МайМирная тишина раннего субботнего утра была бесцеремонно нарушена суматошными сборами соседок по комнате.
Лили проснулась уже около получаса назад, но по-прежнему лежала, не шелохнувшись, на боку, подложив под щеку ладонь. Солнце ложилось теплым покрывалом. Отпечатывалось на изнанке наглухо задернутого полога теплыми красными пятнами, круглыми бликами, скользящими по бархатной поверхности; то и дело по ткани метались тени ее соседок, и Лили пыталась угадать, кто на этот раз прошмыгнул мимо ее кровати. До нее, словно издалека, доносился оживленный разговор.
Контраст этого громкого солнечного утра с гнетущей, тревожной тишиной вчерашней ночи был просто поразительным. Настолько, что это трудно было осознать.
То и дело хлопала входная дверь, когда девочки бегали в ванную, и тогда Лили слышала, как по коридору шлепают босые ноги и раздаются веселые голоса, и понимала, что все собираются на матч. Когда она думала об этом дне, единственное, чем ей хотелось заняться – это поймать Алису, затащить ее в какой-нибудь пустой класс и высказать все, что накопилось у нее в душе. Лили знала, что ей не помогут никакие советы, как не помогали никогда, но она знала так же и то, что чем больше говоришь, тем меньше становится твоя боль. И тем яснее становится все, что происходит. Лили была не из тех, кто любит разговаривать о таких вещах, но она не видела другого выхода справиться с этой огромной тяжестью на сердце. Больше всего на свете ей не хотелось идти на стадион, где через час соберется вся Школа, и смотреть на Джеймса. В голове мелькали смутные мысли о том, чтобы придумать какой-нибудь в меру правдивый предлог остаться в спальне. Какое это блаженство – все уйдут, оставив ее в покое. Но, после недолгого размышления, Лили пришла к выводу, что это попахивает трусостью.
Когда она пыталась думать о вчерашнем, в животе холодным густым потоком медленно и мучительно разливался свинец. Утром всегда сомневаешься, правда ли то, что произошло глубокой ночью.
Почему мир не перевернулся? Почему сегодня опять такое же обычное солнечное утро, как и всегда?
Этот вопрос ставил ее в тупик всякий раз, когда в спальне раздавался взрыв смеха, или когда девочки начинали обсуждать какую-нибудь ерунду, вроде того, что бы лучше надеть – Лили казалось, что это не ее планета. Ей казалось, что весь замок должен замереть, скорбно прислушиваясь к ее рыданиям в оглушающей тишине.
Но ничего этого не происходило.
Лили лежала, свернувшись клубочком и сосредоточившись на том, чтобы не раскисать. Как-нибудь взять себя в руки, собраться и встать, сделав вид, что ничего особенного не случилось. Она поморщилась от того, как глупо все это звучало даже в голове, но мысленно прокручивать вчерашний разговор уже не было сил. Быть сильной и собранной, сделать так, чтобы Алиса ничего не заметила. Лили, словно мантру, повторяла про себя эти слова снова и снова, пока тонкая белая рука резко не раздвинула полог ее кровати, и в потоке хлынувших на одеяло солнечных лучей показалось лицо Алисы. И она тоже выглядела растерянной и бледной, и словно бы не совсем понимала, отчего поднялся такой шум и гам.
- Вставай, - недовольно буркнула она. Потом повернулась и отошла к своей кровати. Складывалось ощущение, что Алиса просто не в состоянии больше в одиночку выносить этот кошмар. Лили видела, как она поморщилась, когда мимо нее, щебеча о чем-то своем, прошла Грэтхен.
Лили решила, что это достаточно веская причина, чтобы встать с кровати: она не одинока. Нужно было заставить себя жить.
- Ты знаешь, что обычно происходит на таких матчах, - негромко сказала Алиса, когда они уже спускались по лестнице среди возбужденных и радостных студентов, укутанных в факультетские флаги. Лили чувствовала себя опустошенной, как никогда в жизни, и отгороженной от всего происходящего. Суета, которая царила вокруг, сливалась в единый гул и звучала как-то отдаленно, словно доносясь из-за стеклянной стены. Зато негромкий шепот Алисы эхом раздавался в пустой голове. – И что происходит после. Я боюсь за него.
