Глава 17Не узнаёт. Совсем.
Спокойно, Бродяга, тихо, закончишь разговор – катайся по асфальту, скули и ломай в щепки парковые скамейки, а сейчас – тихо.
Не сможешь нормально себя вести – он тебя никогда не узнает.
Сириус выдохнул. Спасибо, Голос.
Не узнаёт. Память стёрли, ага.
Придурки, кретины, у него же сейчас в голове такое творится!
Воспоминания прорываются наверняка, в снах особенно, дежа-вю на фразы, на жесты... Чёрт.
Начать – с чего? Надо вообще – чтоб вспоминал? А если мысли кто считает, тогда что – всё заново?
Сгрести б его сейчас в охапку и остаться так, смотрит, ничего не понимает, думает, наверное, что кажется всё, бедняга.
Точно.
– Скажи-ка адрес свой?..
– Чего-о-о?
Сириус фыркнул, поспешно посерьёзнел:
– Адрес!
Окрика Гарри по привычке послушался, выдал успевшее надоесть название и только потом опомнился.
Ну зачем он это только что сказал, что теперь будет?
Действительно, что будет от того, что человек-из-зеркала теперь знает, где он живёт.
Гарри уже даже не боялся, что он сумасшедший, – ясно, что так и есть, – было просто смешно.
Он говорил с человеком, который был в зеркале, которого никогда не было в его кармане, ну да.
Мало того, он совершенно точно помнил этого человека.
Гарри фыркнул. Спросил, чтоб не молчать:
– Зачем вам мой адрес?
Почему-то называть именно этого человека сэром казалось Гарри неправильным.
– Нужен, – что ему ещё-то сказать сейчас?
И фыркает почему.
Сириус уже не помнил, когда в последний раз ему настолько хотелось быть с кем-то – рядом, до одури, до пальцев – в кулаки, до страха, что стихийка сработает – у взрослого.
– Вы мне снились. Вы в собаку превращаетесь, да?
– В кого ж ещё.
Снился, значит. А потом воспоминания всплывать будут ещё, ещё – на что надеялись? Что забудет потихоньку, ерундой сочтёт? Или это только первый сеанс был?
Сириус вздрогнул. Успеть бы тогда до второго.
– А почему...
Гарри запнулся, Сириус подбодрил машинально:
– Что почему?
– Почему мне кажется, что я вас знаю давно?..
Когда в голове такое множество вопросов, что не знаешь, какой задать первым, а главный состоит в том, стоит ли их задавать вообще – это ужасно.
– Ты что это тут делаешь, а?
Дура-ак, прошипел Сириус про себя, ох дура-ак, не мог подумать, что заметят? Обязательно – просто заинтересуются, с чего мальчик сам с собой разговаривает?
Шепнул:
– Потом договорим, – произнёс: "Отбой!", распахнул дверь и в голос расхохотался от чьего-то негодующего:
– Сколько можно копаться?!
– Ничего! – сказал Гарри, поспешно засовывая осколок в карман. Лучше, конечно, было бы сейчас убежать, но здешних улиц Гарри не знал. А если Дадли поймает его в каком-нибудь тупике...
– А я знаю, что! Ты разговаривал с зеркалом!
– Да нет же...
Но Дадли упивался торжеством:
– Ма-а-м, Поттер разговаривает с зеркалом!
Нет, нет, нет, если тётя отберёт зеркало, он же точно сойдёт с ума!
– Что тут ещё?
– Я же говорю, Поттер разговаривает с зеркалом!
– С каким зеркалом?
– Оно у него в кармане сейчас!
– Показывай, что там у тебя!
Гарри мог поклясться, что тётя Петунья побледнела. Он уже и не помнил, когда она в последний раз так на него смотрела: одновременно сердито и очень, очень испуганно. Казалось, сейчас сама полезет в его карман чуть дрожащими пальцами.
