Глава 18Оборотни не могут контролировать себя, находясь в звериной шкуре. Безумие, повторяющееся раз в месяц, когда на небе светит полная луна…
Оборотни отличаются агрессивностью. Никакой морали, никакой совести, только треклятая жажда крови...
Оборотни – изгои, отверженные, неприкасаемые...
Вот все, что знал Сириус.
Нет, было еще одно: Ремус Люпин один из них.
И это было ужасно...
Ужасно любопытно, и то лишь поначалу.
Они не стали говорить ему, что разгадали его тайну. У Джеймса был план. Он хотел, чтобы тот сам во всем признался, хотел сделать так, чтобы ему не оставалось другого выбора.
Поттер был зол и обеспокоен одновременно. Жалел и настораживался, поэтому держался на расстоянии. Он не мог понять, почему Ремус скрывал все от своих друзей, не рассказал им. По мнению Джеймса, это значило, что тот им лгал, что Ремусу Люпину больше нельзя доверять.
Обо всем этом он говорил Сириусу, когда они гуляли. Теперь вдвоем, без прилипалы, способного услышать то, что слышать не должен, и без оборотней, способных… Джеймс это еще не решил.
Но, несмотря на вроде бы установившуюся решительную неприязнь к Ремусу, Поттер не переставал терзать Сириуса своими сомнениями: "Он вроде похож на нормального…", "Думаешь, он уже кого-нибудь кусал?", "Он такой грустный. Каково это, постоянно притворяться?", "Он ведь не виноват, что его укусили…". И на все это Сириус отвечал, в лучшем случае пожимая плечами. Его самого это не волновало. Совершенно.
Ремус Люпин раскрылся, как та шкатулка в комнате матери, что тревожила воображение Сириуса пару лет назад. Всегда закрытая на маленький серебряный замочек, таящая в своем нутре что-то непременно необыкновенное... И тут же потерявшая для мальчика всякий интерес, только он сумел открыть ее, стащив ключ у спящей матери. Всего лишь пара колдографий, несколько предметов, не представляющих для него никакой особой ценности, и малюсенькая шелковая рубашка с инициалами С.Б. – вот они, материнские сокровища, которые Сириус тут же кинул в камин, всегда горящий в спальне Вальбурги Блэк. Сжег все, вместе со шкатулкой. Почему? Мальчик сам бы не смог тогда ответить на этот вопрос. Сейчас же он об этом почти и не вспоминал. Но сравнение вышло удачным: опять то же чувство разочарования. Четкое понимание того, что куда приятнее было не знать.
Приятнее, потому что в этот раз разгадка оказалась слишком пугающей? Может, ему было все же жаль русоволосого мальчика с грустными глазами?
Вновь вопросы, на которые Сириус совершенно не хотел отвечать, потому что он понимал, что правильное в этом случае согласие, было ему чуждо.
Ничего из того, что чувствовал Джеймс, не томилось в его душе. Странно, но ему почему-то казалось, что так и должно было быть. Ремус оборотень? Никаких проблем, даже забавно. У него ведь никогда не было
такого знакомого, а тем более друга.
И все же странное чувство отстраненности иногда вспыхивало в нем, когда они находились рядом. Чуть ли не с самого рождения ему внушали, что оборотни, ровно как магглы и полукровки, а также им подобные, не достойны не то что его внимания, даже того, чтобы дышать с ним одним воздухом. И как безусловный рефлекс эта установка заставляла его слегка отодвигаться от него во время принятия пище, с легкой брезгливостью воспринимать случайные касания. И от собственного поведения было тошно.
Ведь практически ничего не изменилось в его отношении к Ремусу. Тот все также оставался тихим и спокойным, рассудительным и тактичным, таким, каким Сириус никогда не был. Все так же оставался его другом. Правда, теперь без доли загадочности. Каждый его непонятный ранее поступок теперь с легкостью объяснялся. Обреченное лицо каждый раз перед полнолунием, помрачневшие глаза и вспыхнувшая обида, когда Сириус неосторожно выразил свое желание по поводу того, чтобы на небе всегда сияла полная луна. Каждую ночь…
Означает ли подобная реакция, что Ремус так же, как и Джеймс, не видит ничего хорошего в своей "болезни"? А что Сириус ожидал? Что Люпин должен быть в восторге от того, что является оборотнем?
Сколько раз Сириус думал об этом, и всегда его терзал один вопрос – какого это, превращаться в зверя, для которого не существует никаких рамок? Нет сознания, значит, нет оков. Повинуешься только своим желаниям, а не рассудку… Звучит превосходно.