Лили даже не пришлось поворачивать головы, чтобы посмотреть на нее: она и так знала, как выглядит сейчас Алиса. Знала, что между ее бровей залегла морщинка, и что эта ее болезненная бледность появляется всегда, когда она сильно волнуется, и также знала, что если Алиса заставила себя произнести это вслух, то это действительно много значит. Она молча шла рядом, думая, что Алисе не нужны ее слова.
Да и что она могла бы сказать? Все знали, что такое матчи между Гриффиндором и Слизерином, но никто пока не знает, что случится сегодня: большую часть команд составляют старшекурсники, для которых этот матч последний, и, возможно, последняя битва за последний в жизни Кубок Школы станет одной из самых жестоких игр за всю их учебу. Все только и говорили об этом всю неделю. Единственными, кому наплевать, были, конечно, сами участники игры. Поэтому не было ничего удивительного, что Алиса сейчас волнуется за безрассудного Фрэнка. От слизеринцев можно ожидать чего угодно, им не помешает ни присутствие на матче Дамблдора, ни запрет на использование магии.
Алиса молча шла рядом, сжав кулаки. Создавалось впечатление, что от волнения она не может выдавить из себя ни слова. Лили хотела бы иметь право так же переживать за Джеймса, но она даже не могла сказать об этом лучшей подруге. Она горько поджала губы.
Холл перед распахнутыми дверьми Большого зала был наполнен людьми. Кто-то, как и они, только спешил на завтрак, кто-то у подножия лестницы поджидал друзей, кто-то уже спускался в наполненный солнцем школьный двор, чтобы успеть занять самые лучшие места на трибунах. Суматоха и всеобщий ажиотаж сбивали с толку. Вдруг Лили подняла голову: она сначала почувствовала, а потом уже увидела их – или ей просто хотелось так думать? Из Зала выходила гриффиндорская сборная в полном составе.
Стоило ей краем глаза заметить черную макушку, как время вдруг замедлило свой ход, словно непутевый водитель резко нажал на педаль, тормозя у светофора. Лили перестала понимать, что происходит вокруг, что она делает и куда должна идти. Замерев и боясь пошевелиться, она видела все, как в замедленной съемке: всплески рук и улыбки, появляющиеся на лицах окружающих ее ребят при виде героев сегодняшнего матча, головы, одна за другой поворачивающиеся к ним, слышала растущий шум вокруг, приветственные возгласы друзей и улюлюканье слизеринцев…
Она моргнула.
Одно за другим серьезные и радостные лица игроков…
Алиса тронула ее за плечо, что-то говоря, но Лили не разобрала ни слова.
Джеймс, идущий впереди… Его развернутые плечи, твердая походка. Его дрогнувшие ресницы, когда он на мгновение случайно встретился с Лили взглядом – ее словно холодной водой окатило.
И то, как он сразу отвернулся, с улыбкой отвечая на чье-то приветствие.
- Эй, Джеймс, удачи в сегодняшнем матче!
И больше на нее не посмотрел.
Команда покинула холл за считанные секунды. Лили только успела увидеть, как Алиса посылает воздушный поцелуй махнувшего им Фрэнку, как ребята под ободряющие возгласы уже сбегали по нагретым солнцем ступеням, ведущим прочь из замка.
Алиса потянула ее за рукав:
- Эй, что с тобой?
- Полный порядок, - отозвалась Лили, пытаясь выровнять дыхание.
Порядок?..
Они успели съесть лишь по бутерброду: несмотря на то, что Алиса, похоже, изо всех сил старалась держать себя в руках и не поддаваться панике, она сидела, как на иголках, и Лили показалось, что прошло не более пяти минут, как она уже поднималась, на ходу допивая сок, и тянула Лили за руку.
Все торопились на игру. Когда девочки спускались по ступеням, ведущим из замка, Лили все еще слышала нецензурную песенку Пивза, доносящуюся из Большого Зала.
Солнце щедро заливало школьный двор и луг, спускающийся к огромному зеркалу озера. Их обгоняли стайки возбужденных первокурсников, толкающиеся и хихикающие девочки, вокруг раздавались громкие голоса и взрывы смеха. Лили и Алиса терялись среди толпы и выглядели сейчас совершенно одинаковыми: распущенные гладкие волосы, переливающиеся на солнце, черные школьные юбки, одинаковые выражения на серьезных лицах. Они шли, держась за руки, и, казалось, не замечали ничего вокруг.
Все происходило слишком, слишком быстро.
Именно с этого утра Лили начало казаться, что жизнь стремительно несется вперед.
