Глава 18Стоит ли говорить о том, что в Орден Феникса той ночью Гермиона так и не отправилась?..
Ей было даже ничуть не стыдно, когда она, молчаливая и задумчивая, выслушивала последние наставления друзей, кивками обещала дать о себе знать и прятала в сумку мантию-невидимку. Гарри и Рон, кажется, ничуть не удивлялись её поведению, списав его на усталость после очередной отработки в подземельях, да ещё и отягощённую уничтожением крестража. Страшно подумать, сколько успокоительного зелья понадобилось бы, узнай они, что их подруга мысленно спускается в те самые жуткие подземелья – винтовая лестница, поворот, сорок ступеней, поворот, коридор, поворот, снова сорок ступеней… Может, он уже вернулся? Проверить кабинет, постучаться в спальню – совсем страх потеряла – а потом ждать. Аппарировать прямо в свои комнаты он не сможет, всё же аппарационный барьер никто, кроме их треклятого Лорда, не отменял. К нему, видите ли, нужно спешить, как на пожар, а от него будь любезен прогуляться, чтобы совсем уж не потерять форму. Значит, профессор в любом случае будет вынужден пройти по коридору – если занять стратегический пост у дверей в кабинет…
- … Обещаешь?
Гарри смотрел на неё выжидающе. Девушка наскоро перебрала в голове варианты того, о чём он мог бы просить. Быть осторожной? Передать привет Джинни? Дать знать, когда доберётся до Ордена? А впрочем – не всё ли равно…
- Обещаю.
Как это неописуемо хорошо, когда можно доверять друзьям. Приятно знать, что они не воспользуются твоим минутным замешательством и не возьмут с тебя Непреложный обет сотворить какую-нибудь мерзость. Едва ли Пожиратели, несмотря на длительное знакомство, могли похвастаться таким преимуществом. Интересно, мог ли профессор Снейп так безоговорочно верить хоть кому-нибудь? Хоть когда-нибудь…
Размышления пришлось прервать, когда её заключили в объятия. Гарри? Нет, на сей раз Рон. А впрочем, за ним и Гарри. Словно прощаются навсегда. Лица сосредоточенные, мрачные, будто отправляют её не в спасительный Орден, а… стоп. Может, они знают? Нет, о чём она? Чёртова привычка к чёртовой легилименции – вечное опасение, что твои мысли можно прочитать в глазах.
Им просто страшно – вот тебе и вся легилименция. Смелым гриффиндорским сорвиголовам совсем не хочется её отпускать, потому что они прежде никогда не сражались врозь, потому что они разыскивают по осколкам душу самого тёмного волшебника всех времён, потому что им, в конце концов, только семнадцать…
- Только кота своего с собой забирай, а то март скоро – я за Макгонагал опасаюсь!
Придурки!..
Что бы она без них делала?
Трудно было представить себе семь хогвартских лет без этих твердолобых, ленивых, безбашенных, но таких родных болванов… как профессор Снейп справлялся со всем в одиночку? Он вообще умеет иначе? Хочет ли?
Нет, пора заканчивать прощание – мыслями она давно уже была далеко – винтовая лестница, поворот, сорок ступеней – а предаваться ностальгии не имело смысла. Может быть, она вернётся уже через два часа – убедится только, что её профессор жив.
И здоров.
И не ненавидит её…
ЕЁ профессор? Однако…
***
Пароль для входа в лабораторию, он, конечно же, не поменял, не до того было.
Solanum nigrum. Паслён чёрный. Память заботливо приоткрыла соответствующую страницу травника - чёрный, ядовитый, распространён повсеместно – обочины дорог, свалки, пустыри…
Ну кто, кто сделает такую мерзость паролем? Ну что общего может быть у неё с человеком, который сам, как этот паслен… чёрный! Ядовитый!.. Где его носят черти в половине второго ночи???
- Quanticio, - на всякий случай проверила, хотя ясно и так – вернись профессор со своей дружеской встречи, не видать ей пароля как своих ушей.
Половина второго. Ничего, она откроет дверь в его кабинет только для того, чтобы не пропустить его возвращение. Что ей терять – одним вторжением больше, одним меньше, тут уже не до щепетильности. К тому же он все равно её выгнал. Из кабинета, из лаборатории… из сердца? Мерлин, о чём ты думаешь, полоумная? Северуса бы от твоих романтических соплей перекосило!
Северус? Так вот сразу – и Северус? Но имя легло на язык легко и привычно, как ложится в руку нагретый солнцем гладкий камень на морском берегу. Ей понадобится вся её хвалёная гриффиндорская смелость, чтобы назвать его так вслух. После того, как они расстались, ждать можно чего угодно - с него станется рассмеяться ей в лицо, упёртый слизеринский змей!..
А если и вправду рассмеётся? Что она скажет, если вот сейчас, через минуту-другую он переступит порог своего кабинета и посмотрит на неё как смотрел тогда, два часа назад, когда прогонял… и повторит с тем же плохо скрываемым разочарованием: «Поди прочь»…
Нет, только не думать. Тяга к знанию однажды её погубит. Нужно чем-то занять голову, если она не хочет окончательно тронуться умом к его приходу.
Гермиона уменьшила сумку и положила её в карман – в том смятении, в котором она находилась, ей ничего не стоило потерять все пожитки во главе с драгоценной мантией-невидимкой. Достала из шкафа банку с сушёными термитами, тяжёлую мраморную ступку с потускневшим за долгие годы использования пестиком, и принялась отмерять на весах нужные дозы. Завтра утром у профессора ЗОТИ у младших курсов, а потом уже продвинутые зелья – это вам не книзл чихнул.
По программе должно быть зелье Левитации – одно из самых сложных, сорок три компонента, четыре режима нагревания. Одних только термитов натолочь придется фунта четыре, а то и пять, с учетом того, сколько бестолковые студенты наверняка перепортят. А что уж говорить про бересклет, крылья грюмошмеля, корни мускусной адоксы, слизь бандимана и жабий помёт?
О чем он вообще думал, когда отпускал её с отработки?! Всю ночь, что ли, хочет готовить ингредиенты для урока? А спать когда?! Вот поэтому и злой вечно как мантикора – невозможный, злопамятный упрямец! Как пить дать скривится при её виде, словно от зубной боли, зашипит: «Кажется, я ясно выразился, мисс Грэйнджер…»
Стоп, термитов нужно измельчить, а не превращать в пыль…
- Профессор, я пришла извиниться…
Нет, не то… думать надо перед тем, как действовать, а не извиняться. Чем практиковать Reparo – лучше просто не разбивать, дурья твоя гриффиндорская башка…
Может, сделать вид, что ничего не произошло?
- Профессор, ничего, что улиточные панцири натёрты чуть мельче обычного? Зато они будут лучше взаимодействовать с оленьей кровью.
