ЭПИЛОГ
– ...пожалуйста. Мы ведь можем попробовать, профессор. Это не так уж рискованно.
Директор устало трет переносицу. Гарри стискивает кулаки. Ну нет уж, он не намерен так легко отступиться! Перестраховщики! Да как будто это им что-то угрожает!
– Сэр, – напористо начинает он, – вы же сами говорили – однажды придется проверить. Почему не теперь?
Гарри спиной чувствует насмешливый взгляд. Ну и скалься там, сволочь! Он с трудом, но удерживается от желания оглянуться и ляпнуть что-то грубое. За последние полгода он, конечно, привык и к этим взглядам, и к снисходительному презрению в голосе, и к кошмарным методам преподавания, но – черт, как же это иногда выводит из себя!
Директор наконец-то отрывается от вида за окном – снег падает крупными, пушистыми хлопьями, переливаясь в свете волшебных огней, плавающих под окнами замка – и серьезно смотрит на Гарри.
– Мне бы хотелось, чтобы прошло больше времени, – говорит он устало.
– Почему? – не отступает Гарри. – Вы ведь хотели, чтобы я занимался окклюменцией – и я это делал, и Снейп... простите, профессор Снейп говорит, у меня нормально получается. Так в чем дело?
– Не переиначивайте мои слова, мистер Поттер, – шелестит из угла кабинета Снейп. – "Нормально получается" – это не ваш уровень.
– Ладно, терпимо! Он сказал – "терпимо", но на языке любого другого человека это и есть "нормально"! – вскидывается Гарри. – И я не понимаю, почему я не могу попытаться применить это на практике...
– Вам доступна хоть какая-то магическая терминология, мистер Поттер? "Это" называется внутренним односторонним ментальным блоком.
Ох, Мерлин. Гарри скрещивает на груди руки и заставляет себя сделать несколько
вдохов и выдохов. Да это уже не смешно. Если он снова поцапается со Снейпом, не видать ему свободных выходных как своих ушей – и здравствуйте, неотмываемые котлы и жабьи лапки.
Директор усаживается в кресло и кладет ладонь на спину дремлющего Фоукса. Тот сонно курлычет.
– Северус, что ты думаешь? – Что-то в голосе директора изменяется, и Гарри понимает, что он временно перестает участвовать в разговоре, хоть и стоит посреди директорского кабинета. – Насколько велика опасность?
– Невозможно сказать наверняка, – Снейп растягивает слова точно нарочно – ух, как же раздражает! Но Гарри все равно стоит, затаив дыхание. – Поттер в состоянии удерживать защиту некоторое время. Если Блэк не окажется полным кретином и не спровоцирует давление со своей стороны – риск, полагаю, минимален. Разумеется, если мы говорим о краткосрочном контакте, а не о том, что Блэк с Поттером проведут вместе Рождество.
Гарри не надо оборачиваться, чтобы узнать усмешку на ненавистном лице – елейного голоса достаточно.
– Хм. Гарри все еще снятся воспоминания Сириуса?
– Спросите у него сами, директор, – небрежно отзывается Снейп. – Я уверен, что мальчишка периодически мне врет.
Да неужели.
– Гарри?
А вот это очень, очень нехорошо. Гарри встречается взглядом с директором – не так уж это и страшно, когда знаешь, что никто не может влезть в твою голову, но это преимущество не спасет, если вся правда написана на лице! Сердце падает куда-то в живот – и стучит там, вызывая тошноту. Врать очень не хочется, но придется – потому что вопрос очевиден.
– Тебя снятся воспоминания Сириуса?
– Нет, сэр. За два месяца – ни одного.
Это и не совсем ложь – за два месяца он и впрямь не видел ни одного сна-воспоминания. До вчерашнего дня. Но это ведь не считается? Это вышло случайно! Еще вчера Гарри не пришлось бы лгать, так какая разница!
– Какая жалость, что мы не можем проверить... – тем же до отвращения гладким голосом тянет Снейп, но директор останавливает его одним жестом.
– Оставь это, Северус. Что же... Гарри. Думаю, мы можем попробовать.
*
...так накатывает волна на каменную набережную – шумно, требовательно, неотвратимо. Что-то меняется – тихая гладь вспенивается в момент, волны поднимаются и наваливаются на камень всей мощью...
На мгновение Гарри зажмуривается, сосредотачиваясь. Волны стихают.