Им едва удалось пробраться сквозь толпу на одну из верхних трибун Гриффиндора. Хейли уже ждал их там, накинув на плечи красный флаг и высматривая на противоположной трибуне Дженни.
- Скоро будет жарко, - заметил он, когда они приблизились.
- Солнце слишком яркое, - рассеянно сказала Лили.
Однокурсники, галдя и размахивая флагами, столпились у ограждения, так что скамейки оказались почти пустыми. Лили, Хейли и Алиса уселись втроем на самом верху, почти не разделяя всеобщего ликования и, как в старые добрые времена, без объяснений понимая настроение друг друга.
Лили поискала глазами профессоров: вот они, рассаживаются на высокой трибуне, переговариваясь о чем-то. Не может же быть, что слизеринцы посмеют устроить что-то прямо на глазах у директора, это уму непостижимо. Даже если все только об этом и говорят – все боятся и ненавидят Слизерин, но это вовсе не значит, что у них совсем пропало чувство осторожности. Лили скорее поверила бы в то, что они могут отомстить после, в темных закоулках замка, чем попытаться хитростью и магией завоевать победу.
Разве что только силой. Это да.
Несмотря на то, что лучший обзор был предоставлен тем, кто успел занять местечко у парапета, Лили даже со своего места был виден кусочек поля, на которое только что под оглушительный рев трибун выбежала команда Гриффиндора. Похоже, они были в боевом расположении духа, сияли улыбками и махали своим болельщикам, подзадоривая их еще больше. Джеймс остановился лицом к солнцу, заслонив глаза рукой, и принялся раздавать указания команде.
Лили склонила голову и прищурилась, пытаясь лучше разглядеть то, что происходило на поле. Она откинула с лица волосы, которые теребил прохладный утренний ветер. Наблюдать за ним было интересно, словно она смотрела на него в первый раз.
Утреннее солнце слепило глаза: наверное, это будет очень мешать игрокам. Она была почти уверена, что сейчас Джеймс говорит свой команде именно об этом. Светлые, почти белые волосы Инессы выделялись на общем фоне, привлекая взгляды. Она, похоже, и не думала убирать их в хвост. В следующую минуту, когда на поле выбежали игроки в зеленой форме, и всеобщее внимание обратилось к ним, Инесса наклонилась к Джеймсу и что-то шепнула ему на ухо, почти касаясь его мочки губами, и похлопала его по плечу, задержав руку чуть дольше, чем следовало. Джеймс усмехнулся вполне весело.
Лили прищурилась сильнее.
Раздался свисток мадам Хуч, капитаны команд с плохо скрываемой ненавистью пожали друг другу руки, и матч начался.
Через полчаса никто уже не понимал, что происходит на поле: игроки носились где-то вверху с невероятной скоростью, едва различимые в красно-зеленых вспышках. Если бы не голос комментатора, старающегося заглушить беспрерывный шум на трибунах, Лили бы даже не знала, кто ведет. Солнце слепило глаза, поэтому ничего толком нельзя было разглядеть. То и дело раздавался свисток, и мадам Хуч с яростью подлетала к игрокам, что-то выкрикивая и назначая очередной штрафной. Накал страстей возрастал вместе с температурой воздуха: внизу у парапета однокурсники бурно радовались очередному голу, а в следующую секунду уже на чем свет стоит ругали Флинта, заехавшего битой в лоб гриффиндорскому загонщику. Маленькая Сара Митч едва успевала уворачиваться, петляя между огромными игроками в зеленой форме. Похоже, их главная тактика заключалась в том, чтобы вывести ловца из строя. С уверенностью можно было сказать, что Сара сейчас сосредоточена на том, как выжить, а не на том, как поймать снитч…
Это никогда не закончится.
Лили следила за игрой, как никогда рассеянно. Первый боевой задор прошел, и вернулось непреодолимое желание возвратиться в спальню подальше ото всех. Все, что она запомнила об этой игре – это какие-то отрывки, когда всеобщий шум ненадолго вырывал ее из безучастного состояния.
Блики солнца на волосах Инессы, словно вспышка молнии, когда она стрелой проносилась мимо трибуны.
Крики Джеймса, едва слышные сквозь общий рев.
Ребята, в ужасе закрывающие рты руками, когда кто-то из игроков снова получал бладжером в бок.
Оглушающие крики болельщиков, когда квоффл влетал в кольцо противника.