«Поди прочь».
Именно так ведь и скажет… слова вибрировали в воздухе, отдаваясь в ней странным полуобморочным гулом… кажется, если она снова услышит их из его уст – рухнет прямо здесь, на холодный пол подземелий, как от Авады. А вы мастер убийственных заклятий, профессор…
«Поди прочь».
Воспоминание было таким острым, что она вздрогнула, опрокинула пузатую банку, просыпав содержимое на пол. Вислоухий Мерлин! Это же пыльца зверобоя! Целая банка!
Представить страшно, сколько требуется времени, чтобы собрать такое количество пыльцы! Снейп её убьёт – за это точно! За такое она бы и сама убила. Гермиона торопливо вернула банке первоначальный вид, заклинанием собрала с пола рассыпанные жёлтые крупицы! Но сколько мелких частиц осело на мебели, сколько она – апчхи! – вдохнула!
Что же сказать ему по возвращении?
- Профессор, мне жаль…
- Профессор, я испортила пыльцу зверобоя, позвольте я соберу вам новую? Или назначьте мне за это отработку…
- Профессор, простите меня и не гоните больше, не уничтожайте всё одним росчерком пера - это меня убивает…
- Профессор, кажется, я люблю вас…
Минутная стрелка настенных часов негромко клацнула, миновав шестёрку. Руки Гермионы разжались, злосчастная банка снова ухнула вниз, к каменному полу…
Половина третьего...
Ещё ни разу он не возвращался так поздно…
Но ведь ни разу не уходил в таком смятении и без Омута? – услужливо напомнил противный дрожащий голос внутри. Девушка бессильно опустилась на холодный мрамор в полушаге от эпицентра расколотой банки. С приготовлением ингредиентов придётся повременить – руки тряслись так, что самое ювелирное, что ей можно поручить, была порубка леса. И то оставался шанс промахнуться топором мимо дерева.
А что, если он не вернётся?
Вообще…
В раздавшемся сдавленном полувсхлипе Гермиона с трудом узнала собственный голос. Нет! Не думать об этом – разве Северус Снейп не один из самых сильных магов Британии? Если уж поганые трусливые крысоподобные ублюдки типа Петтигрю всё ещё живы, то он и подавно выберется – вот прямо сейчас шагнет через порог - мрачный, измотанный, голодный…
Чуть не забыла! – вечерняя нервотрёпка и удар головою совсем выбил её из колеи. Девушка поспешно вызвала домового эльфа с кексами и какао. Угрюмое существо смерило беспорядок на полу, центром которого являлась Гермиона, настороженным взглядом и примостило поднос на захламленный стол, стараясь не потревожить разномастные ингредиенты. Запах свежей выпечки немного привел девушку в чувство, она автоматически взмахнула палочкой, склеивая вновь невезучую банку, и поднялась на ноги.
Она скажет ему «Прости». За испорченное зелье.
За украденную палочку.
За руны.
За вскрытые двери.
За бездумную выходку с медальоном на глазах министерской комиссии.
За Омут.
За Гарри и его беспардонную манеру потрошить чужие чуланы.
За поцелуй под Imperio – нет, за это не будет!..
За идиотские кексы, которые он наверняка не любит.
За флоббер-червей.
За просыпанную пыльцу.
За то, что тогда, в классе, действительно думала, что он станет поить её пыточным зельем.
За то, что заставила выпустить Адское пламя, в котором он едва не погиб.
За то, что рвала там, где тонко.
За то, что сделала его уязвимым.
За то, что позволила предубеждению заслонить истину.
За то, что видела в нём то же, что и все, хотя он и подпустил её много ближе.
За то, что слишком долго желала ему зла – не её ли молитвами теперь…
Только б он дал ей договорить – да что там! Хотя бы начать говорить. Ведь одно короткое Silencio – и признаваться в главном она уже будет запертой двери.
Неожиданно решение проблемы пришло само собой – нужно поймать его у аппарационного барьера, тогда ему не удастся избавиться от неё достаточно быстро, и это даст – в зависимости от ширины его шагов – от пяти до десяти минут разговора. Никто, правда, не помешает ему наложить на неё те же пресловутые Silencio и Petrificus totalus, но скорее всего, близость дементоров не позволит ему это сделать – раздражённый, обиженный, злой – он совершенно точно не бросит её в опасности. От осознания этого было тепло и горько одновременно. Отчего теперь казалось совершенно очевидным то, что ещё три часа назад вызвало бы лишь истерический смешок – он не желает ей зла, он убережёт её.
Решено - Гермиона поспешно трансфигурировала школьную мантию в тёплую куртку, чтобы удобней было догонять своего потенциально сопротивляющегося собеседника, замешкалась на мгновение, окидывая взглядом лабораторию. Брошенные ингредиенты, налёт от пыльцы, наполовину заполненная термитами ступка, перепачканная слизью мерная ложка – пожалуй, не самая оптимальная обстановка для улучшения настроения профессора… впрочем, если разговор не удастся – бардак будет самой меньшей из её бед, а если всё сложится успешно – она хоть до грядущего завтрака готова отмывать его драгоценный стол от липкого сока молочая и налипших на него термитных трупов.
Гермиона с тревогой покосилась на часы – без десяти минут три, схватила с тарелки невыносимо ароматный кекс – устоять перед корицей было совершенно невозможно - и выбежала из лаборатории.
***
Пока она бежала по коридорам, опережая, кажется, даже беззвучно скользящих вдоль стен дементоров, в голове шла такая логическая работа мысли, которой позавидовал бы даже сам предмет её треволнений, снизойди он до такого признания. Всё же аппарационный барьер опоясывал замок подобно сфере, и вернуться её профессор мог любой из имеющихся дорог – от озера, от Дракучей ивы или от Запретного леса. Самым вероятным вариантом она признала последний – связываться с бешеным деревом в три часа утра едва ли входило в планы директора, дорога от озера была слишком крутой и извилистой – каким бы сильным магом он ни был, а свёрнутая шея еще никому не приносила пользы. Значит, оставалось направление Запретного леса. В его пользу говорило и то, что когда-то Хагрид обмолвился, будто бы Кэрроу аппарируют со своих поганых сходок прямо под окна его хижины. Оставалось надеяться, что и профессор Снейп не станет оригинальничать.
