Наследник автора Данира    в работе   Оценка фанфикаОценка фанфикаОценка фанфика
История старая, как зеленые холмы Англии, и вечно новая. О любви и предательстве, смерти и жизни, об одиночестве и верных друзьях, о мальчике, фамилия которого вызывает ужас в магическом мире. Авторское предупреждение: смерть персонажей, отход от канона, начиная где-то с 5 книги. 7 книга абсолютно не учитывается.
Mир Гарри Поттера: Гарри Поттер
Новый персонаж, Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Гарри Поттер, Рон Уизли
Angst || гет || PG-13 || Размер: макси || Глав: 35 || Прочитано: 233436 || Отзывов: 282 || Подписано: 462
Предупреждения: ООС, AU
Начало: 29.05.06 || Обновление: 13.02.10
Все главы на одной странице Все главы на одной странице
  <<      >>  

Наследник

A A A A
Шрифт: 
Текст: 
Фон: 
Глава 15


Странный танец странных мыслей,
Шелест платья за спиной,
Перекрестье взглядов быстрых,
Ты не знала? Я не твой.

Рук твоих прохладный ветер,
Смеха нежный перезвон
И ресниц смущенный трепет –
Не мои, а я – не Он.

Я – не Он, не Тот, чье имя
Повторяешь ты во сне,
И отчаянно счастливо
Ты хранишь его в душе.

Для Него алеют губы,
И дыханье как дурман,
И сплетенье ваших судеб
Начертала жизнь сама.

Я не твой, ты не моя –
Знаю, помню, повторяю.
Только снова, как всегда,
В небо темное взлетаю.

Только каждый раз немею
И тону в озерах глаз
И не смею, нет, не смею,
Прошептать, что ты моя.

Странный танец странных мыслей,
Шелест крыльев за спиной,
И в глазах твоих лучистых
Лишь вопрос: «А ты не мой?»
(с) siriniti


* * * * *


Гермиона улыбается, глядя на оживленного Блейза, который ведет ее к экипажу с родовым гербом на дверцах. Сегодня она наконец приняла его приглашение погостить у него в замке. Он обещал, что день будет насыщенным, и поклялся, что доставит ее в Малфой-Менор еще до ужина. Правда, последнее говорилось скорее для Драко, почему-то весьма настороженно отнесшегося к приглашению Блейза и весьма недовольного согласием Гермионы. Гермионе с одной стороны интересно погостить в Эльфинстоуне, о нем она уже много слышала от Блейза. С другой стороны, странное чувство вины и сожаления гложет ее, когда она вспоминает лицо Драко, слишком бесстрастно-холодное, чтобы быть искренним. Когда они были в холле, Драко лишь нарочито равнодушно кинул на них беглый взгляд и скрылся за дверями кабинета, не удосужившись даже поздороваться с Забини. Блейз хотел было съязвить по этому поводу, но Гермиона предупреждающе покачала головой, и он прикусил язык.

Впрочем, Блейзу плевать и на Драко, и на его плохое настроение. Какое ему дело до этого упрямого и недалекого в своем стремлении во всем походить на отца отпрыска семейства Малфой, если с ним сейчас Гермиона, и он может весь этот долгий день любоваться золотыми смешинками в карих глаз, слышать журчащий ласковый смех, водить по своему замку, ощущая в руке тепло ее руки? Целый день она будет только с ним, и рядом не будет маячить бледная физиономия Малфоя. Право, за эту удачу он был бы готов принять и Черную Метку.
Блейз невольно ухмыляется – надо же, как далеко он готов пойти… Впрочем, Темный Лорд не дождется его появления в рядах своих верных Пожирателей Смерти... смеем надеяться…

Гермиона выглядывает в окно экипажа и ахает. Фестралы уже примчали их во владения Забини, и из долины, по которой они сейчас едут, открывается изумительный вид на Эльфинстоун. Блейз довольно щурится, прекрасно зная, что замок со своими высокими острыми башнями, устремленными в небесную синь, и в самом деле великолепен. Он находится на юге страны, сюда почти не заглядывает зима с ее колючим снегом и злыми метелями. Он возведен на возвышенности, и высокие белоснежные стены кажутся еще белее, оттененные изумрудом трав и травяной зеленью крыш. Река своим рукавом бережно обнимает его, словно драгоценность, и бледно-голубое январское небо отражается в ее водах.

Карета проезжает по перекидному мосту и въезжает в распахнутые кованые железные ворота, на которых из агатов, ониксов и лазурита выложен герб, такой же, как и на дверцах экипажа – черный ворон на синем поле в вихрях воздушного потока. Гермиона заинтересованно разглядывает его, выходя из кареты, и поворачивается к Блейзу.

- Это ваш родовой герб? Семьи Забини?

Блейз отрицательно качает головой.

- Нет, это герб рода Фонтейн. Мама урожденная Фонтейн, и строго говоря, Эльфинстоун пять с половиной веков подряд принадлежал ее семье. К сожалению, она последняя Фонтейн, и замок перешел ко мне, хотя я и наследник другого рода. Ты знаешь, как полностью звучит мое имя?

- Нет, - лукаво усмехается Гермиона, - но готова поспорить на что угодно, в нем не меньше пяти составляющих.

- Почти угадала.

- А что, ты не будешь услаждать мой слух произношением своего полного имени?

- Боюсь, ты заснешь на середине.

- О, нет, мне уже любопытно, к тому же, кажется, я уже привыкла к вашим аристократическим изыскам в отношении имен.

