Глава 15Гарри со стуком положил перед Слизерином сверток, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство. Старался он зря: все внимание черноволосого основателя тут же было посвящено принесенной вещи.
Аккуратно развернув ткань, Салазар взял медальон в руки.
- Может, не стоит его трогать… так? – нахмурившись, произнесла Ровена, но Слизерин лишь пожал плечами.
- Не вижу необходимости в перестраховке. Предмет как предмет, - бросил он, не отрывая взгляда от медальона.
- Зараза к заразе не липнет, - шепнул Рон на ухо снова севшему рядом с ним Гарри, но тот, казалось, даже не услышал слов друга, сверля взглядом Слизерина.
Постепенно в аудитории установилась тишина. Холеные белые пальцы Салазара скользили по золотой поверхности медальона, то и дело повторяя контур выложенной изумрудами буквы «S» В какой-то момент мужчина прикрыл глаза, продолжая исследовать предмет на ощупь и, возможно, при помощи иных чувств.
- Занятно, - голос Слизерина разрезал тишину столь внезапно, что все присутствующие вздрогнули. – Обычно в крестанжи заключают половину души, но тут…
- Что такое крестанж? – перебил его Годрик. Салазар бросил на него чуть усталый взгляд, однако снизошел до объяснения:
- Крестанж – это предмет, в который человек помещает часть своей души, сопровождая сие действо определенным ритуалом. Если основное тело этого человека будет убито, то оставшийся в безопасности кусочек души сможет вернуть его к жизни… в определенном роде. Конечно, это не совсем полноценная жизнь, но те, кто стремится существовать как можно дольше, готовы удовольствоваться и этим.
Дело в том, - продолжал Слизерин, не давая Гриффиндору, пожелавшему сказать еще что-то, вставить ни слова, - что душа – это нечто цельное по определению. Расщепленная душа неполноценна; эмоции притупляются. Человек, расщепивший душу, не может ни полюбить, ни испытать счастья. Но тем не менее, есть такие, кого подобные жертвы не останавливают. Так что неудивительно, что всегда находились люди, готовые создавать крестанжи. Однако сейчас я держу предмет, содержащий не половину, не треть и даже не четверть души… Здесь совсем маленький кусочек, а это наводит на мысль, что душу разделили на шесть-восемь частей.
- На семь, - мрачно подал голос с места Гарри. Теперь молчать было уже бесполезно.
- На семь, - кивнул Слизерин и бросил на юношу пристальный взгляд. – Возможно, вам известно, чье это и где находятся остальные предметы?
- А с какой стати я буду это вам рассказывать? – Поттер подобрался, готовясь сопротивляться. – Впрочем, чье это – вы и сами прекрасно знаете. Ну и почему я должен помогать предку Волдеморта?
Салазар брезгливо поморщился.
- Молодой человек, не советую разбрасываться подобными словами. Впрочем, я так понимаю, в ваше время даже чистокровные маги уже забыли, зачем им так нужно беречь свою чистоту – что уж говорить о полукровках и прочей грязи.
- И зачем же это нужно? – голос Гермионы прозвучал слишком звонко, на высокой ноте пресекая попытку Гарри ответить основателю. Девушка поднялась со стула, хотя и не стала выходить из-за парты. – Мне всегда, с того самого момента, как я узнала, что я – волшебница, было интересно, чем же чистокровные маги так отличаются от всех остальных? Как одна кровь может быть лучше другой?
Слизерин возвел глаза к потолку.
- Я что, должен прочитать лекцию на заданную тему?
- Почему бы нет? – кудрявая девушка выглядела как человек, готовый добиваться своего требования любой ценой. – Вы же были преподавателем – вот и преподайте урок. А потом вернемся к крестанжам.
- Ну что ж, - помолчав, неожиданно согласился Салазар. – Пожалуй, действительно нужно расставить все точки над «i» в этом вопросе, иначе мы будем вынуждены возвращаться к нему вновь и вновь.
