Глава 15Наступил «долгожданный» день интервью. Вчера мы с Китнисс потратили большую часть суток на подготовку и выслушивание последних наставлений от Плутарха, Хеймитча и Эффи. По сути дела, программа была та же – сделать все, чтобы зритель поверил в нашу чистую и вечную «любовь». И вроде бы ничего нового. Однако, когда сегодня проснулся, то обнаружил для себя, что невероятно волнуюсь. Не из-за того, что мне придется произносить речь и отвечать на вопросы, не из-за того, что на нас с Китнисс будут смотреть миллионы глаз, а из-за того, что мне придется играть. Именно играть, сегодня очередная премьера. Спектакль в двух действиях. Приобретайте билеты во всех кассах страны. Особым счастливчикам – автографы главных героев.
Мне придется показывать Китнисс то, в чем я уверен, но не готов ей признаться. От этого выступления многое зависит. Все решится сегодня. Либо мы снова станем любимцами публики, либо изгоями.
Итак, как можно больше проявлений чувств. Больше объятий, больше нежных взглядов, больше… поцелуев. Брр… Уже лишь от этого слова у меня по спине пробегают мурашки. Подумать страшно, что со мной будет, когда я на самом деле прикоснуться своими губами к губам Китнисс. Я чувствую себя тринадцатилетним парнем, у которого все в первый раз.
Интересно, а тогда, в первый раз целуя Китнисс, я тоже так волновался? Думаю, да. Но я никоим образом не смел выдать своих эмоций, а значит, и сегодня никто не увидит моего волнения и неуверенности. Так стыдно! А ведь уже взрослый мужчина.
Я трус! Боюсь поцеловать любимую девушку, когда это необходимо по определению.
Все, Пит! Возьми себя в руки. Она твоя девушка! Она твоя девушка! Ты любишь ее. Она любит тебя. Вся страна об этом знает. Всего-то подыграть. А людское воображение дорисует картину со счастливым финалом.
Но ведь в том-то и дело. Что все это всего лишь фантазии, ничего больше.
С другой стороны, кто сказал, что на эти пару часов, я сам не могу окунуться во все происходящее и принять ложь за истину? Мне даны каких-то пару часов и я должен использовать их с толком.
Буквально через полчаса после моего пробуждения в мои апартаменты врывается группа подготовки.
- Пит, ты почему еще в постели? – лучезарно улыбаясь, произносит Селения. Подскакивая ближе, она усаживается рядом со мной на постель и рукой взлохмачивает мне волосы. Надо же, а мне нравится ее оптимизм и непосредственность. Думаю, мы с ней подружимся. – Вставай, лежебока, нам из тебя еще человека делать!
- Эй! – возмущаюсь я, но скорее, чтобы подыграть ей, а не из-за какой-либо обиды на эту задорную девушку.
Остальные члены команды подготовки выглядят уже гораздо более уверенно, чем в прошлый раз. Они улыбаются, глядя на происходящее. Тем не менее, уже через мгновение все готовы приступить к работе.
То, что они вытворяли с моим телом прошлый раз – это цветочки, по сравнению с тем, что они делают сейчас. Я чувствую себя грязным, закоптевшим кувшином, который отдраивают, желая придать безупречный ослепляющий блеск. В итоге, чистый, выбритый, натертый всяческими маслами, я ощущаю себя абсолютно обессиленным. Надев на меня ватный халат, Деметра подает мне завтрак. Я и забыл, что сегодня еще ничего не закидывал в свой организм. Но как только я пропускаю глоток молока, понимаю, насколько я проголодался. Завтрак явно улучшил мое настроение и придал сил. Я был снова готов к «пыткам», производимым моей командой.
Как оказалось, напрасно. Все самое страшное было позади. Мой костюм для выступления был уже готов. Все, что мне оставалось – это надеть его и закрыть глаза, пока меня будут обрызгивать каким-то одеколоном, название которого мне не было известно.
Никаких смокингов. Сегодня я выглядел, как парень, который готовится на прогулку с друзьями или со своей девушкой – непринужденно, но элегантно. Просторные светлые брюки, небесно-голубая рубашка, сверху повязанный пуловер. Мне нравится. Потому что официальность – это явно не то, что поспособствовало бы моему спокойствию.
Ребята из «квартета по моему преображению» оказались весьма неплохими людьми. Хоть и недалекие по уму, они относились ко мне со всем теплом и вниманием на которое вообще способны капитолийские стилисты. Болтали, правда, всякую чушь, но это мне не мешало. Наоборот этот безболезненный шум помог мне успокоиться.
