Глава 17Эта глава, полностью посвящена Лили и Скорпиусу) надеюсь, поклонники пейринга надут ее достаточно... увлекательной))
Ну и очень хочется отзывов, ваших мыслей именно об этой главе, о поведении Лили, о логичности ее действий.
Внимание! Рейтинг главы - R.
Глава 3.
Я почти рухнула за слизеринский стол в Большом зале и опустила голову на сложенные руки. Мышцы спины разрывались от напряжения, жутко болели плечи и запястья. Усталые, изнеможенные студенты рассаживались за столы своих факультетов, кривясь и морщась. Восстановление разрушенного Хогвартса давалось всем нам нелегко. До обеда мы учились без перерывов, времени едва хватало на то, чтобы перейти из одного класса в другой, а после короткого ланча под руководством авроров таскали камни, плиты, мешки с цементом и выкидывали мусор.
Магию нам применять запрещали: то ли боялись, что наколдованный фундамент будет слишком ненадежным для Хогвартса, то ли не хотели, чтобы у нас оставались силы на что-то помимо скудного ужина и сна.
Министерство прислало десяток авроров-помощников, но правильнее было бы назвать их надзирателями. Власть МакГонагалл не распространялась на них, и творили они, что хотели.
Не знаю, как не ввели еще телесные наказания или что-то подобное. Нас полностью подавляли и контролировали, загоняли в угол. Наверное, они добивались покорности, не хотели, чтобы в Хогвартсе ходили антиправительственные настроения. Но на деле они достигли совершенно противоположного результата.
Я заглянула в появившуюся передо мной деревянную миску – ими заменили привычную серебряную посуду – и увидела в ней жидкую, серовато-склизкую овсянку. Голод был дикий, но есть кашу у меня не было никакого желания. Но я пересилила себя и проглотила первую ложку, потому что знала, что ничего другого на сегодня уже не дадут.
Многие слизеринцы кривили носы и смотрели на меня, словно на ненормальную, но остальные факультеты ели и были готовы попросить добавки.
Думаю, через неделю и мои сокурсники перестанут привередничать. И даже Ланкастер, Дуглас и Вуд соизволят поужинать. Они говорили, что находятся в безопасности и в привилегированном положении, но пока что я этого не заметила. Кормили их так же, как и нас, работать заставляли наравне с остальными, а во время уроков профессора и вовсе не давали ни единой поблажки. Слышали, наверное, как они расхваливают своих отцов и их высокое положение и издеваются над моим папой.
Я встала из-за стола и, опустив голову, медленно побрела к выходу. Я мало что знаю о религии магглов, но уверена, что если бы Ад существовал, то последние три дня я жила как раз в нем.
Когда Альбус сказал Скорпиусу про смерть Растона, тот почти разгромил больничное крыло и истощил свой магический запас. Мистер Малфой, наплевав на запрет авроров, забрал его домой в тот же день. И с тех пор я не слышала о нем ничего. Он не писал ни мне, ни Альбусу, никому в этой Школе. Он не ответил мне, сова прилетела с нераспечатанным свитком. Он проигнорировал сообщение от Ала.
А МакГонагалл не позволяла воспользоваться камином и молчала, хотя я была уверена, что она что-то знала.
К концу третьего дня я была вымотана физически и морально. Не оставалось сил ни переживать, ни волноваться, ни нервничать. Все, что я могла – делать домашние задания, поддерживать видимость общения с Сарой и братом, и с упорством тягловой лошади таскать тяжелые мешки с каменной крошкой. Я была слабой, непозволительно слабой, жалкой и эгоистичной. Думала, что Скорпиус меня бросил, что я больше никому не нужна. Плакала по ночам в подушку, вспоминая Стэна, его открытую улыбку, взгляд, которым он смотрел на Малфоя, огромное желание жить и быть достойным своего отца.
Я забросила учебу, на занятиях сидела с каменным лицом и на автомате записывала объяснения профессоров. Мало кто из студентов чувствовал себя лучше меня.
Нам не дали опомниться, побыть с родными, отойти от пережитого ужаса, а сразу кинули обратно, в привычную жизнь, которую, однако, изменили до неузнаваемости.
