3 курс. 1 часть.Брагинский стоял у входа в Дырявый Котёл, посматривая время от времени на часы. От его дыхания не исходило пара, хотя стоял крепкий мороз. Проходящие мимо колдуны вскользь думали, что молодой волшебник просто хорош в термальных заклинаниях, а на стихийного духа, защищавшего хозяина от холода, даже самые старые маги и взгляда не кинули. Быть может, потому, что Мороз и есть
мороз. Ваня на самом деле терпеливый парень, но, не привыкший дожидаться женщин, волновался и постоянно поглядывал на циферблат своих часов.
Площадка перед входом в паб не была занесена снегом, поэтому Иван надеялся в скором времени услышать уверенный стук каблуков. Однако мадам, которая даже ночью, бывало, ходит в дорогой обуви, передвигается бесшумно. И если бы Ваня был один, он бы и не узнал, что она появилась.
— Может ли брошенная всеми девушка чувствовать себя более одинокой в такую погоду? — услышал Ваня голос ведьмы, которая сразу же обняла его за руку. — А может ли замороженный мальчик ещё больше дрожать от холода? Ну же, возьми меня за руку, и вдвоём мы решим эти проблемы…
Брагинский, со свойственной ему непричастностью, промолчал на неприкрытый флирт "одинокой девушки". В самом деле — где же она одинока? На каждый вечер у неё запланированы встречи, но о "сводящих с ума созданиях" она помалкивает. Ваня не волновался за Скотта: хоть его товарищ никак не показывает своей реакции, ему, возможно, полезно ревновать. "Заслужил", — в этом Иван и Жанна были солидарны.
— Не будь как маленький, — мадам сама сжала его пальцы в своих, не дождавшись ответа.
— Я просто выполняю работу с индивидуальным подходом, — подсмеялся сам над собой Брагинский.
— Что ж, много индивидуальности — слишком вредно. У преступника появляется свой почерк.
— То-то Вы всех называете под свою гребёнку, — заметил Иван.
— Какой дерзкий мальчик, — потянула его Жанна за руку в паб. — Поэтому мы должны изобразить парочку.
— Простите, что не рыжий, — двинулся следом за ней Ваня.
***
Раз в месяц в каждую свободную пятницу Хагрид вместе с профессором Ричардом Грином, можно сказать, его протеже, любили приходить в Дырявый Котёл и пропускать по паре-тройке рюмочек яичного ликёра. Не то чтобы традиция, скорее, сентиментальность, присущая мужчинам, когда дело касается встреч за рюмочкой чего-нибудь крепкого. Так же и профессор Фиддлфилд любил это дело и почти каждый вечер наведывался в другое заведение — в Три метлы — в надежде, что его умерщвлённая временем душа будет способна напиться. Но, к сожалению, в магическом мире ещё не имеется алкоголя для бестелесных существ, иначе бы хранителям порядка пришлось потеть в два раза больше.
Отличающийся простотой душевной, Фиддлфилд слушал пьяные рассказы лесничего и всё мечтал и мечтал напиться. Его знакомили, он старался хотя бы головой кивать в знак расположения к магу. Стёртый во времени профессор тихо сходил с ума, сколько же у Хагрида знакомых "толкачей".
— Вот, профессор, знакомьтесь, — хотел было хлопнуть его по спине великан, но промахнулся и еле успел остановить руку, чтобы не удариться о край стола, — Ганс.
— Кто же Вы… Ганс? — безучастно и уныло протянул профессор.
— Он неразговорчивый, — ответил за доходягу в мантии Хагрид, — но это, однако же, действительно добрый малый, да. Что-то типа подпольного циркача!
"Вот дела…" — подумал Фиддлфилд. Пьяный Хагрид заводит очень странные знакомства. Надо же было придумать какого-то "подпольного циркача"!
— У него есть шкафы на это… на любой вкус! — прогундел великан.
"А ещё талант на нахождение дураков", — вновь вздохнул Фиддлфилд.
— А знаешь, кто там живёт? Привидения и всякие жучки. Ну же, профессор, соображайте! — ударил кулаком развеселившийся мужчина. — Вам же очень нужен… этот… страшила… боггарт! Третий год уже мечтаете о молодом привидении, сэр, — дружески цокнул Хагрид, — и вот судьба повернулась к Вам… хе-хех… лицом.
Пьяный Хагрид — хороший советчик и говорит более внятно, что и уяснил за годы работы в Хогвартсе Фиддлфилд. У него не было причин не доверять лесничему, а также этому доходяге. После мысли о том, что у него может появиться новый питомец в качестве молодого боггарта, профессор даже как-то посвежел и почувствовал себя вновь живым и пьяным.