- Ну смотри, ты сама захотела, я предупреждал, - Блейз нарочито громко набирает в грудь воздуха и начинает, ехидно косясь на девушку, - меня зовут Блейз Винченцо Эдуардо Паоло Романо Сальваторе Каставельтрано Данте Забини Фонтейн.

Глаза Гермионы становятся совершенно круглыми, она даже останавливается, потом приходит в себя и заразительно хохочет.

- Ты переплюнул даже Фиону! Из всех моих знакомых у нее было самое длинное имя. Я думала, этот рекорд никто не побьет.

Блейз разводит руками.

- Ну я же не виноват! Ты знаешь, сколько времени я потратил, чтобы заучить и без запинки выпаливать при первом требовании собственное имя?


Они входят в замок, и Гермиона восхищенно выдыхает:

- Господи, как великолепно! Здесь просто чудесно, Блейз! – в карих глазах светом яркого летнего полдня сияет восторг.

- Добро пожаловать в Эльфинстоун! – Блейз склоняет голову в церемонном поклоне, - сеньорита, могу ли я предложить вам небольшую прогулку по замку с целью ознакомления с его достопримечательностями? Смею заверить, они того стоят. А после нас ждет обед с изысканнейшими блюдами, готовить которые мастер наш французский повар.

- Разве у вас готовят не домовики? – удивляется Гермиона.

- Нет, мама терпеть не может их стряпню, считает, что приготовление настоящей еды, блюд, которыми можно насладиться, должно быть в руках только повара-человека с утонченным вкусом прекрасного, а не морщинистого карлика с длинным носом.

Гермиона пожимает плечами.

- По-моему, эльфы готовят вполне сносно. По крайней мере, мне нравится.

- Только не говори об этом маме! – заговорщически шепчет Блейз, - а то она отнесет тебя к любителям вульгарного фаст-фуда, и ты не удостоишься чести попробовать шедевр поварского искусства Жан-Жака – суп с трюфелями. Уверяю тебя, он у него получается божественно. Правда, я никогда не понимал разницы между трюфелями и шампиньонами, на вкус они совершеннейшая склизь, - с нарочитым вздохом прибавляет Блейз, и они опять смеются, наполняя звоном молодых голосов гулкие своды старого замка.

Блейз проводит свою гостью по залам, переходам, башням и башенкам, галереям и оранжереям Эльфинстоуна, и Гермиона чувствует, как влюбляется в этот замок. В отличие от Малфой-Менор, он не так велик, но весь как будто пронизан светом, солнечными лучами, соткан из воздуха, а стены словно возведены из слоновой кости, хотя на самом деле, конечно, из камня. И так легко дышится под его высокими сводами, что Гермионе хочется летать и танцевать, как фее в зеленом приволье леса. Она то и дело улыбается Блейзу, беспричинно смеется. Кажется, впервые, с того времени, как она очнулась беспамятная в Золотой спальне Малфой-Менор, ей так легко на душе. Блейз чувствует это и старается показать ей как можно больше чудес Эльфинстоуна. Секунды складываются в минуты, минуты в часы. Время летит быстрокрылой птицей, совсем незаметно.

Они побывали в конюшне, где в просторных стойлах стоят не менее удивительные, чем фестралы, кони – тонконогие, изящные, с густыми волнистыми гривами и хвостами, но их тела словно полупрозрачны, а по атласным шкурам удивительных изумрудных и сапфировых оттенков пробегают странные блики, похожие на те, которые пляшут по водной глади в солнечный день.

- Это кэлпи, - объясняет Блейз, ласково поглаживая лазурно-синего жеребца, косящего зеленым глазом, - водяные лошади. Днем на них можно ездить, или они могут стоять в стойлах, а ночью возвращаются в реку. Это дар реки одному из моих предков за то, что он не допустил, чтобы она пересохла.

В ладони Гермионе тыкается морда голубой, словно небо над ними, лошади. У нее белоснежная грива и белая звездочка на лбу.

«Ты ничего не припасла вкусненького?» - укоризненно фыркает кобылка, - «ну какая же ты бестолковая».

Гермиона смущенно наколдовывает яблоко, и Синяя Звездочка довольно хрупает.

- А ты ей понравилась, - Блейз завороженно наблюдает, как руки Гермионы почесывают лошадь за ушком, скользят по морде, треплют густую челку, - кэлпи никогда не возьмут еду из рук человека, который может причинить им зло.

- Она славная, просто умница, - уверенно говорит Гермиона, видя, как требовательно уставилась Синяя Звездочка на ее волшебную палочку, из которой появилось такое вкусное лакомство.

После конюшни Блейз проводит ее в оранжерею, вернее, одну из оранжерей.

- Это полностью мамина вотчина. Не уверен, что она тебя заинтересует, - скептически хмыкает он, - но буквально на днях там распустился один цветок. Знаешь, почему-то он напомнил мне… хм… одного человека….

- Почему? – Гермиона с веселым удивлением встряхивает головой, непослушный каштановый водопад на какое-то мгновение откидывается назад, но потом опять волнами ложится на плечи, обрамляя лицо девушки.
Она и не подозревает, как хороша в эту минуту – легкая, тоненькая, переполненная непонятной ей самой радостью, от которой нежно розовеет румянец на щеках, и сияют глаза, блеск которых не могут притушить даже густые ресницы.
Блейз не может отвести зачарованного взгляда от ее лица, полуоткрытых и словно зовущих губ, прикосновение к которым снится ему ночами уже давно.
Гермиона повторяет свой вопрос и с долей ехидцы в голосе осведомляется:

- Ау, Блейз, я тебе уже надоела?