Я не хотела учиться, не хотела узнавать что-то новое: зачем? Мы были бесполезны и бессильны, заклинание не помогали, собственное Министерство не могла защитить... Каждый день в Пророке публиковали новые списки погибших, новые магические деревни и города, которые были атакованы и разрушены.
Все потеряло смысл, казалось тусклым, невзрачным, ненужным.
И рядом не было Скорпиуса. Меня ломало, выворачивало наизнанку, все внутри разрывалось на части. Я не представляла, как долго смогу это выносить, как долго смогу терпеть. До зимних каникул оставались две недели, до моего шестнадцатилетия – чуть меньше восьми дней. Но это не особенно беспокоило меня. Я не думала ни о празднике, ни о подарках.
Как можно было радоваться, отмечать, веселиться, когда в Хогвартсе повсюду черные флаги и фотографии погибших? Когда воздух пропитан слезами и горем, смертью, опустошением, бедой. Когда все мои мысли – об отце и Скорпиусе, лишь бы они были живы, лишь бы с ними не случилось что-нибудь плохое.
Я знала, что вчера прошли похороны Растона и других учеников.
Атмосфера в Школе была ужасной, всюду был страх, подавленность, горечь и гнев. Медленно разгорающийся, но усиливающийся с каждой минутой, с каждым новым чудовищным приказом от Министерства.
Единственными, кто казался довольными жизнью, были Дуглас и Вуд. Эдвард пытался подкараулить меня в темных коридорах Хогвартса, напоминал постоянно а том, что будет ждать отца и маму, угрожал, что скоро отправит статью в Пророк. Тем более мы со Скорпиусом целовались тогда на глазах у всей гостиной. Но несмотря на это, Вуд не забывал повторять, что Малфой уже наигрался со мной и бросит, как только вернется в Школу. Если вообще вернется, потому что ему тоже угрожает опасность.
Я не плакала при нем, но вечером давилась рыданьями, кусала подушку и комкала в руках простынь. А потом засыпала, обессиленная, опустошенная внутри, чтобы проснуться от собственных криков из-за очередного ночного кошмара. Заглушающее заклинание не позволяло Одри и Оливии услышать о моей слабости и воспользоваться ею в дальнейшем, и это была единственная утешительная мысль.
Альбус старался. Он очень старался ободрить меня, развеселить, заставить улыбнуться. Он тоже переживал, тем более это он сказал Скорпиусу о смерти Растона и успокаивал его, сдерживал стихийную магию, пока не появились авроры. И Ал считал себя виноватым в том, что именно от него Малфой узнал обо всем.
Мне было стыдно, что я могла только жаловаться и не делала ничего по-настоящему полезного или стоящего. Я окончательно расклеилась и потеряла всякое желание бороться дальше. Мне было очень стыдно перед Альбусом, которому самому было тяжело, но он все равно пытался помочь мне, хотя я всячески сопротивлялась. Мне было стыдно перед Скорпиусом, который, будь он здесь, наверное, ожидал бы от меня совсем другого поведения.
Но сильнее всего мне было стыдно перед папой. Ведь ему приходилось гораздо, гораздо сложнее, чем мне, но он не сдался, не бросил, продолжил бороться.
А я не смогла.
- Лили, - Рик окликнул меня перед входом в гостиную. Он очень осунулся за последнее время, потому что сильно переживал за Алису Забини.
- Что?
К моему удивлению, он коротко улыбнулся – это нечасто случалось в последнее время – и быстро произнес:
- Малфой вернулся.
В первое мгновение мне показалось, что я неправильно расслышала его. Но Рик продолжал едва заметно улыбаться, и значит, мне не послышалось.
Скорпиус действительно был в Хогвартсе. Я чувствовала себя так, словно на меня неожиданно вылили ведро ледяной воды. Мысли смешались, к щекам и вискам резко прилила кровь, у меня даже закружилась голова, и Рик поддержал меня, чтобы я не упала.
- К-как вернулся? – кусая дрожащие губы, спросила я, все еще не до конца веря в услышанное.
- Пару минут назад. Только он заперся в своей комнате и не отвечает... – Рик нахмурился и взглянул на меня. – Но думаю, тебе он откроет.
Я кивнула, чувствуя себя китайским болванчиком. Я мало что понимала в тот момент и не очень хорошо контролировала свои действия. Я знала лишь одно: Скорпиус в Хогвартсе, а это значит... Это значило очень много для меня. Настолько много, что я вряд ли нашла бы нужные слова, чтобы все объяснить.