Хотелось узнать обо всем этом у Ремуса. Просто подойти и спросить, но против этого выступал чертов план Джеймса…
* * *
- Постой, Ремус! – громко крикнул Поттер и стремительно подбежал к собиравшемуся надеть рубашку от пижамы мальчику. Тот вопросительно взглянул на него и вновь предпринял попытку одеться, но тут Джеймс выхватил из его рук рубашку и кинул Сириусу, который неожиданно прыснул от смеха.
- В чем дело? – непонимающе произнес Ремус и перевел взгляд с одного черноволосого мальчика на другого. Лишь на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками льющейся воды в ванной комнате, где сейчас предавался процедуре умывания Питер Петтигрю, и Сириус вновь засмеялся.
Его определенно забавляли эти неуемные попытки Джеймса всеразличными способами вытянуть из их друга правду. Что он придумал сейчас, Сириус не знал, но догадывался, что будет интересно.
- Я хотел спросить, откуда у тебя это, - Джеймс ткнул пальцем в голое плечо стоящего перед ним мальчика, где даже на бледной коже явственно выделялась белая отметина шрама.
- Я ведь говорил уже, - слегка нахмурившись, ответил Ремус и тут же бросил быстрый взгляд на бьющегося в истеричном смехе Сириуса. То же самое сделал и недовольный подобными действиями "союзника" Джеймс.
Оба глядели с непониманием или укором на мальчика, пока тот, наконец, не прекратил смеяться и сделал якобы серьезную мину. И тогда Джеймс вновь вернулся к своей задумке.
- Извини, но я что-то забыл. Расскажи еще раз…
- Это наверняка так увлекательно, - не смог не влезть с насмешкой Сириус, за что получил еще одну порцию направленного на него негодующего взгляда. Но мальчик в ответ лишь сделал скучающее лицо и пожал плечами.
И вновь Джеймс повернулся обратно к Ремусу, в очередной раз пытливо глядя на него. Похоже, русоволосый мальчик понял, что от него не отделаешься, придется отвечать.
- Я неудачно упал, - усталым голосом ответил Люпин, но на этом любопытство Джеймса не иссякло.
- Откуда ты упал?
- С лестницы…
- А в прошлый раз было крыльцо! – тут же громко воскликнул обрадованный оговоркой Джеймс и вскинул вверх кулак.
- А разве это не одно и то же? – пожал плечами Ремус и, подойдя к кровати Сириуса, взял свою рубашку, стараясь не смотреть в это время на самого развалившегося на одеяле мальчика. – И вообще, зачем ты спрашиваешь, раз все отлично помнишь, вплоть до мельчайших подробностей?
Последнее предложение было произнесено громко и с долей злости в голосе, что явно удивляло. Ремус ведь не умел злиться. Но если Сириус воспринял эту мизерную вспышку агрессии как должное при действительно глупых вопросах и ненужной назойливости, то Джеймс помрачнел и с подозрением принялся смотреть на отвернувшегося от них Ремуса, который, наконец, смог натянуть на себя пижаму.
- А чего ты огрызаешься? Я может только сейчас вспомнил… И нечего злиться на меня, я ведь просто спросить хотел. И, между прочим, ничего особенного в этом вопросе не было, но ты почему-то как-то странно на него реагируешь…
- Я нормально реагирую! – вскинулся Ремус, но тот его будто и не слышал.
- Будто скрываешь что-то.
- Это вы что-то скрываете. Ведете себя странно, вопросы дурацкие задаете, - голос у Ремуса дрожал и срывался. – Да в чем дело?!
Иногда что-то становится неправильным от одной лишь маленькой детали. Весна неправильна, если за окном не горланят птицы, день совсем не тот, если в прозрачно-голубом небе виднеется бледный серп месяца. Все вокруг не такое, как должно быть, если Ремус Люпин нервничает.
Это как нарушение привычного порядка дня или даже всего течения жизни. Может, вечная невозмутимость русоволосого мальчика – это всего лишь стремление показать видимое спокойствие, от которого сейчас не осталось и следа? И Сириусу это безумно нравилось. Личный мирок этой спальни рушился под звуки льющейся в ванной воды, в дрожащем свете двух свечей и едва уловимом запахе сосновой смолы, источаемом уродливой деревянной полкой, выструганной Джеймсом под руководством лесничего. Но, по мнению Сириуса, все это затянулось.
