Беглянка

I

Весна. Понедельник. И первый рабочий день Драко Малфоя в Министерстве Магии. Единственной приятной новостью на сегодня было то, что работники Министерства могли перемещаться в Атриум с помощью каминной сети прямо из своих домов. Больше хороших новостей у Драко не было.

Новое правительство — новые правила. И новое сооружение в центре Атриума. Теперь там возвышалась миниатюра замысловатого замка с белыми колоннами возле входа. Он был выполнен искусно, изобиловал множеством причудливых деталей и вычурной лепниной. Фасад здания украшали небольшие скульптуры волшебников, оборотней, эльфов, гоблинов, русалок, гриндилоу, кентавров и… О, кого там только не было! Сперва фигурки были неподвижны, но через некоторое время оживали, начинали ссориться друг с другом и, в конце концов, когда ссора переростала в драку, они разносили замок до основания и погибали сами. Камни, что оставались после уничтожения замка складывались в слова «Да будет мир». Затем всё начиналось сначала.

Возле лифта стоял большой стенд с книгами. Опять же про магических существ и их значение для всего волшебного мира. Драко фыркнул. Кампания Тёмного Лорда касалась в первую очередь маглорожденных и, к примеру, тех же оборотней она как раз совсем не притесняла. Так отчего же не посвятить этот стенд маглорожденным? Нет, не то чтобы Драко проникся к ним симпатией после книги Ромильды Бёрк, но, справедливости ради, — как же так?!

Неделю назад, переживая из-за письма и не зная, чего ожидать от последующей встречи с помощником Кингсли, Драко даже не обратил внимания на эти нововведения. Сейчас же времени у него было предостаточно: он перенёсся в Атриум на полчаса раньше начала рабочего дня. Хотелось осмотреться, привыкнуть к перестроенному Министерству и его новым порядкам. Да и на рабочее место хотелось попасть раньше, чем Грейнджер. Хотя бы потому, что нужно было успеть хоть немного освоиться, чтобы потом не слушать нотации своей коллеги. О, Драко не согласился бы работать вместе с Грейнджер, если бы только дело касалась чего-либо другого. Но зельеварение… Если здесь и правда занимаются усовершенствованием зелий, то будет интересно. Да и три года — это не вечность. Хотя… Это же будут три года с Грейнджер, так что момент спорный.

В Атриуме был только дежурный маг. Он нехотя кивнул Малфою, и Малфой так же нехотя кивнул в ответ и направился к лифту.

«Три года. А после сегодняшнего дня — три года минус один день», — успокаивал он себя.

— Уровень три. Отдел магических происшествий и катастроф. Отдел Усовершенствования Зелий, — объявил приятный женский голос.

Глубоко вздохнув, Драко вышел из лифта и направился вперёд по коридору. В коридоре царила приятная полутьма; здесь ещё не было вездесущих разноцветных самолётиков и снующих туда-сюда клерков. Атмосфера была умиротворяющей, с нотками весенней весёлости. Драко подошёл к предпоследней двери, за которой была его… их с Грейнджер лаборатория. Дверь оказалась слегка приоткрытой. Драко тихонько фыркнул и мысленно чертыхнулся. Она всегда портила его планы, разве нет? В этом была вся Грейнджер. Драко хотел было резко и эффектно открыть дверь, съязвить по поводу того, что в жизни Грейнджер нет ничего, кроме работы, но услышав приглушённые голоса, доносившееся изнутри, передумал. Он тихонько приоткрыл дверь, и его взгляд наткнулся на две девичьи фигуры. Они были одеты во всё чёрное и стояли на небольшом балконе — спиною к Драко. Заинтригованный, он застыл на пороге, прислушался.

— … винишь меня? — услышал он голос Грейнджер.

— Ты сама себя винишь, — ответили ей резко. Драко знал этот голос с детства — звонкое сопрано Астории. — Но если хочешь знать, то да, я виню тебя.