За короткое время он стал дорог мне так же, как Альбус и мама с папой. Наверное, я успела по-настоящему полюбить его.
И потому бросилась мимо Рика в гостиную, сбежала вниз по ступенькам и наткнулась на закрытую дверь в его комнату.
Я очень волновалась и чувствовала, как сильно и часто бьется сердце, почти выпрыгивая из груди. Во рту пересохло, и я, облизав губы, робко постучала в дверь.
Мне не ответили, и тогда я постучала сильнее.
- Проваливайте, - я услышала глухой голос Скорпиуса и обрадовано выдохнула. По крайней мере, он и правда был в Хогвартсе. И уже никуда не сможет исчезнуть.
- Это я, - тихо произнесла я. – Открой, пожалуйста.
Следующая минута показалась мне самой долгой за всю жизнь. Я успела подумать о тысяче разных вещей, проиграть в голове дальнейшие действия и слова, но, когда дверь со скрипом открылась, и я шагнула в комнату, то поняла, насколько бесполезными были все мои приготовления.
Скорпиус стоял ко мне боком, нервно стуча пальцами по тумбочке около кровати. Он никак не отреагировал на мое появление, даже не повернул головы.
Я сглотнула и медленно закрыла за собой дверь, прислонившись к ней спиной. Нас ждал безумно долгий и трудный разговор.
На Скорпиусе были темные брюки и черная рубашка с поднятым воротником. На пальцах я увидела родовое кольцо с гербом Малфоем, а у него на шее висел какой-то медальон на длинной серебряной цепочке.
- Привет, - выдавила я из себя наконец и замерла, не зная, что сказать дальше. Ну не спрашивать же, как у него дела. – Я очень рада, что ты вернулся.
Скорпиус коротко взглянул на меня и тут же отвернулся, а я не сдержала тихого потрясенного вскрика. Его лицо превратилось в каменную маску: оно застыло, ни единая эмоция не отражалась на нем, не двигался ни единый мускул.
Под глазами залегли огромные, черные круги – наверное, он не спал все три дня. Лицо Скорпиуса словно заострилось, его выражение стало гораздо жестче и злее. В уголках губ появились новые складки, на лбу и переносице залегли морщины.
А его глаза были тусклыми, почти бесцветными, неживыми.
Я никогда не видела Скорпиуса таким и чувствовала, как большими волнами меня накрывает паника, а к горлу подкатывает тошнота. У меня появилось огромное желание сбежать, залезть под одеяло и никогда, никогда больше не видеть этого лица, не смотреть в эти страшные, чужие глаза, не встречаться с их мертвым взглядом.
Но я не могла. Я была нужна ему, я была обязана помочь. Ведь он открыл мне дверь, пустил сюда. Он никогда не попросил бы о помощи вслух, но его действия ясно показывали, как сильно он в ней нуждался.
- Скорпиус... – его имя все еще застревало у меня во рту.
Он вздрогнул, но ничего не ответил. Я медленно подходила к нему, сжимаясь внутри от страха и ужаса, но внешне сохраняя спокойствие и уверенность.
Я осторожно накрыла руку, которой он стучал по тумбочке, но Скорпиус буквально выдернул ее и отвернулся к стене, глухо приказав:
- Уходи отсюда.
Но это лишь больше укрепило мою уверенность.
- Скорпиус, пожалуйста, я хочу помочь, - я вовсе не собиралась плакать и потому сама удивилась, услышав в голосе слезы отчаяния и мольбу. Но, наверное, это подействовало на Малфоя, потому что он опустил голову и тихо сказал:
- Лили.
Я всхлипнула и бросилась к нему, прижимаясь щекой к спине и обнимая за плечи. Он ничего не говорил, но я чувствовала, как были напряжены и натянуты его мышцы – они казались мне похожими на камень.
Я тихо плакала, уткнувшись носом в его спину, и вместе со слезами из меня уходила горечь последних дней, томительное, нервное ожидание, усталость, страх перед неизвестность, безразличие к происходящему, скопившееся напряжение. Я выплакивала это все, чувствуя невероятное облегчение, и остро жалела, что Скорпиус не может поступить так же.
