Глава 15"Пока что бьется сердце,
Пока спешат часы,
Пока хотим согреться,
Пока что живы мы.
Пока живет надежда,
И не забыт обман,
Пока еще мы между,
Там, где лежит туман.
Пока мы живы, помнишь?
Пока еще живем.
Пока еще не тонешь,
Не стонешь под огнем.
Пока течет река,
Пока еще деремся,
Пока текут года,
Пока мы не сдаемся.
Пока жива надежда,
Пока весь город спит.
А мы пока деремся.
Пока он не забыт..."
— Смотри, Луна, — привлек внимание девочки Гарри, указывая на кусочек неба, видный сквозь витражное стекло замка. — Солнце. Наконец-то.
— Да, солнце, — тихо ответила Луна, будто и не выныривая из своих мыслей. Подоконник у витража был довольно большим, девочка ловко запрыгнула на него и бросила взгляд в сторону Гарри, приглашая к ней присоединиться. Мальчик чуть грустно улыбнулся и поставил на свободное место свою сумку, прислонившись к стене рядом.
— Его так давно не было, думал, уже вообще больше не появится.
Яркие, но не теплые, будто бесчувственные лучики играли друг с другом на витраже, отражаясь на противоположной стене каскадом всех цветов радуги, от тени до тени, будто перетекая из одного в другой. Естественно, обыкновенно и так красиво.
— Оно всегда там, Гарри. Ты ведь знаешь, да? — как-то грустно спросила Луна, будто сам вопрос вызывал невольные воспоминания, из тех, что мучают любого, когда им хоть взглядом напоминают о них.
— Что знаю, Луна? — неуверенно спросил Гарри.
— О том, что оно всегда там. Хотим мы того или нет. Постоянно.
Мальчик немного растерянно поднял взгляд на девочку и тихо спросил:
— А если ты не хочешь? Оно потухнет?
— Для тебя — да. Для остальных все останется неизменным. Может, они даже не заметят. Как проще бы все было, если бы никто не заметил…
— Ты хотела когда-нибудь?
— Да, только один раз, — как-то грустно улыбнулась Луна. — Когда умерла моя мама. Я думала, ей там, наверное, хорошо, но это ведь несправедливо. Почему, когда ей хорошо, мне плохо? Разве мама этого хотела? — она как-то судорожно вздохнула, и ровно секунду Гарри мог поклясться, что видел в уголках ее глаз слезы. — А потом я подумала, а как же папа? Если для меня больше не будет солнца, он же не сможет больше его видеть. И я подумала, что сделаю так, чтобы солнце не для меня не исчезало до тех пор, пока папа будет способен заметить это. Пока ему будет важно. У меня ведь больше никого не было. За кого мне еще цепляться? За что держаться, когда плохо? И если кому-то будет нужно солнце, я всегда буду рядом. Потому что оно того стоит, — на грани слышимости прошептала девочка, и Гарри захотелось обнять ее.
— Но ты ведь держишься, — непонятно зачем сказал он. — Если бы ты хотела себя отпустить, если бы ты хотела этого, ты бы нашла способ отрезать всех, кто тебе держит, но ты ведь не хочешь.
— Никто не хочет. Им просто кажется. Мало кто действительно решается, — она грустно улыбнулась. — Оно ведь того не стоит, Гарри, — произнесла она, четко выговаривая звуки, будто пытаясь объяснить ему что-то. — Мы ведь для этого живем. Для счастья, грусти и злости — они все часть жизни, они все прекрасны. Просто мало кто это видит.
Мальчик поежился и обнял себя, поморщившись то ли от холода, то ли от чего-то еще, что не мог бы объяснить и тихо произнес:
— Знаешь, я ведь никогда не думал о смерти, — он чуть замялся. — В смысле, ты понимаешь, мои родители умерли и все такое… но о своей смерти я никогда не думал. Понимаешь? — он заглянул ее в глаза, пытаясь сказать без слов то, у чего не могло быть слов. — Так просто все не закончится. Мы живы. И пока мы живы, мы будем бороться за то, чтобы жить, и будем жить, чтобы бороться. Может, оно того стоит…
* * *
Гарри плохо знал лесничего Хогвартса — о нем у мальчика остались не то чтобы приятные воспоминания. Прямо скажем, очень неприятные. Впрочем, Гарри никогда ни в чем не винил Хагрида. Лесничий был добрым, отзывчивым и… Мальчик не мог это объяснить, но знал, что может ему доверять. Просто Гарри не стремился наладить контакт.