По голосу Драко определил, что она злится. Злится сильнее, чем обычно. Правда, если сравнивать её злость со злостью любого другого человека, то она получалась… невыразительной, что ли? Все негативные эмоции Астории именно такими и были. Она будто бы и вовсе не умела злиться, расстраиваться, возмущаться, обвинять, ревновать… Про себя Драко именовал её музой: она всегда старалась оставаться в хорошем настроении, ограждала себя от плохого, часто смеялась и улыбалась — это вдохновляло. Она ассоциировалась с лёгкостью и весной. В ней не было летних гроз, осенней меланхолии, зимних завирюх — только вечная весенняя жизнерадостность.

— Знаю, что не должна, но виню. Ведь Дафна могла ещё жить…

Губы Драко сложились в небольшую букву «о». Так значит он был прав — не всё так просто. Получается, что Дафна всё же была больна. Но при чём здесь Грейнджер? Если дело было в каком-то поддерживающем или восстанавливающем зелье, то Дафна могла бы приготовить его сама — не зря же она здесь работала…

— Ты знаешь, как я относилась к Дафне, но что мы могли сделать, когда…

Драко заметил, что Астория поворачивается в его сторону и быстро захлопнул за собой дверь, делая вид, что только вошёл.

Они обе подпрыгнули от неожиданности и посмотрели на него. Приподняв брови в мнимом удивлении, Драко сказал:

— Это ж надо! Не ожидал здесь кого-то так рано увидеть. Доброе утро.

Грейнджер молча кивнула в знак приветствия.

— Привет, Драко, — ответила Астория. — А я вот хотела забрать вещи… — несказанное «Дафны» ещё больше накалило атмосферу в лаборатории, — а Гермиона мне открыла.

Астория натянуто улыбнулась Грейнджер и получила в ответ точно такую же улыбку. Драко стало неприятно: этими улыбками они будто скрепили пакт о неразглашении причины смерти Дафны. И если поведение Грейнджер было понятным и вполне ожидаемым, то скрытность Астории неприятно ранила. У него не было секретов от неё, а если и были, то не настолько существенные. Тогда почему она не могла ему довериться? Или… это она при Грейнджер не могла?

— Я вернусь к началу рабочего дня, — отрезала Грейнджер и вышла. Драко проследил взглядом за тем, как она закрывает за собой дверь, и повернулся к Астории.

— Почему ты не сказала, что придёшь сегодня? Тебя мог бы открыть я, а не…

— Прости, — перебила она и неуверенно улыбнулась, — мне нужно было поговорить с Гермионой.

Расскажет или нет?

— О чём? — Драко внимательно посмотрел на неё.

— О, ничего особенного, — она неловко переступала с ноги на ногу, — женские темы.

— Правда? Мне почему-то показалось, что вы обсуждали что-то другое?

Обида нарастала. С одной стороны, Драко понимал, что, возможно, Астории просто нужно время. Возможно, ей сейчас трудно говорить про Дафну, ведь прошло немногим больше недели. Возможно, сама Дафна не хотела, чтобы кто-то узнал, а Грейнджер просто была одной из приближённых, которые в курсе происходящего. Но разве над эмоциями властвует здравый смысл? Разве можно перестать обижаться просто потому, что в определённой ситуации это глупо? Как бы не так!

Астория невинно пожала плечами и улыбнулась уголками губ:

— Тебе показалось.

Малфой мысленно вздохнул, но настаивать на стал. В конце концов, он может подождать.

— Как ты? — спросил тихо.

— Не знаю. Не могу прийти в себя, — она опёрлась о стол и отвела взгляд. — Я хочу уехать на какое-то время, — призналась шёпотом.

Чувство дежавю накрыло Драко с головой. После пятого курса в него возникла мысль, что было бы неплохо, если бы их отношения с Асторией стали чем-то большим, чем дружба, но из-за политики Тёмного Лорда и переезда Гринграссов эта мысль так и осталась всего лишь мыслью. Перед смертью Дафны Драко вновь начал задумываться об этом, и вот — Астория снова хочет уехать.