– Порядок? – Ремус Люпин сжимает его плечо. Гарри может только кивнуть – на большее его не хватает. – Не волнуйся, Гарри. Сделай глубокий вдох, хорошо?
– Я в норме, – невнятно бормочет он, но пытается вдохнуть поглубже. – У вас тут люстра качается... и шкаф.
– Ничего подобного, – фыркает Люпин. – Шкафу не положено по технике безопасности. Так что не наговаривай.
– Успокоительное зелье, Поттер? – язвительно вклинивается Снейп, заставляя Гарри вздрогнуть от неожиданности – черт, и как это можно забыть, что и эта мышь летучая здесь!
– В этом нет необходимости, Северус, – мирно отвечает Люпин. – Гарри немного волнуется, вот и все.
Немного – это, наверное, преуменьшение, думает Гарри, усиленно моргая. Расплывается несуразными пятнами все – и плакаты на стенах, и меловые круги на полу, и огоньки парящих в воздухе свечей... Класс становится мешаниной цветных разводов. Стул остается стулом, только пока ты глазеешь на него что есть сил, а выдохнешь на мгновение – все, поплывут деревянные ножки.
Это смешно – вот была доска, а вот уже чернильная клякса, вот синеватая стенка аквариума, а вот такая же размытая завитушка... Вот массивная громада шкафа, а вот – огромное расползающееся пятно...
– Хватит витать в облаках, Поттер! – рявкает Снейп.
Ох, точно...
– Не цепляйся-ка к моему крестнику, Снейп.
Люпин коротко сжимает его плечо и отпускает – и мир плывет и кружится, хотя Гарри и чувствует, что стоит на ногах. Шум накатывает отовсюду – шумят не укрощенные, но запертые где-то в затылке волны, шумит класс шепотками и вздохами.
"Все в порядке, Северус?"
"Подождите, директор..."
Гарри точно не знает, секунды проходят или минуты к тому моменту, когда головокружение наконец отступает и стихает ярость волн, оставшихся за щитом. Усмиренных. Ясность возвращается в один миг – просто невнятное пятно перед распахнутой дверью вдруг становится человеком.
Одетым по-маггловски, высоким – неужели он правда настолько выше? – и взволнованным. Человек ловит его взгляд и вздыхает с облегчением, и только тогда Гарри соображает, что не у него одного все плыло перед глазами. Что-то мощное, рвущееся вон из головы они усмиряли вдвоем.
– Порядок, – выдыхает Сириус изумленно, – кажется. А?
– Кажется, да... – в тон ему отвечает Гарри.
Они стоят друг напротив друга, неулыбчивые и потрясенные, в окружении настороженных зрителей. Краем глаза Гарри замечает, как они переглядываются – Люпин, директор, Снейп, знакомый по Мунго колдомедик...
Гарри вдруг становится смешно. Вот же глупость! Ждут подвоха, все еще ждут, готовятся спасать, оказывать помощь... Но ведь очевидно – все в порядке! Это просто как день. Им нечего опасаться.
Улыбаться они начинают одновременно – понимающе, как заговорщики, и Гарри первый шагает вперед...
– Нет, нет!.. – кричит кто-то.
...а Сириус в два шага-прыжка преодолевает разделяющее их расстояние и сжимает Гарри в объятиях. По классу прокатывается почти ощутимая волна ужаса – но ничего страшного, конечно, не происходит.
И не могло произойти – это Гарри чувствует наверняка.
– Как ты? – тихо спрашивает Сириус.
– Голова кружится, – признается Гарри, но, угадав намерение Сириуса отстраниться, поспешно добавляет: – Просто так!
– Ну, и славно, – Сириус успокаивается. И глухо повторяет: – Славно. – И совсем тихо: – А ведь мы с тобой смотрели один сон вчера ночью, а?
– Где ты приставал к первокурсникам и ругался с профессором Люпином?
– Ну, положим, ни с каким не с "профессором"...
– Но ругался. Пока не пришел...
– Твой отец, – Сириус отстраняется и серьезно вглядывается в лицо Гарри. – И твоя мама.
Гарри ждет, что Сириус скажет то же, что говорят все, кто знал его мать – "у тебя ее глаза". Но Сириус только улыбается, грустно и отстраненно. И, приобняв Гарри за плечи, оборачивается к притихшим зрителям.