Потому что ему было в десятки, сотни раз тяжелее, чем мне, но он носил все эмоции в себе, не позволяя себе расслабиться, не давая им выхода.
- Я очень, очень рада, что ты здесь, - прошептала я в его плечо и закрыла глаза, прислонившись к нему лбом. Меня трясло от перенапряжение, но это казалось правильным.
Потому что на самом деле мне становилось легче с каждым новым вздохом.
- Извини, - я почувствовала, как он сжал зубы и вцепился руками в поверхность письменного стола. – Я должен был написать тебя, - он буквально протолкнул эти слова через себя.
- Нет! Тебе не в чем извиняться, совершенно не в чем. Я все понимаю... Но сейчас я хочу помочь тебе.
Он отрывисто кивнул и опять замолчал, все так же сжимая руками столешницу. Я не удивилась бы, если бы он сломал ее.
Я чувствовала себя растерянной, потому что не знала, что делать дальше. Он угрюмо молчал, почти никак не реагируя на мои слабые попытки расшевелить его. Я пролезла под его рукой, заставив Скорпиуса шагнуть назад, и оказалась лицом к его лицу, вплотную прислонившись поясницей к выступающей поверхности стола.
Я видела перед собой его грудь с туго натянутой черной рубашкой. С шеи свисал серебряный медальон, выполненный в форме переплетающихся друг с другом колец.
Я настойчиво пыталась посмотреть ему в глаза, но Скорпиус не опускал голову, его взгляд скользил мимо меня. Я была достаточно близко, чтобы разглядеть сетку мелких шрамов на правой щеке и скуле, рассеченную когда-то бровь, нездоровую бледность и черные круги под глазами. Скорпиус не хмурился сейчас, но на лбу все равно были видны морщины.
Я потянулась разгладить их, и Скорпиус прикрыл глаза, накрыл мой ладонь своей, приложил ее к щеке и замер.
- У тебя холодные руки, - хрипло произнес он, вызвав у меня нервный смешок.
Скорпиус был сильным, очень сильным, почти как папа. Я сглотнула образовавшийся в горле комок и, встав на цыпочки, накрыла его губы своими. Первые секунды он продолжал неподвижно стоять, но потом что-то будто лопнуло в нем, какая-то туго натянутая нить, и Скорпиус вдавил меня в стол, порывисто обнял и начал жадно меня целовать.
Его руки скользили по мои волосам, талии, плечам, он хотел обнять меня как можно сильнее, прижать как можно ближе, поцеловать как можно глубже.
Я лохматила его волосы, гладила напряженные плечи, которые медленно расслаблялись под моими ладонями.
Мы прижимались друг к другу так ненасытно и с такой неистовой силой, словно больше никогда не увидимся.
Скорпиус больно прикусывал мои губы, до синяков сжимал плечи. Он опустился на кровать и увлек меня за собой, посадив к себе на колени. Я чувствовала его прикосновения каждой клеткой своего тела, со стоном отзываясь на них.
Когда я начала задыхаться, и в голове стоял туман, Скорпиус резко отстранился, разрывая поцелуй. Мгновение он удивленно смотрел на меня – его взгляд никогда не был столь открытым и ранимым. Потом он уперся лбом мне в грудь и наклонил голову, хрипло, прерывисто дыша.
Я выплескивала эмоции в слезах, он мог избавиться от них, целуя меня. Я хотела пожалеть его, но вовремя себя одернула: жалости Скорпиус мне никогда не простит. И также не простит, если я когда-нибудь напомню о его слабости – я была уверена, что своей поведение в тот момент он считал слабостью.
- Лили... – его голос по-прежнему звучал глухо и казался мне незнакомым. – По-хорошему бы, я должен прогнать тебя сейчас и никогда не позволять себе того, что позволяю сейчас.
От его слов меня бросило в дрожь, а на лбу проступили капельки холодного пота:
- Что ты имеешь в виду?..
- Все, к кому я привязываюсь, умирает. И ты видишь, насколько слабым и уязвимым я становлюсь, - после долгого молчания произнес он.
Я подавила готовый сорваться стон и начала медленно перебирать его волосы на затылке. Я не знала, что ответить и потому молчала, и тишину прерывало сбитое, сухое дыхание Скорпиуса.
- Это... это неправильно, ты же знаешь это, правда?