Хруст ломающейся ноги Джеймса, когда он ринулся наперерез огромному Флинту, дав Саре секунду преимущества. Игра закончилась с минимальной разницей в счете; ловец Гриффиндора поймала снитч.
* * *
Новости из лазарета и ужасные истории о матче, обрастающие все новыми и новыми скандальными подробностями, обсуждались в коридорах еще по меньшей мере неделю. Даже в библиотеке, согнувшись над очередным толстенным фолиантом, Лили слышала имя Джеймса со всех сторон. Он был у всех на устах; не проходило ни одного урока, на котором учителя не делали бы ему поблажки, а девочки не посылали бы ободряющих взглядов. И хотя он действительно хромал на правую ногу, Лили все чаще начинало казаться, что это просто имидж народного героя не позволяет ему твердо стоять на ногах. Вот так в школу ненадолго вернулся Джеймс-выпендрежник.
Но на самом деле, как бы ее не раздражала эта легкая показуха, в первый день после матча Лили кусала локти и, сидя в одиночестве в спальне, придумывала тысячу способов и причин зайти в лазарет. Конечно, это было совершенно невозможно: травма была небольшая, поэтому посещения не были ограничены. А значит, в лазарете всегда толпилось столько людей, что Лили просто нечего было там делать.
И потом, глупо было бы пытаться повидаться с ним после всего, случилось. После последнего разговора с Джеймсом Лили чувствовала себя слишком оторванной от него. Как будто они никогда и не были друзьями.
Пробраться ночью в лазарет?
Как же глупо это звучало, и какой же дурой она себя чувствовала! Лили хваталась за голову и кругами ходила по комнате, тщетно пытаясь не то придумать выход, не то просто успокоиться.
Через два дня мадам Помфри отпустила его, но шумиха не утихла. И хотя Лили старательно гнала от себя все плохие мысли, все, что могло омрачить ее последние дни в школе, после разговора с Джеймсом на Астрономической башне она иногда всерьез думала о том, что до самого конца он больше не заговорит с ней.
Май бежал, торопясь, день за днем ускоряя свой ритм.
Уроки проходили сумбурно, в повторении пройденного и лихорадочном перелистывании конспектов, в тестах и постоянных наставлениях серьезных, как никогда, учителей. Но в общей суматохе, занимаясь расчетами, записывая лекции или строгая ингредиенты для очередного зелья, Лили очень остро ощущала присутствие Джеймса.
Она чувствовала, когда он входит в класс и, не глядя на нее, проходит мимо на заднюю парту; Лили даже не поднимала головы, но кожей чувствовала его приближение, и улавливала запах его одеколона среди любых запахов, идущих от дымящихся котлов. Сквозь голос Алисы, увлеченно рассказывающей что-то, Лили различала его голос, слышала, как он садится рядом с Сириусом, кидая сумку на пол рядом с партой и доставая учебники. Иногда она даже не осознавала, что замирает и прислушивается, делая вид, что поглощена своими учебниками. Иногда Алисе приходилось щелкать пальцами у нее перед носом, чтобы привлечь внимание Лили. Это было невыносимо.
Алиса таскала ее с собой на стадион, где ребята из команды вечерами отдыхали от тяжелых учебных дней, перебрасываясь квоффлом, или просто летали, выделывая разные трюки в воздухе – у Лили просто не было сил сопротивляться ее настойчивым уговорам. Поэтому у нее совсем не оставалось шанса увильнуть от встречи с ним, хотя Джеймс даже не смотрел на нее и в целом они оба делали вид, что незнакомы – но как она могла перестать наблюдать за ним?
Лили хорошо держалась, и никто не мог бы упрекнуть ее в том, что она стала одной из тех девочек, что всегда вздыхают по капитанам. Ничем не выдавая себя, оставаясь такой же серьезной и собранной, даже серьезнее обычного, она незаметно для окружающих смотрела на Джеймса, быть может, всего лишь пытаясь найти ответ на вопрос, что с ней происходит и как от этого избавиться, потому что это на самом деле было невыносимой пыткой. Она стала замечать за собой, что даже в библиотеке тихо пробирается в уголок, из которого открывается отличный обзор на весь читальный зал. Там, обложившись книгами и никем не замеченная, она могла беспрепятственно наблюдать за Джеймсом – сейчас он часто приходил сюда, стараясь нагнать упущенный в апреле материал. Конечно же, он даже не подозревал, что Лили волей или неволей использует любую возможность, чтобы он все время оказывался в зоне видимости.
