье не было холодным, когда попало в тебя? Оно точно было не горячим? – вежливо уточнил он, и ей захотелось закричать от разочарования. Северус Снейп мучил её, даже сам того не сознавая.
Если раньше его посещения были просто важны для неё, то теперь вся её вселенная вращалась вокруг них. Каждая минута, проведенная вдали от него – когда она оставалась одна в своем сознании, – казалась вечностью. Она старалась занять себя, делать заметки или обдумывать идеи, которые приходили им в голову, но в итоге её мысли всегда возвращались к Северусу. В такие моменты её перо выпадало из пальцев, а взгляд затуманивался, она вновь с поразительной ясностью переживала те минуты, что они провели вместе. Она часто ловила себя на размышлениях о том, как же ей подтолкнуть его к поцелую, и долгими часами строила планы, как этого добиться.
Однажды вечером, на второй день пребывания в Хогвартсе, она подгадала по времени так, чтобы Снейп пришёл навестить её как раз в тот момент, когда она была в самом конце выполнения упражнений, которыми занималась ещё до того, как в неё попало заклятие. Летом после пятого класса она начала заниматься йогой в общественном центре, и очень скоро это стало её излюбленным методом снятия стресса и способом избавления от кошмаров о Департаменте тайн. Когда Северус вошёл, она занималась растяжкой в своей любимой бордовой обтягивающей форме.
− Просто пытаюсь немножко расслабиться, − объяснила она ему, мысленно улыбнувшись тому, как он неловко засуетился, пытаясь не смотреть на неё. – Я потеряла счет времени.
Она сделала зеркальными все стены комнаты, в которой они находились, и он поворачивался от одной стены к другой, пытаясь не смотреть на неё в этом облегающем костюме. В конечном счете, он нашел выход из положения, принявшись разглядывать собственные ботинки, и, глядя на его напрягшиеся плечи, она почувствовала легкий приступ раскаяния за свою проделку.
− Ну вот, я и закончила. − Чувствуя, что для одного раза достаточно, она наконец подошла к нему; на шее у неё было накинуто полотенце, а волосы собраны на затылке в конский хвост. − Думаю, это важно − сохранять гибкость, пусть даже и только в воображении, как ты считаешь?
Она вздохнула, покрутила головой из стороны в сторону и, оттянув тугую майку на груди, подергала её, позволяя воздуху проникнуть внутрь.
− Теперь для полного счастья мне не хватает только лёгкого душа. Подождёшь меня немножко?
Она готова была поклясться, что её телодвижения не остались незамеченными − дыхание Снейпа участилось, а его глаза, прикованные к её лицу, просто обжигали. Однако упрямец лишь спросил, не против ли она, чтобы он пока просмотрел их заметки в лаборатории.
− Отличная идея, − согласилась она, убирая со стен зеркала и быстро наколдовывая ширму для переодевания, скрывшись за которой она стянула форму и перебросила её поверх перекладины. − Дай мне пару минут, и я присоединюсь к тебе.
Услышав звук его быстро удаляющихся шагов, больше напоминающих бегство, она засмеялась и фыркнула. Она всё равно одержит над ним победу − во что бы то ни стало.
На следующий день он неожиданно зашел во время обеда.
− Гермиона, − она слышала, как он зовет её из каменного коридора, − где ты?
− В библиотеке, − крикнула она. − Двадцатый ряд, секция B – я ищу тут кое-что.
Он нашел её беззаботно стоящей на цыпочках на приставной лестнице и вытягивающей наугад с пыльной полки то одну, то другую книгу.
− Осторожней, Гермиона! Ты можешь упасть! − нахмурился он.
Она только засмеялась в ответ.
− Но ты же поймаешь меня, правда? А, вот она! − Она нашла ту книгу, что искала, и, торжествующе вытянув её из плотного ряда, быстро спустилась с лестницы к нему. − Я не была уверена, что она ещё здесь.