Он тихо усмехнулся и покачал головой:
- Это правильно, но знаешь, я уже никогда не смогу от тебя отказаться.
Кровь прилила к лицу, когда я услышала его слова. Внутри меня все словно перевернулось, мне хотелось смеяться и плакать одновременно, по телу разливалось приятное тепло, а в животе летали бабочки.
- Ты плачешь? – он выпрямился и посмотрел на меня, и я увидела на его щеках капли моих слез. – Почему?
- Потому что не можешь ты, - Скорпиус дернулся и стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки.
Ему было больно, чудовищно больно, но он почти не показывал этого. И в тот момент, когда я встретилась с ним взглядом, я уже знала, что должна сделать, чтобы помочь ему.
Скорпиус увидел, как быстро изменилось выражение лица Лили, словно она решила для себя что-то очень важное.
Она поцеловала его, надавливая и заставляя лечь на кровать. Малфой ответил, но уже без прежней жадности и резкости.
Грудь сдавливали невидимые клещи, появившиеся в тот момент, когда Альбус сказал ему про Стэна. Они мешали ему нормально говорить и дышать, он никак не мог сделать самый первый, самый важный и глубокий вдох – он собирался, но каждый раз клещи смыкались еще сильнее и жестче. Малфою иногда казалось, что вместо груди за прошедшее время у него появилась черная дыра, в которой исчезали все эмоции и желания.
И только появление Лили позволило ему расслабить зажим, позволило вздохнуть и почувствовать себя лучше.
Она сидела рядом с ним на кровати и, нагнувшись, медленно, неуверенно целовала его. Она не решалась лечь на него или залезть пальцами под рубашку, и это было странным и новым для Малфоя. Предыдущие девушки делали это в первую же минуту.
Но не Лили. Потому что она не была похожа на всех прочих, она была единственной, особенной и она была его.
Ее близость почти лишала Скорпиуса рассудка, осторожные прикосновения пальцев заставляли терять голову. Он забывал обо всем рядом с ней: о войне, о маленьком Растоне, об ужасных похоронах и бессонных ночах.
Его прошлое не существовало рядом с ней.
Скорпиус сел, обнял Лили за талию и осторожно опустил на кровать, нависая над ней. Лили смотрела чуть испуганно, но доверчиво и открыто, и на ее губах была счастливая улыбка.
Малфой опирался на правый локоть, а левой рукой гладил ее лицо и шею, касался выпирающих ключиц и спускался ниже, проникая на несколько пальцев под плотно застегнутую рубашку.
Он тяжело сглотнул, не желая признаться даже себе, каких усилий ему стоило удержаться, когда Лили приподнялась и поцеловала его в шею, обдала горячим дыханием пульсирующую артерию.
Малфой едва не зарычал и нагнулся к ее лицу, провел языком дорожку от уха до впадинки между грудей, поражаясь, какой худой и маленькой была Лили.
«Держи себя в руках, ведь ей всего пятнадцать. Она похожа на ребенка», - подумал он и собрался поднять голову, когда Лили крепко обняла его за шею и потянула вниз, еще ближе к себе.
- Скорпиус... – не то выдохнула, не то простонала она, закрывая глаза.
Он вздрогнул и почувствовал, как в ушах зашумела кровь, и услышал удары собственного сердца.
- Лили, - его голос срывался от возбуждения, - мы не должны, - он нашел в себе силы и поднялся на вытянутых руках, смотря на нее сверху вниз.
Рыжие волосы ярко горели на фоне серебристого пледа, а глаза испытующе смотрели, проникая глубоко внутрь, заглядывая в самую душу.
- Нет, должны. Тебе нужно, - она упрямо мотнула головой и привстала, обвивая руками его шею и плечи.
Она дрожала и была обжигающе горячей, ее язык, хриплое дыхание, близость тела сводили Скорпиуса с ума, лишали последних границ.
Он сжал кулаки за ее спиной, собираясь резко подняться, но Лили, словно подслушав его мысли, прижалась совсем близко и начала медленно расстегивать нижние пуговицы его рубашки. Она прикоснулась губами к его плечу, шее, поцеловала за ухом и прошептала:
- Пожалуйста, просто позволь мне помочь... – ее пальцы скользнули под рубашку, обжигая его тело своими прикосновениями.