С Малфоем отношения не переходили грани вооруженного нейтралитета: Малфой не трогал друзей Гарри, Гарри не цеплялся к Малфою. Еще был Рон Уизли, с которым у Малфоя случалась что ни день, то стычка. Гарри предпочитал не вмешиваться, но Луна неизменно со состраданием смотрела на рыжего мальчика. Не то чтобы Гарри не сочувствовал Уизли, но очень уж не хотелось привлекать к себе внимание. Мало ли кому что не понравится.*
Был Невилл, тихий застенчивый Невилл, в котором Гарри нашел родную душу. Вот они — дети, которыми никто никогда не гордился.
Были близнецы Уизли — старшие братья Рона. Они успевали всегда и везде, возникали из ниоткуда и исчезали в никуда, и ни разу не было доказано, что все эти проделки именно их творение, хотя все — от Дамблдора до самого стеснительного призрака — совершенно точно это знали.
Еще были уроки, уроки, уроки… В общем, уроков было много. В промежутках между ними Гарри еле-еле поспевал делать домашнее задание, по привычке оставляя его на попозже. Это не мешало ему всегда делать все. Снова срабатывал принцип: не выделяйся, да и не выделен будешь. Наверное, это был главный принцип в жизни Гарри.
Равенкловцы — они были умными. Это было в самой их природе, в их строении ума, и тот, кто не знал с рождения таблицу умножения, уже не вписывался в этот круг «гениев». Таких — те, кто не знал — было не так много. Зато именно эти люди были гораздо умнее всех «гениев» вместе взятых. Ведь ум — это не просто накопленные знания. Это нечто гораздо большее, гораздо более глубокое.
И Гарри четко мог видеть, что Луна была гением, настоящим, не тем, кто зазубрил, все, что нужно было зазубрить. Ее мысли были ее сущностью, и эта бесконечная симфония ее души звучала, не останавливаясь, не задумываясь, не прилагая ни малейших усилий для самого ее существования. И все вокруг меркли перед этим вечным сиянием чистого разума…
Мальчик не мог сказать, умен он сам или нет. Одарен — да. Умен? Хотелось бы верить. Талантлив, безусловно, уверен в себе, но, не доходя до крайностей, таким, как Луна, он никогда не мог бы стать. Ни разу за всю их дружбу, ни разу он не видел проявления ее темной стороны, которая, он знал, была у каждого. Куда уходило все это? Где Луна все это прятала? Где она скрывала все свои темные мысли? И почему? Может, она тоже просто боялась, что в ней разочаруются…
А еще были сны, яркие, непохожие друг на друга, смывающие друг друга, будто непредсказуемой волной, забывающиеся, такие неправильные и в то же время такие естественные… Будто эти сны были частью его самого, но на самом деле не должны были.
* * *
-Гарри! Гарри!
Он медленно обернулся на знакомый голос, и яркое марево вокруг оформилось во множество студентов. Луна (он впервые видел ее такой взволнованной) с растрепанными волосами и без вещей — учебников и сумки — быстро заговорила:
— Что-то случилось, Гарри? Что произошло? — она резко остановилась и чуть прищурилась, снова непривычно, слишком сосредоточенно. — Что с тобой? Что с твоими глазами?
— Что с моими глазами? — удивился мальчик.
— Они, — она запнулась, — они будто бы светятся…
— Светятся? — он приподнял брови.
— Да, — она нахмурилась и, будто Гарри был чем-то тяжело болен, осторожно спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
— Неправильно, — честно ответил Гарри. — Будто это все ненастоящее.
— В смысле? — пришло время для Луны удивляться.