Каменная горгулья у выхода – отвратительное чешуйчатое создание – требовательно протянуло когтистую лапу к её палочке. Пришлось отдать – на сей раз рядом не было никого, способного сказать, что она с ним… ничего, судя по времени, появления директора стоило ожидать с минуты на минуту, может быть, они даже встретятся на полпути, а в его присутствии ей ничего не угрожало – ну кроме, разве что, его самого. Но этого, пожалуй, она опасалась скорее по привычке…
Чёрный снег мгновенно вцепился в лицо, словно мелкими коготками, царапая и обжигая. Особенно больно было изрядно опухшим от предшествующих слёз губам – их девушка поспешно спрятала под шарфом. Метка в небе окрашивала покрывавший землю снег в какой-то мертвенный зеленовато-грязный цвет – отсвет смертельного проклятия, не иначе. Как в этом вихре вообще можно что-то или кого-то различить?
К лесу она бежала – рассуждения о сломанной шее как-то ненавязчиво потеряли свою актуальность, как только стало понятно, что в пределах видимости директора нет. Что-то ледяное пробралось под кожу, вцепилось в горло – и Гермиона готова была поклясться, что это не просто декабрьский холод...
Никогда прежде он не возвращался позже двух, даже на Хэллоуин, когда Волдеморт был особенно активен… чем этот раз отличался от прочих?.. Ничем, идиотка, абсолютно ничем. Кроме того, что сегодня Северус уничтожил крестраж. Самолично, своим собственным Адским Пламенем… кроме того, что из-за твоего вездесущего всезнайства он отправился к Лорду без Омута...
Нет, он выдающийся легилимент, он умеет прятать воспоминания в такие глубины памяти, о которых не подозревает сам, только если… только если знает, что их надо прятать! Холод пополз вниз – от горла, сковал плечи, стиснул лёгкие, заставляя делать судорожные отрывистые вдохи. Что она натворила!..
Запретный лес вырос перед ней сплошной чёрной стеной – без просвета и изъяна – молчаливый, недвижимый. Гермиона всматривалась в очертания деревьев на его границе, надеясь заметить хоть малейшее движение, расслышать тишайший звук. Но в ночном напряжённом молчании только ныли под ударами чёрной метели сухие ветки, и скрипел под её ногами снег. Может быть, она просто его проворонила? Отвлеклась на попытку натянуть на замерзающие ладони рукава куртки – и не заметила в чёрной метели на фоне чёрного леса своего чёрного профессора? Но в глубоком ломком снегу не было даже следов, а ведь они неминуемо должны были остаться, аппарируй он сюда. Гермиона сделала еще несколько шагов, утопая в снегу почти по колено, - никого. Постояла, вгрызаясь взглядом в темноту, затем развернулась и бросилась назад – карабкаться по заснеженной дороге было тяжело, она хватала ртом ледяной воздух вместе с крупицами чёрного и белого снега, и не могла отдышаться. Вверх, снова к дверям замка, оттуда по другой дороге – к озеру, ей хватит пяти минут, если бегом, если до половины пути, только чтобы увидеть его очертания при свете проклятой Метки. А если нет – назад, ему не удастся проскользнуть мимо неё, едва ли он будет так спешить.
От быстрого бега легкие пылали огнём, будто бы она выпила какого-то отвратительного обжигающего зелья – стало так жарко, что захотелось сбросить куртку вместе со свитером, но девушка лишь рванула вниз шарф и воротник, освобождая взмокшую шею.
Озеро внизу, замёрзшее в середине, с подталинами по краям, там, где его питали мелкие родники, в свете Метки было похоже на тарелку щавелевого супа. Девушка застыла на середине склона, щурясь и вглядываясь, уже ощущая в глазах предательское мерцание подступающих слёз. Никого.
Снова вверх к замку, и опять вниз, к лесу – на сей раз она почти не видела дороги из-за застилающих глаза слёз. Холод подхватывал их на щеках, стремясь обратить в колючие, ледяные корки, но лицо Гермионы пылало, и потому любая коснувшаяся её снежинка обращалась в воду, смешивалась с солью, разъедала губы.
Он не вернулся.
Он не вернётся!
- Северус! – выкрикнула она в сторону леса, закашлялась, разрыдалась в голос.
Тишина.
Уже почти у избушки Хагрида, под покосившейся изгородью, она оступилась на каком-то скрытом снегом камне и рухнула на колени. Попыталась подняться, но сил хватило только на то, чтобы тихонько заскулить и упасть лицом в обжигающий колкий снег. Он не вернулся… Гермиона даже не подозревала, что может быть так больно – сердце, пульсирующее в горле, посылало волны отчаяния и нечеловеческого ужаса. Она не переживёт эту ночь! Потому что если от страха можно умереть, то она умрёт уже сегодня – в этой проклятой метели, у этого чёртового леса!
Что он сделал с ней – без зелья, без заклятия – одним фактом своего существования?! Imperio, не иначе! Как еще объяснить то, что больше всего на свете, больше света самого она желает теперь увидеть его лицо?
Не простит её? Прогонит? Пусть! Неожиданно прежде самые пугающие слова обратились в предмет мечтаний – «Поди прочь, Гермиона»… это будет значить, что он жив! Она уйдет – прочь, вон, к чёрту, к Салазару, к Волдеморту самому – только пусть он вернётся живым! Что он с ней сделал? Как за несколько часов перевернул с ног на голову всё, во что она верила и знала? Белое, чёрное – все коту под хвост, словно не было этих семи лет борьбы, когда мир казался таким понятным! Дамблдор, Волдеморт, Метка, пророчество – она все ему простит, нет, не так, все простила, нет, снова не так, нечего прощать, если всё это не имеет значения! Ублюдок! Знает же, что ей теперь не жить спокойно, только ждать его, бояться за него, вспоминать его голос!.. Или не знает?.. Откуда ему знать, если для неё самой это открытие последних часов – а он к своему треклятому Лорду так и отправился, уверенный, что она его презирает! Дурак! Дурак! Только бы вернулся! Только бы живой! Горе её, счастье её, любимый – Мерлин, неужели все-таки… да! – любимый!
Кажется, на её вой вот-вот слетятся дементоры или сбегутся ученики, или выйдут из леса самые пугающие тёмные твари, приняв за свою – всё равно. Рыдания сотрясали тело Гермионы, словно электричесий ток, она уже едва успевала хватать воздух опухшими губами, давилась снегом, кашлем, слезами, Его именем.
Сколько времени она провела, лёжа в снегу, и как услышала хлопок аппарации – знает только Мерлин и все его бесчисленные подштанники. Девушка прижала ладонь к губам, сдерживая неконтролируемые всхлипы, и попыталась рассмотреть появившегося волшебника. Впрочем, что там рассматривать – чёрный плащ на фоне чёрного леса, и это при том, что в глазах её немилосердно двоилось после долгого плача. Или нет?