«Она еще маленькая... Ты не имеешь права, просто не имеешь права! Лили тебе доверяет, ты должен остановиться прямо сейчас», - но ее руки уже гладили его спину, и Скорпиус тихо зарычал, понимая, что не может больше сопротивляться.
Лили была слишком настойчивой, слишком желанной и близкой - - настолько, что он чувствовал исходящее от нее возбуждение и тепло.
С утробным, почти звериным стоном он прижал ее к кровати, яростно, жадно целуя каждый кусочек голой кожи, каждую впадинку на ее шее и ключицах.
Она извивалась, стискивая в кулаках его рубашку, и быстро, прерывисто дышала, шепча что-то ему на ухо.
Скорпиус рванул с себя рубашку и слегка приостановился, вспомнив, что будет для Лили первым. Первым и единственным в ее жизни.
Она, словно зачарованная, рассматривала его тело, водила тонкими пальчиками по светлым ниткам шрамов, прикасалась к ним губами.
Малфой крепко сжал кулаки, когда она поцеловала его родинку чуть ниже плеча.
«Лили, что же ты со мной делаешь?»
Она подняла на него взгляд и неожиданно покраснела, смутившись чего-то, и Скорпиус улыбнулся помимо своей воли, запуская руку в густые волосы.
Лили, преодолев себя, села перед ним на колени и положила горячие ладошки на плечи, массируя усталые мышцы.
Скорпиус чувствовал, как напряжение уходит из него, как в груди разжимаются тиски, и становится легче дышать. И уже не нужно по нескольку секунд выговаривать каждое слово, переступая через себя и огромный комок в горле. Боль, непереносимая боль из-за смерти Растона медленно исчезала, унося с собой усталость и тяжелый груз навалившихся проблем.
Лили продолжала гладить его, с лукавой улыбкой заглядывая в глаза.
«Неужели она знает, что делает? Неужели подстроила это специально?» - неожиданная мысль пришла в голову Малфоя, но он отогнал ее, притягивая к себе Лили.
Она дернулась и замерла в его руках, когда он стянул с нее свитер и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
Исчезли ее уверенность и настойчивость, сменившись смущением и страхом. Она не двигалась, когда Скорпиус нарочно медленно расстегивал каждую пуговицу, только наряжено ждала, не зная, куда спрятать красное от стыда лицо.
Малфой медленно провел руками по плечам, заставляя ее распрямиться, и одним резким движением скинул рубашку. Лили непроизвольно дернулась закрыться, но Скорпиус опередил ее, целуя и притягивая к себе.
- Все хорошо... – прошептал он, и Лили покраснела еще больше. Малфой тихо рассмеялся, не понимая, что не смеялся всю последнюю неделю, и впервые прикоснулся к ее груди...
Эту ночь Скорпиус запомнит на всю жизнь.
Он запомнит Лили, со всеми ее изгибами и впадинками, тонкими шрамами и родимыми пятнами.
Запомнит, как она впервые выгнулась под ним, и он почувствовал себя так, словно держал в руках лучшее, что только может существовать.
Запомнит ее смущение и стыд, когда он увидел ее обнаженной. Как она отчаянно закусывала губу, но взгляд оставался твердым и решительным.
Запомнит, как тихий стон сорвался с ее губ, заставив его почти утратить контроль над собой. Но он пообещал, что не причинит ей лишней боли, и потому сдержался, резко остановившись.
Запомнит выражение ее лица, затуманенный болью и наслаждением взгляд, когда он впервые проник в нее и начал медленно двигаться.
Запомнит, как она извивалась в его руках, как комкала простынь в ладонях, как отчаянно шептала, срывающимся голосом: «Быстрее, быстрее, пожалуйста... быстрее!»
Запомнит, как крепко обхватила его ногами, прижалась так близко, как только могла, и выгнулась, едва не коснувшись лбом покрывала.
Наверное, ей было больно и стыдно, но она ни разу не позволила ему отстраниться, прерваться и опомниться. Она царапала его спину и крепко сжимала плечи, заставляя двигаться еще быстрее и сильнее.
У Скорпиуса сорвало крышу, он почти не помнил, что делал, все заслонило собой неведомое до сих пор удовольствие. Он двигался быстро, грубо проникая в нее, с каждым разом толчки становились все резче и сильнее, и наслаждение накатывало огромными волнами. Может быть, он был даже жесток, не контролировал свои действия, причинял Лили боль, но с каждым мгновением он чувствовал, как уменьшается комок в груди, как развязывается тугой узел внутри него.