— Тори, — он приблизился к ней и взял за руку, — может, ты отложишь ненадолго эту поездку? Я постараюсь договориться, чтобы через месяц мне дали отпуск. На неделю. Так не положено, конечно, — я знаю. Но здесь же люди работают, в конце концов. Думаю, они смогут войти в моё положение. Мы поедем вместе.

Она сжала его ладонь, улыбнулась немного растерянно и отрицательно покачала головой:

— Скажу по-другому — мне нужно срочно уехать. Но если через месяц ты приедешь ко мне, я буду рада.

Он мог её понять, но чёрт подери, какая же она всё-таки беглянка! Она убегала от конфликтов и негативных эмоций, от всего, что может пошатнуть хрупкую радость и умиротворение в её душе. Она боялась боли и страданий. И вот сейчас боялась признать, что Дафны больше нет, ведь проще было сбежать в другой город или в другую страну и притвориться, что это она — Астория — ушла, а не ушли от неё… Ушли не на месяц или год — навсегда.

— Ну что ж… береги себя. И не забывай писать, ладно?

— И вызывать тебя по каминной сети тоже не забуду.

Он коротко обнял её, и она обняла его в ответ.

— Уже почти девять, мне пора. До встречи, Драко, — шепнула она виновато, разрывая объятия. Забрала со стола свою небольшую сумочку нежного кремового цвета и, помахав Драко рукой, вышла. Дверь закрылась за нею, а через секунду открылась снова — Грейнджер. Молча проскользнула внутрь, смерив Драко недоверчивым взглядом. Чёрный ей не к лицу — в чёрном она выглядит старше.

Она вошла, и атмосфера тут же изменилась. Стало неловко и неуютно, будто пришёл в гости к старому знакомому, с которым вы не виделись так долго, что он уж давно стал старым незнакомцем. Хочется обсудить то, что ранее было общим, но разговор не идёт. Слишком много времени прошло, слишком много всего изменилось. И хочеться уйти, но ты ведь только пришёл… Вот и Драко не мог уйти — его «три года в Министерстве» только начались.

«Ответ всегда будет рядом с тобой. Я бы сказал больше, но не могу», — вспомнилось вдруг Драко.

Пару дней назад за обедом мама с улыбкой на губах поведала, что ей приснился профессор Снейп. Она не вдавалась в детали своего сна, но Драко видел, что с того дня её настроение порядком улучшилось. Мама сказала, что профессор передал ему — точнее, приказал — в его смерти себя не винить. А потом попросил Нарциссу переказать дословно те самые слова, что Драко только что вспомнил.

Оставалось понять, а на какой вопрос нужно этот самый ответ найти? Мог ли профессор под вопросом иметь в виду странную смерть Дафны? Но почему? Её… убили? А если нет, то что тогда?

Тем не менее, если это касалось смерти Дафны, то «ответ» — это, скорее всего, Грейнджер, ведь именно с ней он будет проводить вместе восемь часов в день. Следовательно нужно было её разговорить.

— Введёшь меня в курс дела? — спросил резко.

Ох, нужно было помягче! Но как можно помягче с ней?

Не отрываясь от книги, Грейнджер затараторила:

— Нужно избавиться от побочного явления Бодроперцового — дыма из ушей. Много волшебников выходят на улицу сразу после того, как принимают зелье. А поскольку они при этом довольно часто пребывают в магловской части города, то потом приходится обливиэйтить всех, кто это видел… У меня уже есть несколько идей. Вот, — она, всё так же не поднимая головы, посунула в его сторону исписанный мелким почерком пергамент.

Там было больше десяти вариантов изменения рецепта. Малфой пробежался беглым взглядом по каждому. Когда он закончил, Грейнджер наконец закрыла книгу и снова заговорила:

— Предлагаю попробовать сначала сварить каждое из предложенных мною, — она кивнула головой в сторону пергамента, — а потом, если не получится достигнуть желаемого эффекта, можешь предложить свои варианты.