– Ну, господа, полагаю, эксперимент прошел успешно? – восклицает он несколько
наигранно и подмигивает Люпину.
А Гарри любуется мрачным, кислющим лицом Снейпа.
*
– Ф-фух. Хвала Мерлину. Я почти поверил, что эта безумная драма затянется на года...
– Они умницы! Ох...
– Эй, только не плачь – смотри, дивная картина. Счастливые, обнимаются, а Нюнчик истекает ядом. Чего еще желать!
– Д-джеймс!
– Ну, что? Дождаться не могу, когда Бродяга сварит этого слизняка в его собственном котле.
– Северус помогал Гарри.
– Ага. Видели мы, как он помогал. Не ты ли, помнится, рычала и клялась являться ему в кошмарах до конца жизни?
– Ох. Ну это ведь неважно, правда? Теперь все... хорошо.
– Особенно если шавка не угробит нашего сына. Что? Никогда не думал, что скажу это, но Блэку не помешало бы немного...
– Повзрослеть? Не это ли я твердила с третьего курса, Джеймс Поттер!
– Ты умница, Лили, я разве спорю? Не переживай. У них есть Рем – вот на кого можно положиться. Школьный учитель, кто бы мог подумать...
– У него всегда была голова на плечах.
– Эй, а у нас?
– А у вас в мозгах гулял ветер и порхали снитчи, Джеймс. Хочешь возразить?
– Да нет – говорю же, ты умница. И они тоже. Наконец-то стало...
– Спокойно.
– Да. Спокойно.
*
...они толпятся в коридоре – огромная жужжащая гусеница. Неповоротливая, трется боками о стены, задевает портреты – старики ворчат и грозят заколдовать насмерть, но пугаются только идиоты-перваки из маггловских семей, которые так и не постигли за год основные законы магического мироустройства.
Сириус подталкивает в спину очередного первогодку, который застыл перед портретом какого-то отчаянно брюзжащего хмельного рыцаря:
– Топай вперед.
– Но я... – мелочь задыхается от неловкости. – Я случайно задел локтем этого господина, и там стерлась краска...
– Нахальный юнец! – рыцарь потряхивает щитом – красный крест размазан в нелепую кляксу. – Щенок непочтительный! Я покажу тебе...
Сириус закатывает глаза и за воротник уволакивает первогодку вперед.
– Триста лет назад у него там стерлось, идиот. Ты бы еще с психопатом Кэдоганом языком почесал – так до поезда и не добрался бы. Давай, шевелись.
Рем ухмыляется за спиной:
– Приступ филантропии?
– Отвали, – просто говорит Сириус и не глядя пихает в бок хихикающего Питера.
...во дворе толпа рассыпается, стук ботинок по камню сменяется мерзким хлюпаньем. Улица затоплена трехдневным ливнем, а сверху до сих пор капает – лениво и как-то нехотя. Студенты подбирают полы мантий, бурчат и пытаются накладывать грязеотталкивающие чары – а те же магглорожденные месят грязь резиновыми сапогами и только плотнее запахивают короткие куртки. Сириус с наслаждением шагает прямо в пузырящуюся мешанину из травы и грязи и оглядывается. Рем накидывает капюшон и топит в грязи старые кроссовки, Хвост с несчастным видом достает палочку.
– Мне нельзя мочить ноги, – извиняется.
Кто-то показывает на горизонт и корчит гримасы – там сквозь выжатые почти досуха тучи пробивается солнце, а над Хогсмидом висит чернильная темнота, как назло. Сириус на миг закрывает глаза – если не видеть, как вдалеке поднимаются к
тучам клубы пара, может показаться, что год только начался и это – первые выходные в Хогсмиде, и они делают ставки – насколько располнела трактирщица в "Трех метлах", изъяли из продажи перья-шептуны или нет, сможет Питер на спор стащить лакричного дракона или струсит...
Слышится всплеск и громкая ругань – мелкотня, конечно, устроила потасовку. Нелепая куча тел в неглубоком овражке, визг и сопли.
– Ну вот, – Рем вздыхает, – я сейчас.
– Приступ куриного квохтанья?
– Бродяга, – улыбается он, – отвали. Я не вижу поблизости других старост.
– А где Лили? – Питер вытягивает шею, но Рем по-приятельски кладет руку ему на плечи.
– Лили там, где ей не до малышей, Питер.