Она старалась читать. Старалась, чтобы ее извечная ответственность перевесила все, что творилось сейчас у нее внутри, но ничего не помогало, вообще ничего. Лили подпирала щеку рукой, она сдавалась и ненавидела себя, но продолжала следить за ним, иногда часами. Замечать, как от малейшего движения напрягаются его плечи, замечать поворот головы, или как он покусывает кончик пера, над чем-то размышляя. Или как потом что-то строчит, сжимая в пальцах перо. Или как улыбается сидящему рядом Люпину, так, что вокруг хитрых глаз появляются лучики морщинок. Опустив голову так, чтобы волосы хоть немного скрывали ее лицо, Лили скользила осторожным взглядом по его ресницам, скулам, подбородку. Впитывала его урывками, как будто если он выйдет сейчас из душной тишины библиотеки, она больше его никогда не увидит.
Может быть, это принесло бы даже некоторое облегчение. Но все повторялось изо дня в день.
Лили захлопывала книгу и уходила, но это не помогало перестать думать.
Ей снились странные сны. Теплые, живые, после которых не хотелось просыпаться. Разбуженная голосами в спальне или пляской солнечных зайчиков на веках, Лили закрывала глаза и изо всех сил пыталась поймать это ускользающее ощущение теплоты, когда во сне Джеймс берет ее за руку. И тогда она с силой сжимала его пальцы и думала, что ей на свете больше ничего не нужно. Лили прокручивала в голове все те случаи этой весной, когда им приходилось держаться за руки: это были воспоминания, от которых подстегивает тебя, как плоским камушком – воду, заставляет поеживаться от чего-то щекотного внутри. Лили спрашивала себя, почему она никогда не придавала этому такого значения?
Она старалась не позволять себе мечтать, но когда она сидела на трибуне пустого стадиона, положив ладони на колени и прищурившись от теплого закатного солнца, наблюдала за полетом ребят, Лили хотелось каких-то странных и простых вещей. Еще хотя бы раз увидеть, как он спит. Касаться ладонью его шершавой щеки. Смеяться вместе с ним. Сидеть рядом за старенькой партой библиотеки, когда он что-то пишет в своем пергаменте, такой сосредоточенный и серьезный. Это накатывало снова и снова теплыми волнами, сносящими все на своем пути.
Иногда она просто не могла поверить в то, что его нет рядом. Его НЕТ рядом, хотя он рядом все время.
Она мучительно не могла сосредоточиться. Иногда приходилось по десять раз перечитывать одно и то же предложение, прежде чем до нее доходил смысл. Выполнение домашних заданий затягивалось, впрочем, на это подозрительное обстоятельство никто из ее друзей не обращал внимания: все считали ее увлеченность учебниками вполне объяснимым обострением перед ТРИТОНом. Сейчас Лили была бы уже рада, если бы это было так.
Однажды, в одиночестве сидя в комнате и доделывая домашнее задание, Лили замерла на секунду над недописанным предложением в эссе, а затем нерешительно выдернула из-под кипы бумаг на кровати чистый листочек. Повертела его, погруженная в свои мысли, и медленно, вдумываясь в каждое слово, написала мелким, едва различимым почерком:
«И хотя я не могу сказать об этом почти никому – иногда я схожу с ума. Это очень несправедливо. Очень. Но самое несправедливое то, что я не хочу, чтобы это заканчивалось. У меня больше нет ничего настоящего. Более настоящего, чем он».
С секунду смотрела на написанное, перечитывая. Усмехнулась, подумав, что это звучит, как диагноз. А затем смяла листочек и отправила в корзину, и устало опустила голову на скрещенные руки.
* * *
Для всех студентов Хогвартса май оказался жарким, суматошным и веселым месяцем, когда лихорадочная подготовка к экзаменам внезапно сменялась прогулками и общением с друзьями, расписание было столь насыщенным, что некогда было вздохнуть. Иногда в выходные вечерами семикурсники собирались в тесный кружок в гостиной, сначала обмениваясь тем, кто что нашел к экзаменам и обсуждая неясные вопросы. Но в конечном итоге все неизменно переходило к воспоминаниям. Они вспоминали все маленькие, почти незначительные моменты, когда смеялись все вместе или грустили, вспоминали старые прозвища и старые шутки, выходки профессоров и собственные неудачи. Сейчас все это казалось стертым, все еще прозрачным, но уже подернутым легкой дымкой предрассветного тумана, когда не можешь понять – было это на самом деле, или же просто снилось, когда обидные когда-то шутки уже не кажутся такими, а все, что раньше было не смешным, приобретает какой-то совершенно другой оттенок. Сидя рядом с Алисой и Хейли, Лили наблюдала за лицами своих одноклассников и начинала думать, что они и правда самые дружные из всех, кто когда-либо заканчивал Хогвартс, но на самом деле она знала: во всем было виновато близящееся расставание.
