Глава 16Глава XVI
-Встанет со-о-о-лнце над лесом,
Только не для меня-я-я-я;
Без люби-и-и-мой принцессы
Не прожить мне и дня!
Блейз Забини намыливал волосы и с величайшим удовольствием напевал севший на язык мотив. Мужчина не спал всю ночь, но, тем не менее, чувствовал себя счастливым и отдохнувшим. Как только Гермиона ушла, Драко рассказал несколько историй своей бурной молодости, связанных с предсказуемыми юношескими неудачами. Блейз до сих пор смеялся при воспоминании о ночи, связавшей Драко и Гермиону в известном смысле. Интересно, что Малфой раньше не проболтался, хотя в вопросах либидо друг всегда был очень откровенен.
Выходя из душа, Забини оделся и с присущим ему спокойствием направлялся к гардеробной. Надев голубую рубашку и джинсы, итальянец буквально ворвался в комнату Драко – любителя поздних подъёмов.
Малфой, тем не менее, оставался непреклонен в своём сне, так что завтрак можно было бы смело назвать полдником.
-Блейз, свет очей моих, - решил Драко начать издалека.
-Да, милый? – отозвался Забини и отпил кофе из маленькой фарфоровой чашечки.
-Вчера я стал свидетелем некоторых намёков на интереснейшее положение вещей!
-Почему бы тебе не начать выражаться менее пространно.
-Блейз, я думаю, что ты влюбился!
Поглощение любимого напитка было категорически испорчено – лицо Блейза было абсолютно непонимающим, ведь он никоим образом не понимал, откуда именно у Драко появились такие неоднозначные мысли. Забини не замедлил откинуть сомнительные размышления до того момента, когда будет один, и сменил удивленный взгляд на искренне негодующий.
-Драко, перестань крошить омлет на скатерть! Как ты умудряешься?!
-У меня похмелье! Я не обязан быть аккуратным!
-Так прими антипохмельное и не пачкай скатерть, именем Мерлина, - Блейз всплеснул руками.
-Всё-всё, не нервничай! – опасливо сказал Малфой и, хлопнув в ладоши, вызвал домовика.
Вскоре Драко отправился навестить мать и новоиспечённого отчима, продолжить мучения от неразделённой любви и ревности, оставив итальянца наедине с собой.
Блейз невольно начал анализировать свои чувства, внезапные эмоции и понял, что не понимает, откуда взялись в его душе такие странные и сильные ощущения.
Когда-то Мама рассказывала, что Блейз помолвлен с наследницей рода Дювалль, но Каролина Забини говорила и о том, что его потенциальная невеста то ли пропала, то ли умерла.
«Стоп, почему я в принципе об этом вспомнил?» - прервал Забини странные для этого времени суток, да и для него самого, размышления.
Чтобы развеяться и ответить на этот вопрос, Блейз направился к бывшему кабинету отца в западном крыле. Взяв ключ в тайнике в картине, напоминавшей раннего Франсуа Буше, мужчина отворил дверь и подошёл к маленькому шкафчику-полусейфу. Сначала он воспользовался ключом: приоткрылась маленькая позолоченная дверца. Приложив руку к орнаменту в форме руки, Блейз произнёс: «Abyssus abyssum invocat». Дверка отворилась, и голубоватое свечение разнеслось по всей комнате. Забини взял огромный родовой талмуд и проклял про себя всю систему опознавания и генеалогические чары.
От родовой книги веяло теплом. Мужчина положил её на стол и, опершись на него руками, внимательно посмотрел на талмуд. Обложка была украшена золотом и сапфирами – фамильные цвета рода Забини. Книга обладала удивительным свойством: записывать и запечатлевать все решающие моменты жизни семьи в хронологической последовательности. Удивительные чары, наложенные ещё Мерлин знает сколько веков назад, может, даже им самим, если верить первым главам. Открыв сразу на середине, где, сколь помнил Блейз, значилось имя отца, мужчина пробежался глазами по истории брака своих родителей и, наконец, дочитал до своего рождения и детства, поразившись в очередной раз испытаниям, прожитым его родителями.
Взгляд Блейза остановился на гравюре, рассмешившей его до невозможности. Ограниченная красивыми вензелями, она изображала помолвку.
«Да уж, если это и Грейнджер, то во младенчестве я бы её не узнал и, тем более, не запомнил. Кажется, от этого всего у меня даже сгладилось удивление от того, что мы, быть может, помолвлены..», - подумал Блейз, но совершенно в тот же момент удивление вновь «посетило» его с удвленной силой. Следующая страница как-будто прямо на его глазах испарилось в воздухе, потому что на её месте быстро образовалась блестящая пыль и разноцветные искры. Всё, что могло рассказать истории о невесте после помолвки, отливало назойливым огнём и пылью, которая ещё и вывалилась на одежду Блейза, как незадачливый спецэффект в деревенском цирке.
Вопрос остался почти открытым. Вернувшись к странице с гравюрой, Забини задумался и, увидев имя Элеоноры Дювалль, решил, что истину он сможет узнать точно от неё. Только как её найти и разговорить? Если её дочь умерла, то единственное, что может ей помешать рассказать правду, - это тоска и гнетущие воспоминания. А вот, если это - Грейнджер, и она жива, что объясняет и поцелуй, и причину, по которой та смогла открыть поместье, то стоит вдохновить Гермиону на расследование и начать развивать их отношения, а, может, и помочь найти свою истинную мать, ведь бедняжка, наверно, и не подозревает о своих истинных корня!
Блейз даже потёр руки от своего коварства, только через секунду уже перестал так делать, проникнувшись абсурдностью этого жеста. Захлопнув книгу и совершив обратные манипуляции с сейфом, Забини отправился в библиотеку, надеясь найти что-то о роде Дювалль, быть может, портреты или даже вырезки из газет, которые когда-то собирал его отец.
