Наследник

Глава 17

Мне тебя нагадала старуха-судьба,
Повстречавшись когда-то на кривом перекрестке,
Я решила сама, я решилась сама
Обогнать ее путь на неспешной повозке.
Мне лицо твое снилось в предутренних снах,
И огонь напевал о тебе и надежде,
Лунный свет танцевал на холодных камнях,
Серебром остывая, узором небрежным.

Мне ветра донесли хриплый голос судьбы,
И заклятьем ударил ее злобный клекот,
Все мосты я разбил, ничего не забыл –
Ни бессилия боль, ни души гневный грохот.
Мне звезда леденила ладони во тьме,
И мрак целовал обжигающе-черный,
Но я сжег безвозвратно в его глубине
Все сомненья шипы и безверия корни.

Если б мог, если б знал, все б на свете отдал я,
Лишь тебя уберечь от беды и печали.

Я тебя обниму, мрак закрою собой,
Мой огонь, твои звезды, а судьба за спиной. (с) siriniti


* * * * *


Гермиона и Драко с утра сидят в библиотеке. В замке стоит тишина, но не абсолютная, а шуршащая, шелестящая, чуть позванивающая, какая-то удивительно уютная и домашняя, изредка неслышными серыми тенями появляются и исчезают прибирающиеся домовики. Темного Лорда нет, а Люциус с Нарциссой отправились с визитом к Эйвери. Можно сказать, что Гермиона и Драко почти одни.

На улице морозно, а в комнате тепло, весело потрескивает пламя в камине, временами громко стреляя и заставляя вздрагивать. Неспешно тикают старые напольные часы, медленно и торжественно отсчитывая каждые прошедшие четверть часа. Драко удобно устроился в кожаном кресле, закинув ноги на низенькую банкетку, и лениво перелистывает какую-то книгу, изредка тихо посмеиваясь, а Гермиона стоит у окна, завороженно глядя на снежную круговерть за окном. Весь мир укутался в белую мантию, накинул белую вуаль и хрустальной льдинкой застыл в ожидании неведомого чуда. Снег падает в тихом безветренном воздухе крупными хлопьями, кружится, танцует свой извечный танец зимы и холода. Как много слов придумали люди для зимы! Мороз, холод, лед, стужа, снег, иней, изморось… И от каждого хочется поежиться и закутаться в теплый плед, или как сейчас – смотреть на белое безмолвие из окна теплого дома.

- Почему снег идет? – девушка нарушает только и ждущую этого тишину.

Драко вскидывает на нее удивленный взгляд:

- Прости?

- Почему снег идет, падает, ложится? О нем говорят, как о чем-то живом, как о человеке. Ведь и мы с тобой тоже можем идти, падать и ложиться…

- Я не знаю, - пожимает плечами Драко, - но это ведь оборот речи, так принято говорить.

- Да, принято… а мы обычно говорим и делаем так, как принято. И никогда не задумываемся, почему так принято? Кто это принял? И можно ли по-другому?

Драко захлопывает книгу.

- А как можно по-другому сказать про снег? Он ведь просто идет.

Гермиона чуть улыбается.

- Каждая снежинка – это шедевр природы, неповторимый и уникальный. Каждый ее лучик, каждый узор – творение воды, мороза и воздуха. Они летят к нам из такой высоты, откуда, наверное, земля кажется совсем маленькой, страшной и в тоже время манящей и притягательной. И они так стремятся вниз, чтобы укрыть ее, приникнуть к ней, к ее теплоте, не зная, что тепло для них губительно. Первые из них умирают, едва коснувшись, почувствовав его. И лишь после многих смертей, когда земля уже не в силах дать тепло, когда она уже забирает их холод, только тогда снег обволакивает ее тело, успокаивая, нашептывая легкие и чистые сны, обещая, что с весной снова все будет как прежде. И голос каждой снежинки поет о покое, о дреме, о том, что холод – это еще не конец всего. А весной снова будет смерть, которая принесет жизнь. Вместо белого снега появится зеленая трава, и многоцветье первых цветов, и кто-то напьется из ручейка на месте бывшего сугроба.