Когда в таких посиделках участвовал Джеймс, Лили вела себя очень тихо. Она больше молчала и наблюдала, и редко когда говорила что-то, и все смотрели на нее, она видела, что Джеймс тоже смотрел, и это всегда сбивало ее с мысли.
После выступления Джеймса на том памятном ужине, а так же после геройства в финальном матче, все относились к нему немного по-другому, он стал кем-то вроде негласного лидера, хотя, конечно, никогда не стремился им быть. Тем не менее, когда он говорил, все слушали очень внимательно. Лили радовалась такому невинному поводу в открытую смотреть на него, смеяться над его дурачеством, но в груди немного покалывало от горького понимания того, что теперь ей нужен повод.
Сейчас все снова увидели мародеров такими, какие они были всегда: яркими, живыми, сумасшедшими. Они рассказывали о свих проделках, в некоторых из которых признавались только сейчас, спустя два или даже четыре года, и это всегда было очень весело.
Однажды в пятницу они проговорили так всю ночь, а утром, едва Филч отпер огромным ключом парадную дверь, выбежали на луг и провели раннее утро у озера, весело переговариваясь и наблюдая, как гладкая поверхность покрывается легкой рябью от налетающего теплого ветра.
И в это субботнее утро, наполненное свежим запахом весны и предчувствием скорого расставания, Лили хотелось быть с Джеймсом, как никогда раньше.
* * *
В один из понедельников в конце месяца Лили, как обычно, сидела наверху в пустой спальне, делая домашнее задание. Теперь вечера она проводила двумя способами: либо сидя в библиотеке, и тогда нормально подготовиться к урокам совсем не удавалось, либо так, как сейчас: сидя на своей кровати, поджав под себя ноги, и что-то черкая на пергаменте. Листик уже был исписан вдоль и поперек, видно было, что его не раз правили. На полу высилась башня из книг, которые Лили нагребла в библиотеке, чтобы лишний раз туда не спускаться. Здесь были и два тома по Зельеварению, и потрепанный, но горячо любимый справочник по Древним Рунам, и Продвинутая Трансфигурация, и Теория Астрономии, и множество других учебников. А на самом верху торжественно лежала толстая тетрадка Хейли с лекциями по Истории магии.
В комнате, честно сказать, был бардак.
Только-только стемнело, никто еще не вернулся с прогулки. Из-за незадернутой шторы виднелся краешек луны. В открытое окно доносились вечерние запахи почти начавшегося лета и негромкий неразличимый разговор, который велся на крыльце замка. Мягкий свет настольной лампы лился на исписанный пергамен, который Лили, согнувшись, последний раз проверяла на наличие ошибок. Это было почти готовое эссе по Заклинаниям, заключительное в этом году, которое она должна была сдать еще в пятницу, но по причине ночного дежурства не успела его написать. Старостам теперь часто сходили с рук такие вещи. Лили бросила взгляд на лежащую на прикроватной тумбочке толстую и, судя по виду, старую книгу с тисненными буквами на корешке: «Запрещенные заклинания».
Она отложила перо и выпрямилась, потянулась до хруста. Может быть, стоит упомянуть про пару заклинаний, которые запретили в начале века? В школьных учебниках кроме названий ничего не было, а если расписать их действие, получится вообще шикарная работа – она очень хотела получить высший балл.
Лили кое-как разгребла завалы на кровати и устроилась на самом краешке, положив книгу на колени. Она была тяжелой, теплой, словно живой. Книги из запретной секции вообще были необычными в большинстве своем. Лили нагнулась и сдула пылинки. Она давно в нее не заглядывала, даже забыла, когда принесла ее из зазеркалья, кажется, это было тысячу лет назад. Зазеркалье и все-все-все, что с ним связано.
Лили открыла толстый фолиант, с удовольствием касаясь мягких страниц. Перелистала, вдыхая терпкий запах книжной пыли и старины. Переворачивая очередной лист, Лили вдруг наткнулась на колдографию, вложенную в книгу вместо закладки.
