Глава 15Работая, они исподтишка с любопытством разглядывают друг друга. Тонкс помнит, каким он был во время допроса, но тогда её больше интересовало им сказанное, а не он сам – а сейчас она смотрит на его слегка помятые брюки, на толстый свитер с закатанными до локтя рукавами, открывающими жилистые предплечья с синеватыми нитями вен под бледной кожей, на которой так отчетливо заметно ненавистное изображение, уродующее левое. Она отмечает лёгкие, ловкие движения его рук, и полное отсутствие брезгливости, с которым он держит грязную тряпку… Он тоже смотрит – и не может не сравнивать её с Драко. Насколько же они разные… в них, кажется, вовсе нет ничего общего – а ведь они оба Блэки наполовину, двоюродные брат и сестра… в ней, впрочем, блэковская кровь заметнее: её выдает темперамент и некоторые фамильные черты, такие как особый контур ноздрей и длинные тонкие пальцы, которые так хорошо сейчас видны на фоне тёмной сырой ткани тряпки, которую она держит в руках. Даже смущение её – блэковское: яркое, с легким оттенком упрямства и вызова. Да и профессия тоже невероятно подходит: он прекрасно может представить в роли аурора что Сириуса, что Беллу…
- Мама одобрила бы, - удовлетворённо говорит Тонкс. – Хотя и сердилась бы, что мы сделали это просто руками.
- Ну, раз это одобрила бы Меда – Блэков это наверняка тоже устроит, - смеётся Мальсибер. – Я предлагаю умыться и пойти на кухню выпить чашечку чаю.
- Вы знаете мою маму? – удивляется Тонкс.
- Конечно, знаю… вернее, знал – когда-то очень давно. Очень серьёзная и строгая была девушка – и как мы все удивились, когда она сразу же после школы вышла замуж.
- За магглорождённого, - ехидно добавляет Тонкс.
- И это тоже, - легко соглашается он. – Но тут важен был сам факт замужества – явно без согласия родителей. Я маленьким был, но разговоры все помню – ух, сколько шума тогда поднялось!
- А сколько вам было лет? – спрашивает Тонкс с любопытством.
- Мне? Дайте подумать… я ещё не ходил в школу, но уже отлично летал на метле, значит… я полагаю, лет девять-десять. И мне ужасно хотелось посмотреть тогда на её мужа, - смеётся он. – И так странно, что у неё уже такая взрослая и прелестная дочь, - он подходит поближе и вдруг берёт её руку в свои и целует. Она смущается, краснеет и отступает назад, не зная, что отвечать на вроде бы обычнейший жест – вот только руки у них обоих сейчас грязней некуда.
Они расходятся умыться и привести себя в надлежащий порядок, и встречаются снова на кухне минут через двадцать, за которые Ойген успевает полностью вымыться и переодеться – в этот раз на его плечах классическая темная мантия, он даже галстук завязывает пижонским диагональным узлом.
- Вы садитесь… куда-нибудь, - предлагает Тонкс Ойген, - я сам чай сделаю… и скажите, вы к дяде пришли или меня проведать?
Ей очень странно слышать это «к дяде». Её смущает не сам факт родства, о котором она знала с самого детства, а то, что наконец встретившись со своим печально известным дядей, просто не могла воспринимать Сириуса в этом ключе – разница между ним и родителями была колоссальной. Она садится за стол, а он принимается заваривать чай в пузатом фарфором чайнике. Здесь, при дневном свете, он выглядит моложе, чем казалось ей прежде, но и более измождённым: становятся видны лёгкие тёмные тени вокруг глаз и слегка запавшие щёки.
- Вообще-то именно вас, - говорит Тонкс. – И я удивлена, что вы тут так свободно перемещаетесь.
- Ну, - говорит он примирительно, - во-первых, куда мне бежать? Меня же от Лорда только Авада и ждёт – жаль, боюсь, не она одна и не сразу. Во-вторых, ну какой, будем честны, из Блэка тюремщик? Мы с ним двенадцать лет в соседних камерах в Азкабане сидели – ну неужели он меня снова запрёт? И, наконец, в-третьих – не всё так плохо и он всё-таки Блэк, - весело договаривает Мальсибер и показывает ей цепочку на шее. – У меня есть очень милый ошейник, поэтому за хорошее поведение меня выпускают на волю и даже дают ведро с тряпкой – размяться, - шутит он, не задумываясь о том, что, не зная тонкостей их странных взаимоотношений с Сириусом, понять, где заканчивается шутка и начинается правда, весьма затруднительно.
- И как вам изображается домового эльфа? – улыбается Тонкс, перекрашивая, едва он отворачивается к плите, свои волосы в ярко-розовый цвет.
- Да замечательно! – отзывается он, оборачивается – и ахает восхищённо, его чёрные глаза вспыхивают, и он даже останавливается, прежде чем проговорить: - Как же жаль, что метаморфом можно только родиться! Как бы я хотел так уметь!