Она проморгалась, пытаясь вернуть картине чёткость. Однако фигур по-прежнему было две – Кэрроу? Но спустя мгновение одна из теней как-то подозрительно поспешно осела на землю, а вторая сдернула капюшон с серебристых сияющих волос. Малфой? Гермиона вжала голову в плечи – она находилась менее чем в ста футах от двух Пожирателей, без палочки, и самое ужасное – друзья даже не будут её искать, уверенные, что она благополучно попивает чай в Ордене Феникса! Что же делать? Послать патронуса с просьбой о помощи она не может, потому что а) не умеет, б) нет палочки. Трансфигурировать свою тёмно-серую куртку в белую, дабы слиться со снегом, не может опять же из-за палочки. Вырубить Малфоя прицельным заклятием – та же история. Только теперь она окончательно прониклась глубиной той мерзости, которую сотворили с Северусом её гриффиндорские союзники. Мстители хреновы…
Однако ещё до того, как Гермиона успела расписаться в собственном бессилии, отец Драко аппарировал с привычным хлопком, и воцарилась прежняя тишина. В этой тишине её собственное хриплое дыхание показалось девушке почти громогласным.
Человек продолжал лежать на снегу, неподвижный и безмолвный, разметавшиеся полы плаща делали его похожим на подбитую птицу.
- Северус?
Очнулась Гермиона уже на полпути к тому месту, откуда только что исчез Малфой – кажется, здравый смысл смыло предшествующим потоком слёз, иначе чем объяснить, что даже плащ Пожирателя и отвратительная белая маска, скрывающая лицо человека, распростёртого на земле, её не остановили. Она так стремительно опустилась на колени возле тела, что взметнула в воздух целый фонтан острых снежинок, которые спустя мгновение осели на чёрную одежду мужчины, сделав её мерцающей, словно ночное небо.
А если и вправду Кэрроу? Или любой другой из сотен верных Волдеморту слуг? Что тогда? Она не успеет даже помянуть Мерлина, как уже будет пялиться невидящими глазами в Тёмную метку. И не поможет ни Орден Феникса, ни Гарри, ни даже профессор Снейп при всем своём желании и тёмных талантах в области зелий, потому что от Авады не бывает противоядия. Может быть, стóит вернуться в замок и позвать на помощь – неприятности, которые грозят ей за прогулки после отбоя, не идут ни в какое сравнение со смертельным проклятием.
Но если это Северус…
Её руки дрожали вовсе не от холода, когда она оттянула вверх белую, похожую на череп маску. Острые скулы, хищный нос, смоляные ресницы, кажущиеся в неверном свете длиной едва ли не в полдюйма – ещё пять минут назад она готова была предать все силы Света за возможность увидеть вновь это лицо.
- П-профессор, - выговорила она хрипло, с трудом справляясь с собственным голосом. – Профессор, вы живы?
Молчание. Она легонько потрясла мужчину за плечи, пытаясь различить хоть малейшую перемену в бледном, похожем на мрамор лице.
- Профессор Снейп? Сэр?
Ничего. Дрожащими пальцами потянула завязки плаща, отодвинула ворот мантии, нащупывая пульс, – бесполезно, на фоне её дрожи различить слабое биение было невозможно. Гермиона распахнула чёрный плащ, приложила ухо к мужской груди, попутно замечая, как щека касается чего-то влажного, но все вопросы потонули в потоке незамутнённого счастья – жив!
Засмеялась почти истерически – нет, еще пара таких дней – и в Мунго, в Мунго – ткнулась пылающим лбом в его шею… и отшатнулась от острого запаха железа. Сердце, вернувшееся было на свое законное место, в мгновение снова взметнулось вверх – этот запах нельзя было спутать и с тысячей других, так могла пахнуть только кровь…
Она отстранилась почти рывком, проклиная отсутствие хоть какого-нибудь источника света, отличного от тусклой зелёной Метки над головой. Впрочем, и этого хватило… всё тело директора было словно истерзано когтями неведомого свирепого зверя – глубокие раны перекрещивались на груди, плечах, животе, образуя немыслимый геометрический узор, ткань мантии, изрезанная в лоскуты, насквозь пропиталась кровью.
Sectumsempra. Никогда прежде Гермиона не видела страшного действия этого придуманного Принцем-полукровкой проклятия, только слышала, как подрагивал голос Гарри от одного воспоминания. Но сомнений не оставалось – это оно.
Нужно было действовать быстро – от испуга даже высохли слезы. Левитировать директора в больничное крыло его же палочкой, а там молиться, чтобы лечить последствия тёмного проклятия умел не только его создатель, но и мадам Помфри. Гермиона снова склонилась над своим луковым горем, изо всех небольших сил пытаясь забыть, над кем именно склоняется, и попыталась нащупать в карманах его одежд волшебную палочку. Руки, как нарочно, натыкались только на очередные раскрытые раны, скользили по напитанной кровью ткани, поднимая в воздух все новые и новые волны тошнотворного металлического запаха. Где же она, где?!
- Двадцать баллов с Гриффиндора, - проскрипел над ухом голос, больше похожий на треск сломанной ветром ветки, - за то, что шатаетесь после отбоя, Грэйнджер.
Никогда прежде, за всю многовековую историю Хогвартса, снятие баллов с Гриффиндора не порождало к жизни такую неуёмную искреннюю радость самих гриффиндорцев. К молчаливому изумлению профессора Гермиона засмеялась совершенно счастливо, аккомпанируя себе хлюпающим носом, нервное напряжение выдавали только прорвавшиеся вновь слёзы. Слышать его голос, пророчащий сколь угодно мрачные перспективы её факультету, было сродни чуду – словно весь этот безумный вечер отступал, оставляя её прежнюю – собранную, уверенную, а его – язвительного и невредимого.
- Мне только истерики вашей не хватало, - зашипел меж тем её драгоценный профессор, шипение, правда, получилось довольно убогое – не чета обычному, но последние события научили Гермиону довольствоваться малым, – где мы и сколько времени?
- Около четырех утра. Возле избушки Хагрида, - поспешно ответила девушка.
Профессор попытался подняться на локтях, не преуспел, смерил её долгим, немигающим взглядом. Оно и понятно – выглядела Гермиона в ту минуту как раздавленная в ступке лягушачья печёнка. Не лицо, а покрасневшее, мокрое, опухшее месиво. Да уж, не самый лучший способ предстать перед возлюбленным. Девушка смущённо отвела взгляд и зачем-то добавила:
- Вас Малфой перенес.
- Неужели? И как это вам хватило мозгов не броситься ему наперерез в приступе гриффиндорского идиотизма?
- Я палочку оставила в замке… вы же помните… по новому распоряжению…
Снейп чертыхнулся особенно изощрённо, и, кажется, потратил на подбор эпитетов последние силы, потому как прикрыл глаза и умолк на несколько бесконечных мгновений.