Драко, затаив дыхание, слушает негромкий задумчивый голос девушки, которая словно рассказывает чудесную сказку, прекрасную и одновременно грустную. Эта сказка так далека от их мира, в котором снег просто идет, люди живут, а весна приходит. А в мире Гермионы снежинки поют песни, и весеннее небо, наверное, там всегда чистое и синее, словно умытое ключевой водой родников, и можно просто лежать на мягкой зелени травы, которая выросла там, где когда-то мела метель, и бездумно, освобожденно смотреть в лазурь…

В комнате снова воцаряется тишина, не тяжелая и напряженная, а легкая и снова ждущая. Слова. Жеста. Высказанной вслух затаенной мысли. Взгляда.

- У снега есть душа, - тихо говорит Драко, - и у всего, что нас окружает. Поэтому снег идет, как человек, и может так же, как и мы, смеяться, злиться, грустить и радоваться. Только никто этого не замечает.

Гермиона смотрит в пламя, весело взбирающееся по поленьям и подмигивающее ей.

- Да, наверное… У всего есть душа. У травинки, у летнего ветра, у птиц и деревьев, у огня и у этого замка.

Драко поднимает бровь.

- Да-да, разве ты не чувствуешь?

Гермиона касается ладонью каменной стены. Драко кажется, она ласкает ее, как живое существо, как кого-то, кто способен испытать ответные чувства.

- Он есть, так же, как и мы. Он живет, существует своей неспешной тихой жизнью, наблюдает за поколениями людей, которые появляются в нем. О чем он думает? Мы для него как бабочки-однодневки, сегодня есть, а завтра нас уже нет, и придут другие. Не хуже, не лучше, просто другие. Но мы оставляем свой след, каким бы скоротечным не было наше существование. Знаешь, мне иногда кажется, что замок наблюдает за мной, провожает взглядом тысячи глаз из комнаты в комнату, из коридора в коридор.

- Тебе это не нравится?

Почему-то Драко даже не удивляется ее словам, он удивлен лишь тем, как она сумела понять Малфой-Менор, сумела постигнуть дух древнего замка, который открывается отнюдь не каждому. Да и вообще, в понимании многих людей у домов и строений нет души, лишь предназначение – быть обиталищем, их личным местом.

- Не знаю, - девушка задумчиво поглаживает стену, - его взгляд не враждебный, хотя поначалу мне было не по себе. Но потом что-то изменилось, он превратился в… друга? Нет, не друга. Я для него слишком непонятна, слишком чужая. Он скорее относится ко мне с благожелательным любопытством. Знаешь, как смотрят на забавного котенка или щенка, отлично зная, что они подрастут и превратятся в царапающую кошку и кусачую собаку. Однако при этом все равно рука не поднимается ударить. И еще он словно оценивает и присматривается…

«Гермиона Грэйнджер не зря была первой ученицей на нашем курсе, и отнюдь не без причины Темный Лорд так заинтересовался ею. Ее ум и интуиция как остро наточенное лезвие обоюдоострого кинжала, который опасен и в то же время внушает чувство защищенности и надежности. Даже без памяти она представляет собой серьезного противника. Поттеру повезло так, как никому никогда не везло – Грэйнджер была с ним рядом, начиная с первого курса. И если он до сих пор не понял, что к чему – он полнейший кретин и это еще мало сказано!»

- Драко, ты меня совсем не слушаешь! – мудрый философ разом превращается в обиженную девушку.

- Нет, слушаю. Тебе никто никогда не говорил, что ты должна была учиться на Когтевране?

- Пока не помню. Но раз я училась на Гриффиндоре, то наверняка, это был мой выбор. Кстати, ты не слышал анекдот, который рассказывал Блейз, о гриффиндорках и когтевранцах?

Драко морщится. Опять Забини! Почему этот чертов итальянец все время торчит в Малфой-Менор? В собственном замке невозможно ступить и шага, чтобы не наткнуться на него, обычно в компании Гермионы и Фионы. Не то чтобы Драко это не нравится… Ему, в принципе, наплевать, с кем и как проводит свое время Грэйнджер, но всему же есть границы, в конце концов! И Фиона совсем распоясалась, позавчера довела до визгливой истерики Пэнси, в третий раз за месяц. А раньше ее план был – стабильно один раз в три месяца. Драко два часа потратил на то, чтобы успокоить Пэнси, четырежды поклялся, что в последний раз поговорит «с этой наглой, умершей пятьсот лет назад хамкой, которая вообразила о себе Мерлин знает что!», и пять раз наколдовывал девушке стакан с огневиски. В результате у Пэнси язык начал прилично заплетаться, и она вцепилась в него не хуже озерной пиявки. Драко пришлось буквально отрывать ее руки, тащить на себе из гостиной к ближайшему камину и выпроваживать домой. Самое досадное – это видели Забини и Грэйнджер, причем у нее были ТАКИЕ глаза, что Драко тут же захотелось провалиться сквозь пол в подземелья, а если повезет, то и еще глубже. Забини же не преминул сострить по поводу гармоничного сочетания платья Пэнси цвета «бешеной вишни» и покрасневшего от натуги лица Драко.