И потому, когда он глубоко толкнулся в последний раз и замер на считанные мгновения, то понял, что невидимые клещи, жестоко сковавшие его грудь, исчезли.
Мир разорвался перед его глазами тысячью ярких вспышек, и Скорпиус, обессилев, почти рухнул на Лили, опираясь на один локоть и тяжело, отрывисто дыша. Он касался лбом ее плеча, чувствуя, как по телу еще проходят судороги от испытанного им наслаждения, слыша, как громко и часто бьется его сердце.
Малфой не мог видеть, но Лили счастливо улыбалась, смотря на него, и осторожно перебирала спутавшиеся, мокрые от выступившего пота волосы.
Скорпиус давил на нее своим весом, но это была приятная, необходимая ей тяжесть.
- Я сделал тебе больно? – хмуро спросил он, встречаясь с ней взглядом. Его глаза вновь стали серебристо-серыми, из них исчезло безразличие и бесцветность.
- Нет, - поспешно мотнула головой Лили. – Ты все сделал правильно. Так было нужно.
Малфой кивнул головой, но на самом деле ее слова не убедили его.
Лили поняла это и тут же добавила:
- Скорпиус, пожалуйста, не вини себя еще и за это... Это было мое решение, понимаешь, мое? Если бы я не начала первой, ты бы никогда так не сделал. И я ни о чем не жалею. И никогда не пожалею, слышишь меня?
- Я не думал о тебе, - он упрямо покачал головой. – И причинил боль.
- Не нужно об этом, ладно? – она счастливо улыбнулась ему. – В любом случае, все было замечательно.
Сияние ее глаз, их радостный блеск заставили Скорпиуса поверить и кивнуть. Он мягко прикоснулся к ее губам, осторожно, нежно целуя Лили, словно благодаря за сделанное. Малфой двигался медленно, растягивая их близость, собирая слезы с ее щек, дотрагиваясь до быстро бьющейся жилки на шеи.
Этот поцелуй показался Лили самым сладким, самым лучшим из всех. Она чувствовала себя защищенной, окруженной заботой и лаской и была уверена, что теперь они смогут справиться со всем.
И она ни о чем, совершенно ни о чем не жалела, и не терзалась муками совести, потому что знала: она сделала все правильно. Она помогла Скорпиусу избавиться от всего, что навалилось и мучило его, дала выход его напряжению и боли, позволила вздохнуть полной грудью.
- В следующий раз все будет по-другому, я обещаю тебе, - он смотрел Лили в глаза, чуть нависая над ней. Малфой вновь выглядел серьезным и собранным, таким, как обычно.
И хотя в его взгляде Лили еще видела горечь и боль, он не был таким обреченным, потухшим, как час назад.
Несколько минут спустя они лежали на вместе под одеялом, и Лили с довольным видом слушала ритмичные удары его сердца.
По телу разливалась приятная слабость и истома, губы слегка болели от его поцелуев, и едва ощутимо горела кожа там, где Скорпиус прикусывал ее.
Лили было лень двигаться и что-либо говорить, но и спать еще не хотелось. Хотелось вечно лежать так, вырисовывая пальцами узоры на напряженном животе Малфоя, шутливо толкать его в бок и чувствовать себя самой счастливой на свете.
- Скорпиус, - всматриваясь в темноту комнаты, позвала она. – Расскажи мне что-нибудь о своем детстве. Я же почти тебя не знаю...
Малфой рассмеялся:
- В свете последний событий, Лили, ты хоть понимаешь, насколько распутно звучат твои слова?
- О, ты решил вспомнить о моей добродетели? – Скорпиус покачал головой и поцеловал ее в макушку.
Завтра утром он уже будет прежним, исчезнет нежность и мягкость, в глазах вновь появится равнодушие и холод. Но сейчас, наедине с Лили он мог позволить себе быть таким.
- Что тебе рассказать? У меня было не самое веселое детство.
- Извини, - пробормотала Лили, краснея.
- За что? – и не дождавшись ответа, Скорпиус продолжил. – Ладно, хочешь, расскажу тебе про отца? Чтобы ты перестала дрожать в его присутствии и не боялась сесть?