- Надо доставить вас в больничное крыло, - выговорила Гермиона, спохватившись. Его язвительная манера создавала иллюзию защищённости, но нельзя было забывать, что сейчас, для разнообразия, она должна была позаботиться о нём, а не наоборот. – Позвольте, я возьму вашу палочку…
- Какого Салазара вас вообще понесло к Запретному лесу без палочки? – директору удалось, наконец, с её помощью сесть, опершись спиной о корявый ствол. Остаток своей речи он уже цедил сквозь зубы, кажется вовсе не от злости, а от боли. – Стоило ли спасать вас от Кэрроу весь семестр, чтобы вы сами бросались под ноги первому же встречному Пожирателю? Это мог быть не я, а вы и с палочкой-то весьма посредственно отражаете атаки…
Какого Салазара? Тебя ждала, злобная ты летучая мышь! Язык не повернется сказать – да, мне больно, Лорд выпотрошил меня моим же собственным заклинанием, сам не дойду, вот тебе палочка – левитируй. Нет, нам позарез нужна патетичная прелюдия с уничижительным содержанием! Упрямый, желчный слизеринец – сказать ему, что ли, прямо сейчас, что она любит его до чёртиков, чтобы стереть эту презрительную усмешку?
Стон, невольно сорвавшийся с его тонких губ, заставил девушку вздрогнуть, как от удара. Господи, да ему просто больно! И страшно… и холодно… а он тратит силы на то, что создает у неё, идиотки, видимость его всесильности, то ли чтобы не нанести урон репутации, то ли, что вероятнее, чтобы позлить её – злость, как известно, лучший способ справиться со страхом и истерикой. После пощёчины, разумеется, но пощёчину ему сейчас попросту не осилить.
- Вам нужно в больничное крыло, - повторила она, игнорируя его обвинительную речь, - позвольте вашу палочку, я вас левитирую.
- Если бы у меня была палочка, мисс Грэйнджер, я давно дал бы вам её, - его чёрные глаза смотрели на неё, не мигая, делая его еще больше похожим на помятую птицу. - Или полагаете, мне доставляет большое удовольствие вновь вас лицезреть, когда я было понадеялся навек с вами распрощаться? Давно не смотрели на себя в зеркало, мисс Грэйнджер? Вы могли бы напугать своим видом даже бешеную мантикору.
Если директор надеялся задеть Гермиону упоминанием её жуткого облика, то его план с треском провалился – с того мгновения, как она услышала про отсутствие у него палочки, едкие комментарии потеряли над ней и прежде малую власть. Перед её внутренним взором развернулся, словно на карте, весь путь до дверей замка – если ей самой потребовалось десять минут, чтобы добраться сюда бегом, то шансы доставить тяжело раненного мужчину, который даже сесть не может без посторонней помощи, казались и вовсе призрачными. Только сейчас девушка осознала весь ужас положения, в котором они оказались. Слёзы вновь заструились по её лицу, она стиснула зубы, чтобы не завыть от отчаяния и беспомощности, и процедила на выдохе:
- Кого позвать на помощь?
Снейп, правда, воспринял её слезы как реакцию на свою резкость, поэтому слабо, но вполне удовлетворенно усмехнулся:
- Не стóит так расстраиваться – уверен, найдутся менее впечатлительные мужчины, которых не напугает ваш внешний вид. Почти наверняка такие смельчаки будут с Гриффиндора.
- Кого позвать? Мадам Помфри? Профессора МакГонагалл? Сэр, кого мне позвать! – в её голосе зазвучали панические нотки.
- Не смешите меня, Грэйнджер, - он произнес это на грани слышимости, едва осязаемо, - вы можете позвать хоть весь Хогвартс, чтобы насладились зрелищем, только от этого не будет никакого толка. Наша медиковедьма, знаете ли, не специализируется на тёмных проклятиях, а ваш досточтимый декан сгодится разве, чтобы добить меня из гриффиндорского благородства.
Она спросила таким же шёпотом, словно не желая разбить неуютную тишину, а на деле просто боясь услышать ответ:
- Что мне делать?
- Я уже сказал вам недавно – подите прочь.
Последние слова Гермиона уже прочла по губам – её профессор прикрыл глаза и стал заваливаться в бок, вновь теряя сознание.
Гермиона закусила губу, стараясь унять рвущиеся рыдания, подхватила его за плечи, удерживая от падения. Она не дотащит его до замка живым, с такой кровопотерей его сердце остановится ещё до того, как покажутся хогвартские двери! Зелье! Ему нужно крововосстанавливающее зелье! Sectumsempra нельзя вылечить простым заживлением ран, но зелье могло бы восстановить часть крови, и это помогло бы Северусу продержаться до… до чего, идиотка?!
Зелье, треклятое зелье - она же взяла его с собой, когда собирала вещи! Только вот сумка, уменьшенная до размеров спичечного коробка, лежала теперь в кармане, и вернуть её содержимому прежние размеры без палочки было совершенно невозможно! Этой ночью все было против них… что остается? Бежать в замок? Горгулья не даст ей вынести палочку, метлы на ночь запирают… разбудить Рона? Малфоя? Любого чистокровного волшебника – да хоть профессора Макгонагалл! Вопреки мнению директора, декан Гриффиндора просто не сможет бросить в беде кого бы то ни было… но с такой кровопотерей… если раны не убьют Северуса – это сделает холод.
Зелье! Чёрт! Она же имеет дело с зельеваром – у него просто обязан быть запас в карманах мантии. Девушка принялась торопливо ощупывать карманы директора – так и есть, целая груда неразбиваемых пузырьков. Отличить бы их ещё по цвету в этом зелёном полумраке… чёрное? Нет, вроде бы, голубое. Открыть пузырек, принюхаться – так и есть, запах полыни. Универсальное кроветворное, судя по силе аромата – концентрированное. Это даст им время… пожалуйста! Она больше никогда ни о чём не попросит – только о времени!
- Профессор!
Никакой реакции.
Гермиона ухватила неподвижного мага подмышки и рывком сдвинула на фут. Ну конечно, конечно, мы теперь будем демонстративно умирать, да? Чтобы она потом извелась с горя и последовала за ним, да? Слёзы хлынули из глаз сплошным потоком, сопровождаемые рвущимся изнутри почти щенячьим воем. Рывок. Тело профессора утопало в снегу, оставляя за собой глубокую борозду, окрашенную тёмно-красным. Рывок. Невыносимый! Невыносимый человек! Подите прочь? Не дождётся! Нашёл идиотку – как же! Гриффиндорка! Влюбил в себя! И умирать? Нет уж! Чёрта с два! Привязал её! К себе! Крепче Непреложного обета! И сбежал к своему проклятому Лорду! Ублюдок! Только не умирай! Что угодно, только не умирай!
- Се-е-еверус, - она скулила уже в голос, задыхаясь от слёз и усилий.
До избушки Хагрида ещё футов десять – осилит, но как поднять его по ступеням?