Гермиона ждет ответа, а Драко встает.

- Этот анекдот древний, как мир, по крайней мере, его точно рассказывают со дня основания школы. Так, какие у тебя сегодня успехи?

- Не знаю, - пожимает плечами Гермиона, - кажется, никаких.

- Не ленись. Чем раньше…

- Да-да-да, я помню! Но память не возвращается ко мне по желанию. Обычно бывает какой-то толчок, который запускает какое-то воспоминание, а потом ниточка по ниточке нанизываются другие. Помнишь, недавно к твоей маме приходила какая-то женщина, у нее были такие тяжелые духи, сладкие и терпкие? Их аромат напомнил мне о моей тете, в саду которой рос особый сорт роз с почти таким же запахом, а дальше я вспомнила миссис Розалин Эберхарт, нашу соседку, у нее еще была такая смешная маленькая собака с китайским именем, а потом Чжоу Чанг, в которую был влюблен Гарри на пятом курсе.

Драко усмехается. Странные ассоциации – подружка Поттера и собачонка.

- М-да, принцип я понял. А если… если ты так и не вспомнишь все? Ты не боишься? – он испытующе смотрит на девушку.

- Если не вернется память, я так и останусь полукалекой, - невесело отвечает девушка, - а боюсь ли я? Да – потому что ты даже не представляешь, каково это – не знать, кто ты такая, что ты делаешь в этом месте, кто эти люди рядом с тобой. Когда вокруг тебя хоровод лиц и ни одно из них тебе незнакомо, но все тебя знают. И пустота в душе. И в то же время я откуда-то знаю, что все сделала правильно, и когда придет время, я все вспомню!

Драко неопределенно кивает. Интересно, а что действительно произойдет, если Грэйнджер не вспомнит ничего важного, нужного Лорду?
Вообще, он до сих пор не может взять в толк, зачем она Ему? Господин не может не понимать, что шанс на реальное восстановление памяти невелик, если вспомнить, в каких условиях она накладывала на себя заклятье. Если Ему нужны сведения о Поттере и его каком-то там хреновом Ордене, вряд ли Грэйнджер согласится добровольно все рассказать, даже если Драко будет ей день и ночь вдалбливать мысль о том, что надо презирать грязнокровок, обожать Темного Лорда до искр в глазах и срочно вступить в ряды Его верных последователей. Как, скажите на милость, это сделать, если сама Грэйнджер – грязнокровка и знает об этом?! А если она не согласится (точно не согласится, это же Грэйнджер), то Лорд получит миленькое полурастение, которое вряд ли ему будет нужно в дальнейшем. Империусы с Круциатусом, знаете ли, неприятная вещь. Особенно в сольном исполнении Темного Лорда. Особенно если сильные маги сопротивляются им изо всех сил.
Но с другой стороны, Господин как будто бы и не горит нестерпимым желанием прижать к стенке Поттера через нее, хотя возможность была и остается. Нет, Ему нужно что-то другое, что-то более изощренное, далеко идущее. Как паук, Он плетет паутину своих планов, не посвящая в них никого, и Грэйнджер играет в них не последнюю роль, пусть и не в связи с Поттером, в этом Драко уверен.

- Ладно. Прогуляться не хочешь?

- Конечно, хочу. А куда? Далеко? – оживляется девушка.

- Далековато. В городок Сент-Мэри-Вуд, это рядом с Манчестером.

- А что там тебе нужно?

- Поручение Лорда. И оденься по-магловски.

«Почему-то Он велел взять тебя с собой. Почему? Это слишком рискованно. Кто-нибудь увидит. А может и нужно, чтобы кто-то увидел? Но зачем? Я скоро свихнусь от бесконечных и, главное, безответных зачем и почему!»