Она дернулась так резко, что случайно задела ногой неустойчивую башню из учебников: книги с грохотом посыпались на пол, поднимая клубы пыли. Но Лили даже не обратила на это внимания, она схватила фотографию, недоверчиво уставившись на черноволосого парня, улыбающегося ей. Это было так неожиданно и так странно – просто потому, что этого не могло произойти в реальности, чтобы Джеймс Поттер улыбнулся ей. Это была всего лишь колдография, но Лили пришлось на минуту закрыть глаза, чтобы перевести дыхание.
Он так давно не смотрел ей в глаза, что даже взгляд с колдографии заставлял сердце биться с бешенной скоростью. Осторожно, самым кончиком пальца проводя по гладкой поверхности, Лили заворожено следила за ним и с грустью думала, что теперь можно совсем не появляться в библиотеке.
Она не знала, сколько просидела так в одной позе, ссутулившись над раскрытой книгой и не отрывая от Джеймса взгляда, когда дверь в спальню распахнулась, и, ахая, вошла Алиса. Лили поспешила захлопнуть книгу вместе с фотографией.
- Мерлин, что тут произошло? – воскликнула Алиса, переступая через груду книг, в беспорядке разбросанных по полу.
Лили, все еще растерянная, почувствовала себя застигнутой врасплох за каким-то стыдным занятием.
- Ничего. Просто книги упали, - спокойно ответила она, и Алиса, похоже, не обратила внимания на странные нотки в ее голосе. Лили убрала книгу за спину. – Почему ты вернулась так рано?
Алиса пробралась к ее кровати, попутно кинув взгляд в зеркало.
Лили незаметно сунула книгу под подушку.
- Хотела отдать тебе кое-что, - отозвалась Алиса, садясь на краешек ее кровати. Только сейчас Лили заметила небольшой сверток в ее руках. – Вот, это было в посылке от мамы. Похоже, это то, что ты просила.
Лили приняла от нее сверток. Повертела в руках.
- Спасибо.
Они помолчали. Алиса выжидательно и настороженно смотрела на нее.
- Ты не откроешь?
- Нет, не сейчас, - Лили пожала плечами.
Алиса заправила за уши непослушные светлые пряди. Лили узнала этот взгляд, но она понятия не имела, каким чудом ей удастся сейчас избежать расспросов.
- Лили, - начала Алиса, сложив руки на коленях и сидя на краешке кровати с выпрямленной спиной. Лили некстати подумала: почему Алиса всегда распрямляет спину, когда собирается говорить о важных вещах? Чтобы сразу вогнать противника в замешательство? – зачем тебе антиаллергическое зелье?
- Какой странный вопрос.
- Вовсе не странный.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь.
- Почему ты все воспринимаешь в штыки? Это нормально, что я хочу знать – у нас больше не будет зелий с майораном, мне интересно, зачем оно тебе?
- На экзаменах может попасться, - отбила Лили.
Алиса прищурилась.
- Не очень-то впечатляющий ответ.
- Я и не стремилась тебя впечатлить, - надулась Лили, отворачиваясь.
Алиса помолчала. Лили не видела ее лица, она изо всех сил желала, чтобы подруга оставила ее в покое.
- Послушай… Я старалась не вмешиваться во все, что происходит, но я не могла не заметить все эти… совпадения. Ты долго пропадала по ночам с Поттером. А потом взломали лабораторию. И майоран пропал среди прочего, тебе это известно так же хорошо, как и мне. Что ты хочешь, чтобы я думала? Ты заказала антиаллергическое зелье, которое тебе сейчас не нужно.
Алиса пожала плечами, словно не зная, что еще добавить. Но она все же была не до конца уверена в своих догадках, а значит, у Лили оставались пути к отступлению.
- Ты считаешь, что мы взломали лабораторию?
- Я твоя подруга, Лили. Я могла бы об этом знать. Ко всему прочему, ты пишешь работу по зельям, если преподаватели не могут сложить дважды два, то…
- То, значит, нечего складывать. Я сказала, зачем мне это зелье, больше мне нечего сказать, Алиса. Давай закроем тему, у меня еще много уроков.
Она опустила взгляд к своему недописанному эссе, но строчки плясали перед глазами, а Алиса все никак не уходила.