— Это ведь сон, да? Всего лишь сон, — он облегченно улыбнулся, надеясь, что сейчас проснется, и круговорот красок стер выделявшееся ярким пятном взволнованное лицо Луны.
Он обнаружил себя стоящим на движущейся непонятно куда лестнице. Картины тихо перешептывались о чем-то своем, а их очертания были слишком смутными, чтобы их разглядеть.
Мальчик вступил на этаж, не зная даже, какой он по счету, и зашел в темный коридор. Факелы на стенах тут же осветили все помещение, в конце коридора виднелась дверь, и Гарри, не раздумывая, направился к ней. Ему слышался шепот, почти сливающийся с потрескиванием огня, а потом был жуткий, пробирающий до костей рев, явно принадлежащий явно какому-то большому чудовищу.
Две рыжие макушки с небывалой скоростью вылетели из-за двери, открывая ему прекрасный, хоть и смутный, вид на трехголовую собаку, цербера, если Гарри правильно вспомнил. На чистом рефлексе он бросил в дверь, которую безуспешно пытались закрыть близнецы — о да, он узнал их — заклинание(отталкивающее или что-то вроде того), и с глухим щелчком замок закрылся. Синхронно повернулись к мальчику два обладателя яркой шевелюры, и один из них, не стесняясь, видимо, еще не придя в себя, воскликнул:
— Твою мать, Поттер, что ты здесь делаешь?!
* * *
Мальчик резко открыл глаза, судорожно втягивая воздух. Ноги почему-то казались ватными, а сердце бухало где-то в груди. Сжав зубы, Гарри попытался восстановить дыхание и сердцебиение, но не преуспел. Еле выпутавшись из почему-то ставшего огромным одеяла, он вступил разгоряченными босыми ногами на холодный пол и зашипел от холода. Впрочем, мир стал ощущаться отчетливее, а ощущение нереальности происходящего исчезло. Пробежав рысцой до туалета и обратно, Гарри был счастлив ощутить теплую кровать, и почти сразу же уснул, всего около получаса попялившись в потолок…
Утро пришло болью в голове и желанием упасть и уснуть. Ему слышался шепот, тихие шуршащие голоса на грани слышимости, иногда перемежающиеся смехом, а иногда всхлипываниями. Ему казалось, что он сходит с ума, и мальчик даже почти поверил этому.
Трансфигурация пера в чернильницу оказалась довольно простой даже для его больной головы, и теперь он бездумно рассматривал в потолок, пытаясь найти в нем что-нибудь интересное. Интересного не находилось. Или…?
Он попытался поморгать, наивно надеясь, что это поможет, но дата и не думала исчезать, а только проявилась четче. Будто бы Гарри долго смотрел на лампочке в виде числа: «3 декабря». Буквально пару секунд он мог видеть это число так четко, как ничто никогда в своей жизни — сказывалось плохое от рождения зрение.
— Луна, какое сегодня число? — прошептал он как можно тише, стараясь не привлечь внимание МакГонагалл.
— Второе, Гарри. Среда**, — профессор смерила их строгим взглядом, на что Луна ответила невинным взглядом пушистой овечки. Уж что-что, а этот взгляд у нее получался великолепно.
— Спасибо.
Что, черт подери, могло это значить? Гарри никогда не верил во всякую паранормальную чушь. В сказки, магию — да пожалуйста, но вот такое явление ему встречалось впервые.
Прозвенел звонок, и все мысли о датах вылетели из его головы, стремясь в сторону вкусной еды в Большом Зале.
Вечером, уже укладываясь спать, «3 декабря» снова вспыхнуло в памяти, возвращая с собой неуверенность и страх перед тем, что приснится ему сегодня…
* * *
Гарри не помнил ничего из своих снов, но не успел он обрадоваться, снова напомнила о себе голова, тонко намекая, что что-то похожее на прошлый сон ему все же снилось.
Ватные ноги, спешащее куда-то в груди сердце и туман в голове — все повторилось снова, но гораздо сильнее, отчетливее и неприятнее.
Спустившись вниз, он заметил Луну, явно ждавшую его. Мальчик вымученно ей улыбнулся, но та, как ни странно, не улыбнулась в ответ. Девочка нахмурилась еще больше, явно волнуясь еще больше.