В своей комнате Гермиона быстро переодевает платье на джинсы, теплый свитер, натягивает куртку и буквально слетает вниз. Драко уже готов. Девушка немного удивленно разглядывает парня. Он в темных джинсах, синем свитере, поверх черная расстегнутая куртка с высоким воротом, в руках маленький сверток. Какой-то странный в этой одежде. Она привыкла видеть его в мантиях, смокинге, костюмах, либо в строгой домашней одежде, которая немногим отличалась от официозных одеяний. А сейчас, одетый так, он кажется таким… близким, родным? Гермиона отчаянно краснеет от этой мысли и спотыкается на последней ступеньке лестницы, Драко выразительно постукивает по циферблату своих часов.

- А что мы там будем делать?

- Я отдам вот это одному человеку и заберу у него кое-что.

- А что это?

- Нечто важное.

- Господи, какие тайны.

- Без этого нельзя. Идем?

- Идем!

Хлопают тяжелые двери, снежинки вмиг облепляют ресницы.

- Держись за мою руку.

- Ой, Др…а-а-ко-о-о! Я думала, мы будем трансгрессировать! Предупреждать же надо, что ты собираешься через портал! Кстати, где он?

Драко с довольной улыбкой выпускает руку Гермионы.

- Вот.

- Что вот?

- Портал – мой перстень.

Он показывает недоверчиво хмурящейся девушке серебряный перстень, массивный, украшенный лобастой скалящейся головой волка с яркими огоньками изумрудов вместо глаз.

- Но порталы могут быть только одноразовыми, разве нет?

- Нет, не всегда. Мой перстень зачарован именно на многократные перемещения своего владельца. Конечно, не в неизвестное место, а в то, где он уже бывал и может четко представить себе картину. Но возвращение всегда будет только домой, в Малфой-Менор. По крайней мере, до тех пор, пока он – мой дом.

- Интересно…, - тянет девушка, разглядывая перстень, - а почему волк?

- Волк – на гербе нашего рода, - пожимает плечами Драко, озираясь по сторонам, - а этот перстень уже веков пять, если не больше, передается в нашей семье от отца к сыну. Папа торжественно вручил мне его после семнадцатилетия со всеми подобающими словами и напутствиями. Кстати, если хочешь знать, у мамы тоже есть такой же, только с сапфирами и, конечно, поизящнее, на женскую руку. И он, естественно, тоже кочует из века в век, переходя от свекрови к невестке в день свадьбы. Слушай, мы долго будем торчать в этой подворотне?

Гермиона озирается по сторонам. Темновато, грязновато, сыровато. Здесь снега нет, но холодно, и ветер безжалостно треплет волосы, норовя забраться под куртку и унести тепло.

- Ты же сам увлекся родовыми преданиями. Идем, а куда?

- За мной.

Они переходят улицу, идут вдоль нее, затем какой-то переулок, снова улица, узкая и кривая, как червяк, невероятно грязная, захламленная, как будто люди на ней не живут, а лишь бросают мусор. Драко морщится, обходя кучу гнилых овощей, Гермиона взвизгивает, едва не наступив на длинный голый хвост весьма упитанной крысы, скорее смахивающей на раскормленного черного поросенка. Та злобно посверкивает бусинками глаз и очень неохотно уступает дорогу.

- Что это за место?

- Никогда не интересовался, но здесь лавка того человека, к которому мы идем.

- Чем он, интересно, торгует? Крысиными хвостами? Яблочными огрызками и банановыми шкурками? Драконьим навозом? Ф-у-у, ну и вонь!

- Лучше тебе этого не знать.

Драко вдруг резко сворачивает налево. Там, среди длинного ряда уныло-серых однотипных домов, обнаруживается втиснутый между ними ветхий домик из красного кирпича с острой крышей, из трубы клубами валит глянцево-черный дым. Драко тянет древнюю дверь на себя, та отзывается отчаянным скрипом.
Парень и девушка осторожно входят в темную, пропахшую чем-то отвратительно тухлым и кислым комнату. По углам и потолку вьется тяжелая липкая паутина. На полках стоят узкогорлые кувшины с изогнутыми ручками, тяжелые старинные весы, мутные, поблескивающие изнутри зелья в склянках и колбах. И еще на жердочках и в многочисленных клетках то ли чучела птиц, то ли настоящие птицы, вытянувшие головы или нахохлившиеся и посверкивающие круглыми глазами. Нет, все-таки чучела, кажется. Иначе они бы подняли крик.