- Что, прости? Я, кажется, задумался.

- Да уж, - строит гримаску Гермиона, - у меня было такое ощущение, что ты где-то далеко-далеко. Признавайся, - хитро щурится она, - кто эта счастливица?

- Кто?

- Ну та девушка, о которой ты вспомнил? Ты же подумал о ней, это было сразу понятно. Так кто она? Только не говори, что это Эйвери, иначе я потеряю к тебе всякое уважение.

- Мерлин, Гермиона, - в первое мгновение Блейз даже теряется, - ни о ком я не думал!

- Не-ет, мистер Забини, меня вы не обманете! Это точно была девушка!

- Нет!

- А почему ты так покраснел?

- Я вообще никогда не краснею!

- А сейчас покраснел!

- Нет!

- Да!

- Нет!

- Да!

Они вступают в перепалку, как дети, смеются, так и не переспорив друг друга, и Блейзу вдруг приходит на ум – еще ни с кем он не смеялся так много, так искренне и так беспечно, словно в детстве. Но детство не в счет: когда тебе пять или десять, веселый хохот – это состояние души, свобода и легкость не обремененного до поры бытия.
Как же все просто и понятно, когда тебе десять! Но уже в одиннадцать взрослая жизнь напоминает о себе пока еще робким зовом – поступлением в Хогвартс, распределением по факультетам, сверстниками, с которыми тебе предстоит расти, жить в одной комнате, делить тайны и нехитрые секреты, радость маленьких побед и горечь обид, которые кажутся огромными. И взрослея, понимаешь, что чистая радость, которая когда-то переполняла тебя, осталась там, в далеком детстве, а сейчас она отравлена – подозрениями, завистью, обманом (вольным или невольным), ложью, торжеством над чьим-то поражением, постоянным напряжением и еще гаммой других чувств, которые тяжелым грузом обременяют душу.

Но Блейз Забини даже в детстве редко смеялся от чистого сердца. Еще подростком он умел притворяться, издеваться и язвить, умел так изощренно оскорбить человека, что до того это доходило не сразу, умел оборвать чью-то радость, сорвать цветы чьей-то надежды одной лишь убийственно-ироничной интонацией в голосе. Его никогда не волновали те, которых он унижал, тем более состязаться с Блейзом в издевательском остроумии желающих не находилось, все старались помалкивать и не попадаться лишний раз ему на глаза и на язык. Один лишь Малфой пытался огрызнуться, достойно ответить иронией на издевку, но и он нередко отступал, не пытаясь даже понять, что творится в голове Забини. А Блейз лишь равнодушно пожимал плечами и наблюдал, как обходят его свои же однокурсники слизеринцы, не говоря уж о когтевранцах, пуффендуйцах и гриффиндорцах. Но этих Блейз даже не замечал, считая всю эту толпу грязнокровок, маглолюбов и полукровок недостойными своего внимания.
Юношеский максимализм, помноженный на сверхраздутое самомнение и снобизм… Однажды оглушительно лопнувший после того, как вечно раздражавшая всех грязнокровка Грэйнджер, которая даже не могла нормально причесать свои лохматые патлы, и которую Блейз неоднократно высмеивал под ядовитое хихиканье девичьей половины своего факультета, появилась на балу в честь Турнира Трех под руку с мировой знаменитостью Виктором Крамом. Честно признаться, Блейз, как и многие, вначале ее не узнал, а узнав, не поверил собственным глазам. Это было сродни эффекту десятка разорвавшихся навозных бомб под носом у Филча. Помнится, тогда прерогатива язвить над присутствующими, в частности, над Грэйнджер, перешла к Малфою и Паркинсон. Они обсудили ее с ног до головы под громкий хохот всего Слизерина, начиная с присутствовавших нелегально или случайно третьекурсников и кончая взрослыми семикурсниками. Только Грэйнджер не обращала на это абсолютно никакого внимания, занятая разборками со своими явно приревновавшими ее дружками. А Блейз Забини впервые за время своей учебы в Хогвартсе молча наблюдал за ними, сидя за столиком и потягивая запрещенный учителями, но тем не менее пронесенный перечный эль.
Нет никаких сомнений, что Гермиона привлекла его внимание не своей неземной красотой, которой она никогда и не отличалась, а в первую очередь тем, что на нее обрушил свои чувства такой парень, как Крам. Виктор был из чистокровной семьи, богат, знаменит, его носили на руках, его фирменная мрачность хмурилась со всех квиддичных плакатов, а он влюбился в лохматую грязнокровку! Нонсенс, загадка, достойная загадки Бермудского треугольника.
С того бала Блейз тенью следовал за Грэйнджер, смотрел, сравнивал, анализировал, делал выводы. К сожалению, неутешительные для себя. Как могла ему, Блейзу Забини, представителю и наследнику древнейших и знатнейших родов Италии и Англии, в крови которого не было и капли грязной магловской крови, понравиться маглорожденная колдунья, выросшая в совершенно чуждом ему мире презренных людишек, понятия не имеющих о волшебстве? Как?! Какие законы могут объяснить то, что ему просто необходимо видеть ее каждый день, знать, что она ходит по тем же коридорам, что и он, и можно, идя в толпе слизеринцев, выцепить и проводить ее взглядом, отметив, что сегодня у нее усталый вид, что рыжий придурок Уизли опять чем-то обидел ее, и она, хоть и сердится, но уже ищет повод, чтобы помириться?
Ему просто до боли необходимо было чувствовать, что она сидит на тех же уроках, на неизменной второй парте в соседнем ряду. Почему-то знать о ее присутствии стало острой необходимостью, выкручивающей жилы судорогой, мучительной до темноты в глазах и одновременно жизнедарующей, залогом того, что он, Блейз Забини, существует на этой земле, в этом пространстве и времени.
Но им было всего лишь по четырнадцать, и слишком сильны были традиции, привычки, сложившаяся ситуация вражды факультетов. С самого первого курса сложилось так, что Блейз оставался в тени, был Серым Кардиналом в непрекращающемся противостоянии Гриффиндора и Слизерина, а признанным лидеров слизеринцев стал Драко Малфой. Все стычки и схватки с гриффиндорцами происходили под его предводительством и с его подачи. К шестому курсу Блейз с уверенностью мог сказать, что главным врагом всего Гриффиндора и Гарри Поттера в частности был Малфой, ставший для последнего, без преувеличения, олицетворением едва ли не вселенского зла, почти не уступая в этом почетном титуле Темному Лорду. А Блейз предпочитал держаться от этих склок в отдалении. И Гермиона Грэйнджер даже не догадывалась о его чувствах, о том, что один из ненавидимых ею слизеринцев жадно следит за каждым ее жестом, каждым взглядом, знает, до которого часу она сидит в библиотеке, знает, что когда она улыбается, на левой щеке появляется ямочка, что она не любит тыквенный сок, предпочитая яблочный, что она слишком терпелива, но если выходит из себя, пламя гнева обжигает всех вокруг. Для Гермионы Грэйнджер из слизеринцев существовал только Драко Малфой, враг, который беспрестанно оскорблял ее, то и дело вставал на пути ее друзей, за исключение которого из школы, она, отнюдь не будучи злопамятной и мстительной, отдала бы, наверное, все, что у нее было ценного, пожертвовала бы даже своими книгами. Блейза Забини для нее не существовало.
Но Блейза устраивало такое положение дел. Он надеялся, что если Грэйнджер меньше будет попадаться ему на глаза, если они не будут сталкиваться даже в традиционных перепалках, то огонь в его сердце, зажженный кареглазой гриффиндоркой, постепенно затухнет, перестанет терзать его словно раздвоившуюся душу. И как же он ошибался! Бесконечно мудрое Время показало, что этот огонь нельзя затушить, нельзя затоптать, он горит чистым пламенем, омывая все существо Блейза целительной силой, освобождая ее от всего наносного, от ненужной шелухи и поверхностных чувств. Ибо что есть Любовь как не очищение?