— Тридцать галлеонов, мистер Полтергейст, и боггарт Ваш.
Только в школе ему уже задали справедливый вопрос: "А с каких это пор боггартов стали покупать?"
— Ты всё ещё пьёшь сливочное пиво, мальчик? — спросила мадам, глядя на уже пустую кружку. Она была стереотипной женщиной.
— Я на работе, — Брагинский вытер губы рукавом.
— О-хо-хо, не смеши меня! — кокетливо рассмеялась Жанна, получая свой заказ с рук владельца паба. — Прикрой ушки, милый, мне нужно пошептаться, — проворковала она.
Ване было всё равно: англичане с французами очень хорошо умеют
тихо шептаться о своих коварных планах. Как же много можно узнать о людях, просто посмотрев, как они ведут политику.
— По мне не скажешь, что я могу быстро завершить беседу, правда? — приняла она от владельца крохотный клочок бумажки.
— О, Вы всё.
— Ты, как всегда, более лаконичен, Брагинский, — с естественной небрежностью мадам скомкала клочок и бросила в него. Комочек упал на пол. — Что, слишком гордый?
Ваня только хмыкнул на это, но важный клочок всё же поднял.
— Что ж, седлаем драконов, — мигом вновь заговорила Жанна. — Я не в розыске, но кое-кому важному обещали доложить, что я шляюсь по пабам. Ох, маразм…
— Как его хоть зовут?
— Ганс. Сейф 714.
***
Прошло уже четыре месяца с начала учебного года, но это была, пожалуй, не самая лучшая неделя для третьего курса. Причины понял бы даже первокурсник, который родился в разгар Тёмных времён, но ничего не помнил и не осознавал опасности для жизни. Все эти пять учебных дней детям ставили Защиту от Тёмных искусств даже по два урока в день, чтобы к Рождеству успеть пройти тему "Боггарт", сдать письменный и устный зачёты, а после применить на практике "Ридикулус". Бедные подростки чернил и терпения напастись не могли, так сильно профессор Фиддлфилд требовал от них отличных знаний об этом существе.
— Если вы не знаете природу и причины своего страха… то тогда должны чётко знать природу боггарта… осознавать его силы и превосходство над вами, потому что ваш разум перед ним… слаб в силу возраста, вы не сможете отгородиться от проникновения в вашу голову… при внезапной встрече. У вас прекрасная фантазия, дети… — повёл плечами профессор, — …раз уж вы находите причины для смеха… на моём уроке. Честно говоря, — вздохнул он; Альфред сразу понял, что Фиддлфилд сейчас сделает поблажку, ведь он отличный и понимающий учитель, — мне плевать, сдадите вы или нет… Мне не плевать лишь на то, попытаетесь ли вы бороться со страхом. Некоторые из вас до сих пор помнят тот дикий страх перед тёмной магией…
— А боггарт — тёмномагическое существо? — задал вопрос Альфред.
— Ощущение, что Вы не слушали мои лекции… Боггарт — приведение, и я считаю невежественным делить существа на тёмные и светлые, как и магию, как и науку, как и самих волшебников… Справедливо кто-то задал вопрос: "Разве запретишь волшебнику самому выбирать, на какой стороне ему быть?.."
— Ладно, а что это тогда за шкаф? — вновь спросил Альфред. Друзья захихикали из-за вечно задающего вопросы гриффиндорца.
— О, шкаф… — уныло и беспристрастно отозвался профессор. — Здесь спит наш любитель темноты. Отличный экземпляр: что шкаф, что боггарт… Но лично я не увидел своего страха.
— А как это так? — не понял Джонс и даже возмутился, что сам профессор своей участи избежал.
— Если Вы учили, то знаете, что боггарт не принимает формы события. Это невозможно…
— А… А-а-а-а, — дошло до Альфреда, и он замолчал. Из уст в уста переходит печальная история профессора о том, как он сам себя стёр из прошлого в Комнате Времени. Можно только представить, какой страх он испытал, когда осознал себя всеми забытого и покинутого.
— В честь последнего урока перед практикой… дам вам интересное задание, — Фиддлфилд чуть помог листочкам приподняться указательным пальцем, и они разлетелись по всему классу. — Напишите свои самые явные для себя страхи. Одно или несколько — неважно… Я провожу исследование уже который год… насколько сильно ожидание будет разниться с реальностью… Помню, ваш брат… — обратился он к Артуру с Алисой, — …цеплялся за совсем иной страх.
Близнецы молча, без обсуждения даже между собой записали один одинаковый страх. Дальше их предположительные страхи значительно разнились, но каждый был уверен, что все они будут одинаковыми. Их извечная проблема.