Не полезла, велела Гарри. Он медленно-медленно опустил руку, ещё медленней взял осколок, отчаянно надеясь, что вот сейчас, прямо сейчас что-нибудь случится – нет, ну нет же, ну не надо так, только не это, только не без зеркала, пожалуйста!
– Он украл мою конфету!
На ладони Гарри поблёскивал серебряный фантик.
Гарри мыл посуду и думал, что, наверное, ему всё это кажется. И зеркало, и тётя, и сейчас вот вода из крана, а на самом деле какой-нибудь грустный врач сейчас делает ему укол и говорит: "Его состояние оставляет желать лучшего".
Что-то знал, что-то совершенно точно мог объяснить человек за зеркалом, обещал же договорить!..
Но зеркало теперь было фантиком, и что делать, Гарри не знал.
Домыл оставшуюся посуду, бросился в комнату, захлопнул дверь.
Ну что, что ему сделать, чтоб фантик стал обратно зеркалом?
Сириус вышел на улицу, вдохнул полной грудью.
Бирмингем, ага.
Хотелось – рвануть туда, наплевав на всё: на непременную защиту, на охрану.
Сириус так и сделал, и никакого дома по сказанному адресу не увидел.
Кто бы сомневался.
Сириус аппарировал в Косой переулок, пофыркал оттого, как поспешно расступались люди вокруг, поменял галеоны на маггловские фунты, вернулся в Лондон.
И подумал, что, наверное, прошло уже достаточно времени, чтобы связаться с Гарри опять и рассказать хотя бы главное.
Если только зеркало уже не у Дурслей. Если у них – к Дому с повинной, что ещё остаётся.
Зашёл в какое-то кафе, сел в углу, шепнул:
– Гарри Поттер.
И запрыгало в зеркале какое-то искривлённое, мутное...
– Сэр, зеркало стало фантиком, сэр, вам меня слышно? Вы можете рассказать, что вообще происходит? Мне очень надо!
Слышно было хорошо, на Сириуса заоглядывались, он накрыл зеркало ладонью, решил – рассказывать. Пусть вспоминает, лучше, чем так мучиться.
– Говори потише, и вообще – пока – слушай, ладно?
Не дождался согласия, торопливо продолжил:
– Ты волшебник, я твой крёстный и отец, ты не сошёл с ума, тебе попросту стёрли память.
Много чего случилось, а ты не помнишь, понимаешь?
– А как тогда...
– Слушай дальше! – почти рявкнул. Зеркало в руке нагрелось до горячего, пришлось положить на стол.
Время, время опять.
– Я тебе могу рассказать всё, но это будет как бы не твоё. Ты так и не поймёшь, что это именно с тобой было.
– А как тогда?
– Ты всё должен вспомнить сам, знаю, уверен, что можешь. Твой сон – правдивый, скорей всего, если ты в нём со мной жил, то правдивый...
Картинка исчезла с громким: "Пф-ф-ф". Зеркало потемнело и дымилось.
Сириус ударил рукой по столу. Мало, мало сказал!
И, главное, Гарри сам связаться не сможет, не знает, как.
Вспомнит если только – да как ему вспоминать, если подсказать, подбодрить, прикрикнуть – некому?
Справится разве – сам? Не у всякого взрослого – получится, куда ж десятилетнему.
– Вы собираетесь что-нибудь заказывать? – над Сириусом навис официант.
– Чаю и выслушать, что я придурок, – ответил Сириус равнодушно.
Аппарировать бы – сейчас, зачем оттягивать, но для такого надо – силы.
Хоть немного.
С тех пор, как человек пропал из фантика с хлопком, прошло уже полчаса, а Гарри не вспомнил ничего.
Только то, что знал во сне: человека звали Сириусом, он умел превращаться в собаку и почему-то был его отцом.
Сил думать уже не было, стало почему-то холодно и очень захотелось спать, но человек-из-зеркала сказал, что Гарри может, и Гарри думал, думал, думал...
Пока не почувствовал, что не может выдохнуть.
Тут же вспомнилось, что это было в доме другом, злом, там ещё была мать отца, с которой он помирился, её Вальпургой звали.
