Глава 16Игра на усложнение позиции – крайняя мера, к которой шахматист должен прибегать лишь тогда, когда он не находит ясного и логичного плана.
– Раймонд, вы собираетесь сдавать полный школьный курс или просто решили стряхнуть пыль со всех книг из библиотеки? – иронично поинтересовался портрет сэра Геллерта, пытавшийся разглядеть хозяина замка за грудой старинных фолиантов.
– Первое, – буркнул Раймонд, и его макушка снова скрылась за горой книг.
– В таком случае позвольте поинтересоваться, зачем вам это? – продолжил допрос нарисованный маг, невозмутимо протирая свои очки. – Вы сами говорили, что в Хогвартс примут и с пятью СОВ.
– Я вспоминаю, – снова невнятно промычал юноша, не отрываясь от чтения.
– Простите меня за любопытство, но что именно вы вспоминаете?
– Все.
Сэр Геллерт тяжело вздохнул. Старый волшебник так соскучился по общению, что Раймонд старался лишний раз не оставлять его в одиночестве. Вот и сейчас Певерелл набрал в родовой библиотеке кучу книг и обустроился в холле на полюбившемся ему диване. Но погруженность юноши в учебу по-прежнему не давала сэру Геллерту возможности насладиться приятной беседой.
Скосив глаза на расстроенный портрет, Раймонд решительно захлопнул толстый том «Искусства превращения» Умга Шталтунга.
– Извините меня, сэр Геллерт, – потерев уставшие от многочасового чтения глаза, произнес молодой человек. – Я не хотел обидеть вас своим невниманием. Но ведь вы понимаете, насколько все это важно для меня.
– Раймонд, я прекрасно вижу вашу подготовку, вам не о чем волноваться, – уверил портрет молодого лорда. – Вы сейчас зарылись в высшую магию и научные труды, которые знает не каждый профессор. Неужели думаете, что это понадобится на экзамене?
– Нет, конечно нет, – устало ответил Певерелл. – Я начал читать, чтобы понять, сколько знаю. И обнаружил, что постепенно вспоминаю все, о чем говорится в этих книгах. Чем больше я читаю, тем больше воспоминаний приходит ко мне… Но я, как и раньше, ничего не помню о прошлой жизни. Друзья, родные, любимые вещи – все это ничего не значит, этого словно не существует. Знаете, такое ощущение, будто никакой жизни раньше и не было, будто я родился заново и только теперь выбираю свой дом, школу и даже семью.
– Выбирать – это хорошо, – сказал Акер, внимательно слушавший хозяина. – Многие хотят выбирать, но не всем разрешают.
– Может быть, – согласился Раймонд со стражем замка. – Но мне кажется, кто-то сделал меня таким, чтобы я выбирал все снова, а значит, он контролирует мой выбор.
– Выбор человека нельзя контролировать в полной мере, – заметил Генрих Геллерт. – Можно лишь подтолкнуть его к этому выбору, помахав перед носом нужными фактами, но кто вам мешает изучить любой вопрос самостоятельно и принять свое решение?
– Именно поэтому я и зарылся в книги, – признался Певерелл.
– Это не панацея, Раймонд, – нахмурился портрет. – Как бы я ни уважал книги, должен признать, они не всегда могут поделиться ответами, тем более правильными.
– Поэтому я ищу ответы не только в них.
– Вы о том маге, дух которого вызывали неделю назад с помощью камня? Запамятовал, как его имя…
– Я вызывал разных магов. Думаю, вы говорите о Каркарове. Игоре Каркарове.
– Да, точно. Никогда раньше, кстати, не слышал эту фамилию. Впрочем, я не слишком хорошо знаю небританских волшебников.
– А Гриндевальд? – вдруг спросил Раймонд, подавшись вперед. – Эта фамилия вам о чем-то говорит?
– Гриндевальд… – протянул Генрих с непонятной интонацией. – Почему вы спрашиваете?
– Один из волшебников, которых я встретил в доме Блэков, назвал символ Даров Смерти знаком Геллерта Гриндевальда. Мне показалось странным, что магу дали имя, которое совпадает с фамилией вашего рода.
– Ничего странного в этом нет, – быстро проговорил старичок на картине, – простое совпадение. А теперь извините меня, Раймонд, я очень устал и хотел бы немного вздремнуть.
Генрих немного поерзал на своем кресле, устраиваясь поудобнее, затем закрыл глаза и почти сразу захрапел протяжными руладами, напрочь игнорируя пристальный взгляд Раймонда.
***
– Мы будем скучать по тебе, Гарри, – мягко сказала Гермиона. – Ты уверен, что хочешь оставить мне Хедвиг? В последнее время она очень беспокойная.
– Да, ей будет лучше в Хогвартсе, и вы сможете отправлять мне письма с ней, а не с Сычиком. Тот слишком мал для таких перелетов.
– До сих пор не могу поверить, что ты решился поехать в Дурмстранг, – признался Рон. – Ты уверен, что тебе не нужна помощь?
– Помощь нужна, Рон, но не в Дурмстранге, – сказал «Гарри», глядя на рыжего парня. Объяснение с ним прошло намного лучше, чем Тонкс ожидала. – Дамблдор устроит в этом году обмен студентами, чтобы как-то объяснить мой перевод. И из Дурмстранга к нам приедет один странный парень, тот самый, которого мы встретили в Темной аллее.
– Раймонд Певерелл? – удивилась Гермиона. – Он так хорошо говорит по-английски, не думала, что он иностранец.
– Может, он англичанин, просто учился там? – пожал плечами Рон. – Помните, Малфой тоже думал поступать в Дурмстранг, но мамаша не захотела отпускать хорька.