— Эй, как считаешь, темнота и привидения считаются за великие страхи? Если я запишу мадам Пинс или даже голую мадам Пинс, есть вероятность, что это она вылезет? Просто я этого действительно не хочу! — доставал Мэтта Альфред, пытаясь одновременно веселиться. — А недавно фильм посмотрел про зомби, так приснилась потом бойня у Доннингтона. Я даже колдовать не мог! Вот что было страшно… Ладно, если подумать… — Альфред замолчал.
Когда он проснулся после того сна, у него на глазах были слёзы. Нет, смысл ему бояться зомби, да и за свою жизнь во сне он не волновался… Если вспоминать, то Альфред не мог воспользоваться простейшим заклинанием, как будто из него всю магию выкачали. А ведь он же простой маггловский мальчишка, и Альфреду она важна, что бы там Артур насчёт неё не говорил.
Исчезновение магии. Далее во сне он спас многих жителей своего городка, но прямо перед его носом закрылись двери Доннингтона, и он остался один.
Один. Как бы не были чисты и благородны его намерения, его бросили умирать в толпе зомби спасённые им люди! Проснувшись, Альфред заплакал от обиды за предательство и одиночества.
Предательство. Одиночество.
— Не думаю, что боггарт как-то сможет это всё изобразить… — помял Альфред листочек.
— Ещё как сможет, великий ты фантазёр, — возразил Мэтт.
Листочки мальчишек сами выскользнули у них из пальцев и влетели в альбом профессора Фиддлфилда. Альфред успел подумать, что он какой-нибудь маньяк, коллекционирующий страхи учеников. Вскоре прозвенел звонок.
***
Фиддлфилд распределил учеников по группам в двадцать человек, намешав их из каждого факультета и по алфавиту. На каждую букву не больше двух учеников. С каждого факультета по пять человек. В общем, подошёл к сдаче практики с большой скрупулёзностью, что свойственно ему в сонные солнечные вечера.
Гилберт был первым. Он многим рассказывал, что уже видел когда-то боггарта, поэтому морально готов к тому, какой облик может принять и этот.
— Да чего скрывать, даже я от такого гажу как дракон, — прочистил он горло, подходя к двери в класс. Несомненно, он хотел произвести впечатление крутого малого, который знает свои страхи и не скрывает их наличие. — Раз уж Бутылочка не зовёт… — Бальшмидт повернул ручку и закрыл за собой дверь.
И через небольшой промежуток времени Гилберт вышел из класса, приняв спокойное выражение лица. Но внутри он был насторожен и озадачен. Хлопнув Франциска по плечу, мальчик будто передал ему эстафету.
— Фигня какая-то, — сказал он как можно тише Кику, чтобы не услышал Альфред. В последнее время он очень часто суёт нос в их дела и постоянно пытается присоединиться к развлечениям, чем надоел безмерно. — Я помню, как вошёл. Профессора не было, — Гилберт руками "раскладывал по полочкам" сказанное. — Далее пробел, пустейший, будто у меня голова на мгновение и не моя стала, а потом я уже стою лицом к двери. Ну, я и вышел.
— Какой ты простой, — по-доброму улыбнулся Кику. — Не знаю, как я чувствую время, но тебя не было около трёх-пяти минут. Разве это не стандарт?
— Мы горазды выучить правила и стандарты, но мы же не соблюдаем их, — возразил Бальшмидт. — Там было много песка, что ли? В глаза попало, — он постарался незаметней вытереть глаза, чтобы никто не увидел, как они покраснели от дискомфорта. По крупинке мало что можно судить, но Гилберт ведь почти признанный гений, который и вполовину не знает нужных вещей. Но именно эта крупинка, именно в его глазу — и не того цвета, который имеет песок у Чёрного озера. — М-да, точно, фигня, — не стал он больше заморачиваться.
Вскоре вышел и Франциск. Бросив взгляд на следующего по списку, он подошёл к двоим друзьям.
— Что у тебя? Ты говорил, что не догадываешься. Ты даже тёмной магии не боишься, — Гилберт, сразу приступил к расспрашиванию Бонфуа; рядом с Эмили и Мэттом о чём-то громко рассмеялся Альфред.
— Я думал, это будет война, но, получается, ошибся, — сощурил глаза Франциск. — Устал, — а когда Франциск устаёт, он говорит на чистом английском.
— Вот что значит, когда можешь, но не хочешь, — рядом оказалась Алиса, чтобы прокомментировать столь важное для себя появление акцента.
— Это означает прекрасный слух и память. А ещё отработка до полусонного состояния, благодаря тётке… — ответил Франциск.