Может, это неполадки в совиной почте, а может быть, мама Алисы оставалась такой же необязательной, как и раньше, но, как бы то ни было, Лили с нетерпением ждала эту посылку в начале месяца, а теперь уже было слишком поздно. Полнолуние упущено. Конечно, без антиаллергического зелья она никак не могла начать работу. А без этой работы она не могла дописать курсовую. А без курсовой не могла поступить в Академию. Выходила странная ситуация: Лили могла рискнуть всем и варить Аконитовое зелье во время экзаменов, но на карту, помимо поступления, была поставлена еще и успешная сдача ТРИТОНа.
Лили понятия не имела, как все успеть.
- Лили… можно я скажу? – Алиса, устав от долгого молчания, встала и направилась к двери. - Только не обижайся. Я все равно тебе подруга. Но ты в последнее время такая унылая, что я скоро начну тебя избегать. Вот так.
- Просто мне нечего больше ждать, - пробормотала Лили себе под нос, но Алиса уже не слышала. Она вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.
* * *
На следующее утро Лили и Алиса сидели в Большом зале бок о бок и ковырялись в завтраке. Солнце полосками утреннего света проникало через цветные витражи, отражаясь в начищенных до блеска приборах, и бликами скользило по волосам. Шла последняя неделя перед экзаменами, поэтому сейчас по утрам уже не было привычного шумного возбуждения: каждый начинающийся день означал неумолимое приближение июня, и мысли об этом сжимали внутренности в тугой комок. Кое-кто из старшекурсников вообще не мог впихнуть в себя ни кусочка. Даже за завтраком кто-то умудрялся что-то повторять.
Рядом с девочками на столе лежал учебник по Трансфигурации, над которым, жуя тосты с джемом и роняя крошки на страницы, сидели Сара и Дэвид, вполголоса обсуждая, почему у тарелки никак не вырастает хвостик при попытке обратить ее в мышь. На другом конце стола две семикурсницы по очереди повторяли заклинание левитации, заставляя кувшин с соком парить над головами. В ту минуту, когда в зал шумно влетели совы, девушка, держащая палочку, отвлеклась лишь на секунду: этого хватило, чтобы добрая половина кувшина с плеском вылилась на голову Грею, который, громко ругаясь, вскочил с места.
Пока Алиса с донельзя умным видом разъясняла тонкости Трансфигурации непутевым пятикурсникам, Лили была предоставлена сама себе, и занималась тем, что время от времени бросала взгляды на стол Ревенкло. Сегодня они сели так, что отсюда была прекрасно видна сутулая спина Брайана.
Весь месяц Алиса продолжала свою политику «избавься от Брайана», но, даже если бы она оставила Лили в покое, это не имело бы особого значения: Лили и думать забыла о своем бывшем друге. Они очень редко пересекались в замке, и ей даже не приходилось ничего делать специально, чтобы его избегать. Похоже, несмотря на то, что Лили вообще не обратила на это внимания, Брайан это заметил. Скандал с грандиозным взломом лаборатории давно утих, по крайней мере, так казалось со стороны, а значит, он ей больше не нужен. Возможно, Брайан думал именно так, и время от времени Лили терзали эти мысли. Например, сейчас.
- Ты не должна чувствовать ответственности за то, что ты кому-то нравишься, а он не нравится тебе, - вдруг услышала она голос Алисы, которая, оказывается, уже закончила свою лекцию. По столу под визг девочек бегали две мыши с узором от тарелок на спине. – Невозможно ответить взаимностью всем, и в этом нет твоей вины.
Лили искоса взглянула на нее. И как она догадалась?..
- В твоих словах чувствуется горький жизненный опыт.
- Просто если ты не перестанешь себя изводить по каждому поводу, ты однажды потеряешь все. Невозможно иметь все сразу, от чего-то всегда приходится отказываться. Лучше займись письмом.
Только тут Лили заметила конверт, лежащий на краю ее тарелки. Непонятно зачем, он был обклеен маггловскими марками.
- Это от мамы, - возбужденно сказала Лили. Она уже тысячу лет не получала писем из дома. Да что там – с самых каникул она не разговаривала ни с кем из своих родных.
Лили быстро разорвала конверт и погрузилась в чтение. Алиса тихо сидела рядом, жуя тост, но на самом деле Лили видела, что той не терпится узнать новости. Когда спустя несколько минут Алиса повернулась к подруге, на Лили лица не было. Но она даже не успела открыть рот, чтобы спросить, что случилось, когда Лили повернулась к ней и выпалила:
- Петуния выходит замуж!
