Глава 14 Часть вторая:
Прошло долгих три месяца, прежде чем Гермиона согласилась раскрыть, кто она такая на самом деле. Всё это время мы неустанно искали хоть какие-то зацепки, хоть что-то, что могло указать место, где находится её тело, но… Я даже Поттера подключил, хоть и не представлял, как ему объяснить всё, не раскрывая настоящую личность жены.
Мальчишка счёл меня сумасшедшим, но, в конечном счете, сдался и подключил к поискам свободных ауроров.
Естественно, это ни к чему ни привело.
Тело Гермионы как будто бы исчезло, спарилось. Складывалось впечатление, что его просто не существовало: ни под, ни над землёй.
В эти три месяца наши с ней отношения не стали легче или теплее: она отдалилась, замкнулась в себе. На все вопросы отвечала односложно. Но при всём при этом не желала слушать даже намёков о том, чтобы спать в разных постелях.
Однажды, она спросила меня, не противно ли мне на неё смотреть. Этот вопрос настолько повёрг меня в шок, что я даже не сразу смог ответить, а когда нашёл слова, то попытался убедить её в искренности своих чувств.
Конечно же, я её любил.
И в то же время, мне было невыносимо больно смотреть, как она угасает день за днём.
Я прекрасно понимал, почему раньше этого не было: перед Гермионой всё время стояла какая-то задача, которая не давала возможности задуматься хоть на минуту, в каком состоянии она находится. Сначала дать мне понять кто она такая, затем, когда все её попытки не увенчались успехом, хоть так получить свою частичку счастья и стать моей женой в полном смысле этого слова. И пусть я и не понимал, почему, после всего, что с ней произошло, и через что она прошла по моей вине, я был бесконечно рад, что эта женщина меня не возненавидела.
А она имела на это больше права, чем тот же Поттер в ночь смерти Дамблдора.
Но нет, она продолжала бороться и вот, когда стало известно, кто она на самом деле, судьба наносит новый удар – ребёнок.
Будь всё по-другому, при других обстоятельствах, мы были бы счастливы, мы бы ждали с нетерпением его рождения, а сейчас…
Она наотрез отказалась прерывать беременность, стоило мне только заикнуться об этом, обвинила меня в попытке убийства и не разговаривала около трёх дней. Затем, просто пришла ночью, легла на самый край кровати, свернулась в клубок, как кошка, и пролежала так, пока я не проснулся и не притянул её к себе.
Всё было совершенно не так как раньше, это чувствовали мы оба, но всё же, по какой-то непонятной ни мне, ни ей причине, не могли даже про себя произнести того что, возможно… возможно наши чувства больше не так сильны, как прежде, что нам было бы легче, не мучай мы друг друга, и поживи хоть немного отдельно.
Но нет, мне не позволяло сделать это чувство вины, а ей… я не знаю, что её держало около меня, но это «что-то» было сильным магнитом, не позволяющим ей даже завести разговор на тему снятия проклятия, наложенного Волдемортом.
И вот, после долгих часов споров, слёз и ссор, я всё же уговорил её на разговор с Поттером.
Сейчас они сидят в гостиной.
Прошёл уже час с лишним, но я не решаюсь зайти в комнату, не желая вмешиваться во что-то, что было только её – пусть у неё будут хоть какие-то воспоминания, которые не будут связаны со мной.
Часы неумолимо отсчитывают секунды, и я чувствую, как предательски сжимается сердце, как к горлу подкатывается тошнота. Мои руки холодны, как у покойника, на лбу выступил пот.
Последний раз я находился в таком состоянии перед казнью.
И, конечно же, я вздрогнул, когда дверь в кухню резко открылась.
В комнату, с совершенно обезумевшим взглядом зашёл Поттер.
Начала мне показалось, что он на меня набросится, но нет. Сев напротив меня, он обхватил голову руками и, закрыв глаза, разрыдался как мальчишка.
- Ей это не поможет, - глухо произнёс я, не зная, что должен сказать и должен ли вообще.
Поттер как-то странно мотнул головой, не то ли в знак согласия, не то ли в знак, чтобы я замолчал, но ничего не произнёс.
Я перевёл взгляд не его руки и чуть было не вздрогнул ещё раз: они были такими же, как и у меня, с глубокими следами от ногтей и серой, почти что голубой кожей под ними.
Наконец, после, казалось, целой вечности, он успокоился и взял себя в руки.
- Я найду… я помогу. Всё, что надо, я сделаю, только… - запнувшись, он вытер глаза тыльной стороной ладони, при этом нелепо понял очки на самый лоб, и добавил. – Только не отворачивайтесь от неё.
- Я и не собирался, - вырвалось у меня, но что-то в его взгляде меня остановило.
- Она вас любит, - с трудом выговорил он, - хоть и чувствует, что вы больше в ней не заинтересованы, - он сделал паузу, так, как будто бы собирался с мыслями. - Помогите ей найти себя, не бросайте сейчас, - и вновь пауза, но в этот раз ещё и закрытые глаза, и поджатые губы. Он как будто бы заставлял себя сказать следующие слова. - Прошу вас. Пожалуйста.
Этим он настолько испугал меня, что я даже ответить ничего не смог: тело как будто бы стало каменным, язык присох к нёбу. Мерлин, что же она ему сказала, а, главное, неужели она на самом деле так думает?!
Видимо, моё молчание он истолковал по-своему, так как просто кивнул и направился к двери.
Напоследок он бросил.
- Если вы от неё сейчас откажетесь… клянусь, я вас убью.
Я ничего не ответил, а только посмотрел ему в глаза, но увидел там только неприкрытую ненависть и что-то ещё, намного горше и печальней этого, настолько привычного для меня, проявления чувств.
Он боялся.
Причём, боялся ещё больше, чем я.
Что ж…
Я закрыл глаза и спрятал лицо в руках.
Как бы я хотел тоже расплакаться, но слёзы не шли, а проклятые часы на стене всё тикали и тикали…
Наконец, вздохнув, я поднялся и, выходя их кухни, расправил плечи.
Ей нужна поддержка.
Что ж, он её получит.
В конечном счёте и в радости и в горе, не так ли?..