Гермиона невольно задерживает дыхание и ежится, держась поближе к своему спутнику. Драко дергает за колокольчик вызова, свисающий над покрытой разводами треснувшей витриной, в которой что-то шевелится и хлюпает. Из глубины лавки появляется старуха в черной мантии. Гермиона не сомневается, что черная она только из-за грязи, а на самом деле ее изначальный цвет был другой. Старуха худая, как палка, из-под огромной шляпы ее лицо выглядывает, словно птица из дупла.

- Чего надо? – голос старухи ей под стать, тоже какой-то грязный, каркающий, хрипучий.

- Я от Него. Он велел передать….

Не в силах больше терпеть вонь, Гермиона выскакивает на улицу и жадно дышит, наслаждаясь ароматами гниющего мусора. По сравнению с тем, как пахло в этой лавке, мусор просто благоухает французскими духами. Минут через пять точно так же стремительно выходит Драко и, как она перед этим, глубоко вздыхает, словно не дышал все пять минут.

- Уф-ф, я уж думал, задохнусь!

К ужасу Гермионы, вслед за ним на улицу выползает обитательница гадостной норы.

- Что, детки, не нравится?

- Э-э, ну что вы? Все в порядке, - кривится Драко.

- В порядке, говоришь? Хе-хе-хе, я-то вижу, каково оно, когда все в порядке. А у тебя, аристократик, ничего не в порядке. Ты и сам не знаешь, как все обернется, верно? И там страшно, и здесь боязно, поджилки-то трясутся, а, трясутся? И темное не отпускает, и светлое манит. Душа напополам разрывается, ты сам себя иногда боишься, так ведь, а?

Гермионе становится по-настоящему страшно. Старуха кривляется, словно паяц, бегает вокруг Драко, размахивая широкими рукавами мантии, которая при ближайшем рассмотрении оказалась серой в черную полоску (она все-таки была права насчет грязи!), в промежутках между фразами бормочет что-то совсем невнятное, и то и дело опаляет Гермиону жуткими взглядами удивительно молодых ярко-желтых глаз на морщинистом смуглом лице.

- Драко, идем! – тянет Гермиона парня, который почему-то стоит столбом, уставившись на эту старуху так, словно она его некогда потерявшаяся родная бабушка.

- Он пойдет, еще как пойдет! Дорога перед ним, страшная, да короткая, и ты, милочка, вслед за ним тоже пойдешь. Да только недолго, ох, как недолго будет-то все…. В шелка и бархат оденешься, да болью укутаешься, золото и алмазы на тебе засверкают, да слезы ярче и чище будут блестеть. Серебряные Волки добычу свою не упускают, да волчонок один останется!

Гермиона леденеет от непонятных, полубезумных, лишенных смысла слов старухи, чувствуя, что холод январского дня все-таки проник под куртку, выморозил сердце, сжал его в маленький, отчаянно стучащий комочек. О чем говорит эта сумасшедшая? Она что, провидица? И если это так, что это за намеки, туманные предостережения?
Загипнотизированной девушке уже кажется, что это не старуха кружит вокруг них, а каркает серая ворона с янтарными злыми глазами, шумно хлопая крыльями. Кто-то сильно встряхивает ее за плечо.

- Гермиона, очнись, слышишь? Идем, Гермиона! Плюнь на эту дуру, она все врет!

Кто-то ее тащит прочь от старой вороны, от этой грязной улицы, чья-то теплая рука крепко сжимает ее ледяную.
А старуха хрипит им вслед, спешащим, уже не слышащим:

- Норна не лжет и не ошибается, нет, деточки, никогда не ошибается. Вот так же и по жизни вместе пойдете, но коротким и страшным будет путь, а волчонку вашему туго придется на этом свете без вас!

Гермиона и Драко приходят в себя в добрых нескольких улицах от того места. Девушка трясущимися губами спрашивает у бледного парня:

- К-кто это?

- Понятия не имею. Мне было велено только передать сверток и забрать то, что дадут за него.

В руках Драко маленькая серебряная шкатулка, крышка которой украшена тонкими причудливыми узорами. Он крутит ее в руках, осматривает со всех сторон, потом кладет в карман.
Гермиона прислоняется к стене и прикрывает глаза. Сердце до сих пор бьется, словно хочет вырваться из груди, а во рту сухо и противный вкус.

- Пошли, выпьем чего-нибудь.