Опустила свою ношу на снег, стрелой бросилась к припорошенным тыквам, извлекла из-под самой внушительной тяжёлый резной ключ – была бы палочка, можно было бы обойтись и Alohomora. Дверь поддалась на удивление быстро, открыв перед девушкой знакомое захламленное помещение, которое не отличалось чистотой и в лучшие свои годы, а сейчас изрядно подёрнулось налётом пыли.
Это всё не важно, главное – затащить директора внутрь. Если бы Хагрид был здесь!
- Северус! Профессор! Пожалуйста! – ещё никого и никогда Гермиона так отчаянно не просила.
Чёрные глаза директора приоткрылись, затуманенные от боли и кровопотери – очевидно, он даже не вполне осознавал, кто перед ним (точнее, над ним).
- Выпейте это, п-профессор! – кажется, стóит обшарить его карманы на предмет наличия успокоительного, с такими трясущимися руками, как у неё, можно не только выбить профессору зубы пузырьком, но и промахнуться мимо избушки.
Проглотил зелье, не поморщившись, а ведь основной компонент – перегнивший мышиный помет, даром что пахнет полынью.
- Помогите мне, сэр! Нам нужно подняться по ступеням!
Поднырнула под его руку, так, чтобы она легла на её шею, потянула вверх из последних сил. Директор молчал, цеплялся тонкими пальцами за выступающие камни хагридовской избушки, с трудом передвигал ноги. Ничего, ничего, еще немного… ввалились в дом они уже абсолютно обессиленные. Гермиона прислонила Снейпа к стене, он остервенело вцепился в дверной косяк обеими руками, стараясь удержать вертикальное положение.
- Сейчас! Сейчас! – в комнате было темно, лишь грязно-зелёный квадрат света из окна стекал по спинке высокого стула на запылённый пол. Спички на каминной полке – это она знает. Отсыревшие от постоянной влажной погоды последних месяцев, они ломались в её дрожащих руках одна за одной.
- Сейчас…
Свечи вспыхнули лишь с четвёртой попытки, огонь затрепетал от ветра, жадно потянулся вверх. Камин? Нет, разжигать без магии отсыревшие дрова нет времени…
Гермиона метнулась к высокой, застеленной кровати, прикидывая, удастся ли уложить профессора на неё. Исключено – слишком высоко, кровать доходила ей почти до груди. Рванула с постели тяжеленное одеяло, влажное от вездесущей сырости – будь проклят Волдеморт со своими нескончаемыми дождями! – оно всё же было способно защитить от холода, исходящего от пола. Гигантская подушка Хагрида годилась на почти полноценный матрас.
Девушка бросилась назад, к Снейпу, когда он уже начал сползать по косяку, - в неверно подрагивающем свете свечей кровь казалась особенно яркой, почти ненатуральной. Ухватила его под руки, поволокла к импровизированной кровати, организованной на полу. Его сил хватило только на то, чтобы сделать еще один – последний – глоток голубоватого зелья, и снова оставить её наедине с щемящим потусторонним ужасом.
- Северус!
Покрасневшими негнущимися пальцами она принялась стаскивать с него плащ, срывать застежки изорванной заклятием мантии. Кровавые раны оплетали его тело, словно тонкие красные ленты, Гермиона завыла в голос:
- Пожалуйста, Северус, прошу!
О чем конкретно она просила, неизвестно было даже ей самой – в этот миг не существовало больше ничего, кроме боли – одной на двоих.
Сдёрнула шарф с шеи, неловко принялась перетягивать рану на ноге – нет, выше раны, как учили в маггловской школе на уроках по оказанию первой помощи. Могла ли она подумать тогда, что будет стоять на коленях, утопая в чужой крови и мечтая, чтобы это была её собственная?
- Северус! – плача.
Отсыревшие простыни пришлось рвать сперва зубами, от середины, а потом уже трясущимися от усталости руками – на широкие полосы. Раны от Sectumsempra нельзя залечить обычными способами – она не питала иллюзий, но можно перетянуть их покрепче, соединив края, чтобы уменьшить кровопотерю – это поможет её профессору дождаться реальной помощи. Знать бы ещё, откуда эту помощь взять…
Перевязывать бессознательного человека было даже сложнее, чем тащить этого человека по глубокому снегу. Его лоб упирался в её плечо, волосы, мокрые от снега и крови, безжизненно свисали по обеим сторонам лица, делая его похожим на сломанную куклу. Гермиона чувствовала, как руки перестают её слушаться от напряжения, но продолжала неумело бинтовать кровоточащие разрезы, чуть слышно поскуливая от страха и рыданий. Он не умрет! Он не может умереть! Это было бы слишком просто, слышите, профессор, слишком просто для вас!
Она опустила его на подушку, придерживая голову. Простыни, наволочка, одеяло – все было пропитано густым кровавым цветом, и её руки, держащие сейчас его бледное лицо, словно чашу Грааля, и вся её одежда. Она ненавидела цвета Гриффиндора отныне, ненавидела! Тяжёлый тошнотворный запах опутывал её, словно паутина.
- Северус!
Даже если она добудет палочку, лечить последствия тёмного проклятия умеет только сам директор…
- Северус, пожалуйста!
Его лицо оставалось прежним – недвижимым, больше похожим на гипсовый слепок. Она потеряла его… нет, она его убила. Своим неверием, своим крысиным любопытством, своим доморощенным чувством справедливости!
- Северус… - она никогда не плакала так горько, не звала так безысходно, как этой бесконечной ночью, когда отчаянно целовала тонкие вертикальные морщинки на лбу, узкие скулы, сжатые бескровные губы, пахнущие полынью.
А потом чёрные глаза открылись, и очередное восклицание замерло на её губах полувсхлипом…
Что ж, о таком пробуждении почти труп вроде него мог только мечтать, даже несмотря на адскую боль и одуряющую слабость, – Северус оторопело рассматривал зарёванное лицо своей спасительницы, перепачканное кровавыми разводами, и почти не жалел о минувшем вечере с Тёмным Лордом. Слизеринцы довольно рано понимали, что всё в жизни имеет цену, и Sectumsempra казалась ему в нынешних обстоятельствах вполне приемлемой платой.
Девушка словно окаменела, впиваясь в директора почти бессознательным взглядом, ожидая хотя бы слова, способного подтвердить её счастливое видение или развеять морок.
- Ты съела мои кексы, - вдруг обвиняюще выговорил её профессор совершенно серьёзным голосом, - отрицать бесполезно – от тебя за милю пахнет корицей.
Секунду-другую Гермиона смотрела на него изумлённо, забывая даже утирать катящиеся слёзы, а потом счастливо рассмеялась, и новая волна мокрых, пахнущих корицей поцелуев обрушилась на Снейпа.
