Глава 18Хельга шла по заснеженной дорожке по направлению к теплицам. У растений выходных не бывает – для них не имеет значения, на каникулах люди или нет. Впрочем, Хельга никогда не считала уход за растениями трудом – так же, как нелепо было бы считать трудом общение с людьми.
Теплицы восхитили девушку еще в начале учебного года. Когда-то для работы приходилось использовать лишь столь короткий в Шотландии теплый сезон, а на зиму перебираться в аудитории замка. А много ли можно объяснить на словах? Были, конечно, ящики с растениями – но этого мало, слишком мало для настоящей работы. Тем более, что теперь в Хогвартсе можно было найти такие виды, о каких Хельга раньше и не слышала. Мир оказался действительно огромным – и на удивление разнообразным.
Что мир велик, белокурая девушка знала и раньше. Когда-то давно, когда она была совсем маленькой, к ним в гости заезжал один из двоюродных братьев отца и рассказывал о далекой земле на западе. Память об империи Кнута была еще свежа, но та земля лежала еще дальше, за самым закатом. Дядя Хаген пытался соблазнить старших сыновей своего кузена отправиться вместе с ним, но те лишь отмахнулись: их семья осела в Англии, и именно ее они считали своим домом. Хельга тоже любила Англию, однако если бы спросили ее, то она бы с радостью поехала посмотреть на совершенно новые края. Но, конечно, ее никто не спрашивал – она была девочкой, к тому же совсем еще малышкой.
Теперь же, листая разнообразные атласы и справочники, Хельга могла воочию убедиться, что «страна на западе» - не выдумка и не байка. А кроме нее – еще много иных земель, разнообразных и необычных. И в каждой из них росло что-то свое – даже, как оказалось, и на дне морском царила своя уникальная и удивительная жизнь.
Именно это Хельга считала самым восхитительным волшебством – чудо жизни. Той самой жизни, что пробивалась сквозь снега и пески, вскарабкивалась на горы и таилась в океанских глубинах. Природа прекрасна и гармонична, и человеку нужно лишь вписаться в эту гармонию. Она сама откроется тому, кто придет к ней с терпеливой любовью.
Профессор Спраут была рада помощи Хельги. Эта светловолосая девушка с мягкой улыбкой входила в теплицы как маленькое северное солнышко. Да и руки у нее были золотыми: маленькие ладошки Хельги с легкостью управлялись с любыми инструментами.
Хельге очень нравилось знакомиться с новыми видами, привезенными из дальних стран. Но сегодня она выбрала теплицу с родными северными растениями, теми, что испокон веков обитали на британских островах. Девушке хотелось погрузиться в привычную атмосферу.
Утром после завтрака к ней подошел Салазар и завел интересный разговор по поводу свойств некоторых растений, которые были неизвестны в их времена. В гербологии Слизерин разбирался блестяще, хотя и относился к сей науке исключительно потребительски. Это Хельгу немного расстраивало, однако она не могла не отдавать должное тому, что Салазар делал с плодами ее трудов. Про растения и про зелья эти двое могли говорить долго – беседы обычно были увлекательны для обоих.
С растений разговор плавно перешел на специальную посуду. Салазар коснулся темы различных форм, размеров и материалов. Для некоторых зелий вопрос используемых сосудов был весьма принципиальным. Особенно важным фактором являлись материалы, из которых изготавливались котлы и прочие емкости. Иные зелья вступали в реакцию с каким-либо металлом, а другие и вовсе теряли свою силу, соприкоснувшись с противоположным по свойствам веществом.
Между делом Салазар поинтересовался, использовала ли Хельга когда-либо золотую посуду. Девушка искренне удивилась: все знали, что изделия из благородных металлов отнюдь не идеальны для приготовления зелий – более того, если в рецепте зелья не указывалось отдельно, что желателен контакт с серебром или золотом, то их наличие могло даже повредить конечному составу. Да и вообще Хельга считала драгоценную посуду крайне непрактичной. Такие предметы слишком тяжелы, а кроме того Хельга пребывала в твердой уверенности, что цена вещи не должна быть выше ее полезных свойств.