В вашей программе этого не осталось даже на уроках Истории Магии, - голос Слизерина неуловимо изменился, став чуть напевным и обогатившись более низкой тональностью, мягко заставляющей концентрировать внимание на говорившем. – Жаль, очень жаль, что современных волшебников заставили забыть свое прошлое – во имя эфемерного равенства!
Равенства не существует. Это миф.
Возможно, для новой формы магии, той, которую вы применяете, размахивая волшебными палочками, чистота крови действительно имеет меньшее значения. Об этом я говорить не буду. Я не очень-то глубоко изучал ее, она чужда моему духу. Я скажу о Древней Магии.
Вы называете ее Темной Магией, даже, отдавая ей специфическую дань, Темным Искусством. Строго говоря, «свет» и «тьма» - это человеческие мерки, то что людям мило и удобно, они называют светом, то, чего боятся и чего не понимают – тьмой. На самом деле Древняя Магия не темнее римской…
- Ты не совсем прав, Салазар, - негромко перебила оратора Ровена. – Ни для кого не секрет, что Древняя Магия требует жертв, она не бывает безвозмездной. Она более разрушительна и куда более жестока…
- Жестока? – Слизерин снова перехватил инициативу. – Ее можно назвать жестокой точно так же, как жесток учитель, розгами секущий нерадивого ученика. Бездарям, глупцам, лентяям не место в магическом пространстве! Маг должен полностью осознавать свою ответственность перед собой и миром. А эти детские игрушки, даруемые римской магией – не более чем забава для дилетантов!
Годрик с тихим стоном растекся по парте. Хельга, бросив на него сочувственный взгляд, рискнула встрять в разговор:
- Ровена, Салазар… У вас еще будет время вступить в академический спор. Но мы-то не можем сидеть тут вечно. Пожалуйста, выразите свои мысли как-нибудь покороче.
- И попроще, - не поднимая головы, добавил Годрик. – Ибо не все разделяют вашу любовь к научной болтовне.
Слизерин презрительно фыркнул, однако продолжил.
- В общем, в какой-то мере Ровена права. Древней Магии нужно доказать, что ты готов слиться с ней. Именно слиться – став единым целым. Используя римскую магию, волшебник, лишившись палочки, становится беспомощным, как калека, у которого отняли костыли. Те, кто выбрал себе этот более простой способ, рискуют в любой момент оказаться уязвимыми. Те же, кто принес в жертву годы прилежания и усердия – о, того воистину можно назвать настоящим чародеем. Ему не нужны ни деревяшки, нашпигованные магической ерундой, ни какие-либо артефакты. Магия проникает в человека, создавая из него Волшебника.
Люди, - только что гремевший голос Салазара внезапно понизился, стих до еле различимого шороха, заставляющего затаить дыхание и внимать каждому негромкому звуку, - поколение за поколением посвящающие себя великому служению, погружаются в суть Древней Магии, а та, в свою очередь, пронзает их плоть, перемешиваясь с кровью. Дети, рожденные от союза двух посвященных, появляются на свет, уже неся в себе этот величайший дар. И, в свою очередь вступая в контакт с чудесной силой, многократно усиливают его.
Как человек излучает тепло, так же он излучает и магию. Место, где живет семья, повенчанная с Древней Магией, постепенно пропитывается этой сущностью. Дома старинных родов сами являются членами семьи. Земля помнит каждого волшебника, ступавшего по ней. Это – своеобразный круговорот магии в природе. На
своей земле маг сильнее всего. Это отсюда идет выражение, что «дома и стены помогают», и что «мой дом – моя крепость».
- Что за глупости, - Гермиона нахмурилась, обдумывая полученную информацию. – Если верить вашим словам, магия – это что-то вроде радиации, заражающей территорию, людей и объекты, при этом маг – это нечто вроде жизнеспособной мутации?
Если Салазар и не понял слов про радиацию, то не подал вида.
- Так вот, - спокойно продолжал он, игнорируя реплику девушки, - поэтому вопрос кровного родства крайне важен. От этого зависит, будут ли признавать новых хозяев дом, семейные реликвии и прочие ценности. Многие заклинания Древней Магии – наследственные; ими могут пользоваться или получать выгоду только члены семьи, а иногда вообще только прямые потомки.
