Глава 17Глава 17.
Гермиона, легко ступая, быстро шла по узкому, плохо освещенному переулку. Улица, простиравшаяся перед ней, была совершенно пустынна. Обшарпанные дома, теснящиеся друг к другу, непрезентабельного вида магазинчики и лавки, – девушка невольно поежилась, вновь проверив в потайном кармане пальто наличие волшебной палочки. Холодный ноябрьский ветер, гуляя по закоулкам, гнал вдоль вымощенной мостовой мусор и сухую опавшую листву.
Девушка посмотрела вверх – туда, где на темно-фиолетовом лоскутке вечернего неба, видневшемся между крыш и шпилей домов, светились россыпи звезд. Отвлекшись, она едва успела отступить в сторону, когда неприметная дверь прямо перед ней распахнулась и в ярко освещенном проеме, из которого доносились громкие звук музыки, шум разговоров и смех, появилось двое гуляк. Несколько минут потоптавшись у входа в паб они медленно побрели по улице, слегка покачиваясь и распевая похабные песенки. Когда один из них, высокий грузный мужчина, проходил мимо, Гермионе он показался смутно знакомым, но его лицо быстро скрыла тень, поэтому она не смогла его хорошо разглядеть. Подождав, пока они отойдут на достаточное расстояние, девушка продолжила свой путь, стараясь не попадать в свет, падающий на тротуар из окон домов.
Со времени войны это место мало изменилось. У министерства так и не дошли руки до того, чтобы навести в Лютном переулке порядок, поэтому тут и сейчас, как в прежние времена, заключали воровские сделки, перепродавали краденное, обменивали темные артефакты и создавали запрещенные зелья, чем причиняли немало головной боли Аврорату. Почтенные маги редко отваживались на то, чтобы посетить неблагополучный район волшебного Лондона, а если и делали это, то только инкогнито и под завесой темноты.
Дойдя до очередного перекрестка, Гермиона повернула налево и остановилась. Ей приходилось бывать здесь, но это было лишь раз и тогда ее сопровождал Гарри, поэтому сейчас девушка не была уверена, что правильно выбрала направление. Посмотрев по сторонам, она, наконец, увидела нужное ей здание - неприметное двухэтажное кирпичное строение, над входом в которое на двух ржавых крюках висела переживавшая не одного хозяина вывеска с изображенным на ней мирно спящим единорогом. Это была гостиница, пользовавшаяся популярностью в определенных волшебных кругах. Здесь никогда не проверяли документы и не задавали лишних вопросов, любую сомнительную ситуацию легко можно было замять при помощи пары-другой горсти звонких монет. Поэтому оно было излюбленным убежищем для людей, которые находились в натянутых отношениях с законом; и никакие рейды Аврората и штрафы, налагаемые на хозяина этого места, не могли это изменить. Хозяин гостиницы сам никогда не ввязывался в темные истории, избегая любых проблем, и Гермиона была наслышана о том, что Браун несколько раз порывался прикрыть это заведение, но так и не смог этого сделать.
Именно в этой гостинице под довольно странным для такого места названием «Прибежище единорога» и назначил ей встречу Уилл Саммерс. Письмо, которое она от него сегодня получила, было первым за все эти полтора месяца, которые прошли с момента его исчезновения. Поэтому, долго не раздумывая, она решила прийти, несмотря на то, что в сложившихся обстоятельствах это было и для нее и для него опасно.
Дело в том, что после того как Уилл Саммерс не вернулся в назначенный ему крайний срок, его объявили в розыск. С этого момента имя ее друга стало, пожалуй, самым обсуждаемым в прессе, и по всей стране на него были разосланы ориентировки. Когда спустя две недели его так и не нашли, под предлогом того, что для дальнейшего поиска необходимы дополнительные сведения, Браун добился у Визенгамота разрешения на обыск его кабинета. Проведенный осмотр в лаборатории Уилла Саммерса показал, что тот занимался разработкой сложных темномагических зелий. У него были найдены нумерологические формулы древнего запрещенного еще в семнадцатом столетии заклинания, которое лишало волшебника магических способностей. И самое главное, в его кабинете в одном из потаенных уголков письменного стола была обнаружена волшебная палочка, которая, как показала экспертиза, принадлежала недавно убитому Пожирателю смерти Макнейру.