Нет, сказала светловолосая девушка Слизерину, она никогда не использовала золотой посуды – ни в работе, ни в быту. Салазар согласился, что это вполне разумно, и они поговорили еще немного об инструментах – ножах, ступках, метелочках и о прочих мелких, но крайне необходимых в работе предметах. Слегка коснулись задания по зельям, полученному на каникулы – Хельга его уже выполнила, а Салазар признался, что никак не определится с темой. Под конец разговора он выглядел несколько рассеянным, и девушка попыталась его подбодрить, сказав, что не сомневается: как только тема будет выбрана, результат работы не заставит себя ждать. Слизерин благодарно улыбнулся и, попрощавшись, удалился в сторону библиотеки.
Хельга была рада, что все немного успокоились после той неприятной сцены, когда Салазар буквально прижал несчастных гриффиндорцев к стенке, пытаясь вытянуть из них то, чего дети то ли не могли, то ли не хотели ему рассказать. Вышло ужасно некрасиво: Салазар почти шипел как на «допрашиваемых», так и на всех, кто пытался за них вступиться. Слизерин всегда умел держать себя в руках – если желал этого. Но тут, похоже ярость вырывалась из него против его желания. Перепало змеиной злости и Годрику, который хотел разрядить обстановку, призывая всех прерваться на обед, и Хельге, которая попыталась успокоить разбушевавшегося Салазара. Меньше всех досталось Ровене, которая молча сидела за партой, сжимая виски и, казалось, желая отрешиться от всего происходящего.
Все это не могло не расстраивать – и даже не только фактом самой ссоры. Вернувшись в юность, Хельга почти забыла о более поздних годах их общения. Точнее, ей просто не хотелось об этом думать. В молодости все события протекают ярко, но они редко оставляют глубокие борозды на душе. Но чем старше человек, тем тверже он укрепляется в своем характере. Он уже не впитывают происходящее вокруг с той же податливостью, что в юные годы. И иногда даже пустяковые разногласия приводят к крупным ссорам…
Годрик и Салазар никогда не выясняли отношений при студентах – спасибо им хотя бы за это. Правда, для большинства учеников препирательства лордов секретом не являлись, однако мало кто высказал бы это вслух.
Однажды, когда Хельга с Ровеной пытались разнять горячо спорящих мужчин, Годрик в запальчивости крикнул, что никогда они не смогут договориться – слишком уж они разные. На это Ровена устало вздохнула и ответила, что дело в другом: напротив, лорды слишком уж одинаковые. Хельга была согласна с подругой: оба были упрямыми, вспыльчивыми, не признающими никаких авторитетов. Но если для Годрика было естественным открыто защищать свою точку зрения, то со стороны Салазара это выглядело как бы жестом доброй воли. Своего Слизерин мог добиться и другими путями, и открытый конфликт был знаком некоей открытости, которую он проявлял по отношению к тем, кого когда-то назвал друзьями. Хельга не знала, понимал ли это Годрик – сама она это видела скорее душой, нежели разумом. Она всю свою жизнь пыталась понять Салазара – и каждый раз понимала, что ей проще его просто любить, каким бы он ни был.
И все-таки до последних месяцев их общей жизни в Хогвартсе своеобразный баланс сохранялся. Что бы ни происходило – они оставались друзьями. Они столько прожили вместе – даже больше времени, чем каждый из них провел со своими родными. Хогвартс стал их домом, а они друг для друга – семьей. Хельга боялась думать о той последней ссоре Салазара и Годрика – она обоих воспринимала как братьев, и страшилась их боли в момент разлуки. Им с Ровеной тоже было нелегко – но они сохранили в своих душах всех, а каково тем, кто вырвал практически родного человека из своего сердца? И Хельга поняла и со временем приняла, почему она не смогла остановить Годрика на его последнем пути…
Друзья уходили один за другим, и Хогвартс неуловимо менялся. Да, конечно, они с самого начала стали делить детей между Домами – хотя самой Хельге это никогда не нравилось. И, разумеется, дети – всегда дети. Всегда хвастаются, что владеют чем-то лучшим, чем у других, всегда считают свою семью, свой край, свой Дом, наконец, более замечательным. Но взрослые должны подавать пример – и пример подавался. Неважно, какие слухи гуляли по гостиным – студенты не раз имели возможность убедиться, что в нужный момент их преподаватели действуют как один. Хогвартс пережил немало, и многое из происшедшего стало настоящим испытаний и для основателей, и для их дружбы. Но каждый раз они убеждались в одном и том же: пока они вместе, ним не страшны никакие влияния извне.