Но он правда чувствовал после пребывания в кабинете напряжённую усталость и мелкую, почти приятную дрожь в коленях. Он не мог вспомнить, из-за чего у него такое состояние. Что же это был за страх такой? И будь он обычным человеком, не знающим даже о существовании магии, он бы забыл и об этом.
— Ах, хочу увидеть Антонио… — Франциск хотел сказать ему кое-что важное.
Вскоре наступила и очередь Альфреда.
— Так, дорогу, посмотрим, что же я могу, — заулыбался до ушей Джонс, мягко отталкивая Эмили от дверей. Но что-то он явно забыл и повернулся обратно к друзьям. "Ладно, потом вспомню", — махнул рукой гриффиндорец и потянулся к ручке.
— И куда ты? — резко остановил его голос Алисы. — Уйди ты, соплохвост недалёкий.
Оттолкнув его, девочка вошла в класс.
— Я не понял, а так разве надо? — немного опешил Альфред от её поведения. Она, конечно, не кроткая особа по характеру, не сахар в общении, но всё же леди.
— Ты уже был там, Альфред, — ответил прислонившийся спиной к стене Артур. — Разве не помнишь? — скрестил он руки на груди. Альфред вновь не понял: он там точно ещё не был, ясно как день, что его хотят надурить! — Вот поэтому ты не попал в Рейвенкло.
Вдруг Джонс чуть не зашипел от внезапной боли, прошедшей у него по правой руке. Такая странная боль, будто разряд электричества по венам. Но такая ерунда не стоит его внимания. Его привлёк Артур: сейчас ведь была очередь Алисы, и хоть по виду он не очень-то напряжён, это говорило, скорее, об обратном. Джонсу в голову даже умная мысль пришла: раз они близнецы, то у них и страхи одинаковые, и Артур будет судить по сестре, сможет ли он сдать эту тему. Они даже для уроков учат материал пополам. Чёрт, Альфреду тоже нужен такой помощник!
Дверь нешироко отварилась, и Артур, наконец, расслабил руки. Даже не посмотрев на Алису, он будто задал интересующий его вопрос.
— Сдала. Кажется, — потёрла она глаза. — Так спать хочу… — в глазах было ощущение, что туда будто песка насыпали.
Гилберт сразу щёлкнул пальцами, найдя хоть одного, кто признался в том же "симптоме", что и он. Значит, неспроста дети забывают. Жаль, что они не придают этому значения: в магическом мире так с памятью лучше не шутить.
Как только Артур скрылся за дверью, Алиса прислонилась к ней спиной, закрыв глаза. Так хоть мало ощущался дискомфорт от сухости. "Я… забыла что-то…" — подумала она, ощущая, что у неё что-то не в порядке с головой.
Пробел. Достающий, дурацкий пробел. Опустив потяжелевшую голову, она стала прислушиваться к звукам в кабинете. Через пару минут Артур, кажется, разбил стекло…
Все девочки после сдачи темы были какие-то сонные. "Слабачки", — беззлобно подумал Альфред. Он считал, что они слишком перестарались, выпустив много магии на какое-то привидение. Но Эмили была поразительна: съехав по стене, она заснула прямо на полу.
— Дурочка, — прокомментировал эту забавную ситуацию Гилберт. — Эй, что-то слишком много дурочек! — удивился он, когда ещё одна девочка, и вторая, и третья — все заснули.
***
В кабинете профессора Варгаса всегда стоял лёгкий, не раздражающий слух шум. Если у прошлого директора здесь многочисленные штучки вертелись, стучали, трещали, то у этого инфантильного мужчины, дедушки двух мальчишек-близнецов, всё скакало, звякало, разбивалось и — дралось друг с другом. Весь кабинет был усеян волшебными шахматными фигурами, заменявшими игрушки его детям. Вот и сейчас: повсюду бегали неповоротливые пешки, за которыми скакали и дразнились всадники на конях. Сам же директор играл четыре партии за раз и постоянно восторженно посмеивался на необычайно умный ход сэра Николаса, почтившего его своим визитом.
Тут в его камине вспыхнуло зелёное пламя; язычки его небрежно облизали решётку.
— Если я открыл линию, это ещё не значит, что ко мне можно вот так заявляться, — настороженно нахмурился Варгас.
— Прошу прощения, сэр, — молодой человек постучал костяшками пальцем по стенке камина.
— Другое дело, Скотт, проходи, — вновь развеселился профессор, — облегчишь сэру Николасу задачу. Мат, мой любезный, спасайтесь! — показал он на третью доску, чтобы привидение могло сориентироваться. — Шах и мат! — первая доска. — Опять мат! — четвёртая доска. — А вот здесь, к сожалению, не доглядел… — озадаченно посмотрел он на вторую доску. — Ну, посмотрим, смогу ли я обыграть Вас на три к четырём, — подмигнул Варгас Почти Безголовому Нику.