Теперь Уилл Саммерс превратился из просто разыскиваемого в подозреваемого номер один в самом нашумевшем за последние пять лет преступлении. Речь шла о так называемом «деле о псевдосквибах», как его прозвали журналисты. Глава Аврората тут же сделал заявление прессе, в котором заверил все магическое сообщество, что после того, как за расследование этого преступления взялись настоящие профессионалы, дело в самом ближайшем будущем будет раскрыто. Он также сделал ряд замечаний, в которых выразил надежду на то, что глава отдела внутренних расследований мистер Кингсли Шеклболт перестанет покрывать истинных преступников и позволит аврорам делать свою работу.
Пресса незамедлительно подхватила и раздула все намеки, которые проскальзывали в речи начальника авроров. То и дело стали появляться заметки, в которых поднимались вопросы о том, какое отношение сотрудники отдела внутренних расследований могут иметь к нашумевшему делу. Рита Скитер, объявив о том, что она начинает собственное независимое журналистское расследование, выразила удивление по поводу того, насколько мало информации существует о главном фигуранте дела, и на страницах газеты задавалась вопросом: как человек с таким темным прошлым мог получить место в одном из самых закрытых ведомств министерства? Мисс Скитер попыталась с этими вопросами обратиться к самому Кингсли, но была без всяких церемоний выставлена вон. После этого она развернула против отдела и его главы настоящую информационную войну, не было практически ни одного выпуска «Пророка» без очередной ее статьи под громким заголовком вроде: «Темное прошлое мистера Шеклболта: все ли мы знаем о его жизни?» или «Отдел внутренних расследований: опухоль на здоровом теле министерства магии». В этих статьях, как и во многих других, обсуждалась необходимость отдела, многие выражали мнение, что такое ведомство давно уже себя изжило, что оно подрывает доверие к министерству и унижает как авроров, так и других работников, ставя под сомнение их честность. На внеочередном заседании Визенгамота, созванного вновь по инициативе мистера Брауна, было решено сам отдел не закрывать, но передать его в юрисдикцию министра магии.
Все доводы Кингсли, который присутствовал на совещании, о том, что в таком случае проще отдел ликвидировать, так как он теряет свое значение, были проигнорированы.
После того как отдел перешел под прямое начало министра, у Брауна оказались развязаны руки, и он решил провести еще один обыск, на этот раз в кабинете Гермионы. И хотя к огромному сожалению мистера Брауна, которое он даже не потрудился скрыть, у нее ничего компрометирующего найдено не было, в силу того что она находилась в дружеских отношениях с Саммерсом и была его напарницей, ее отстранили от всех дел, а материалы, собранные за это время, приказали сдать в Аврорат.
Лишенная возможности официально влиять на ведение расследования Гермиона решила провести свое собственное, что оказалось делом нелегким. Доступ к секретным файлам для нее теперь был закрыт; материалы дела полностью переданы аврорам; ни о какой возможности получения дополнительной информации в отделе Тайн не могло идти речи. Конечно, у нее были друзья; и если Роджер практически совсем перестал с ней общаться, ограничиваясь простыми приветствиями, которые теперь даже не сопровождались его обычными шуточками, то Гарри, Сэм и Рон предпринимали все возможное, чтобы так или иначе она была в курсе ведущегося расследования. Именно благодаря им Гермиона знала о том, что след Уилла Саммерса теряется где-то за границей, что он пытался попасть на остров Англси под вымышленным именем. Имя человека, с которым он хотел встретиться, никому из ребят выяснить так и не удалось, они знали только, что сейчас авроры, занимающиеся розыском Уилла, пытаются это выяснить.
Все еще больше осложнялось тем, что глава группы, которой было поручено расследование исчезновения Уилла и его поимка, мистер Харрис, был человеком целиком и полностью преданным Брауну, что также означало, что он терпеть не мог любого из сотрудников отдела Кингсли. Гарри его описал одним словом – «настоящая ищейка», именно его группа всегда занималась поиском людей, и если уж Харрис нападал на чей-то след, то всегда доводил дело до конца.
Единственным, с кем он общался из друзей Гермионы, был Рон. Харрис считал его человеком новым, еще незапятнанным общением с этими «крысами». Поэтому именно Рон снабжал Гермиону теми крохами информации, которые ему удавалось выведать у Харриса. В его сообщениях то и дело мелькали такие имена как Абергавенни, Мелориччи, названия итальянских городов и деревушек.