— Идёт, — пожал плечами Драко и, отвернувшись от Грейнджер, направился к ближайшему котлу. Вообще-то, если он собирался втереться в доверие к Грейнджер, то ему нужно было поддержать разговор, а не бросать безразличное «идёт», но когда Грейнджер наконец на него посмотрела, он почувствовал себя не в своей тарелке. Нет, она не смущала его и не пугала. Не шокировала и не приводила в замешательство. Но её глаза казались такими пустыми и безжизненными, а тон — настолько официально холодным, что Драко на миг стало не по себе. Он ещё хорошо помнил, как у неё горели глаза на каждом уроке. Даже на навеющих сон лекциях Бинса. Да что там — даже на лекциях Амридж. От злости, конечно, но горели же!

Дай Грейнджер изучить что-то новое — и она будет визжать от счастья. Очевидно, что смерть Дафны охладила её пыл, но, чёрт подери, у Грейнджер же были родители, Уизли, Поттер, а, может, и ещё кто. Но если посмотреть на неё, то, казалось, она похоронила их всех.

После смерти Снейпа Драко видел боль в своих глазах каждый раз, когда смотрел в зеркало, наверное, на протяжении месяца. Боль, но не безучастность. А потом и она стёрлась — каждодневные события потихоньку забрали её, закидали ворохом новых проблем, новых горестей и радостей, погребли в глубинах памяти. Осталась только грусть. Иногда Драко забывался и по привычке думал, видя несостыковку в рецепте, что надо бы спросить профессора Снейпа — уж он точно знает! Потом вспоминал и — да, тогда снова было больно. И возле могилы Снейпа было больно. Очень.

А Грейнджер… она будто бы уже мертва, только оболочка осталась и безразличный монотонный голос. Даже боли нет. Это можно было считать ещё одной странностью?

Не то чтобы Малфоя волновало её состояние, но проще было разговорить более заинтересованного человека.

— Ты проверяешь чётные номера рецептов, я — нечётные. Согласен?

Кивок в ответ.

— Здесь всегда такие скучные задания?

— Нет, обычно мы разбираем только самые сложные зелья, но завтра в десять часов плановый медосмотр в больнице Святого Мунго, так что сегодня работаем над Бодроперцовым: его испарения не имеют противопоказаний и никак не вступают во взаимодействие с диагностическими зельями и заклинаниями в Мунго.

— Медосмотр?

— Да, после того, как одна «большая работница», — Грейнджер фыркнула; ну хоть какое-то проявление эмоций, — из нашего отдела надышалась ядовитыми испарениями белладонны и несколько месяцев не могла понять, почему ей всё время плохо, медосмотр проводят раз в полгода.

Грейнджер разожгла огонь какой-то магловской штуковиной и установила котёл. На какое-то время воцарилась тишина.

— Хорошо держишься, — несложно было догадаться, что — точнее, кого — Драко имел в в виду.

Она отложила в сторону нож, которым собиралась измельчить корень мандрагоры, и, поджав губы, посмотрела на Драко.

— Чего тебе надо, Малфой? Если ты вдруг забыл, то мы не друзья, ясно? Не друзья. Есть вопросы по работе — давай обсудим. Но если их нет… — она выразительно на него посмотрела, резко обернулась и начала нарезать корень мандрагоры.

— Что же ты так остро реагируешь, Грейнджер? — спросил вкрадчиво. — Не можешь оставить в прошлом детские обиды, я прав? Или в моих словах о том, что ты не принадлежишь этому миру, была доля правды? Ведь ты даже огонь разжигаешь по-магловски, — сказал с наигранным сочувствием.