Но они тогда ушли оттуда быстро, потому что Гарри там стало плохо, точно как сейчас!
Ушли, и Сириус Гарри учил колдовать – да, он волшебник, он смог тогда заставить летать подушку!
Хотя в десять лет палочку ещё нельзя брать, только в одиннадцать, когда он пойдёт в школу.
Гарри вдохнул и выдохнул ещё раз. Сипенье звучало чуть ли не музыкой, розовые пятна перед глазами казались даже красивыми – он всё помнил!
И Блэка, и дом, и сэндвичи, и как вышел на улицу, и про папу...
Только – Блэк же обещал о нём заботиться, почему он тогда у Дурслей? Блэк говорил, стёрли память – кто? Этот Дамблдор? Ну да, Блэк же про него говорил, что он Гарри хочет к Дурслям вернуть.
И что теперь? Сколько ему ещё тут быть?
Блэк точно не может его совсем не забрать, он бы тогда с ним просто не стал связываться.
Гарри вытащил из-под подушки тщательно разглаженный фантик, сказал:
– А ну давай – в зеркало!
Дом не показался. Все Сириуса извинения были дому в радость, обтекали вокруг медовыми потоками, и дом купался в этом чужом унижении.
Торжествовал. Радовался победе, абсолютной и окончательной.
Давал урок Сириусу и всем будущим Блэкам в его лице – наперекор? Думать не смейте!
Сириус встал на колени ещё когда начал извиняться – дом любил театральные жесты.
Вставать не хотелось. Хотелось – улечься на землю и так остаться.
Сунул, почти не надеясь, руку в карман – портал, как и следовало ожидать, не сработал.
Где же тогда – край, а?
– Сириус!
Сириус вздрогнул, выхватил зеркальце, вскочил, не поверил.
– Я вспомнил, я всё вспомнил, ты теперь меня заберёшь? Или не теперь?
Я специально разозлил, чтоб в комнате заперли, теперь можно говорить!
Сириус на мгновение закрыл глаза. Вот бы сейчас с размаху – лбом – об асфальт.
Но не объяснять, что он вот сейчас не может сделать ни-че-го!
Гарри смотрит, уверен, что всё хорошо, мысли иной небось не допускает.
– Гарри, я, знаешь, – с голосом-то что?! – я прямо сейчас не могу тебя забрать.
– А когда?
– Я не знаю. Слушай, дело не во мне, я бы тебя вообще никому не отдал, меня оглушили тогда...
– Ты меня вообще никогда отсюда не заберёшь, да?
Вот в этот момент надо бы Сириусу начать говорить, не важно что, какую-нибудь успокоительную чушь, но он промедлил секунду, и Гарри захлебнулся в словах:
– Но я хочу с тобой, ты же мой опекун, а не эти, ну так же нечестно!
– Гарри, послушай...
– Я с тобой хочу! В прошлый же раз ты меня смог забрать!
– Тогда вокруг твоего дома не столько охранки было.
– Какой охранки? – пробормотал Гарри просто, чтоб что-нибудь сказать.
Чтобы не расплакаться.
– Охранных чар. Слушай, я с тобой посреди улицы говорю, на меня смотрят все, давай минут через десять опять свяжусь?
Хватит, наверное, чтоб Гарри выплакаться. И ему – повыть. Как прикажете успокаивать ребёнка, если самому охота – скулить, по асфальту катаясь?
И – нырнуть в какую-нибудь подворотню нужно, действительно.
Повыл вдоволь, отвёл душу, запасся спокойствием. Приготовился.
Рассказать, например, что суд ещё есть.
Произнёс – в который уже раз за этот день:
– Гарри Поттер.
Увидел крестника и сжал зеркало в руке так, что чуть не разбил.
Гарри был ужасающе бледный, сжимал голову ладонями, в зеркало посмотрел не сразу.
От "Что с тобой?" дёрнулся, зашипел, прошептал:
– Голова болит. Очень.