По последним данным Харрису удалось установить, что Саммерс исчез где-то в Италии, в районе Неаполя, в котором проживало несколько очень влиятельных семейств волшебников. Само собой, здесь поиски останавливались, потому что каждая семья использовала родовые чары по типу тех, что в свое время семья Малфоев применяла для того, чтобы сделать свое поместье недоступным для посторонних. Ребята недоумевали по этому поводу, а у Гермионы на этот счет были свои предположения.
Оказавшись не удел, но вынужденная каждый день являться на работу (как сообщил ей Браун, для ее увольнения не было пока достаточных оснований), она занялась сбором сведений о семье Авроры по личной просьбе девушки. Изучая ее генеалогическое древо, Гермиона обратила внимание на герб одной чистокровной фамилии, с которой семья Авроры была в дальнем родстве. На нем был изображен сокол, который, опустившись на землю, в ярости топчет когтистыми лапами цветок – гвоздику. Сначала Гермионе это не показалось ни странным, ни удивительным. Она знала, что вся семья Авроры, будучи чистокровными, люто ненавидела магглорожденных волшебников, символом которых как раз и была гвоздика. Но потом ей вдруг вспомнилась мантия, в которой Уилл был в день своего отъезда, она тогда еще обратила внимание на серебряные пуговицы, на которых был изображен герб – именно этот герб. Проследив несколько генеалогических линий, Гермиона наткнулась на имя некоего сэра Уильяма Чарльза, младшего сына графа Монмутского. Гермиона точно помнила, что уже где-то встречала это имя. Продолжив поиски, она нашла имена старших наследников старинного рода – а именно дочери Дейзи Шарлотты и старшего сына сэра Ульриха, который носил титул лорда Абергавенни. В отличие от имени сэра Ульриха, имена леди Дейзи и сэра Уильяма Чарльза были отмечены в генеалогическом древе засохшими веточками, что означало, что весь род по каким-то причинам отрекся от этих двоих. Сколько потом Гермиона ни пыталась найти информацию, которая бы подтвердила или опровергла ее догадки и предположения, ничего более существенного ей не попадалось. Хроника семейства Абергавенни велась с двенадцатого века и рассказывала обо всех членах рода, включая и последнего наследника сэра Ульриха, но о его злополучных брате и сестре Гермиона не нашла ни слова. Единственное, на что она обратила внимание, так это на то, что имя самого графа Монмутского – отца семейства - также отмечено мертвой веткой, а в хрониках упоминается только дата его рождения. Понимая, что большего она все равно не найдет и практически уже отчаявшись, Гермиона вдруг вспомнила, где уже встречалась с этим именем. В отделе тайн, когда она и Рон уточняли информацию о Пожирателях и похищенных палочках, Рон обратил ее внимание на странную фамилию человека, напротив которой в графе «преступление» была отмечено «совершенно секретно». Поскольку проверить она этого не могла, девушка направилась к единственному человеку, который как ей казалось, сможет прояснить всю ситуацию - к Кингсли. Тот не стал отрицать, что выводы, к которым она пришла, верны, но и подтверждать ничего не стал. Когда речь зашла о сэре Ульрихе-старшем, лорде Абергавенни, Кингсли посоветовал ей просмотреть газетные подборки за семьдесят восьмой год, но что-либо объяснять отказался, сославшись на то, что сам он ничего полезного рассказать не сможет. Гермиона, зная о том, что мистер Шеклболт в курсе местонахождения Уилла, попыталась вновь выведать у него хоть что-то о том, где сейчас Уилл, но и тут потерпела неудачу. Кингсли наотрез отказался ей что-либо говорить. Таким образом, Гермионе пришлось довольствоваться той информацией, которая у нее была.
На следующий день она направилась в министерскую библиотеку и принялась штудировать газету за газетой. Перед ней на пожелтевших страницах предстал целый мир - мир, уже переживший угрозу Гриндевальда, но не подозревающий о том, что ему предстоит столкнуться с еще большей опасностью. Основными проблемами, обсуждаемыми в то время, были вопросы стоимости новых волшебных палочек, наряды на последнем министерском балу, несколько раз мелькали сообщения о том, что некто мистер Х женился и потратил на свадьбу неприлично большую сумму денег, некоторые выпуски были полностью посвящены квиддичу. Видимо, тогда волшебное сообщество главным образом волновали именно эти вещи. Когда стопка просмотренных ею газет существенно увеличилась, а стопка оставшихся неизученными заметно поредела, Гермиона начала подумывать о том, что Кингсли специально занял ее бесполезным делом, чтобы помешать ей докопаться до истины. И когда она уже хотела бросить это занятие, девушка заметила небольшую статью, на последней странице газеты «Пророк» за 23 ноября 1978 года. В ней сообщалось о том, что лорд Абергавенни осужден за злодейское преступление на пожизненный срок в Азкабане, а его жена и дети покинули Англию с намерением больше сюда никогда не возвращаться. О составе преступления или еще каких-либо обстоятельствах дела не упоминалось. Автор статьи вел свое повествование таким образом, будто бы читатель и так в курсе всего происходящего. Гермиона предположила, что невнимательно просмотрела предыдущие номера и вернулась к изученной стопке вновь, но так ничего больше и не нашла.