Гермиона и сейчас не подозревает, что творится в сердце и душе Блейза, когда она находится так близко от него, что он может ощущать свежий аромат ее духов, чувствовать тепло ее тела. Она ждет, когда он покажет ей этот диковинный цветок, который, по словам Блейза, похож на кого-то. Парень проводит рукой по волосам, стряхивая с себя оцепенение, и широким жестом распахивает двери огромной оранжереи. Запахи теплой влажной земли, ароматы цветов, прелой листвы окутывают их.

- Nox, - и в просторном застекленном помещении вмиг становится темно, хотя за огромными окнами ясный день.

- Ты что, Блейз? – возмущается Гермиона, за что-то зацепившись, и хватается за его вовремя предложенную руку, чтобы не упасть.

- Так надо, - заговорщически шепчет парень, увлекая ее в глубь оранжереи, - чш-ш-ш! Этот цветок не любит громких голосов. И смотри…

Гермиона хочет ехидно возразить, что в этой тьме она не видит и собственных ног и рук, не то, что какой-то цветок, но вместо этого тихо ахает.

На расстоянии метра от них медленно разгорается огонь, не белый, не желтый, не красный, не синий. Цвету его пламени нет определения, он воплощает в себе представление о чистом свете, незапятнанном, незамутненном, том свете, который, наверное, видит ребенок, приходя в этот мир. Гермиона приближается и видит, что чашечка цветка состоит из сердцевинки и пяти круглых лепестков, плотно прилегающих друг к другу. Цветок прекрасен в своей простоте и чистоте, в своем свете, который, кажется, струится от него волнами и становится все ярче. А вместе со светом появляется музыка – тихие перезвоны серебряных колокольчиков, нежный переливчатый голос свирели, и чуть-чуть светлой грусти скрипки. А потом даже можно разобрать слова, совсем тихие, но отчетливо слышные в тишине и врезающиеся в память, словно вырезанные острым ножом на мягком дереве.

Мир, где ветер холодный
Звезды лета задул,
Мир, где птице свободной
Крылья вырвали вдруг,
Мир, где лживой воровкой
Называют любовь,
И на вздохе коротком
Леденит в жилах кровь,
Где тяжелой походкой
Марширует обман,
И узорчатой плеткой
Загоняют в капкан,
Мир, где призрачной сказкой
Позабылось добро,
Этот мир стал прекрасным
После встречи с тобой!


Блейз и Гермиона замирают, боясь помешать, боясь громко вздохнуть или пошевелиться. Словно околдованные, они стоят в темноте оранжереи, посреди которой сияет Чудо.
Они выходят из комнаты молчаливые, притихшие. Уже пройдя несколько залов, Гермиона шепчет:

- Как он называется?

- Звездный Светоч.

- Странное название для цветка.