— Не посрамлю себя, не посмею проиграть, директор, или я не сэр Николас де Мимси-Дельфингтон!
Скотт же легко и задумчиво улыбался, будто просто пришёл постоять "в дверях", как будто ему некуда торопиться. Он не шевелился, просто стоял, прислонившись плечом к стене камина, и нарочно тянул время.
— Что тебе нужно, Скотт? — сурово спросил профессор Варгас, внезапно остановившись. — Ты пришёл с чем-то важным, но сбросишь всю вину на моё невнимание, если что-нибудь случится. Простите, мой дорогой, партии придётся остановить.
Почти Безголовый Ник почтенно поклонился и растворился в полу.
Скотт на мгновение ухмыльнулся и прошёл в кабинет, до кресла рядом со столом.
— Простите за золу, — заметил он следы на полу и улыбнулся.
— Не брезгую, — подобрался директор и положил подбородок на скрещённые пальцы. — Повторю вопрос: что тебе нужно?
— Не волнуйтесь, сэр.
Мужчина вскинул одну бровь: когда кто-то из Кёрклендов, даже маленькая ещё Алиса, говорит, что не стоит волноваться, нужно бежать: это не столько любовь к драматизированию, сколько желание, чтобы окружающие кругом кричали, как всё плохо.
— Всего лишь время.
— Время? — почти утвердительно переспросил профессор, не ожидав такого от Скотта.
— Да, время течёт, директор. Течёт с небывалой скоростью. Я говорю, — вздохнул он, — о Маховике.
— О Маховике?.. Нет-нет, мой мальчик, — сразу отрицательно отреагировал Варгас, сообразив что и как, — давать ценный артефакт в руки такому, как ты? Лучше мигом переписать историю всего волшебного мира.
— Хм, — Скотт понимал, что это была здравая мысль, однако… — Какими бы ни были мои предки, я — не варвар. Я не стану переписывать историю. Я всего лишь должен сделать так, чтобы её определённые моменты, — пожал он плечами, — остались неизменными. В Отделе Тайн все Маховики Времени уничтожены, владельцев же осталось по пальцам пересчитать. Вы мне ближе всех.
— Я польщён, — совсем не выглядел польщённым Варгас.
— Немного не в том смысле.
Скотт покрутил указательным пальцем, и вскоре в руке появился тяжёлый охотничий нож, который он положил на стол. Подняв глаза на Варгаса, он заметил немедленно сменившийся на еле сдержанный похолодевший взгляд. Несомненно, мужчина узнал это оружие.
— Я потратил много времени, чтобы найти это там, где Вы его спрятали, — сказал Кёркленд. — У меня была лишь малая наводка, но когда нашёлся дневник моего отца, я отыскал этот нож, я узнал его историю. И Вашу историю, профессор. Поэтому я предлагаю Вам сделку: я могу изменить 2001 год для Вас…
— Замолчи, — без лишней ярости прервал его директор. Он встал и облокотился руками о стол. Все шахматные фигуры с писком слетели оттуда и спрятались по углам. — Чем бы ни обернулся для моей семьи 2001 год, я бы ни за что не изменил свою историю. Целая Вселенная меняется из-за решения одного человека.
— Тогда решите для себя, — "миролюбиво" продолжил вести переговоры Скотт, — хотите ли Вы, чтобы эта история была? На Вашем месте меня бы преследовали кошмары после такого.
От воспоминаний перед глазами Варгаса вновь заплясал дым; так бывает, когда долго-долго на него смотришь. Мужчина кинул взгляд на колдографию своих внуков.
— Для них, наверное, это забылось, как страшный сон… Или ничего подобного? — решил жать на самое больное Скотт. — Вы прекрасно поняли мою просьбу. Эта точка Вселенной существует, и наши нити истории что тогда, что сейчас — непосредственно пересекаются. Прошу Вас, сэр, — глазами юноша уже улыбался предвкушению своей победы, — поступите правильно.
— Хм-хм, — посмеялся Варгас, опустив голову. Он хочет надурить его. С тяжёлым выдохом директор упал в кресло. Как забитый дворовой мальчишка получил в своё владение глупца-здоровяка, так и Скотт сумел нездорово сыграть на чувствах влиятельной женщины. Она знает своё дело, помнит каждый договор и Непреложный обет и, даже проиграв, продолжает жить за счёт чужих тайн. Вот он и зазнался. Так же покрутив пальцем, только уже у виска, Варгас произнёс: — Надеюсь, что ты больше пользуешься совестью, чем своим умом.
