Глава 15Уважаемые! По просьбе некоих людей, кои оставили отзывы под именем "Аноним", после того, как фанфик будет закончен, к нему появятся примечания: как, что, почему. Что было и чего не было. Почему что-то слегка смещено,а что-то забыто вовсе.
Часть четвертая «Снова тысяча девятисотые»
«Гарри, думай о друзьях, о родственниках, о чем хочешь, но чтобы через минуту тебя здесь не было! И не промахнись во времени, ради Бога! Прощай, Гарри!»
Голос Шпренгера был не только голосом собранного инквизитора, но и голосом старика, который очень волнуется за своего внука.
«До свидания, герр Великий Инквизитор Шпренгер!» - подумал Гарри. Ему хотелось поддержать старика, и он произнес это как можно спокойнее и улыбнулся, сморгнув слезы.
Он отвернулся и стал думать о доме. О Роне и Гермионе, что привиделись ему при пытке; о Дамблдоре и Люпине; о Снегге и Сириусе; о Дурслях. Но мысли постоянно возвращались к Шпренгеру. «Он хотел, чтоб я вернулся домой и не ошибся временем!» - подумал Гарри. «До свидания…нет, прощайте, мистер Шпренгер!»
В локоть что-то вступило. Гарри зашипел и хотел встать, но стукнулся головой.
- Черт! – выругался он.
- Эй! Эй! – глухо закричали с той стороны темноты, - больно? Вот то-то же!
Гарри так и замер. Дадли…Дадли!
- Эй! Дадли! Выпусти меня!
- С чего бы это? Сиди себе!
- Дадли! Выпусти! Хуже будет!
Господи, неужели это все было? Это не сон? А сколько прошло времени?
- А что ты мне сделаешь?
Наглость Дадли перешла все границы. А он раньше думал, что «ведьмино кресло» страшнее всего! Теперь инквизиция со всеми ее пытками временно отодвинулась на задний план.
- Дадли! – зарычал Гарри и, собравшись с силами, выбил дверь. Руку саднило. Дадли стоял у двери в холл, удивленно смотря на него.
- А почему не колдовал? – спросил он, - я так хотел, чтоб тебя исключили…
- Угу, - буркнул Гарри и насколько мог быстро прошел в свою комнату.
Сон…Сон? Просто страшный сон? Нет, это не могло быть сном!
- Эй, псих, ты где эти шмотки достал? – закричал Дадли снизу.
Гарри глянул на себя: балахон, кожаные башмаки, рубаха….Одежда, в какой он от Генриха сбежал. Он провел рукой по голове: волосы вновь топорщились. И вдруг неимоверная боль пронзила все его тело. Усилием воли он дошел до своей комнаты и рухнул на кровать.
Надо написать письмо Ордену.… Потом…Сколько времени-то? Одиннадцать? А число, число какое? Гарри кинул взгляд на календарь, где зачеркивал прошедшие дни. Он точно знал, что последний день, который он зачеркнул, был 12 августа. Вот он и зачеркнут. А на часах? Двенадцатое августа?!
Усталость ушла, а боль уже не была так существенна. Гарри лег на спину.
Значит, он в этом времени не отсутствовал вообще. Или немного. С минут десять-двадцать. Все его приключения, Шпренгер, казались выдумкой, сном, но вот же – болит! Не может же просто так болеть. И одежда, конечно…
Нет, это все было, каким бы призрачным это сейчас не казалось.
Интересно, а как там Шпренгер? Вряд ли он выжил.…Надо будет в учебнике по истории посмотреть, все же Великий Инквизитор.
Значит, и Волан-де-Морт не успел навредить его друзьям!
А письмо написать надо, пусть мази какой-нибудь пришлют…
Ночью Гарри, как почти и все предыдущие, боялся заснуть. Раньше он боялся, что все его путешествие с Шпренгером – сон, и он проснется в тюрьме Меншенфрахта. Теперь он боялся, что дом, его дом (да, как ни странно, он стал домом, наверно, в сравнении с инквизицией) – сон также. И проснется он не столько в застенках инквизиции, сколько в средневековье, где Гарри чувствовал постоянную опасность, опасность отовсюду. Единственным светлым воспоминанием в этой тьме был Шпренгер.
Гарри лежал в кровати, глядя на проползающие по потолку отсветы фар, чувствуя небольшую боль во всем теле, которая изрядно уменьшилась от своего первоначального состояния, когда он выпросил у тети под большой долг таблетку обезболивающего. Тетя пообещала, что он вымоет все полы в доме. Как будет чувствовать себя лучше, конечно: в конце концов, она не изверг.
Гарри подумал, что Шпренгер был ему нужен, что он был ему дорог. Нет, не так, как Сириус, иначе. «Персиваль был для меня как сын, стало быть, твой директор приходится мне внуком, а ты для него тоже как сын. Итого, ты приходишься мне правнуком. Гарри, я никогда не сдам тебя, моего правнука, таким людям, как Генрих.…Да и как я сам» - вспомнилось вдруг ему. Да, именно прадедушка.… Было очень грустно думать, что они больше не увидятся, что он больше не увидит заботливых разноцветных глаз, не увидит смешинки в глазах самого Великого инквизитора….
«Что, ты хотел бы посмотреть, как сражаются инквизиторы?»
Грусть нахлынула сильней, захлестывая Гарри темной холодной волной.
«Гарри, успокойся, пока я рядом, никакой Лорд не посмеет тебя обидеть». И все же Лорд подставил его, чуть не убив самого Шпренгера.
Он согревал Гарри каким-то неземным теплом, и было грустно думать, что его никто больше так не согреет. Он улыбался улыбкой, которой больше никто не мог улыбнуться. Он учил Гарри, но был мягок.
Всегда собранный великий инквизитор…
«А разве не вы говорили, что Жизнь Есть? Куда вы денетесь, герр Шпренгер! Вы будете жить вечно!» - Гарри убеждал тогда не его, а самого себя. Жизнь Есть, но поверить в это сложно. Гарри подумал даже, что, может, Шпренгер, как Великий инквизитор и Великий человек, сможет прийти к нему, утешить…
Но вспомнил слова самого Шпренгера: «Потому что это твой мир. Миры не терпят чужаков, поверь мне. Кому нужен в двадцатом веке старый бывший инквизитор?» Он не придет. И Гарри со своей грустью нужно справиться самому.
Родители? Он их не знал, не знал, кто они и не мог сильно тосковать. Седрик? На нем вина за его смерть. Сириус… Его крестный отец и старший брат. И… Шпренгер, прадед. Шпренгер учил его, что расстраиваться не надо, но как сложно НЕ расстраиваться! Почему в этом мире все нечестно?
И все же Гарри помнил, что тоска и грусть до хорошего не доведут. Как говорил Шпренгер? На эмоциях можно играть, а этим может воспользоваться Темный Лорд, будь он неладен.