- Да, - Блейз задумчив, - я тоже так думал. Знаешь, раньше он не пел.

- И странная песня, такая… словно ее сложил кто-то из нас, то есть… даже не могу подобрать слов…, - Гермиона замолкает и не решается задать Блейзу вопрос: кого же напомнил ему цветок?

Парень машинально кивает, открывает перед девушкой дверь в очередной зал и навстречу ему с визгом кидается кто-то маленький, кудрявый и синеглазый.

- Б-у-у, дядя Блейз, ты испугался?

- Бьянка!

Блейз подхватывает на руки маленькую девочку в длинном бархатном платьице и, смеясь, целует ее.

- Бьянка, cara mia, я уже по тебе соскучился.

- Я тоже, дядя Блейз! Как хорошо, что март еще далеко! Но у дедушки Беницио на вилле было так весело! А бабушка обещала купить мне настоящую метлу. У моей Фифи появились маленькие котятки, они такие забавные! Дядя Блейз, а ты разрешишь полетать на твоей метле, пока бабушка не купила мне ту, которую мы видели в магазине? Я не упаду, честное слово! Синяя Звездочка меня узнала, она мне улыбнулась! Ой, дядя Блейз, а это кто?

Блейз спускает девочку с рук, а Гермиона не может сдержать улыбки. Забавная малышка. Ей, наверное, лет пять-шесть, смоляные черные кудри и удивительно синие глаза под разлетом темных бровок, круглые румяные щечки и губки бантиком. Когда она вырастет, немало сердец разобьется от взгляда этих глаз.

- Это Гермиона, она наша гостья, а вам, маленькая сеньорита, вначале не помешало бы поздороваться, - Блейз притворно строго смотрит на девочку.

- Привет! Ты девушка дяди Блейза? – Бьянка явно не страдает от скромности.

- Нет! – Гермиона чувствует, как запылали щеки.

- Бьянка, piccina, ты неприлично себя ведешь.

Девчушка делает большие невинные глаза.

- Я же просто спросила! Гермиона, а ты умеешь летать на метле?

- Умею, только плохо, - улыбается Гермиона, - я боюсь высоты.

Синие глаза округляются еще больше.

- Правда? Ой, а я не думала, что взрослые чего-то боятся. А дядя Блейз ничего и никого не боится! Ты знаешь, Гермиона, - Бьянка доверительно тянет девушку за рукав и отводит в сторону, - не подслушивай, дядя Блейз, это наши женские разговоры.

Блейз виновато разводит руками.

- Ты знаешь, Гермиона, дядя Блейз очень хороший, он самый лучший, правда-правда! – девочка серьезно кивает, - только иногда бывает ужасно занудным, что прямо хочется его ущипнуть. Но это ничего, на самом деле он не такой, ты не думай.

Гермиона ошарашенно молчит, изумленная таким натиском со стороны этой маленькой, но не по возрасту развитой девчушки. Та продолжает болтать о Блейзе, которого она, видимо, обожает. А Блейз, которого трудно представить без язвительной усмешки, и который, не меняясь в лице, может насмехаться даже над надменной красавицей Одиссой Эйвери, мнется в сторонке, послушный воле своей маленькой племянницы.

- Бьянка, опять куда-то убежала, маленькая шалунья! – в зале грациозно появляется Фетида Забини, - Блейз, дорогой, ты дома?

- Да, мама, у нас гости.

Фетида чуть приподнимает брови, но учтиво и почти радушно, как того требует этикет, кивает Гермионе.

- Здравствуйте, мисс Грэйнджер. Рада видеть вас в Эльфинстоуне.

- Здравствуйте, миссис Забини, спасибо за прием, - вежливо откликается Гермиона.
Мать Блейза она видела лишь пару раз мельком, но уже слышала, сколько раз та побывала замужем.

- Надеюсь, вы хорошо провели у нас время?

- Да, замок просто прекрасный, а Блейз показал мне все его чудеса.

- Я рада. Бьянка, riecco mio, нам пора, ты не забыла, что мы идем на день рождения к Розье?

- Ой, бабуля, - канючит Бьянка, - можно, я останусь с дядей Блейзом и Гермионой? У Розье будет так скучно, и я терпеть не могу Брайана, он дразнится и дергает за волосы!

- Мы приглашены, и визит уже нельзя отменить, - Фетида поправляет внучке кружевной воротничок, - попрощайся.

- Пока, Гермиона, до встречи! – капризно надувает губки девочка, - ты же еще придешь к нам?

- Я постараюсь.

- А кто будет целовать дядю Блейза на прощание?

- Ti voglio bene, zio! Ciao, ci vediamo!

Бьянка хохочет и, звонко расцеловав Блейза, исчезает вместе с Фетидой в зеленом огне камина.

- Извини за эту семейную сцену, - Блейзу немного не по себе.

- Твоя племянница просто чудо, такая непосредственная и живая.

- Эту черту характера она точно унаследовала не от отца. Из Ренцо невозможно было вытянуть и слова. Итак, сеньорита, я обещал вам шедевр чревоугодия в исполнении Жан-Жака. Вуа ля!

Блейз распахивает дверь, и Гермиона, переступив порог комнаты, в очередной раз за этот день потрясенно ахает. Над ее головой раскинулось черным бархатным куполом ночное небо! Мерцают звезды, яркие и крупные, словно гроздья цветов, светлой полосой стелется Млечный путь, немного размытыми разноцветными пятнами и спиралями заметно сияют галактики, можно даже заметить, как они медленно кружатся.