Но только Кёркленд собрался ответить, как неожиданно по зеркальцу на столе, в котором Варгас разглядывает свои морщинки, со скрежетом пошли трещины, и через мгновение посыпался песок, так же густо, как кровь из свежей раны.
***
У Артура что-то было не так с головой. Непонимание. Что-то странное, как будто он забыл какую-то важную деталь. Он помнил, что сдаёт сейчас боггарта; он помнил, что выходящие из аудитории ученики тоже вели себя странно. А он ведёт себя странно, настолько, что осознаёт это сам. Он помнил также каждый свой страх; было бы проще, если бы он забыл все свои кошмары, чтобы не быть застигнутым врасплох в этом классе. Он что-то видел; что-то страшное. Но даже не оставил себе подсказки, или хотя бы тем, кто найдёт его бездыханное тело. Не самые радужные мысли были сейчас в его голове. Ладонь саднила; возможно, он ещё утром поцарапался пером, поэтому не стал даже обращать внимания.
Артур не видел, не слышал, но ощущал чёткий запах воды и сырой земли. В другой раз в другом месте он бы счёл эти запахи приятными, если бы не потенциальная угроза в виде повторения того кошмарного дня. Сквозь стены проходит очень много труб. И, тем не менее, Артуру не восемь лет, чтобы начать перед этим робеть. Тем более что он здесь не один, профессор ведь…
— Вы… Вы где? — осторожно вытянул шею Артур, чтобы посмотреть вдаль класса, где должен быть кабинет профессора. Артур исключил вариант, что с учителем что-то могло случиться, он же мастер своего искусства! Даже если он полувременное существо, полтергейст по сути и вообще мёртв. Но одиночество Артуру сейчас было не очень приятно. — Знаешь, что… — обратился Кёркленд к своей волшебной палочке, которая уже сильно нагрелась, — ты непосредственно участвуешь в моей жизни, поэтому сейчас ты должна мне помочь. Ты ведь ум — А-ай!
Волшебная палочка нагрелась ещё больше и обожгла бы Артуру пальцы, если бы он не выронил её. Только это заставило его взглянуть по правую сторону от себя. Там, у окна, стояло вдребезги разбитое зеркало. И в голове закрутились назойливые мысли.
На пол с глухим звуком упал камень, и Артур сразу же обернулся. По телу его прошёл холодок: каменная фигура какого-то, вероятно, мага стояла неподвижно в странной позе, будто мгновение назад разгибала пальцы и разминала плечи. Артур моргнул.
И в следующий миг в испуге ступил шаг назад: статуя сделала шаг к нему, попутно снимая с себя капюшон. Артур решил ещё раз моргнуть. Старое высеченное лицо мага выражало дикую ярость, рот его был усеян сплошными клыками, пустые глаза сощурены в гневе, руки, покрытые трещинами, он тянул к своей жертве. Артур замер, лишь представив, что с ним может сделать его страх. Страх статуй.
И тут, вновь сбив уже окончательно своё тяжёлое, отрывистое дыхание, Артур вспомнил, что делал минуту назад! Он не смог воспользоваться Ридикулосом, но хватило ума мало-мальски защититься от столь материального страха, потому каменный маг был "изранен". Стараясь не моргать и не смотреть статуе в глаза, Артур попятился к разбитому зеркалу.
Он уже давно взмок, его рубашка прилипла к спине, ладонь продолжала саднить, и даже маленькая хитрость — моргать глазами по очереди — не спасала от желания сию же минуту завыть. Время тянулось так медленно, а Артур успел пройти лишь несколько шагов! Наконец он чуть не оступился об осколки зеркала. Аккуратно присев, он стал на ощупь перебирать их, ища покрупнее. Немыслимость этой идеи заставила холодок вновь пробежаться по телу.
Артур медленно поднял осколок до уровня глаз ужасающей статуи. Нужна точность, точность… Как тяжело её было сейчас достичь, когда колени и руки трясутся от напряжения. Да, немыслимо… но он успел отойти на достаточное расстояние, чтобы позволить себе моргнуть.
Артур очень медленно выдохнул и моргнул. И сердце забилось учащённей: этот простой фокус сработал! Глядя на саму себя, статуя стояла неподвижно. Продолжая делать точно такие же осторожные шаги к зеркалу, Кёркленд старался игнорировать раздражающие капельки пота, стекающие по вискам, и быстро накапливающуюся усталость в локте. Напряжение, раздражение, он уже почти на пределе…
— Артур… — мальчик сглотнул и заглянул назад, откуда слышался голос.