- Да! Да! Да! – восторженно призналась она. – Я съела твои кексы! И разбила банку с пыльцой зверобоя! И оставила хвосты тритонов без замораживающего заклятья, и они наверняка стухли! Вы просто обязаны назначить мне новую отработку, сэр!
- Гриффиндорка, - фыркнул Снейп беззлобно и почти сочувствующе, - разве можно так легко сознаваться в своих проступках?
Его пальцы скользнули по её перепачканной щеке, он нахмурился и спросил встревоженно:
- Надеюсь, это моя кровь? Не твоя?
- Твоя, - Гермиона снова перестала контролировать свои трясущиеся губы, - я пойду приведу Рона, он сможет принести сюда палочку, вы только скажите, каким заклинанием лечат последствия Sectumsempra? Я справлюсь, только скажи, где…
- Уизли? - перебил её Снейп, драматично приподнимая бровь. – Какого Сал… зачем?!
- У меня отбирают палочку при выходе, а Рон … он не… - Гермиона отвела глаза, не желая произносить слово «грязнокровки», памятуя о прошлом разе, - он чистокровный…
- Мерлин, ну почему из всего волшебного мира ты послал мне гриффиндорку? - устало проворчал профессор, но его рука, продолжающая почти невесомо поглаживать её щёку, сводила на нет весь яд фразы. – В распоряжении было сказано «палочки магглорожденных студентов», что значит только это и ничего более. Ты не можешь вынести за переделы замка свою палочку, Гермиона, но ты можешь выйти с любой другой, принадлежащей чистокровному волшебнику или полукровке. Вовсе не обязательно тащить с собой Уизли… достаточно позаимствовать его палочку.
Столь длинная речь, кажется, утомила его.
- А заклинание? – Гермиона предпочла не терять время, вдаваясь в подробности своего идиотизма.
- В кабинете, в нижнем ящике стола, - Снейп умолк, собираясь с силами, - чёрная тетрадь… последняя страница…
- Я сейчас! – Гермиона вскочила.
- Погоди. Тетрадь ты не вынесешь… на ней охранное заклятие… просто вырви страницу.
Вырвать страницу? Из снейповских записей? Сам предложил? Кому расскажешь – не поверят. Хотя, скорее они не поверят в то, что секунду спустя она вновь опустилась на колени рядом со злобным Ужасом подземелий, подтянула повыше хагридовское одеяло и поцеловала своего профессора в уголок рта, краснея при этом как гриффиндорский стяг. Всё происходящее слишком сильно напоминало горячечный бред. Возможно, о её безрассудстве и наглости сложат легенды гриффиндорские потомки, но отчаянные времена требуют отчаянных решений… не оттолкнет?
- Обещай, что дождёшься меня, пожалуйста! Обещай, что с тобой ничего не случится! – горячий шёпот обжёг его губы.
- Глупая гриффиндорка, - ответил Снейп, не сводя с неё испытующего взгляда. – Иди скорее и будь осторожна.
- Обещай! – с надрывом. – Дай мне Непреложный обет!
- Непреложный обет, что не умру? А если нарушу – смерть? Глупая, глупая гриффиндорка… - его ладонь перебирала спутанные пряди её волос, и девушке на миг показалось, что он запоминает её. – Со мной все будет в порядке, мисс Грэйнджер, если вы поторопитесь.
В ту же секунду девушка была уже у двери.
- Гермиона, - пискнула она, боясь оборачиваться. Нет, всё же стоило сперва спросить, что же он имел в виду тогда, в подземелье, называя её по имени.
Но он уже не ответил ей, вновь потеряв сознание.
***
Так быстро Гермиона не бегала никогда – даже в позапрошлом году, преследуемая Пожирателями в министерском отделе тайн. Тогда от её бега зависела только её жизнь, теперь же… выхватив из костлявых лап горгульи свою палочку, девушка едва удержалась от того, чтобы не поцеловать отполированное дерево.
Палочка и тетрадь. Два пункта её назначения находились почти в противоположных (с вертикальной точки зрения) частях замка – палочка на восьмом этаже, а тетрадь – в подземельях. Да, мысль о том, чтобы будить друзей, даже не пришла ей в голову – самый разумный вариант был спрятан Отрядом Дамблдора в Выручай-комнате, палочку директора проклятая горгулья отобрать не посмеет, к тому же Гермиона подозревала, что если уж придётся лечить последствия Sectumsempra не своей палочкой, то пусть хотя бы той, которая прежде уже справлялась с этим заданием. Это придаст ей уверенности… хотя о какой уверенности могла идти речь после всего пережитого за минувший вечер…
Гермиона избрала Выручай-комнату своей первой целью. Она бежала по коридорам, периодически переходя на шаг от усталости и сбившегося дыхания. Главное – не позволять себе думать о Северусе. Стоило воспоминаниям возникнуть перед глазами, как рука, сжимающая палочку в готовности отражать нападение ночных стражей коридора, начинала неумолимо дрожать. Если в ближайшие двадцать минут у неё высосут душу, то её профессор даже не успеет её оплакать, потому что умрет от кровопотери! Не думать о нём, не думать! Гермиона бросила мимолётный взгляд влево, где в глубоких нишах стояли рядком начищенные до блеска доспехи, и только тогда заметила, насколько перепачкана её одежда, лицо, руки. Господи, сколько крови… сколько он потерял крови…
- Scourgify, - произнесённое на ходу короткое заклинание не сделало её стерильно чистой, но избавило от большего количество влажных багряных пятен.
Удивительно, всего каких-то четыре часа назад она сидела на этих самых лестницах, осознавая свалившееся на неё откровение… если бы она могла предположить, что от скорости её бега будет зависеть чья-то жизнь (чья-то? Гермиона, тебе самой не смешно? ЕГО жизнь!), она бы, пожалуй, больше тренировала мышцы и меньше – мозги. Потому что, как оказалось, последние нынче явно были не в фаворе.
Лестницы в этот раз казались какими-то особенно шальными, а коридоры - особенно длинными, мысли девушки невольно вновь и вновь обращались к оставленному в хагридовской сторожке мужчине – было ли что-то ещё, что она могла сделать для него до ухода, что-то, что позволило бы жизни в нём продержаться лишние несколько минут?.. Если и было – Гермиона не могла предположить, что. От осознания правильности своих действий, однако, не делалось легче, факт оставался фактом – пока она спотыкается на поворотах, ловя пересохшим ртом воздух в надежде остудить огонь, разрывающий на части лёгкие, Северус умирает. Один.
Вот она – заветная стена на восьмом этаже... ей нужна комната с палочкой. Их штаб. Место сбора Отряда Дамблдора… воображение чётко рисовало привычные образы… или недостаточно чётко?