Но все же, больше всего мне симпатизировала Селения. Ее доброта, непринужденность и радость жизни покроили меня. Ее цвет волос (как оказалось, натуральный) – такой позитивный и веселый – полностью соответствовал ее характеру. Пожалуй, она одна из всего состава относилась ко мне скорее как к другу, несмотря на продолжительность нашего знакомства, нежели как к подопечному. И это меня радовало.
В конце концов, подошел момент, когда нужно было отправляться в Концертный Зал Капитолия, где и должно было состояться наше выступление.
Мы встретились с Китнисс возле лифта. Супротив мне, она выглядела вполне спокойно. Либо же, как и я, безупречно скрывала свое волнение. Вид у нее был потрясающий.
Легкий макияж делал ее еще более миловидной. Она была одета в платье, как и всегда при подобных случаях. Однако, на этот раз, ее наряд был скромным и весьма простым, но от того не менее роскошным. Легкая ткань платья, выглядывавшая из-под куртки, имела бирюзовый оттенок. Под стать моей рубашке, но светлее. Вроде бы и разные цвета, а близкие по колориту.
- Ты изумительно выглядишь, – вырвалось у меня против воли.
Китнисс покраснела, но ответила словами благодарности.
Путь до Концертного Зала оказался недолгим. Буквально через пятнадцать минут мы были на месте. Нас отвели в совместную гримерную, где наши стилисты и команда подготовки завершили работу над нашим внешним видом.
После всего к нам подошел Хеймитч, и мы втроем отправились к месту за кулисами, где должны были выжидать объявления своих имен.
- Так, вы все помните? – обратился к нам Хеймитч. - Белые и пушистые – девиз сегодняшнего дня.
- Мы все помним, - отозвалась Китнисс. – Первый раз, что ли? Мы на этом собаку съели.
Немного помолчав, ментор добавил:
- Ладно. Мне нужно идти в зал, занимать свое место. Удачи!
И с этими словами он удалился.
Спустя несколько минут шоу началось. Мы с Китнисс слышим до боли знакомый голос Цезаря Фликермена. Ну, конечно, кто же еще! Он развлекает публику.
Я сжимаю ладонь Китнисс, которая оказывается холодной и влажной. Она неимоверно крепко стискивает мою руку.
- Только не отпускай, а то я упаду, - произносит она.
- Не бойся, я не дам тебе упасть, - отвечаю я.
Как только я говорю эти слова, то слышу, как Цезарь произносит наши имена и публика аплодисментами просит нас выйти на сцену.
- На счет три, - произношу я. – Раз, два, три!
Мы ровным шагом выходим к Цезарю. Улыбаемся, но не машем. Я пожимаю Цезарю руку. Затем Китнисс обнимает его, как старого друга, после чего нас приглашает сесть на приготовленный для нас диванчик.
Цезарь выглядит все также чудно, как и раньше. Все тот же костюм. Все столь же яркий грим.
- Здравствуйте, друзья мои! Как же я рад видеть вас! Китнисс, позволь заметить, что ты сегодня обворожительна!
- Оу, спасибо, Цезарь. Тебе, правда, нравится? – спрашивает девушка.
- Не то слово. Милая, да кому может не нравится Звезда Восстания в столь безобидном наряде? Неужели наша воинственная Сойка-пересмешница решила стать милым мотыльком?
- Да нет, просто мой костюм в стирке.
Аудитория смеется в ответ на ее реплику.
- Ну, а ты, Пит, - обращается ко мне ведущий, - должен признать, прошлый раз вид у тебя похуже был.
- Ну, что же, неудивительно. В Капитолийских камерах невозможно выспаться. Вроде бы, только уснул, как крики соседей снова тебя пробуждают.
На этот раз никто не смеется. Наоборот, весь зал погрузился в идеальную тишину.
- Однако, хорошо, что все позади, - продолжаю я. – Мы снова вместе с Китнисс, и это чудо.
- Да, что может быть прекрасней любви! Хотя нет, знаю! Пение. О-о-о! Я так обожаю музыку. И, кажется, кое-кто готов усладить мой слух и слух зрителей своим чудесным голоском. Не так ли, Китнисс?
- Ну, что же. Если вы так настаиваете.
Зал разрывается в возгласах одобрения.
Китнисс, как можно дружелюбнее улыбаясь, подходит к микрофону.
Включается музыка, и Китнисс начинает петь.
Я и забыл, насколько чудесный у нее голос. Она ведь практически не пела. А зря.
Песня несет в себе какой-то добрый характер, в котором таится надежда на лучшее и более светлое будущее. Поется о любви, о дружбе, о возрождении, о новой радостной жизни. Спустя какое-то время, я замечаю, что я улыбаюсь, даже слишком широко. Все внимательно слушают Китнисс, хлопают в такт музыке.