Из зеркала.
Его план разбился вдребезги, как и это стекло. Он хотел использовать это зеркало как щит, пока не вернётся профессор и не прекратит этот кошмар, но сам… сам профессор был там, искажённый трещинами, и само имя Артура прозвучало как полифония из-за многочисленных изображений Фиддлфилда. Маленькими крупинками, будто серебро, из трещин сыпался песок. Артур вспомнил: зря он разбил это зеркало.
— Сэр…
— Я не могу —
не могу — выйти… Ни в одном из осколков —
из осколков —нет целого меня —
меня. Извини, Артур —
Артур…
***
— Вот этого я, пожалуй… — осмотрел песок Скотт, — …и не ожидал.
— Мерлиновы предки… — вслух забормотал Варгас, не припоминая, чтобы его вещи настолько уразумели, чтобы ломаться и сбегать от него. — Этот песок…
Такой песок он видел в Отделе Тайн. В груди профессора заклокотало волнение: в его школу проник кто-то или что-то,
что-то из Отдела Тайн. Варгас бы всё понял, если бы нападающими были Тёмные волшебники, лесные тролли или выжившие из ума кентавры. Тут бы прослеживались возможные желания и цели.
— "Глаза не зеркало души, они — двери в подсознание", — вспомнил мудрую поговорку своего времени старый волшебник. — Песчаным существам проще перемещаться в родственной среде, — поспешил он убрать зеркало скорее. Он предполагал, что это песок одного из коридоров Отдела Тайн, ведущего в Экспериментальный отдел… ведь Варгас один раз там был, когда пытался спрятать этот трижды клятый нож в Портальной Комнате. — Скотт Джеймс Кёркленд, — спокойно начал он, — ты ведь понимаешь, что провёл в Хогвартс Теневого стража? Раздери меня хвосторога, как ты мог поступить так с детьми?
— Тогда… — "Мне мстят. Владелец этого ножа мог уже целую кучу раз петлять с моей помощью во времени, подставляя вместо себя всё новых и новых людей…" Для Скотта сейчас очень многое прояснилось, и в груди у него загорелся небывалый восторг от происходящего. — Это гениально, сэр! — он заметно заспешил, видя обоснованный гнев профессора Варгаса. — Верно, что Рим не один день строился, и Вы проделали прекрасную работу, обезопасив Хогвартс от всего, что только на ум приходит, — уже в дверях бросил ему Скотт. — Это моя вина: я не учёл, что пешки тоже умеют мстить.
Скотт бросился из кабинета директора прочь, не желая доказывать свою непричастность и дальше тянуть это время. И Варгас теперь остро ощутил свою вину: он был невнимателен ко многим словам. Вздохнув, он провёл пальцем по колдографии своих маленьких внучат и быстрым шагом направился следом за Скоттом.
Рукоять ножа стала медленно плавиться, и растаявшая масса тяжёлыми каплями стекала на головы маленьким шахматным фигурам.
***
— Это твой первый раз… скажи, тебе страшно? — тихо и с улыбкой спросила Жанна.
— Да как-то… пускаю всё на самотёк. И знаете, прекрасно себя чувствую, — Иван улыбнулся шире, чем она.
— Прекрасно, в итоге всегда всю грязную работу выполнишь ты, — отрывисто ответила мадам, выискивая глазами определённого гоблина.
Маленького роста, в нелепо выглядевшей одежде, с редкими противными волосками на залысине, в очках-половинках и почему-то с совершенно безвкусной брошью — мадам искала абсолютно типичного представителя гоблинов. Но Брагинский-то давно понял, какое же качество этой женщины могло вызвать у Скотта одобрение.
— Брагинский? — сурово спросил его гоблин, высоко-высоко задравший голову.
— Да, — Иван не привык видеть этих отвратительных существ, поэтому про себя раздражённо растянул гласные.
—
Та женщина о Вас, видимо, слишком завышенного мнения, — фыркнул он и неуклюже посеменил в сторону. — Чего же Вы стоите? Шевелитесь, время не резиновое! — грубо изрёк он.
По дороге в подземелья они догнали мадам, и совместный остаток пути гоблин охал и ворчал, оборачиваясь временами на неё. Жанна же будто не замечала такой грубый, жалкий взгляд.
— Вероятно, душа у таких существ ничем не лучше внешности, — прошептал Ваня.
— Да, они такой народ, — согласилась мадам, уверенно глядя вперёд, — что если совершают ошибку, то лучше выйдут сухими из воды с помощью лжи, чем с честью просто признаться. Не знаю, чувствуют ли они вину, сожаление, осознание и голос совести… — проговорила она. — Но этот точно чувствует лишь страх. Он даже пошёл на преступление, — мило улыбнулась она, — ну разве это не мило?