- Блейз, что это?

- Это, так сказать, моя личная обсерватория.

Блейз ведет ее к изящно сервированному на двоих столику в середине зала, на котором таинственно мерцают свечи.

- В одно время я вдруг воспылал страстью к астрономии и астрологии и едва не довел маму до истерики, объявив, что стану астрологом-предсказателем. Она, естественно, была категорически против, но оборудовала этот зал, решив, что мне надо… э-э-э… перебеситься. И она оказалась права. Едва я углубился в изучение звезд, комет, планет, их орбит и прочей чепухи, как мне стало невыносимо скучно. Одно дело – отсиживать два часа в неделю на уроках профессора Синистры, другое – заниматься этой бредятиной каждый день. И теперь, - Блейз ослепительно улыбается девушке, - я использую этот зал только в редких и торжественных случаях, - как, например, этот. Что может быть прекраснее звезд? Еще Кант сказал: «Моральный закон во мне, и звездное небо надо мной». За тебя! - он поднимает бокал с вином.

- Не знала, что ты романтик. Как повезет твоей будущей жене! – Гермиона, лукаво улыбаясь, поднимает в ответ свой бокал.


Блейз качает головой.

- Смею тебя заверить, ты ошибаешься. Я сухой и нудный реалист, и с моей точки зрения, брак – слишком серьезная вещь. Я пока не чувствую никакого желания обременять себя его узами.

- Ну вот, испортил все впечатление, – всплескивает руками Гермиона, - а как же любовь?

- А кто сказал, что брак обязательно подразумевает любовь? – вскидывает бровь Блейз, - по-моему, это скорее исключение, чем правило. Люди обычно женятся или выходят замуж по традиции, потому что так принято. Либо из-за привычки, либо из-за нежелания и страха остаться на старости лет одному. А еще, как в нашем обществе, брак – это всего лишь взаимовыгодное соглашение, заключаемое с целью получения некоторой суммы галлеонов, обычно достаточно внушительной, или необходимых связей, а также с целью сохранить в чистоте свою кровь и достойно продолжить род, берущий начало, как гордятся некоторые наши аристократы, едва ли не со времен австралопитеков. Только так и не иначе.

- Нет! – убежденно восклицает Гермиона, - однажды ты встретишь ЕЕ и поймешь, что все твои нынешние рассуждения и кната не стоят, и что больше всего на свете ты хочешь, чтобы она стала твоей женой и матерью твоих детей. А то, что ты не встретил ее до сих пор, не означает, что не встретишь в будущем.

Блейз маловразумительно хмыкает, но молчит, лишь пристально и как-то загадочно взглядывая на Гермиону, которая смущенно отводит взгляд. Кажется, это опасная тема. Лучше помолчать. Тем более, что вино многолетней выдержки превосходно, а блюда и в самом деле изумительны. Девушка отщипывает кусочек чего-то, похожего на сладкую булочку, воздушную и просто тающую во рту.

- Бьянка твоя родная племянница? – интересуется она, благоразумно решив не возвращаться к опасной теме любви и брака.

- Да, она дочь моего старшего брата.

- У тебя есть брат? – удивляется Гермиона, подумав, как, в сущности, мало мы интересуемся теми, кто предпочитает помалкивать о своей жизни. Если бы не Бьянка, она, наверное, и не узнала бы, что у Фетиды Забини два сына.

- А что, у меня не может быть брата? – ехидничает Блейз, но быстро становится серьезным, - есть, вернее, был.

Чуткая Гермиона замечает, как темнеет его лицо.

- Прости, - она тихо касается его руки, - он… умер?

- Погиб, два года назад. Он и Кьяра, его жена.

- У Бьянки нет ни отца, ни матери?! – девушка непроизвольно вздрагивает, вспоминая хорошенькую жизнерадостную девочку.

- Нет. Вместо этого у нее куча родственников с обеих сторон, несколько вилл в Италии, а также внушительные счета почти во всех надежных европейских банках.

- Как это случилось?

- Случайно и нелепо, как все, что происходит в мире, - Блейз криво усмехается, но в глазах ночным сумраком мелькает боль, - Авроры пытались схватить Темного Лорда, связались со своими итальянскими «коллегами» и устроили засаду на вилле родителей Кьяры, якобы, Его сторонников. Тогда пострадали многие ни в чем неповинные люди. Когда эти идиоты ворвались, паля заклятьями направо и налево, Его, естественно, там не оказалось. И не могло быть. Италия далеко от Англии, и итальянцам нет никакого дела до того, что творится у нас. А Беницио и Кларита Сконти и вовсе далеки от идей, проповедуемых Темным Лордом. Это был ложный след, пущенный кем-то из окружения Лорда. По крайней мере, так считаю я. Был день рожденья Бьянки, ей исполнилось три года, собрались друзья и родные. Никто из гостей не погиб, отделались только испугом и ранами. В общей суматохе никто ничего не понял. А самое страшное – потом, когда нашли Ренцо и Кьяру…

Блейз чувствует, что должен выговориться, должен рассказать этой девушке с внимательными карими глазами все, что накопилось у него в душе, что рвалось и билось, но не находило выхода.
Смерть единственного брата.
Отчаянное беспросветное горе матери.
Ее мучительный страх за него, оставшегося в живых, тяжелой цепью сковавший по рукам и ногам.
Ее гнев, который толкнул ее в ряды сторонников Волдеморта.
Его сопротивление происходящему.