Северус слегка улыбнулся её энтузиазму.
− Что это − книга о контр-заклятиях и снятии проклятий?
− К сожалению, нет, − ответила Гермиона. − Это сказки.
Он поднял брови:
− Сказки? Они-то для чего тебе понадобились?
– Поппи что-то там вспоминала недавно о красавице и чудовище, − застенчиво улыбнулась Гермиона, − и это натолкнуло меня на мысль. В сказках персонажей всегда заколдовывают, верно? Белоснежка и Спящая Красавица обе были заколдованы и погружены в мёртвый сон…
− И какое отношение это имеет к твоему случаю? − перебил её Северус. – Ты же, как и я, прекрасно знаешь, что «мёртвый сон» − это зелье. Белоснежка приняла его с яблоком, а Авроре в кровь оно попало через ранку, когда она уколола палец веретеном, покрытым зельем. Ты же пострадала совсем от другого − от «живого сна». И зелья тут ни при чём.
− Верно. Но что во всех этих историях общего? Даже в тех, которые никак не связаны с зачарованным сном?
Снейп напрягся:
− Из этого ничего не выйдет.
− Откуда ты знаешь? – возразила она. − Во всех этих историях проклятья всегда снимаются поцелуем искренне любящего человека. Даже в «Красавице и Чудовище» Красавица спасла жизнь Чудовищу и вернула человеческий облик, когда поцеловала его, вложив в свой поцелуй всю любовь, до последней капли.
Пока она говорила, на его лице сменилась целая гамма эмоций, и в обычно непроницаемых темных глазах мелькнул робкий огонёк надежды, когда она упомянула про любовь.
− Иногда красавице даже не обязательно целовать чудовище, чтобы изменить его жизнь, − нежно прошептал он и, потянувшись, заправил ей за ухо выбившийся локон, погладив кончиками пальцев ушную раковину.
От этих слов её сердце бешено застучало, а голова вдруг слегка закружилась.
− И чудовище иногда вовсе не чудовище, − дрогнувшим голосом добавила она, − а просто человек, не доверяющий своему сердцу.
Грустная улыбка промелькнула на его лице, но он тут же согнал её:
− Да, в самом деле.
Они какое-то время стояли, молча разглядывая друг друга, пока он снова не заговорил:
− Я пришел узнать, не хочешь ли ты пойти прогуляться по саду. Сегодня удивительно хороший день.
− Хочу, − она улыбнулась, − но имей в виду, что я не сдамся.
Он кивнул, как бы принимая к сведению её решимость:
− Посмотрим.
Прогулка по саду, как и большинство времени, что они проводили вместе, была восхитительной. Конечно, она не могла видеть его, но он, не останавливаясь, разговаривал с ней, пока катил её по дорожке, выложенной серой плиткой, на деревянном кресле с колёсами, которое где-то достал. Когда мощеная дорожка закончилась, он взял её на руки и отнёс на берег озера.
Лёжа так − на его руках, с головой, опущенной ему на плечо, − она слышала, как сильно бьётся его сердце и как движется в такт дыхания кадык на шее. У него был резко очерченный сильный подбородок с черными точечками густой щетины на чисто выбритой коже. И каждый раз, когда он чуть-чуть поворачивал голову, его взгляд нежно касался её лица. Она видела своё отражение в его глазах, и вдруг с удивлением осознала, что очень красива.
− Ты напоминаешь мне одуванчик, Гермиона, − прошептал он в какой-то момент во время прогулки. − Ты сильна духом и всегда пробиваешься к солнцу, всем препятствиям назло. И я должен признаться, твои волосы такие же надоедливые, как пушинки одуванчика, − сказал он с ухмылкой, убирая со рта непокорный локон, ярко переливающийся золотом на солнце. − И ты, бывает, так же опьяняешь, как одуванчиковое вино.
Она улыбнулась на это и решила, что не имеет ничего против сравнения себя с сорняком.