Вечером этого же дня дома она попыталась обобщить все то, что ей удалось выяснить, и пришла к неутешительному выводу, что чем больше она узнавала, тем запутаннее оказывалось дело. Ничто из того, что ей удалось собрать, не могло помочь избежать ареста или способствовать оправданию ее напарника, скорее наоборот.
Девушка поднялась по каменным ступенькам на крыльцо и оглянулась. Насколько она могла судить, за ней никто не следил. «Что сказал бы Гарри, увидев меня сейчас, крадущуюся по Лютному переулку и оглядывающуюся как последний воришка?» - усмехнулась про себя Гермиона. Она испытывала чувство вины за то, что не все рассказывала своим друзьям, но иначе она поступить не могла. Гарри всегда был очень принципиален, когда речь шла о работе, поэтому она ни за что не хотела ставить его перед выбором: преданность профессии или помощь ей. Она знала, что Гарри, несмотря ни на что, выбрал бы последнее, но Гермиона не хотела от него такой жертвы. Уилл Саммерс был ее другом, и именно она должна была помочь ему выбраться из этой передряги. Что касается Рона, то в их отношениях и без того было предостаточно сложностей, чтобы добавлять еще и это.
С вечера после празднования ее дня рождения в Норе прошло больше месяца, а она все еще раз за разом возвращалась мыслями к тому моменту. Сейчас почему-то все не казалось таким безысходным и страшным, как тогда. А тогда, проснувшись на следующее утро в воскресенье, все еще сжимая в руках мокрую от слез подушку, она решила, что все, хватит, больше никаких слез и переживаний. За чувством боли, отчаяния и обиды пришла злость на себя и на него. На себя - за то, что так расклеилась. На него за то, что… За все. За то, что так и не понял, за то, что обидел, за то, что бросил, за то, что вернулся и, наконец, за то, что все еще любит. Она - его, он - ее. Это поразило и задело ее больше всего.
И вновь в ней боролись двое: одна рассудительная и гордая, которая не могла забыть и простить, и другая, которая просто любила и которой так хотелось верить, в то, что все еще возможно. Именно эта мысль, засев в голову, не давала ей покоя весь выходной, пока она, не зная чем занять себя, слонялась по пустой квартире, стараясь не смотреть на картину, подаренную им. Именно эта мысль не давала ей заснуть всю ночь, когда она, сидя на подоконнике, смотрела как по улице сильный ветер гоняет опавшую листву по тротуарам и тропинкам. И именно эта мысль преследовала ее на работе, когда она старалась избегать любой встречи с ним. Ей не всегда это удавалось. Несколько раз, заходя к Гарри, она заставала там и Рона. Не желая, чтобы друг знал о том, что произошло, девушка старалась вести себя как можно естественнее, обмениваясь с Роном ничего незначащими фразами, ведя разговоры только по работе и стараясь как можно меньше обращаться к нему напрямую. Рон, в свою очередь, вел себя безупречно, ни словом, ни жестом не напомнив ей о том, что между ними произошло в субботу. А она боялась, смешно сказать, но боялась. Как того, что он вновь начнет разговор «о них», так и того, что больше он к этому не вернется. Время шло, и Гермиона уже начала привыкать к этим новым, подчеркнуто холодным взаимоотношениям, установившимся между ними. Она даже сумела вновь убедить себя, что все это к лучшему, как Рон вдруг повел себя так, что нарушил и без того хрупкое равновесие в душе девушки.
Спустя примерно неделю после дня рождения он, до этого наедине с ней не проронивший ни слова, окликнул ее в коридоре, когда она направлялась к шефу с какими-то документами. Ее первым желанием было сделать вид, что она не расслышала и поскорее скрыться в коридоре своего отдела, но потом, осознав, насколько это малодушно, Гермиона заставила себя обернутся и подождать его. Словно понимая, что ей не по себе, Рон, подойдя, без предисловий сказал:
- Ты меня избегаешь, Гермиона.