Сколько раз они с пеной у рта доказывали друг другу, что его или ее позиция единственно верная! Блейз уговаривал мать не торопиться с опрометчивым решением, приняв которое, она нерушимыми узами связывалась с Волдемортом. Он считал, что лучше нейтралитет, невмешательство, как было раньше, чем открытое вступление в ряды тех, кто так или иначе причастен к убийствам множества людей. Это касалось как Пожирателей Смерти, так и Авроров.
Обезумевшая, не желавшая ничего слушать Фетида, в свою очередь, яростно кричала, что ее сын и невестка ничего никому не сделали, они были в стороне от этой необъявленной войны, и что это им принесло?
С этим невозможно было не согласиться. Блейз понимал и искренне жалел мать, в те черные дни повзрослев так, что в иные минуты казался старше ее по суждениям и точке зрения. Фетида не послушала сына, и Темный Лорд стал частым гостем в ее замке.
Но сама ринувшись в пропасть, она обезопасила Блейза. Он не знал, каким образом, но Лорд никогда не упоминал о принятии им Черной Метки, как то случилось, например, с молодыми Малфоем, Ноттом, Крэббом, Гойлом и другими его сверстниками, родители которых тоже были Пожирателями. Вдобавок Фетида провела над ним какой-то обряд, в результате которого Блейз почти месяц провалялся в постели в каком-то туманном горячечном полузабытьи, единственной реальностью в котором были прохладные руки матери на лбу. Действие обряда, как он подозревал, заключалось в том, что никто, даже Темный Лорд, не мог прочитать его мысли, не мог наслать проклятье. Обряд также давал защиту, которая приостанавливала действие даже Империуса и Круциуса, правда, на несколько секунд, но иногда и эти секунды могут стать решающими. В каком-то смысле Блейз Забини стал неуязвимым.
Потеряв одного сына, Фетида предприняла все меры, чтобы второго не постигла та же участь, но заплатив за эту неимоверно высокую цену – пожертвовав оставшимися годами своей жизни, которой было отмерено сорок четыре года. Срок истекал через три года. Но об этом не знал никто, и тем более Блейз.

Ренцо, Ренцо, всегда молчаливый, добродушный, спокойный. И Кьяра, милая, забавная, быстро вспыхивающая, и тут же забывающая обиды…
Они были так молоды, так любили друг друга. Малышка Бьянка унаследовала чистые синие глаза отца и легкий живой характер матери.

- Ренцо старше меня на четыре года, - голос Блейза глух и невыразителен, но Гермиона чувствует, что сейчас не надо его прерывать, не надо унижать жалостью.
Он должен преодолеть это, рассказав, каким был его брат, что Блейз чувствовал, когда тряс его безжизненное тело, крестом распластанное на сверкающем паркете празднично украшенного зала виллы Сконти, и в руке Ренцо безвольная холодеющая рука Кьяры…

- Ты, наверное, слышала, сколько раз моя мать была замужем. Ее обсудили и осудили во всех гостиных магической Англии. Но в первый брак с нашим отцом она вступала по любви. То самое исключение из правил. Так удачно получилось – два равно богатых знатных семейства. Их матери, Скай Забини и Гвендолин Фонтейн, мои бабушки, были близкими подругами и предназначили своих детей друг другу едва ли не с пеленок. Мама и отец с детства были неразлучны, идиллическая любовь, - грустно усмехается Блейз, - их свадьба была пышной и веселой, появился Ренцо, потом я. Наверное, им казалось, что будущее не будет омрачено ничем. Но было проклятье… В отца влюбилась какая-то сумасшедшая, вообразившая невесть что. К несчастью, она оказалась достаточно сильной волшебницей, и ее гнев обрушился на маму. Она прокляла ее, обрекая на вечное одиночество. Родители не обратили на нее внимания, посчитав, что это пустые угрозы. И напрасно. Когда мне было пять, отец упал с кэлпи и ударился виском о камень. Мама была убита горем. Я помню, как она не выходила из их спальни, ничего не ела, не хотела жить. Мы с Ренцо прятались за портьерами в коридоре и днями сидели на подоконнике, скрытые от всех. Ренцо, как старший, все повторял, чтобы я не плакал. Но я и не плакал, слишком был мал, чтобы понять, что папы больше не будет. После похорон был безобразный скандал. Мама хотела забрать нас в Англию, но родственники отца, в первую очередь, дедушка Витторио, считали, что наследники древнейшего рода Данте Забини должны жить в Италии. Фонтейны настаивали, чтобы мама вернулась в родной замок. Нас буквально разрывали на части. В конце концов Гвендолин и Скай, едва не поссорившиеся впервые за всю жизнь, пришли к обоюдному компромиссу. Блейк Лоренцо Чезаре Ромуальдо Меницио Леонардо Каставельтрано Данте Забини, как старший сын, остается в Италии, а я отправляюсь с мамой в Англию. Дело на самом деле было решено полюбовно. Ренцо должен был унаследовать все состояние Забини, а я – продолжить род Фонтейнов, у которых не осталось наследника по прямой линии. Мама была вынуждена согласиться.
Вот так получилось, что к моему имени прибавилась еще одна фамилия. А мама после этого все пыталась найти свое счастье, но увы, максимум через год после свадьбы она становилась вдовой. Впрочем, нас с Ренцо она любила и никогда не делала того, что могло нам повредить. Мы встречались с ним достаточно часто, вместе проводили лето и в принципе почти не ощущали, что живем в разных странах. Удивительно, знаешь – мы с ним были абсолютно непохожи. Все родственники удивлялись, как такое возможно. Но в нас не было ни одной черты, которая говорила бы о том, что мы родные братья, даже во внешности. Он – синеглазый блондин, я – брюнет. Романтиком всегда был Ренцо, а не я. Мой цинизм и взгляды приводили его в ужас. А его воспитали Забини, которые отличались редкой для такого знатного рода терпимостью в вопросе о чистоте крови. Он женился рано, в семнадцать лет, на девушке, которую полюбил, в восемнадцать они стали родителями, а в двадцать один погибли. Почему такая несправедливость? За что? Они должны были жить, а не умирать! Ренцо за всю свою недолгую жизнь и эльфа-домовика не обидел, а Кьяра была просто ангелом. Меня все время терзает мысль – наверное, должен был погибнуть от шального заклятья я, а не они. У меня нет жены, детей, друзей, только мама. Не сомневаюсь, никто и не вспомнил бы о Блейзе Забини, а многие лишь вздохнули бы с облегчением.