Это точно. Коротышке с его отвратительным зрением не высмотреть в толпе и великана, но Сириус легко зацепляет их взглядом – долговязый Джейми и лисица в маггловском плаще и дурацкой желтой беретке. Именно в эту секунду она оглядывается, взволнованная и нелепая, волосы распушились точно перья у курицы – вот уж в ком наседка не дремлет. Она почти выскальзывает из рук Джейми, но замечает Ремуса, который с ангельским выражением лица склоняется над кучей
извазюканных тел, и замирает. Джеймс что-то говорит – наверное, расхваливает педагогический талант Лунатика – и она, смеясь, отворачивается.
Джейми повезло – у лисицы сегодня хорошее настроение. Сириус фыркает.
– Что? – тут же подскакивает Питер, но вместо ответа Сириус сворачивает с тропинки к вспененному возней оврагу.
Он вырастает за спиной Рема и, ухмыляясь, интересуется:
– Грязи решили наесться, мелкотня?
– Пошел ты! – доносится из кучи.
– О-о, – тянет Сириус почти с удовольствием, – и кто это такой смелый, а, недорослики?
Взгляд у Рема очень выразительный – "угомонись, идиот".
– Не устраивай цирк, – говорит он вместо этого тихо, и Сириус отступает на шаг.
Это его лицо – лицо "я знаю, что ты делаешь" – как же это раздражает! Улыбка выползает постепенно, Сириус пожимает плечами нарочито картинно – "никакого цирка, приятель, ты о чем?".
Он и сам не знает, что и зачем он делает – мелкие засранцы ему мешают, вот и все. Мешают ему шагать по гребанной жиже в сторону Хогсмида, потому что его друг вынужден изображать маму-утку, черт возьми!
– Мне не нравится, – говорит Сириус почти ласково, – когда какие-то сопляки мне хамят.
– Я думаю, ты это переживешь, Сириус.
– Я не хочу это переживать, Ремус. – Куча-мала притихает – ни всплеска, ни возгласа. Ремус смотрит на Сириуса, не моргая. Но нет, нет, это смешно – этот взгляд-вызов опасен только на волчьей морде. Сириус растягивает рот в улыбке. – Я хочу научить кое-кого вежливости.
– Не самое подходящее время.
– Правда?
– Правда, Сириус.
– Что, – он хмыкает, сотрясаясь всем телом, – ты думаешь, звук собственного имени меня успокоит? А?
– Кончай это, – Рем морщится, словно ему противно даже смотреть на Сириуса – и это как пощечина.
Сириус не знает, что сделает в следующее мгновение – что-то яростное готово выплеснуть наружу – насмешкой, ударом, проклятьем... Кто-то сзади обхватывает его за плечи и легко встряхивает.
– Эй, чего ты кипятишься, дружище? Запугиваешь детишек, а им и так вон сыро, – Джеймс смеется над самым ухом, тихо и заразительно. – Что вы тут застряли-то? И охота по такой погоде дурью маяться, а. Так. Эй, вы, – он указывает на потерянных первогодок – те следят за его рукой, словно завороженные, – встали и потопали отсюда, живо! Устроили тут пляски в колыбельке, я не могу! Брысь, бегом! – он делает страшные глаза, и перемазанные с ног до головы первогодки поспешно возвращаются на тропинку и, то и дело оглядываясь, топают к деревне.
У Лисицы тот же взгляд, что у Рема, это чертово понимание – но раздражения больше нет. Сириус лениво пытается стряхнуть с плеч тяжелую эту руку, но сдается после нескольких попыток – если Джеймс решил прилипнуть, от него не отвяжешься. Это просто как день. Сириус невпопад улыбается – Джеймс подтрунивает над Ремом, но Сириус, слыша каждое слово, не может уловить смысл.
Лисица смотрит прямо, не отвернешься, и – ошарашено? Но вдруг с нее словно сходит оцепенение – она прищуривает глаза и шепчет одними губами: "Идиот".
...паровоз свистит долго и пронзительно. До платформы еще сотня метров, но жар распаленного, готового сорваться с места состава уже согревает бредущих под дождем студентов.
Они идут все вместе. Питер с Ремом обсуждают экзамены, Джейми с Лисицей – всякую ерунду. Сириус отстранено слушает то один, то второй разговор, наблюдая, как скапливаются на желтом вельвете капли дождя.