– Скорее всего, Рон прав, – кивнул «Гарри». – Певереллы – старинный английский род, о котором долгое время не было ни слуху ни духу.
– И тут объявляется Раймонд… – протянула Гермиона.
– Странно, не правда ли?
– Так Дамблдор хочет, чтобы мы присмотрели за ним? – воодушевился Рон. – Он как-то связан Ты-Знаешь-С-Кем?
– Я не знаю. Но думаю, с вашей помощью мы это выясним.
***
«Вопрос № 20. Расскажите о руническом раскладе “Три Сестры”. Расшифруйте предсказание, если при этом раскладе выпадут руны Вуньо, Уруз и Тейваз».
Раймонд усмехнулся и застрочил ответ, вспоминая свою волшебную палочку, покрытую рунами. За то время, которое Певерелл провел на Азкабане, готовясь к сдаче СОВ, он успел привыкнуть к ней и по-настоящему полюбить. И хотя Раймонд до сих пор иногда забывал пользоваться палочкой и самые легкие заклятья творил без нее, юноша старался не злоупотреблять беспалочковой магией и все чаще доставал свое изделие для сотворения волшебства.
– Миссис Марчбэнкс, я закончил, – обратился Раймонд к сухонькой старушке, которой даже на вид было лет сто, не меньше.
– Очень хорошо, мистер Певерелл, можете сдать пергамент и приступить к практической части. Что там у вас? Гадание по чаинкам?
Раймонд согласно кивнул, встал из-за парты, одиноко стоящей в почти пустой комнате Министерства, и подошел к старой волшебнице. До этого он никогда не сдавал экзамен один; всегда находились другие студенты, желавшие показать свои знания. Кто-то приходил сюда после подачи апелляции, кто-то после болезни, а кто-то находился на домашнем обучении и теперь заботился о получении аттестата волшебника. Видимо, предсказания нынче не пользовались популярностью, раз экзамен организовали исключительно ради Раймонда.
– Это ведь ваш последний экзамен? – громко, как обычно делают глуховатые люди, спросила Марчбэнкс, разливая чай.
– Да, мэм.
– Скажу вам по секрету, – все так же громогласно сказала волшебница, – вы показали очень высокие результаты. Когда профессор Тофти увидел вашу работу по заклинаниям, он схватился за сердце и его пришлось отпаивать Умиротворяющим бальзамом. Потом он долго не мог прийти в себя и постоянно твердил, что вы воскресший Александр Волхов. По мнению профессора, у вас его техника и стремление к изящным решениям.
– В этом нет ничего удивительного, миссис Марчбэнкс, ведь Александр Волхов был моим учителем, – невозмутимо сказал Раймонд, делая глоток из фарфоровой чашки.
– Вот как? – удивилась сухонькая волшебница. – Впрочем, это все объясняет. Я знала, что после ухода из Дурмстранга Волхов давал частные уроки, но даже не подозревала, какие талантливые у него ученики. Вы не возражаете, если я расскажу об этом профессору Тофти?
– Вовсе нет.
– Прекрасно! Позвольте поинтересоваться, кто же обучал вас предсказаниям?
– Алдан Болжек.
– Потрясающе! – Восторгу Гризельды Марчбэнкс не было предела. – В последний раз мы виделись на конференции в Праге, удивительный человек! Ему в то время уже было девяносто четыре, и он предсказал смерть самому себе через два года. Так и случилось.
– Профессор Болжек никогда не боялся смерти, – сказал Раймонд. – Он говорил, что для высокоорганизованного разума смерть – это очередное приключение.
– Да-да, Альбус Дамблдор постоянно повторял мне эти слова, – закивала старушка, смахивая белым платком непрошеные слезы. – Но это не делает смерть наших близких менее горькой. Алдан был великолепным волшебником и прекрасным человеком. Вот мы сейчас с вами пьем чай, а он так любил чай. Мог пить его галлонами.
– И обязательно с клубничным вареньем, – улыбнулся Раймонд.
– И эта его привычка постоянно поправлять галстук-бабочку…
– И говорить при этом: «Подумать только, подумать только!»
Раймонд живо изобразил эту картину, и Гризельда оглушительно рассмеялись.
– Что ж, миссис Марчбэнкс, – уже серьезно произнес Раймонд, заглядывая в уже пустую чашку, – наверное, мне пора приступить к ответу.
– Бросьте, Раймонд! – добродушно воскликнула старушка. – Это еще успеется! Лучше давайте выпьем еще чайку. Скажите, а Алдан вспоминал меня?
– Конечно, – с улыбкой ответил юноша, – он очень тепло о вас отзывался.
– Ох, – выдохнула Гризельда с не свойственным ее возрасту смущением. – Ну не томите же! Рассказывайте!
***
– Кричер, тот мальчик действительно уничтожил медальон, который ты мне показывал?
Портрет Вальбурги Блэк сурово посмотрел на покорно склоненного домовика, и тот испуганно вжал голову в плечи.
– Молодой хозяин так сказал, – пробормотал эльф. – Кричер думает, что он сказал правду.
– Что ты поведал ему о медальоне?
– Кричер сказал, где хозяин Регулус взял эту злую вещь. Еще Кричер сказал о пещере и о том, что много раз пытался уничтожить медальон, но у него ничего не получилось.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнула Вальбурга. – Я сразу поняла, что мальчик не так прост. Выполняй все, что он скажет.
– Кричер будет хорошим эльфом, хозяйка, – сказал домовик, чуть ли не сложившись пополам в низком поклоне.
– Можешь идти, – велела Вальбурга, и после того как эльф скрылся в кухне, произнесла в пустоту: – Этот мальчик – моя единственная надежда.