- Это можно и по-другому, - смеётся она – и, взмахнув палочкой, перекрашивает его волосы в такой же чистый ярко-розовый цвет. Потом достаёт из сумки зеркальце и протягивает ему. Ойген спрашивает восхищённо:
- Как долго это продержится?
Ему и вправду идёт, как ни странно – и даже цвет лица теперь выглядит более свежим, а тёмные круги вокруг глаз становятся почти незаметными.
- До вечера, я полагаю, - пожимает она плечами. – Может быть, даже до завтрашнего. Вам цвет нравится, или хотите какой-то другой?
- Розовый – по-моему, замечательно! – заверяет он её горячо. – Зелёный был бы банален, а синий – скучно… ну а с жёлтым я буду напоминать пародию на Малфоя, а это просто невежливо, если подумать.
Они смеются.
Он разливает чай, достаёт сахар, печенье и остатки вчерашнего пирога, ставит всё это на стол и, наконец, садится.
- А вы, я смотрю, вполне уже обжились тут, - говорит Тонкс.
- Ваш дядя очень добр и великодушен, - кивает Мальсибер, заставляя её тихонько хихикать. – А вы позволите задать вам один вопрос, который меня мучает с того момента, как я вас увидел?
- Ну попробуйте, - говорит Тонкс. – Но не забывайте, что я всё же аурор.
- И можете меня… а вам сейчас позволено пользоваться непростительными, кстати? При задержании Пожирателей Смерти, к примеру? – с любопытством интересуется он.
- Позволено, - кивает она невесело – и говорит сокрушённо: – Но потом такая возня с бумагами…
- Понимаю, - отзывается он сочувственно.
Они глядят друг на друга – и хохочут.
- А расскажите, - продолжает он с любопытным блеском в глазах, - как там, в аврорате? Вас сильно гоняют на всякие учения, к примеру?
- Бывает, - кивает она. – Но учения – это же интересно хотя бы… куда хуже вся эта писанина.
- Да, тут нам повезло больше, - кивает он, и в его глазах почему-то мелькает грусть.
- В смысле? – переспрашивает Тонкс.
- В смысле, у нас нет… не было никакой писанины – одни сплошные учения. Глаза бы мои их не видели, - добавляет он мрачновато.
- У вас? – хмурится Тонкс.
- У нас, - он кивает. – Нас же тоже… учили. Но давайте мы с вами вспоминать это не будем, - просит он. – Допросить вы меня уже допросили… по делу мне сказать больше всё равно нечего – вы лучше позвольте задать вам встречный вопрос?
- Ну попробуйте, - соглашается Тонкс.
- А как это было – узнать, что твой дядя, которого ты с детства считала чудовищем, оказывается, ни в чём не виновен?
- Странно, - она улыбается. – Знаете, я поначалу всё равно его опасалась. С такой-то физиономией. Пока не узнала поближе… а ведь я очень хотела его поймать, - признаётся она с улыбкой.
- Именно вы? Вы сами? Почему? – удивляется он.
- Ну, - она вздыхает. – Я загорелась этой идеей курсе на пятом – когда решила, что в ауроры пойду. Я же всё время слышала гадости про мою маму – слизеринцы, не стесняясь в выражениях, вспоминали то, что она с грязнокровкой связалась, а гриффиндорцы – не забывали напомнить мне, что она такая же, как сестра и кузен… Чарли иногда их за это бил, - она улыбается воспоминанию.
- Чарли? – вопросительно переспрашивает он, и она поясняет:
- Чарли Уизли – он всегда был очень милым. Хорошо хоть я метаморф – те же рейвенкловцы пройти мимо этого дара никак не могли, и на этом фоне мои одиозные родственники их вовсе не занимали. А для наших таких мелочи значения не имели совсем, и мы просто дружили, - улыбается она снова.
- Вы с Хаффлпаффа, - тоже улыбается он.
- Именно, - кивает она.
- Представляю, как доставали вас наши, - он глядит слегка виновато, хотя, конечно, никак не может быть за это ответственен.
- Ерунда, - отмахивается она. – И вы представляете, что было со мной, когда Сириус так эффектно сбежал, и все министерство поставил на уши? Я поклялась себе, что непременно его поймаю – и всем докажу, что я совсем не такая, - она смеётся.
- Вам ничего не надо доказывать: вы действительно совсем не похожи, - говорит он, наливая ей ещё чай.
- Теперь-то я знаю… а мама тогда очень боялась, что я и вправду его найду – и он узнает меня и убьёт… а потом он маме через Дамблдора письмо передал, и она плакала, и так рада была… Я тогда, наверное, впервые в жизни увидела её настолько разочарованной в себе и смущённой: она же поверила, что он виновен… и потом уже мне много рассказывала о нём – как будто совсем о другом человеке.
- А потом вы его увидели, - говорит Ойген почти ласково.
- Да, - кивает она. - И он оказался и похож, и не похож на того отважного и дерзкого Сириуса из её рассказов – в чем-то конечно похож, а в чем-то совсем разный…
- А каким вы увидели его? – спрашивает он с едва сдерживаемым любопытством.