У новых поколений этой дружбы не было. Хельга не знала, что вдова Годрика и дочь Салазара имели друг против друга, но две дамы, в свое время державшиеся в рамках холодного и вежливого нейтралитета, оказавшись предоставленными сами себе, дошли до противостояния. Правда, Саласия несколько лет будто не вспоминала о Хогвартсе, однако когда сюда приехали ее дети, начала проявлять яркий интерес. Да и Салазар Гонт – единственный из детей Саласии, кого Хельга успела увидеть воочию – не уступал деду, чье имя он носил. Если до него студенты Слизерина держались надменно-отстраненно, как бы не замечая алых львят, то с появлением юного лидера перешли к активным действиям. Впрочем, ходили слухи, что ополчился честолюбивый отрок неспроста – Аннис так и не простила роду Слизерина смерть своего мужа, ибо, несмотря на все убеждения, именно на Салазара она возлагала вину за это.
Сама Хельга к тому времени уже не преподавала, и внучка, занявшее ее место, старалась не тревожить бабушку, однако не могла же она не видеть… Это было больно: Саласию Хельга когда-то держала на руках, Аннис учила и помогала. Этих девочек – а они все равно оставались для госпожи Хаффлпафф девочками, пусть даже давно выросли и родили своих детей – любили ее друзья, они были самыми близкими им людьми. Саласия выросла в Хогвартсе, для Аннис он тоже стал домом. И это действительно страшно – когда делят дом.
Хельга тряхнула головой. Нет, лучше не вспоминать об этом. Смотреть, как ссорятся дети – жестоко, безжалостно пытаясь отнять друг у друга общую любовь – разве может что-либо быть ужаснее? Девушка посмотрела на смятый стебелек в своей руке – от избытка чувств она сжала его слишком сильно – и сморгнула непрошенную слезу. Почему так всегда и бывает: за боль одних расплачиваются те, кто в этой боли неповинен?
Стараясь повернуть мысли в светлое русло, Хельга восстановила в памяти лицо своей внучки. Маленькая, добрая девочка – раннее сиротство и забота о младшем брате сделали ее ответственной и заботливой. Она с радостью осталась в Хогвартсе и умудрялась помогать не только своему Дому, но и всем остальным, пока их руководство выясняло отношения. Миа вышла замуж за своего одноклассника – хорошего и трудолюбивого юношу. Хельга даже помнила свой подарок внучке на свадьбу: ей хотелось придумать что-нибудь изящное, красивое… Все-таки свадьба – это раз в жизни. Она и так поможет молодым всем необходимым, а подарок – он должен радовать душу.
Хельга остановилась посреди теплицы. Она вдруг с удивительной ясностью представила себе этот подарок: небольшую изящную чашу с двумя изогнутыми ручками. Хельга сама придумала ее форму, столь непохожую на обычные кубки, а на дне по ее просьбе выгравировали барсука. Именно этого симпатичного зверя она выбрала, когда остальные настаивали на создании герба школы. И – да, разумеется, она была золотой.
Занятно, что о золотой посуде говорил с ней сегодня Салазар. Хельга пожала плечами. Они о многом разговаривали, однако ее удивило, что Слизерин, знавший ее практичность, спросил про посуду из золота. Быть может, он имел ввиду именно ту чашу? Но откуда он мог о ней знать, ведь Миа вышла замуж через пару лет после отъезда Салазара из Хогвартса?
Опять тайны, опять секреты – впрочем, как и всегда, когда речь заходит о Слизерине. Но ей, Хельге, скрывать нечего – при случае она скажет Салазару про золотую чашу, и пусть сам решает, интересно это ему или нет.