В голосе Блейза стынет злость, смешанная с тоской, побледневшие пальцы крепко сжимают ножку бокала. Он ушел в себя и почти не видит девушку, в карих глазах которой плещется сочувствие. Гермиона тихо отвечает:

- Когда идет война, страдают и виноватые, и невинные. Нельзя понять, почему кто-то радуется жизни, а те, кто достойны были жить, уходят первыми. Наверное, это какой-то глупый и жестокий закон природы.

- К дьяволу этот закон! – бокал в руке Блейза жалобно хрустит и взрывается острыми брызгами.

Он недоуменно смотрит на алые капли, набухающие на порезе на руке. Гермиона охает, тут же палочкой останавливает кровотечение и перевязывает рану.

- Прости, - Блейз виновато отводит взгляд, - вместо легкой приятной беседы получился слишком тяжелый разговор.

- Блейз, послушай меня, - Гермиона серьезна, осторожно поглаживает пораненную руку Блейза, - что случилось – то случилось, этого уже не вернуть. Не твоя вина, что твой брат и его жена погибли. Не смей даже думать, что ты никому не нужен или виноват в их смерти! У тебя есть семья – мама, малышка Бьянка, и у тебя есть друзья – я, Драко. Когда-нибудь будет и любимая. Все будет хорошо, поверь мне.

Блейз усмехается, когда она причисляет Драко Малфоя к его друзьям, но ему до боли хочется верить, что и в самом деле все будет хорошо, как обещает Гермиона. Ее слова, ровный, успокаивающий тон вселяют уверенность в себе, даруют силы, прогоняют сомнения и горечь и снимают тяжесть с души. Блейз благодарно улыбается девушке и получает в ответ лучистый взгляд карих глаз.


* * * * *

Вечером, уже в своей комнате в Малфой-Менор Гермиона расчесывает волосы и вспоминает рассказ Блейза, вернее, то место, где он говорил про каких-то Авроров, напавших на виллу. Еще тогда ее сердце странно замерло, а потом участило свой стук. В голове словно прозвенел колокольчик, и на безумно короткий миг показалось, что она знает что-то, связанное с этими Аврорами. Показалось или на самом деле? Возможно, к ней возвращается память?

Авроры, Авроры – чем больше она повторяет это слово, тем больше в ней крепнет уверенность, что она знает, да-да, и даже может что-то припомнить, что-то очень смутное, но важное. Какой-то огромный дом, очень темный и мрачный, портрет безобразной старухи, люди… нет, их лица она не помнит, лишь какие-то абстрактные фигуры.
И вдруг резко и отчетливо в памяти всплывает имя – Гарри, а за ним еще одно – Рон.
Гермиона роняет расческу. Ее дыхание прерывается от волнения. Кто такие Гарри и Рон?! Авроры? Что связывало ее с ними? Девушка мечется по комнате, обхватив голову.

Ну же, вспоминай, вспоминай!

Нет, недолгое пробуждение ее воспоминаний, спящих в плотном коконе наложенного заклятья, вызывает неприятное сосущее ощущение под ложечкой. Противно начинает кружиться голова, и обессиленная от возбужденного лихорадочного всплеска, Гермиона падает на кровать. Значит, она начинает вспоминать! Господи, какое облегчение! Тяжело жить в забвении, не помня, кто ты такая…

Последняя мысль засыпающей девушки: «Завтра я скажу об этом Драко».


А в пустом гулком зале, в противоположном крыле замка, Драко стоял у огромного темного окна, за которым угрюмо и безрадостно завывал ветер, снова нагоняя снежные тучи. Первые редкие снежинки с тихим звоном бились в стекло, словно жалобно просились в теплую комнату. Ночь безмолвно заглядывала в глаза Драко, пытаясь понять, почему так мрачен наследник Малфоев, почему сжаты губы, и нахмурены брови.

«Одиннадцатый день! Она провела одиннадцатый день с Забини! Убежала за ним, едва он поманил ее пальцем…»



  <<      >>  


Подписаться на фанфик
Перед тем как подписаться на фанфик, пожалуйста, убедитесь, что в Вашем Профиле записан правильный e-mail, иначе уведомления о новых главах Вам не придут!

Оставить отзыв:
Для того, чтобы оставить отзыв, вы должны быть зарегистрированы в Архиве.
Авторизироваться или зарегистрироваться в Архиве.




Top.Mail.Ru

2003-2025 © hogwartsnet.ru