Она снова развернулась на каблуках и смерила его презрительным взглядом с ног до головы:

— Мерлин, да как я могла забыть? Как я могла забыть, какой ты?! Да ещё и согласиться с тобой работать? — она говорила тихо, делая большие паузы между фразами. В этих паузах — иронично улыбалась, сжимая в тонкую полоску губы. О, она говорила точно так же, когда отчитывала своих Уизли и Поттера.

— Взаимно, Грейнджер, — ответил Драко. В голосе — холод.

А ведь всё должно было пойти не так! На его фразу она должна была бросить ничего не значащее «спасибо», он бы осторожно перевёл разговор на Дафну, говорил бы, что сожалеет, что не смог узнать её лучше. Грейнджер, конечно же, рассказала бы пару историй из их жизни и немного расслабилась. Он бы сознался — говорил бы так, будто делится самой сокровенной тайной — в том, что считает смерть Дафны странной. Грейнджер занервничала бы, а он, будто невзначай, напомнил бы ей о книге, которую они потеряли по её вине, и получается, что Грейнджер ему вроде бы как задолжала правду о смерти Дафны. А эта правда так его беспокоит, что он отчасти из-за неё и решил здесь остаться. О, ну конечно, Грейнджер не рассказала бы ему всё сразу, но он бы настоял, уговорил, убедил — она бы уже не отвертелась.

Но разве хоть когда-нибудь у него получалось предугадать реакцию Грейнджер? Чёрт, нужно было заткнуться и молчать. Но нет же! Идиот. И как её теперь разговорить?

А ведь с чего всё началось? С мелочи! Да на такое даже внимания обращать не стоило! А уж потом — слово за слово… Мерлин, да им поговорить нормально удалось один только раз — тогда в поезде!

— Хорошо. Давай не усложнять друг другу жизнь. На протяжении этих трёх лет, — он видел, как она вздрогнула на слове «трёх», — мы говорим только о работе, но говорим по-человечески, идёт?

— Идёт. Так вот — о работе, — она посмотрела на него насмешливо исподлобья и спросила язвительно: — Ты работать собираешься?

Малфой хмыкнул:

— Не хочешь по-хорошему — я только за. Только пеняй потом на себя, поняла?

— До обеда тебе нужно попробовать пять рецептов — прекращай болтать, — буркнула поучительно и наконец сосредоточилась на своём зелье.

Малфой перекривил её. И хоть она этого не видела — стало легче.

Они почти не говорили до конца рабочего дня. Только по завершению приготовления каждого нового усовершенствованного варианта Бодроперцового вместе направлялись к магически созданному манекену и вливали ему в глотку зелье — он был заколдован таким образом, что зелье на него действовало точно так же, как и на человека, который его примет. Через пятнадцать минут действие прекращалось — можно было вливать новый образец.

За весь день Драко так ни разу и не увидел, чтобы Грейнджер использовала магию. Вместо того, чтобы призвать нужные составляющие зелья — она выбирала их из шкафа с ингредиентами вручную. Огонь так и продолжала зажигать той странной магловской штукой. А когда к ней прилетал один из самолётиков-сообщений, то шла к отправителю лично. Сегодня они прилетали трижды. И Драко не мог поверить, чтобы её трижды куда-то вызывали. Заносить ей ничего не нужно было — выходила она с пустыми руками. Значит либо не хотела находиться с ним в одном помещении, вот и сбегала, либо почему-то вместо того, чтобы с помощью магии отправить сообщение в ответ, навещала отправителя. С чего бы это?

Всё это вместе складывалось в ещё одну странность — Гермиона Грейнджер по какой-то причине не использовала магию. А это совсем не вписывалось в облик Грейнджер, которую Драко знал в школе. Стоило ей только выучить новое заклятие, и она тут же искала повод его применить. О, Драко достаточно долго наблюдал за Поттером и его компанией, чтобы заметить эту её привычку! А значит либо у Грейнджер есть очень существенная причина не применять магию, либо девушка, с которой работает Драко, — не Гермиона Грейнджер.