– Знаешь, что кажется мне странным?
– Хм?
– Никто не пользуется зонтиками! В Косом переулке есть целая лавка с зонтами, а в волшебном мире никто не носит зонтов. Одно заклинание – и ты спасен. Глупо как-то выходит.
Джейми прижимается носом к ее макушке – лишь на мгновение, невинное прикосновение, но от него в толпе студентов становится гораздо меньше жадных взглядов. Это легко заметить – точно невидимая волна прокатилась и смела любопытных. Таращились миг назад – а вот им уже интересно полюбоваться на вспененное дождем озеро или на грязь на своих ботинках.
Джеймс отстраняется, и уже можно наверняка предположить, что заговорит он сейчас своим голосом-для-будничных-вещей, голосом-для-всякой-фигни.
– Зонт в магическом мире, Лили, это один из способов отвести глаза магглам. Есть всякие бредовые истории о том, как какого-то важного господина времен инквизиторских потех сожгли за то, что не пользовался зонтом. Обвинители негодовали: идет, дескать, такой важный и от дождя не морщится! Ясное дело, колдун...
– Выдумываешь ты, Джеймс Поттер.
– Откровенно говоря, продаю за что купил, – признается он и смущенно ерошит волосы. – Но ведь красивая сказочка, а?
Паровоз пыхтит и свистит, заглушая разговоры. Сверкает вымытыми черно-алыми боками, запотевшие стекла изнутри подсвечены желтым – только час пополудни, но в вагонах уже горит свет. Из-за дождя, наверное, рассеянно думает Сириус. Ему вдруг приходит в голову, что это первый раз, когда из Хогвартса он уезжает в такую хмарь.
Изнутри паровоз пропитан запахами кожи, воска и жженого угля, откуда-то уже доносится звон монет и скрип продуктовой тележки – наверное, мелкотня уже закупается сладостями.
Лисицу утаскивает в конец вагона толпа девчонок, Рема окликают когтевранские старосты – решают вопросы дежурства по вагонам; Хвост утыкается носом в стекло и пялится на платформу, Джеймс с идиотской улыбкой разглядывает стену – Сириус уже думает пощелкать пальцами у него перед носом, как со спины его вежливо оттесняют в сторону.
– Позволь пройти. Сириус.
Сириус машинально отступает и, повернув голову, натыкается на процессию слизеринцев. Все как один – сухие, в застегнутых наглухо плащах. Усмешка появляется невольно. Сириус хочет передразнить, ответить тем же высокомерным "Регулус" и поклониться, но в последний момент хмыкает:
– Привет, Рег. Конечно, конечно. Ползите, змейки.
Регулус задерживает на нем взгляд лишь на мгновение – но этого достаточно, чтобы заметить полыхнувшую ненависть. Напряжение трещит в воздухе. Хвост отлепляется от стекла, Рем отвлекается от разговора, Джеймс делает шаг вперед. Они все ждут, что слизеринские гады выпустят клыки, но те и не тянутся к палочкам. Даже словами не выпрыскивают яд – только смотрят надменно и равнодушно.
По спине пробегают мурашки. Сириус впивается взглядом в брата – что, что вы скрываете, паршивцы, что у вас на уме, черт возьми?!
Регулус разглядывает лужицу грязи под ногами у Сириуса. Улыбается тонко, почти незаметно.
– Надеюсь, ты вытрешь ноги перед тем, как войти домой, Сириус.
Они проходят мимо, один за другим, а Сириус не может сказать ни слова – в глотке что-то мешается.
– Что с тобой?
Джеймс провожает слизеринцев почти равнодушным взглядом. Что, Джейми, теперь тебе не до них?.. Что ж, тебя можно понять. Ты сыт и доволен – вот отчего твое безразличие. А они...
Сириус пожимает плечами и манжетой протирает запотевшее окно. Суматохи на платформе почти нет – со стороны школы подтягиваются опоздавшие, но их мало. Хогвартс-экспресс скоро тронется.
– Идемте, – вместо ответа зовет Сириус, – посмотрим, не занял ли кто наше купе.
– Ты же его подписал, – фыркает Джеймс. – В трех местах.
– Некоторые тупицы плохо читают.
– Им придется научиться, – плутоватая улыбка появляется на лице Питера, и Сириус улыбается в ответ:
– Именно.