- Не преувеличивай, - фыркнула Лили. – Ведь я все же сажусь при нем.
- Иногда, - Скорпиус усмехнулся. – Знаешь, мне повезло с родителями. Сразу после Победы отец фактически послал Люциуса и заявил, что больше его слушаться не намерен и жену выберет семе сам. Род мамы – Гринграсс – не самый знатный или богатый, поэтому дед был против. Мои родители едва ли не единственные из выпускников Слизерина тех лет, которые сыграли свадьбу не по расчету. Я помню, что очень долго, лет до пяти, я никуда не ходил с родителями. Ни в Косой переулок, ни в магазин игрушек, ни в кафе. Только потом я понял, что отец не хотел рано втягивать меня во все это. Люди ненавидели тогда даже простых слизеринцев, не то что Пожирателей и их детей. Я видел Метку однажды. Это был самый глупый поступок за все мое детство. Я помню, с каким лицом отец посмотрел на меня, когда услышал просьбу. А потом резко задрал рукав и едва ли не ткнул меня носом. Метка была живая... она извивалась и двигалась. Я никогда еще не чувствовал себя таким идиотом. И вроде бы шесть лет, и попросил-то по глупости, но... у Малфоев с этим все сложнее, дети должны взрослеть быстрее. Так что за чрезмерное любопытство мне тогда досталось порядочно...
Скорпиус замолчал, задумавшись о чем-то, а Лили заерзала на месте, чувствуя себя очень неловко.
Малфой накрыл ее обнаженное плечо ладонью:
- Расслабься, ладно? Если бы я изначально не хотел говорить, то вряд ли бы начал.
Он помолчал немного и продолжил:
- Мама говорит, что мне повезло родиться, когда отец уже стал таким, каким я его знаю. А она замуж за него выходила как раз в тот момент, когда он ломал свой характер. Отец говорил, что из жалкого, забитого и запуганного Люциусом мальчика ему пришлось очень резко превратиться в уверенного себе, способного позаботиться о семье мужчину. На него сразу свалились все долги, штрафы Минисерства, документы... Я это все ненавижу лет с девяти – тогда отец впервые позвал меня в свой кабинет.
- Скорпиус, - неуверенно позвала Лили. – А почему ты называешь его «отцом», а не «папой»?
Ее вопрос заставил Малфой ненадолго задуматься:
- Не знаю, так с детства пошло. Хорошо, что не «сэр».
- А что, так кто-то делает?
- Пережитки старой аристократии. Я точно знаю, что Люциус так делал. Хотел бы я это услышать, - фыркнул Скорпиус.
- А почему вы никогда не обнимаетесь при посторонних? – вопрос сорвался с языка прежде, чем Лили успела подумать, что затрагивает слишком личную тему. – Я не должна была спрашивать, не отвечай, - быстро проговорила она.
- Мы и дома не слишком часто это делаем, - Скорпиус пожал плечами. – Тоже с детства пошло, наверное. Отец, насколько я помню, был достаточно строгим и лишних нежностей терпеть не мог. Всегда помнил, как разбаловал его Люциус, и как он потом расплачивался за это. А для меня он такого не хотел. Он знал, что ждет меня в Хогвартсе и дальнейшей жизни, вот и пытался сделать сильным, уверенным в себе...
- И у него это получилось, - пробормотала Лили и зевнула.
- Все, вечер сказок окончен, - заметив это, сказал Скорпиус.
- Ведь очень нескоро ты расскажешь мне что-нибудь из своего детства еще раз? – огорченно спросила она, прикрывая глаза.
- Думаю, года через три. У меня редко случаются подобные приступы сентиментальности.
- Да будет тебе известно, обычно люди называют это нормальным общением, а не приступами чего-то там, - Лили повернула голову и взглянула на Скорпиуса.
- В ком-то заговорили слизеринские черты, - Малфой дотронулся пальцем до ее губ и покачал головой.
Лили специально громко фыркнула, но уже через минуту спала на плече у Скорпиуса, щекоча волосами его подбородок и шею.
_________________________________________
теперь главы будут выходить гораздо реже тк я в 11 классе и все свободное время занимает подготовка к экзаменам.
и еще раз про отзывы! они действительно важны мне!