- Мы все знаем, Ремус, - несколько ленивым голосом произнес мальчик, приподнявшись на локте. Он увидел, как вытягивается в разочаровании лицо Поттера и как бледнеет Ремус, и тогда его губы растянулись в довольной улыбке. – В полнолуние ты воешь на луну, а потом с абсолютно честным лицом говоришь, что посещаешь больную мать. И не стыдно тебе было нас обманывать?
Ремус стоял, не двигаясь и ничего не говоря. Стоял и смотрел на Сириуса без тени эмоций на мертвенно-бледном лице. Единственным, что не давало случая сравнить его со статуей, было то, что он сжимал и разжимал пальцы в кулаки. Без конца… И казалось, что только в них сейчас есть жизнь. Но все же он медленно раскрыл рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но Сириус вдруг решил не давать ему такой возможности.
- Нет, нет, уже поздно оправдываться, поскольку ты навеки заслужил наше презрение своей наглой ложью, - театральным голосом продолжил он, с улыбкой глядя на застывшего перед ним мальчика. А за спиной того, Поттер совершенно отчаялся призвать своего друга к молчанию. – Как ты мог не сказать нам, что ты оборотень?
- А вы бы стали тогда?.. - начал Ремус, но вдруг замолк и опустил голову. Спустя пару секунд, он вновь продолжил совсем тихим голосом. – Ведь вы бы ненавидели меня, как сейчас… - на последнем слове голос вдруг прозвучал звонко и высоко. Сириусу показалось, что Люпин сейчас заплачет, но тот резко вскинул подбородок вверх и оглядел обоих мальчишек. – И что теперь? Мне уйти, может? Вы ведь наверняка не захотите делить спальню с
оборотнем…
Он говорил, отчеканивая каждое слово, жестко и неприятно на слух, порывисто и на одном дыхании. Заставляя Джеймса Поттера в беспокойстве пытаться найти поддержку у улыбающегося Сириуса, заставляя эту самую улыбку поникнуть на губах.
В очередной раз Сириус понял, что лучше бы он промолчал. Иногда молчание дает лучший совет, просит прощение лучше любого извинения, а в этот раз оно помогло бы избежать этой затравленности в глазах Ремуса. Он, как всегда, не подумал, и теперь придется все исправлять. Или предоставить все Джеймсу, который уже положил руку на плечо русоволосому приятелю.
- Послушай, Рем, ты не прав. Мы тебя не ненавидим, нисколечко. И не слушай ты Сириуса, он просто как всегда пошутил в своем духе. Никакого презрения, нам просто обидно, что ты не сказал…
Джеймс добродушно улыбнулся, и Сириус тут же понял, что тот, наконец, принял решение насчет своего отношения к "проблеме" Ремуса. Дни раздумий и сомнений были перечеркнуты в один миг. Действительно, когда это Поттер жил рассудком?
Люпин же был в замешательстве. Растерянный взгляд, направленный то на одного, то на другого мальчика, невольно раскрытый рот, будто он хотел что-то сказать, но не решался.
- И давно вы узнали? – стараясь говорить небрежным тоном, произнес Люпин и сел на свою кровать. Он уперся ладонями в колени и принялся разглядывать пол перед собой с таким видом, будто это в данный момент интересовало его больше всего на свете.
Обрадованный видимым спокойствием, так напомнившим прежнего Ремуса, Джеймс переглянулся с Сириусом, и тот махнул рукой, предлагая ему отвечать.
- Около месяца назад…
- Две недели, - вставил Сириус, - я знаю две недели.
"… и то лишь благодаря Джеймсу" – хотелось закончить ему, но он промолчал. Было так странно, он общался с Ремусом дольше, мог бы догадаться еще раньше, ведь сколько раз он думал о том, что тот что-то скрывает. Но в очередной раз в его мыслях не нашлось места таинственным ежемесячным исчезновениям, которые должны были показаться подозрительными. Куда проще было просто верить всем словам, не тратить свое "драгоценное" время на разгадывание чужих тайн.
- И вы все это время думали, насколько я опасен? - Ремус даже позволил себе горькую насмешку.
- Ну да, - просто ответил Джеймс и вдруг засмеялся.
А от этого стало легче. Радостный, громкий поттеровский смех наполнил комнату, и от этого улыбка появилась на губах двух других гриффиндорцев. Пусть у одного она была несколько вялой, но от этого не теряла своей искренности.
А потом последовало заклинание, запирающее дверь в ванной, два направленных на Сириуса укоряющих взгляда и быстрое смирение с этим поступком. Им ведь еще многое предстояло обсудить.