Усаживаясь в вагончик, Ваня с сожалением вспомнил, что здесь только одна скорость; возникло детское желание прокатиться с ветерком, раз выдалась такая возможность. Если бы не этот гоблин и не женщина, что столько времени могла наслаждаться горячими берегами, скитаясь и скрываясь по собственным причинам, он бы попросил дядю Мороза устроить хотя бы снегопад или снежные следы на рельясах.
— Скотт ничего не рассказывал о Гансе-714, — придумал этому неизвестному кличку Ваня.
— Он и не может знать, но, вероятно, они встречались, — предположила Жанна.
Вагончик поворачивал вправо, влево, снова и снова вправо, одно время налево, и вновь направо; Брагинский молчал. Они спускались всё ниже и ниже, быть может, вскоре почувствуется запах дракона. Пока же взгляд занимали только сталактиты на всё возвышающихся стенах подземелья.
— А Вы знаете Ганса-714? — спросил Ваня.
— Мы встречались. Это была коротка партия, примерно пятнадцать минут. Он чуть поножовщину не устроил, когда проиграл мне. Мне нужны были деньги: тогда я покидала страну. В тот же вечер он разузнал о моём сейфе здесь и попытался вернуть проигранное. Он не знал, как жаль, — в тот же вечер я успешно подстроила свою смерть, а он попался в ловушку. Злые языки за нехваткой информации, естественно, подумали, что это он меня убил, но, чтобы скрыть свою вину, специально попался сюда. Как знать, — снисходительно улыбнулась Жанна, — где хуже: в Азкабане или в ловушках Гринготтса.
— Раз в десять-пятнадцать лет проверяем, — вставил своё слово гоблин.
— О, Ганс… это голландец, который имеет какую-то томную, трепетную страсть к деньгам. Я очень долго вспоминала его глаза, когда он осознал свой проигрыш.
— И что же заставило Вас его запомнить? — хотел бы понять Ваня. — Найдите мне человека, который не хотел бы избавиться от Вас.
— Ох, Скотт, например? — улыбнулась женщина, не пытаясь скрыть своё лицо от ветра. Но от вопроса она решила не уклоняться: — Я разузнала, что ему уже сто пятьдесят два года.
Брагинский был не настолько умён, чтобы понимать женские загадки, и переспрашивать ему было неловко. Но если говорить о неловкости, приз бы здесь, пожалуй, получил Скотт. Ещё в Проклятой деревне вампиры сочли запах его крови чрезмерно солёным: парень стал зазнаваться. А за этим идут столь типичные ошибки, которые в скором времени рыжему умнику придётся исправлять.
Наконец, вагончик остановился у нужного сейфа. У Ивана появилось ощущение, что они вошли в очередную подземную пещеру; во время поездки подземелье не вызывало у него этой скупердяйской нагнетённости. Дождавшись руки от него, мадам сошла на камни и лёгкой поступью, не стесняясь громкого стука каблуков, пошла к своему сейфу. Продолжая кряхтеть и причитать, гоблин схватил своими маленькими ручками фонарь.
— Полагаю, Вы и без ключа обойдётесь?
— Ключи? Фи, — театрально сморщила нос женщина. — Ключ можно украсть, пароль можно выпытать, а вот подделать или скопировать чужую магию такая морока… Потому клоны у нас не в почёте.
— Вы смотрите-ка, какая осторожность, — ободрительно хмыкнул Иван. — Что же Вы там храните?
— Ну, Ваня, не глупи, — кончики пальцев Жанны покрылись дымчатым свечением. — Голландца, конечно же.
Узнав магию хозяйки, сейф отворил перед ней свои тяжёлые двери. Подул струйный мерзкий ветерок, и в свете фонаря появились жёлтые ботинки с закрученными носками. Брагинский вздохнул и выхватил предмет у приземистого гоблина, который не мог осветить человека даже до колен.
— Какого?.. Сто пятьдесят два года? — увидел он перед собой молодого мужчину, одетого по моде полтергейстов-пересмешников, как когда-то любили делать старые колдуны в ответ молодым волшебникам, одевающих практичную маггловскую одежду.
— А ты всё молодеешь с каждым годом, Ганс, — Жанна не могла удержаться: волшебник был хорош собой.
Зеленоглазый маг с интересной причёской невозмутимо закурил свою тонкую трубку, от удовольствия слегка перебирая пальцами. Со смаком выдохнув дым, он поднял на женщину, в чьей ловушке провёл год, сухой взгляд.
— Какая ирония.