Девушка благодарно кивает и еле переступает ватными ногами вслед за Драко, который приводит ее в маленький уютный ресторанчик, разительно отличающийся от того места, где они недавно были.

Ресторан, естественно, волшебный и, естественно, бешено дорогой. И откуда он взялся в этом городишке? Много ли здесь живет волшебников, способных позволить себе в нем обед? Могла ли она сама, до ЭТОГО, зайти сюда и просто выпить чашку кофе? Она чересчур быстро привыкла к тому, что окружает ее с недавних пор: к миру богатства, к древним родовым замкам, к приемам и балам, к роскошной одежде и драгоценностям. Но теперь ее частенько занимают мысли: какой была ее жизнь ДО ЗАКЛЯТЬЯ? То, что она вспомнила, совсем не пересекается с тем, что она видит сейчас. Словно два совершенно разных мира, отражающихся в волшебном фонаре ее памяти, блуждающей с ним в потемках.
И хотя она твердо убеждена, что в ее НАСТОЯЩЕЙ жизни не было замков и приемов, но тем не менее, поражается самой себе, своим ощущениям, когда зеркало в Золотой комнате отражает девушку с сияющими карими глазами в нежном атласе, легком шифоне или тяжелом шелке роскошных вечерних нарядов, которая кружится и приседает в шутливом реверансе перед эльфихой с булавками или расческой в руках. Похожа ли ЭТА Гермиона на ТУ, гриффиндорку-отличницу, по словам Драко, лучшими друзьями которой были Гарри Поттер и Рон Уизли?

Девушка невольно вздрагивает. Почему-то, когда имена ее лучших друзей всплывают в памяти, становится неловко, даже немного страшно. Словно мел, скрипящий по доске, или шаги в пустой комнате. Хочется укрыться куда-нибудь, спрятаться. От кого? Или от чего?

И все равно она вспоминает, думает, размышляет. О том, что ее жизнь ДО ЭТОГО была какой-то странной и словно… неправильной? Нет, не неправильной, но все равно непонятной. Все, что она вспомнила, так или иначе связано с друзьями, образы которых еще немного смутны, но она уверена, что они были очень близки.
Только друзья. Она еще не помнит, как звали ее маму, отца, были ли у нее братья и сестры, а вот друзей вспомнила. Разве это не странно?
Гарри и Рон.
Она будто пробовала имена на вкус, прислушиваясь к себе – что откликается? Черноволосый, вечно растрепанный мальчишка в круглых очках, и рыжий, долговязый, с россыпью веселых веснушек на подвижном смешливом лице.
Рон и Гарри, Гарри и Рон. Неужели у нее не было подруг?

«Твои воспоминания опасны» - сказал Драко. Чем же они могут быть опасны? Это ее друзья. Ее Гарри и ее Рон. Тепло дружеской руки и внимательный взгляд, бесшабашное веселье и тут же – постоянное напряжение и тревога за мальчишек; темные коридоры; гулко бьющееся от волнения, смешанного со страхом, сердце; очень высокий и большой человек с густым добрым голосом, в доме которого они постоянно бывали; умные глаза строгого, но любимого профессора: «Мисс Грэйнджер, от вас я этого не ожидала!»; огромная радость: «Гарри, Рон, вы целы!».

Рой туманных воспоминаний клубится у нее в памяти, какие-то из них ясные и четкие, а какие-то совсем мимолетные и призрачные. Она даже не успевает понять, как они выскальзывают из головы и исчезают, чтобы снова вернуться и мучить своей неопределенностью.

Гермиона медленно потягивает согревающий коричный коктейль, Драко побалтывает кубиками льда в стакане с огневиски.

- Ты как, в порядке?

- Да, - отрывается от своих раздумий девушка, - а ты?

- Тоже ничего.

- Какая-то ненормальная... Она ясновидящая?

- Откуда я знаю? Наверное, нет. Если бы это было так, Лорд уже… впрочем, неважно. Я вижу ее в первый раз. Обычно в этой лавчонке сидел старик.

- Драко, а что Лорду нужно от провидиц? Я слышала, твой отец сказал, что Он их ищет.

Драко залпом допивает огневиски.

- Ищет.

- Странно…

- Что тут странного? Очевидно, Он хочет узнать свою судьбу.

- Шутишь? По-моему, Он сам творит свою судьбу.