— Что с тобой вчера было? Ты ходил как в тумане, а потом просто исчез! И я так и не смогла тебя найти… Тебя опять плохо? Голова?
— Есть немного, — преуменьшил Гарри, сделав вид, что все хорошо, пытаясь вернуть задумчиво беззаботную Луну.
— Ладно, — ответила она и как-то совсем не натурально улыбнулась. Ну что ж. В эту игру можно играть вдвоем…
— Ты ведь сделал эссе по Чарам, да?
— Да, целый вечер сидел.
— Вот и хорошо, потому что Флитвик вчера по секрету мне сказал, что ждет от тебя что-то совершенно особенное. Ты его любимый ученик.
— Я знаю.
— Ты ведь уже позавтракал, да? — вдруг заволновалась она. — Я не увидела тебя в Зале и решила, что ты встал раньше и…
— Конечно, я позавтракал, — не задумываясь, соврал он. Такая Луна его пугала. К такой Луне он совсем не привык. Она была странной. Никто еще не заботился о нем так, с таким искренним желанием сделать лучше, не прося ничего взамен…
Мальчик открыл для Луны проход из гостиной и собирался уже повернуть в сторону кабинета по Трансфигурации, которая, как он помнил, была у них первой парой, когда Луна дернула его за рукав.
— Ты куда? У нас же сейчас Чары.
— Не может быть,— улыбнулся он, думая, что это очередное проявление Луниной рассеянности, — Чары у нас только в пятницу.
— Сегодня пятница, Гарри, — нахмурилась девочка.
— Нет же, — обеспокоенно ответил Гарри. — Вчера была среда. Сегодня четверг.
— Нет, Гарри, — почти шепотом произнесла Луна, — вчера был четверг. Сегодня пятница. 4 декабря.
* * *
Примечания автора:
* — тут, видимо, должна пояснить. Речь не о том, что Гарри весь такой правильный мальчик — зануда. Речь идет о том, что всю жизнь Гарри не видел ничего, кроме разочарования. Он раз за разом смотрел, как другие люди в нем разочаровываются: Дурсли, учителя… «Малолетний преступник, лентяй, мальчишка». С таким отношением к себе сложно расти без каких-либо комплексов. Может, выглядит он круто и невозмутимо, но страшней всего по нему, Гарри, ударит, если кто-то в этом мире, в котором все, кто попало, только и делают, что восхищаются им. Он считает, что должен соответствовать этому. Считайте это психологической травмой от тяжелого детства. Такие раны самые глубокие. Они никогда не заживают.
** — автор честно признается, что не смотрела, какой день недели был 2 декабря «н»-ного года. Прошу меня простить.
И заключительный комментарий, который не имеет звездочек, так как Поттер фанфикшн принимает три звезды за обозначение отделенного кусочка текста: автор может назвать эту главу концом первой части. Да-да, вы не ослышались. По одной очень обоснованной просьбе комментатора с ХогНета будет пропущен большой кусок текста фанфика просто потому, что автор не собирается переписывать канон. Скорее всего, повествование начнется со встречи Гарри и Джинни, и будет продолжаться по принципу "одна глава — один курс" или "одна глава — полкурса", а все остальные события будут появляться в фанфике как воспоминания героев. Иногда просто как упоминания. Если кто-то что-то хочет узнать по вот этим пропущенным событиям — я готова отвечать на любые вопросы, кроме «Что за бред произошел в последней главе, и почему Гарри снятся странные сны?». Ответ на этот вопрос будет в первой главе второй части ЭТОГО же фанфика. То есть «Свобода» никуда не переезжает. Она так и останется «Свободой», а вот ее отдельная часть — первая, в данном случае, получит свое название внутри фика. Вторая часть, соответственно, тоже.
Плюс, только потому, что я обещала скорей сама себе, чем кому-то еще, что опишу полосу препятствий к Философскому Камню, которая, скорее всего, будет представлена со стороны многоуважаемого товарища Квирелла. Это будет своего рода «Интермедия номер 2».