Девушка опешила от такой прямолинейности и даже не нашлась, что возразить на это, молча взирая на него.
- Ты меня избегаешь, - повторил он. – И я понимаю, почему. Но… - тут он сделал паузу и глубоко вздохнув, произнес. – Прости меня.
Гермионе на какой-то момент даже показалось, что она ослышалась, настолько неожиданно для нее прозвучала эта фраза. Она не знала, ни что сказать, ни как отреагировать на его слова. Она была не готова. Приняв ее замешательство за отказ, Рон продолжил.
- Я знаю, что все испортил тогда и сейчас, но, возможно, сейчас еще не поздно сказать тебе, что…
Гермиона замерла. Казалось, сердце бьется где-то у горла. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы расслышать то, что Рон говорил дальше.
- Что я очень сожалею, - в этот момент Гермионе показалось, что его голос слегка дрогнул, но продолжил он уверенно. – Согласен, что прошлого уже никогда не вернуть, поэтому, пожалуйста, забудь о том, что я наговорил тебе в субботу, давай сделаем вид, что ничего не было. Мы стали понимать друг друга вновь, и это очень важно для меня. Если для тебя это хоть что-нибудь значит, дай мне еще один шанс. Я обещаю, что больше не будет никаких разговоров о прошлом, никаких намеков и попыток что-то выяснить.
Несмотря на то, что говорили они тихо, люди, проходя мимо них, то и дело оглядывались. Заметив это, Рон взял Гермиону за локоть, втянул ее в одну из ниш коридора, чтобы скрыться от глаз любопытствующих.
Не дав ей опомниться, он вновь заговорил.
- От тебя ничего не потребуется. Просто мне необходимо знать, что у меня есть шанс, и что когда-нибудь ты сможешь простить меня.
Гермиона не произнесла за это время ни слова, но отчего-то именно сейчас у нее появилось ощущение, что между ними состоялся долгий, обстоятельный и очень эмоциональный разговор, во время которого они действительно по-настоящему поняли друг друга. Он попросил ее дать ему еще один шанс, но одновременно с этим она давала шанс и себе тоже. Поэтому она кивнула; в тени скрывающей их ниши это было не заметно, потому что Рон спросил:
- Ты согласна?
Она подтвердила свой ответ более энергичным кивком.
В этот момент проходивший мимо Сэм окликнул Рона.
- Тебя Браун вызывает, - Рон, стоявший к Сэму спиной даже не оглянулся, он не сводил глаз с Гермионы.
- Рон, он заходил к нам, и, не застав тебя на месте, здорово разозлился, - продолжил Сэм, который только теперь заметил Гермиону. – Привет, Гермиона. Извини, что прерываю ваш разговор.
- Ничего, - Гермиона улыбнулась Сэму. – Мы уже закончили. Тебе пора, - обратилась она теперь к Рону. – Меня тоже ждут.
- Ты не пожалеешь об этом, - сказал он, протягивая руку и беря ее ладонь в свою.
- Ты не пожалеешь, - повторил он, крепко сжав ее пальцы. Он был очень серьезен, словно принял для себя какое-то важное решение. И поддавшись необъяснимому чувству, она сжала его ладонь в ответ.
Доля секунды, и он уже развернувшись идет в направлении кабинета своего начальника.
Смотря ему вслед, Гермиона почувствовала, что прошлое наконец отпустило ее, освободив место для чего-то нового, неизвестного и, возможно, поэтому такого притягательного и волнующего.
- Гермиона, с тобой все в порядке? - услышала она за спиной голос Сэма.
- Что? – повернулась она к нему.
- Я спрашиваю, с тобой все в порядке? Рон тебя чем-то расстроил?
- Рон? – она задумчиво покачала головой. – Нет. Мы просто разговаривали.
- Ясно, - кивнул Сэм. - Ты к себе?
- Нет, - окончательно придя в себя, Гермиона, наконец, вспомнила, куда направлялась. – У меня дело к шефу.
- Ну, тогда до встречи, - Сэм махнул ей рукой и пошел по направлению к лифту.
Гермиона же, привычным жестом проведя рукой по волосам и заправив выбившийся локон за ухо, отправилась к Кингсли.