Но вот я вижу, как она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и вместе с микрофоном направляется ко мне. Взяв за руку, она ведет меня к месту своего выступления. Так и не выпуская моей ладони, она смотрит мне прямо в глаза, будто забыв про весь мир. Чтобы поддержать ее, я касаюсь свободной ладонью ее щеки. Музыка все затихает, ее голос становится тише до тех пор, пока не спадает на «нет». Звучат последние слова – слова о любви и милосердии. Когда песня заканчивается, Китнисс обвивает меня рукой и приближает сове лицо к моему. До меня не сразу доходит, что она делает, и лишь потом я понимаю - она меня целует. Я закрываю глаза и отдаюсь охватившему меня ощущению.
Боже! Я давно не чувствовал себя таким счастливым. Мне так хорошо, мне так приятно, и это счастье разливается, заполняя каждую клеточку моего тела. Я не знаю, что происходит вокруг. Есть только я и Китнисс. И то прекрасное, что между нами происходит.
В конце концов, она отрывает свои губы и прижимается лицом к моей груди и смеется – так робко, так мило.
Только сейчас я замечаю, как ликует публика. Все стоят и аплодируют нам. Я знаю, мы сделали все правильно. Потому что мы не пытались вложить в этот поцелуй как можно больше страсти и энтузиазма, как делали это раньше. Мы вообще ведем себя застенчиво, как и подобает влюбленным, а не вульгарно, всем видом пытаясь выдать нашу любовь. В этом и была наша ошибка – мы слишком сильно пытались показать всем наши отношения.
Конечно же, сразу было видно, что это фикция. Сейчас мы сделали все по-другому. Это было больше похоже на правду. Для меня это и была правда. Пускай всего и на несколько мгновений.
Я вижу, как Цезарь якобы смахивает слезу. Или он на самом деле прослезился? Вот это уже забавно.
Взяв Китнисс за руку, я направляюсь к нашему диванчику. Наконец, усмирив аудиторию, Цезарь и сам присаживается на свое место.
- Пожалуй, пройдя войну, спустя время, боль и потери, ваша любовь не разрушилась, она стала еще крепче. Вы меня растрогали до слез, друзья мои.
- Простите, - говорит Китнисс невинным голосом.
- Не смогли удержаться, - говорю я, легонько обнимая ее за плечи.
- О, нет, нет, ну что вы! – восклицает Цезарь. – За что вы извиняетесь? Любовь – это прекрасно. Как же мы счастливы, что вы вместе, что у вас все хорошо, правда, друзья мои? – ведущий обращается к залу, на что тот отвечает воплями, свистами и прочими проявлениями согласия.
Воспользовавшись моментом, я целую Китнисс в висок, а она сжимает мою ладонь. Все идет безупречно.
- Пит, но всем нам хочется знать, - произносит Цезарь, - ведь после того, как тебя вызволили из плена, ты был нездоров. Что же произошло? Мы все так переживали за тебя!
- Дорогой Цезарь, давай не будем тревожить довольно неприятное для нас с Китнисс прошлое. Но если ты действительно хочешь знать, то это она вернула меня к жизни.
- Ну, кто бы сомневался, - произносит Фликермен. – Да, друзья мои, примите искренние соболезнования по поводу смерти вашего ребенка. Это стало таким большим огорчением для нас всех. Представляю, какое горе вы пережили.
Ребенок! О Боже, я совсем забыл, а мне никто не напомнил. Что ж, будем импровизировать.
- Не надо Цезарь, прошу тебя, - произношу я. – Мы до сих пор не можем с этим смириться. Из всего, что мы пережили, для нас это был, пожалуй, самый тяжелый удар. Только благодаря друг другу мы пережили смерть нашего ребенка и помогаем не сломиться от горя.
- Да, да, конечно, - отзывается Цезарь. – Ну что же, расскажите-ка лучше, как вы жили все это время. Ведь мы так давно с вами не виделись. Ну же, утолите наше любопытство. Расскажите все до мельчайших подробностей!
Мы с Китнисс принимаемся рассказывать уже хорошо продуманную и вызубренную историю нашей жизни. Все нам верят – то ахают, то смеются, то аплодирует.
Когда пришло время расставаться, зрители не хотели нас отпускать. Я заметил, как Плутарх показал большой палец в знак одобрения.
Когда мы с Китнисс оба оказались за кулисами, то оба дышали так, будто пробежали кросс на дальнюю дистанцию.
- Ну, что думаешь? – спрашивает она.
- Думаю, что мы были безупречны!
Она смеется мне в ответ.