Для чистокровных семей, - после небольшой паузы, которую на сей раз никто не нарушил, продолжал Слизерин, - вопрос наследия – один из первостепенных. Чародей из такой семьи одновременно и уникален, и – звено в золотой цепи его рода. Он четко осознает, что стоит между поколениями своих предков, которых почитает, и поколениями своих потомков, для которых должен стать достойным почитания. Если вследствие каких-либо трагических событий магический род не имеет потомков мужского пола, то требуется проведение сложного обряда, принуждающий кровь слиться с другой магической семьей. Это сложный, болезненный процесс, призванный признать нового хозяина и господина.
- Но почему обязательно мужского? – снова вскинулась Гермиона. Подобный шовинизм возмутил ее, однако, как ни странно, вместо Салазара ей ответила Ровена:
- Имя. Как волшебница, ты должна понимать, что Магия и Слово связаны неразрывно. Даже в невербальной магии надо сперва сформулировать свое желание – то есть облечь его в словесную форму. Как кровь символизирует тело, так имя символизирует дух. Женщина, выходя замуж, принимает имя своего супруга. Во времена, когда практиковали Древнюю Магию, это ослабляло магические способности замужних женщин: магия ее первой семьи не принимала ее нового имени, а магия второй семьи – ее крови. Конечно, колдовать они не разучивались, однако определенные помехи это создавало. В результате те, кто хотели сохранить свою силу в прежнем объеме, предпочитали вечное девичество… Но это значило, что они не оставляли после себя потомства – и данная ветвь «засыхала».
Мужчина же, - с горечью закончила свою речь Ровена, - сохраняет имя на протяжении всей жизни, он с рождения повенчан со своей магией, и она бережет верность ему.
- Поэтому, - едва девушка умолкла, слово снова взял Салазар, - именно женщины куда более охотно восприняли новую, римскую магию. Она, как уже было сказано, куда менее притязательна и не столь разборчива.
- Но как все это относится к Волдеморту? – Гарри решил, что с него уже хватит лекций на отвлеченную, как он считал, тему.
- Да так, молодой человек, - черные глаза Слизерина смерили юношу чуть презрительным взглядом, - что, даже если не считать, что последние из Гонтов своим недостойным поведением практически лишили себя права считаться потомками своих знаменитых предков, то их дочь, связавшись с магглом, никак не переведя на него родовой силы своей семьи, окончательно порвала все нити, связующие ее со мной. Ваш
Том Риддл не имеет ни малейшего права называться моим потомком. Он самозванец, ни по крови, ни по духу не достойный родства, на которое он претендует. Надеюсь, я ясно высказался?
Трое гриффиндорцев с сомнением переглянулись. Слизеринская логика не казалось им особенно убедительной, хотя бы ввиду того, что она была именно слизеринской. Салазар, поняв их сомнения, взглянул на Годрика. Рыжеволосый парень, уже некоторое время бездумно смотревший в окно, почувствовав взгляд старого друга, обернулся.
- Годрик, может, хоть ты скажешь своим львятам что-нибудь о семейных связях волшебников?
Гриффиндор тяжело вздохнул и повернулся к студентам.
- Ну… Я, конечно, не такой мастер говорить… Но вообще-то здесь Салазар прав. У моей семьи была несколько иная форма Древней Магии, нежели у кельтов – честно говоря, я даже не в курсе, как мы ее называли. Но моя семья не так давно перешла на римскую магию: мой дед всегда посмеивался над отцовской палочкой… Так что да, я помню законы кровного родства. Женщина по своей воле не может передать кровной связи своего рода – это должен сделать глава семьи. Да и вообще ее брак вопреки его воле не будет признан действительным.
- То есть, когда Волдеморт называет себя наследником Слизерина – это вранье? – размышляя, нахмурился Гарри.
- Судя по всему, Древней Магии он достаточно искушен, - растягивая слова, произнес Салазар. – Думаю, он в курсе формальностей. Так что это даже не заблуждение, а действительно откровенная ложь.