- Никому не дано творить свою судьбу самому, - тихо отвечает Драко, не отрывая взгляда от тающей в стакане одинокой льдинки, - она предначертана свыше, и мы можем лишь заглянуть одним глазом и на одну тысячную долю секунды в то, что написано, но точный смысл разберем лишь тогда, когда оно свершится.

- Ты фаталист.

- Может быть.

Гермиона, склонив голову, поглядывает на задумавшегося парня.

- Но тогда все, что делаем, мы делаем потому, что должны были это сделать? Каждый наш шаг кем-то расписан? И если я в следующую секунду не поставлю свой стакан на стол, а разобью его – это тоже все предопределено?

- Да.

- Но, Драко, такого просто не может быть! Зачем тогда жить, если знаешь, что все в твоей жизни расставлено по полочкам? И когда родиться, и когда умереть, когда влюбиться в первый раз и когда отравиться несвежим пирожком и попасть на больничную койку! Это просто абсурдно!

- Я не навязываю тебе своего мнения, - встряхивает упавшей на глаза челкой Драко, - ты можешь верить во что тебе угодно.

- Простите, вы случайно не Драко Малфой? – кто-то вклинивается в их разговор.

Драко смеривает нахала ледяным взглядом. Светловолосый парень, высокий, широкоплечий, синеглазый, и с сильным акцентом. И почему-то его лицо смутно знакомо.

- Случайно, да. Это я.

- Вы, наверное, меня не помните, я Фрейрен Торвальдсен, мы вместе отдыхали в лагере года три назад. Мою сестру зовут Фрейя, вы с ней были дружны. Она часто о вас вспоминала…

Парень что-то еще говорит, но Драко глохнет и немеет, пустота окутывает его серым вязким плащом, отрезая от всего мира. Трудно дышать, воздух не желает проходить в легкие. А сердце застыло в груди льдинкой с острыми колючими гранями.

Гермиона вежливо кивает, тревожно взглядывая на Драко. Что это с ним?
А Фрейрен Торвальдсен, ничего не замечая, лучится широкой улыбкой.

- Надо же, какая встреча! Я совсем не ожидал встретить здесь знакомых! Хотя вы, наверное, меня не помните…

- Нет, нет, я помню… - выдавливает Драко, понимая, что надо что-то сказать, не сидеть соляным столпом.

- Да?

- Конечно. Ты… вы, кажется, на год младше сестры?

- Верно. Фрейя сейчас замужем, вы, наверное, знаете. Не так давно я стал дядей!

- Поздравляю…

«Уйди, убирайся! Сгинь, чтобы я не видел твои глаза!!! Зачем ты меня окликнул? Что тебе от меня надо?!»

- А я, вернее, мы, здесь совершенно случайно.

За плечом Фрейрена легким сиреневым облачком возникает девушка, тоже светловолосая и голубоглазая, ласково приобнимает его за плечи и сияет приветливой улыбкой.

- Сольвейг, моя невеста. Ее мать англичанка, а здесь живут родственники. Вот мы и наносим визиты вежливости, так сказать.

- Извините, он, наверное, вас совсем заболтал.

- Ничего, - Гермиона улыбается в ответ, - поздравляем вас!

- Спасибо. Свадьба скоро, а до нее столько хлопот! Кстати, приглашаем вас. Торжество будет в Копенгагене, мы пришлем приглашение.

- Что вы, не стоит беспокоиться.

- Какое же это беспокойство? – подмигивает Фрейрен, - друзья моей сестры – мои друзья. А вы, наверное, девушка Драко?

Гермиона беспомощно оглядывается на молчащего, словно рыба, Драко.

- Нет, просто….

«А кто мы? Друзья? Или хорошие знакомые? Или чужие друг другу люди?»

- Ох, мы же не познакомились! – спохватывается Фрейрен под укоризненный взгляд Сольвейг, - ну, нас вы уже знаете.

- Гермиона.

- Очень приятно, Гермиона.

- И мне тоже.

- Так не забудьте, Копенгаген, через три месяца, в апреле.

- Хорошо, мы не забудем.

Фрейрен и Сольвейг уходят, а Гермиона с Драко остаются.

- Драко?

- …

- Драко, ты меня слышишь?

- …

- Драко!

- Что?

- Нам, наверное, пора идти.