- Разным… Я так часто меняю лицо, что хорошо замечаю такие вещи… Да и профессия немного обязывает… Сириус… он же всё время за масками прячется. Ярость, веселье, бесшабашность… а под ними – только скорбь и усталость, - её улыбка становится печальной и грустной. – И я честно не понимаю, на каком ресурсе он ещё держится… И знаете, - добавляет она серьёзно, - у него же есть право послать к синим пикси всё и вернуться на тот… туда, где он после Азкабана в себя приходил. Но Гарри здесь – и он упрямо остаётся здесь, в Англии, как можно ближе, хотя и смысла в этом, вроде бы, нет, просто по-другому не может. Вот и Ремус такой же усталый, - добавляет она совсем грустно, но он слышит в её голосе кроме грусти ещё и нежность, - и вообще весь этот дом вместе с домовиком этим просто устал, я думаю…
- А я его немного боюсь, - признаётся Ойген.
- Кого? – очень удивляется Тонкс.
- Эльфа. Даже у Лестрейнджей эльфы приятнее.
- Почему даже? – очень удивляется Тонкс.
- Потому что у них они ходят вооружённые и с лопатами, - говорит он – и смеётся. – Ну, про лопату я пошутил – у них только одна эльфийка с нею замечена – но про оружие правда. Считается, что это нож, но я бы назвал его коротким мечом.
- Надо же, - недоверчиво говорит Тонкс. – Может, они ещё и одежду носят?
- Ну… в каком-то смысле: они у них драпируются в ткань на манер то ли тог, то ли хитонов… но мне это всегда казалось нормальным – у нас дома так же. Я, скорее, изумился, в первый раз малфоевских – в наволочках – увидев.
- Здешнего я тоже побаиваюсь, - признаётся Тонкс. – Хотя он меня, к счастью, и игнорирует. А у нас эльфов нет, - вздыхает она, - мама сама всё делает. И меня учила – только, кажется, вышло не очень.
- Да зачем вам ещё что-то уметь? – искренне удивляется он. – Вы – уникальная! Да ещё и очень милая и красивая, - улыбается он, снова вгоняя её в краску. – А могу я задать вам ещё вопрос? – спрашивает он, смеша её своим умильным и умоляющим выражением своего лица.
- Конечно, спрашивайте, - она берёт чашку с чаем и делает несколько глотков.
- Вы так удивительно точно увидели Блэка… а что вы во мне видите? Скажете?
- В вас? – Тонкс, склонив голову на бок, ненадолго задумывается – Ребёнка, - смеётся она. Потерявшегося, но не потерявшего свою любовь к этому миру. С вами и сложно и в то же время просто совсем: все носят маски, но ваша маскировка настолько очевидна, что этим и вводит всех в заблуждение.
Он тоже смеётся:
- Просто это никакая не маскировка – и вы совершенно правы, я люблю этот мир, потому что это волшебное и прекрасное место, и я по нему скучал целых пятнадцать лет. А ответите ещё на вопрос? – спрашивает он азартно.
- Попробую, - кивает она, – хотя мне казалось, что допрос вести положено мне.
- Вы же знаете Севе… профессора Снейпа? В нём – что вы видите в нём?
Тонкс задумывается – а потом улыбается совершенно хулигански и говорит с преувеличенно серьёзным видом:
- Вы знаете, я вижу, что под мрачного профессора зельеварения на самом деле маскируется гигантская летучая мышь – и не знаю, видели ли вы их когда-нибудь, но когда они спят, обернувшись крыльями, они милые. И, хотя конечно, летучие мыши знакомы всем школьникам, как в качестве ингредиентов, так и в самом что ни на есть натурально виде - она делает себе нос как у летучей мыши, и Ойген, не сдержавшись, хихикает, - но немногие читали о том, что летучие мыши-крыланы, к которым, я думаю, относится, и наш профессор, питаются фруктами, а вовсе даже не студентами на отработках. Но я уверена, что он в этом никогда не сознается, - она возвращает носу его нормальный вид, и смеётся вместе со вторящем ей Мальсибером, который аплодирует ей и, отсмеявшись, говорит:
- Конечно же, фруктами – вы совершенно правы, и, на мой взгляд, это ведь так очевидно… только могу я вас попросить никогда и никому не рассказывать об этом? Пожалуйста?
- Не скажу, конечно, - обещает она. – Я не выдаю тайны профессоров и летучих мышей, - она допивает чай и глядит на часы. – А мне ведь уже пора, - вздыхает она. – Но сначала я всё-таки хочу повидать Сириуса. Спасибо за чай, - говорит она, вставая – он поднимается следом и провожает её до дверей кухни. – Знаете – а я рада, что вы тут освоились, - признаётся она. – Мне кажется, вы тут очень на месте. Я зайду ещё как-нибудь – и, надеюсь, больше не сведу на нет ваши труды, - обещает она с улыбкой.