Рон больше никогда не вспоминал об этом разговоре. Они часто встречались у нее на квартире, вместе с Гарри засиживаясь допоздна, обсуждали нюансы расследуемых дел. Друзья делились с ней тем, что им удавалось выяснить о ходе расследования, касающегося поиска Уилла Саммерса. Гермиона в свою очередь рассказывала о том, что она смогла разузнать, роясь в старинных фолиантах или в подшивках выпусков «Пророка» прошлых лет. Они несколько раз вместе навещали Аврору и Эмбер в больнице. Девушки шли на поправку, но врачи начали опасаться, что память, возможно, к ним не вернется уже никогда. Узнав об этом, Аврора, отведя Гермиону в сторонку, попросила ее собрать для нее материалы, касающиеся ее семьи. Гермиона, предварительно посоветовавшись с доктором Хиллингом, дала свое согласие и с характерным для нее в таких случаях азартом занялась расследованием, не зная еще, что это приблизит ее к раскрытию тайны напарника.
Даже после того, как Браун смог-таки убедить Визенгамот в том, что Уилл Саммерс замешан в деле исчезновения чистокровных волшебниц и получил разрешение на обыск его лаборатории и кабинета Гермионы, Рон старался, во всем ей помогая, держаться нейтрально, хотя и делал попытки защитить ее. Они несколько раз ругались из-за того, что, как он считал, ей необходимо оставить работу, перестать заниматься делом Саммерса и на какое-то время «залечь на дно».
Поняв, что любые уговоры бесполезны, он, к удивлению и Гермионы, и Гарри, сам занялся этим расследованием с не меньшим рвением, чем Гермиона. Каждый раз, твердя о своей уверенности в том , что «у этого Саммерса рыльце в пушку», он на свой страх и риск добывал для нее такую информацию, что, узнай об этом Браун, от Рона и мокрого места бы не осталось. Гермиона же, в свою очередь, очень благодарная ему за это, старалась не прислушиваться к тому, какими эпитетами при этом Рон награждает Уилла.
Ей нравилось то, какими стали ее отношения с Роном, из них ушло напряжение, она перестала обдумывать каждый свой шаг, для того чтобы, не дай Мерлин, не выдать своих чувств к нему. Они много разговаривали о серьезном, и не очень, и она еще больше поняла насколько он изменился. Он умел быть собранным, вдумчивым, когда это было необходимо. И в то же время мог разрядить самую напряженную атмосферу шуткой или ироничным замечанием. Он был своим, и хотя они никогда не говорили на личные темы, они совершенно незаметно сблизились на ином, более зрелом уровне.
Девушка видела, что Гарри, который практически всегда был рядом, почувствовал изменения в их с Роном отношениях, он то и дело бросал на нее вопросительные взгляды, она же делала вид, что ничего не происходит. В последнюю неделю обстановка все больше накалялась, пару дней назад Рон, ставший за это время буквально лучшим другом Харриса, с которым тот из тщеславия делился всеми, даже самыми малыми, продвижениями в деле, принес известие о том, что авроры напали на след Уилла Саммерса, и что Браун надеется в самое ближайшее время его арестовать. Рон с этой новостью пришел тогда, когда Гарри уже отправился домой. Услышав это, Гермиона нервно заходила из стороны в сторону по гостиной. Выполненная на стекле картина с изображенным на ней морским пейзажем, настроение которой менялось при малейшем изменении освещения, стояла тут же, на специальной подставке на каминной полке.
Рон некоторое время наблюдал за метаниями Гермионы, но вскоре ему это надоело, и он усадил ее перед собой в кресло.
- Я надеюсь, ты не собираешься ничего предпринимать?
- Ох, Рон, - отмахнулась от него Гермиона. – Что я могу? Я понятия не имею, как ему можно помочь.
- Вот-вот, и я об этом, - совершенно серьезно сказал Рон. - Если бы знала, то так бы мы тебя и видели, тут же помчалась бы спасать этого…
- Рон, - примирительно произнесла Гермиона. - Мы же уже об этом говорили и условились, что не будем предпринимать ничего, не посоветовавшись предварительно друг с другом.
- И ты пообещала… - предостерегающе начал Рон.
- … и я выполню это обещание, - произнесла Гермиона, отводя глаза, понимая, что не до конца честна с ним. Она не любила врать, а уж тем более врать друзьям.
Вспомнив сейчас об этом разговоре, Гермиона помедлила. У нее были сомнения в том, что она поступает правильно, но она уже была на месте и не хотела отступать. Поэтому, постояв немного на крыльце гостиницы, Гермиона взялась за старинную кованую ручку двери и вошла.