- Да, идем…

Глубокой задумчивости Драко могут позавидовать даже статуи. Гермиона, ничего не понимая, просто идет бесцельно рядом с ним по улочкам Сент-Мэри-Вуд. Ясно, что сейчас он ничего не слышит и не видит. Даже куртку не застегнул. Холодный северный ветер ерошит светлые волосы, выжимает слезы из глаз, а Драко невидяще идет вперед, словно позабыв обо всем на свете. Да что же с ним такое?!

Гермиона решительно останавливается посреди улицы. Они, наверное, в магловской части городка, пустынной в это время дня, лишь пробегают редкие спешащие прохожие. Девушка резко хватает парня за рукав, останавливая его, и застегивает куртку.

- Ты же замерзнешь!

- Что?

- Драко, что с тобой? Что произошло? Ты можешь мне объяснить?

- Ничего.

- Я же вижу, ты сам не свой после встречи с этим Фрейреном Торвальдсеном!

- Я же сказал, ничего!

Они смотрят в глаза друг другу. Она – озабоченно-сердито, он – так, как будто не узнает.

Гермиона вдруг осторожно проводит холодной ладонью по щеке Драко.

- Не хочешь говорить – не надо. Только очнись, не уходи куда-то далеко-далеко…

Постепенно, очень и очень медленно, в серых глазах тает туман отрешенности.

- Извини…

Драко долго смотрит в беспокойные карие глаза, а потом осторожно, словно хрупкую птичку, накрывает рукой ладонь Гермионы на своей щеке, чуть сжимает и призрачно улыбается.

- Все в порядке. Правда.

Девушка облегченно вздыхает и предлагает:

- Домой?

- Домой!

Они ныряют в первый попавшийся переулок. Рука Гермионы по-прежнему в руке Драко. Через секунду в переулке уже никого нет, лишь ветер сердито гоняет сухие листья и едва слышно взвывает потерявшим хозяина псом.

А через минуту в переулок вбегает запыхавшаяся девушка, полненькая, обмотанная разноцветным полосатым шарфом. За ней следует еще более запыхавшийся парень.

- Эрни, я тебе точно говорю – это была она! И Малфой!!!!

- Ханна, но ты же их не видела в лицо, только со спины… – парень тяжело дышит, опираясь руками о колени.

- Я уверена! Уж Грэйнджер-то я точно узнаю!

- Послушай, мы были далеко, ты видела только девушку с пышными каштановыми волосами, так?

- Это она! А тот светловолосый хмырь – Драко Малфой! Тебе, Эрни, пора купить очки, скоро ты и меня перестанешь узнавать.

- Ханна! – стонет парень, - я прекрасно вижу, и сейчас уверен – это была не Гермиона! Мало ли, у многих девушек такие же волосы.

- Эрни, ты вообще меня понимаешь? Это Точно Была Она! Вместе С Малфоем!!!

- Ты просто городишь чепуху! Если, действительно, представить на минуту, что это была Гермиона, то рядом с ней никак не мог быть Малфой! Ты что, с ума сошла? Не помнишь, как они друг друга ненавидели? А эти двое почти обнимались!

- Ну да, вообще-то в это трудно поверить. Но это были Грэйнджер и Малфой! – упрямо топает ногой Ханна.

- Нет.

- Да!

- Нет!

- Да!

- О, Мерлин Всемогущий, Ханна, ты невозможна! Ладно, я с тобой соглашусь, чтобы не портить себе нервы. Но запомни – мы ничего не скажем Гарри и Рону, поняла?

- Это еще почему?

- Во-первых, это могли быть и не Грэйнджер с Малфоем. Да, Ханна и помолчи минутку, пожалуйста. Во-вторых… вспомни, в каком Поттер и Уизли сейчас состоянии. Да они тебя на кусочки разорвут, если ты просто обмолвишься, что их драгоценная Гермиона обнималась прямо посреди улицы с Драко Малфоем!

Поразмыслив, Ханна соглашается.

- Ладно, Эрни, но я все-таки уверена…

- Вот и хорошо, но держи эту уверенность при себе. Догнать их мы все равно не сумели, и узнать ничего не сможем. Так что лучше молчать.

Ханна и Эрни выходят из переулка.

«Я готова поспорить на все, что угодно, но это были Грэйнджер и Малфой,- упрямо шепчет себе под нос Ханна, - и они не просто обнимались, а почти целовались посреди улицы. И именно этим можно объяснить таинственное исчезновение Грэйнджер!»