Гермиона недоумённо уставилась на неизменную стену. Что, чёрт побери, происходит с зáмком? Или с ней? Шипя про себя что-то недостойное бывшей старосты, промаршировала по коридору туда-обратно ещё три положенных раза, мысленно рисуя требуемую комнату… палочка в ящике комода у самой двери – она знает наверняка. …
Ничего.
Девушка поспешно оглянулась по сторонам – может, ошиблась этажом? Нет, Варнава Вздрюченный – ровно настолько же вздрюченный, как обычно, с прищуром взирал на её тщетные попытки выжать из чёртовой стены чёртову дверь. Впрочем, его прищур легко объяснялся тем фактом, что левый глаз у него заплыл от фингала, и, судя по занесённой над ним дубиной тролля, правый глаз вот-вот ждала та же участь.
Полосатые носки Годрика, ГДЕ ЭТА ПРОКЛЯТАЯ ДВЕРЬ? Гермиона пребывала бы в неописуемом бешенстве, если бы не была уже порядком напугана – настолько, что места для ярости не хватало. Неужели замок решил сжить их со свету, отомстить Северусу за прежнего убитого директора?..
Нет, это уже паранойя! Хогвартс, конечно, был средоточием древнейшей магии, но ещё никто не замечал в нём собственного мстительного и зловредного разума. Но почему не открывается комната? Ведь, насколько ей известно, она открывалась нуждающимся всегда, когда в ней возникала потребность… если только…
Ну разумеется, за исключением случаев, когда в комнате кто-то был! Тогда она не могла трансформироваться по желанию! Выходит сейчас, когда она рвётся в штаб Отряда Дамблдора, кто-то преспокойно роется, к примеру, в куче спрятанного хлама, в котором не так давно Гарри и Рон спрятали Омут памяти! Может, это даже они сами – решили, к примеру, пересмотреть воспоминания, касающиеся Беллатрисы, или отыскать учебник Принца-Полукровки для завтрашних зелий.
Мне нужна комната, где все спрятано…
Девушка рывком распахнула явившуюся её глазам дверь, готовая броситься на шеи друзьям-полуночникам и умолять их о помощи – они бегают быстрее, да и не выдохлись, в отличие от неё, может, это позволит сэкономить хотя бы несколько минут…но вместо неразлучных гриффиндорцев, на неё нахлынули яркие образы, настолько живые и реальные, что она почувствовала тошнотворный запах крови…
… Раны на его теле – как можно с ними выжить?..
- Подите прочь…
Она убила его, она послала его на смерть…
- Поди прочь, Гермиона…
Его кровь повсюду – на полу, где он лежит, на стене, за которую он держался, на её одежде, лице - засыхает тонкой ломкой коркой, стягивая кожу…
Сжатые от боли губы… короткий мучительный стон…
- Exp-pecto patronum!
Какой уж тут патронус, когда губы дрожат, словно от разряда тока! Она никогда прежде не сталкивалась с такими агрессивно настроенными дементорами – всё же в их обязанности входило скорее пугать, нежели убивать! Но откуда, мантикору им под капюшон, они вообще взялись в Выручай-комнате? В памяти зашевелились какие-то обрывки разговора с Гарри и Роном на лестнице, как раз где-то между осознанием того, что она любит Северуса, и осознанием того, что он может не дожить до её в этом признания… неудивительно, что рассказ друзей она помнит очень смутно, точно в тумане, этими самыми дементорами создаваемом. За ними гнались… они схватили диадему… выбежали и захлопнули дверь… так и есть! Если дементоры были заперты внутри – это объясняло, почему комната отказывалась трансформироваться в нужную ей!
Однако почему они ведут себя так странно? Едва ли четыре часа голодания довели их до крайности. Встречи с ночными стражами Хогвартса и прежде не были приятными, но чтобы они нападали на учеников, откровенно стремясь дотянуться до них своим жутким ртом… директор стёр бы их в порошок, узнай он об этом – почему-то воспоминание о Снейпе придало девушке сил, хотя помощи от него сейчас ждать было бессмысленно. Однако одного крошечного воспоминания – его ладони, прикасающейся к её мокрой от слёз щеке – хватило для того, чтобы после повторного Expecto patronum серебристая выдра метнулась в направлении дементоров с яростью, достойной куда более крупного зверя.
Твари отхлынули, точно их отнесло взрывной волной. Хорошо. Закрыть дверь, дождаться, пока она сольется со стеной, скрывая за собой гору спрятанных вещей. Пройтись опять трижды, вспоминая обстановку их штаба… скорее, чёрт тебя подери!
Дверь она рванула на себя так нетерпеливо, что едва не оторвала ручку – спасли разве что многочисленные замковые чары. Комод стоял на прежнем месте, палочка – слава Мерлину, никому не пришло в голову погеройствовать – в первой же полке. Гермиона сжала знакомую, покрытую тонкой вязью палочку, и та отозвалась едва уловимым теплом – словно признала. Хотя, скорее всего, девушка просто выдумала это, вспомнив о хозяине артефакта.
Я скоро… потерпи еще чуть-чуть…
Вторая цель – подземелья…
Внезапно взгляд Гермионы упал на прислоненную к дивану метлу – должно быть, кто-то принес её на собрание Отряда и забыл. Мозг принялся лихорадочно просчитывать варианты… она ненавидела мётлы, не-на-ви-де-ла. То есть смотреть на то, как сумасшедшие гриффиндорцы, во главе с Гарри, мечутся по квиддичному полю, уворачиваясь от мячей, было ещё ничего, но вот летать самой – спасибо, увольте. Сидеть на жёсткой метле, оббивая копчик и выворачивая коленки, как у кузнечика – это было удовольствие не для неё. Однако теперь, представляя себе обратный путь по проклятым лестницам…
Гермиона решительно схватила метлу, сунула обе палочки в рукав куртки и выбежала из Выручай-комнаты…
Полет был отчаянным и стремительным – картины в ужасе шарахались, честя её на чём свет стоит, доспехи позвякивали, грозя вот-вот рассыпаться. В лестничный пролёт она нырнула вниз головой, пища от страха. Гарри бы гордился ею, однозначно, а вот Северус, как пить дать, был бы в ярости от такого сумасбродства – тут уж даже не гриффиндорская смелость, тут безбашенный идиотизм. Хорошо, что он не узнает!
Но факт остается фактом – когда удалось усмирить непокорную метлу, оказалось, что восемь пролетов вниз, подныривая под лестницы – это всего три минуты лета. Губы Гермиона, правда, обкусала в кровь, да и заставить себя держать глаза открытыми было совсем нелегко, и в итоге она, разумеется, не вписалась в поворот неподалеку от директорского кабинета, и приложилась о кирпичную кладку всем левым боком. Волна острой боли, что-то предательски хрустнуло в рукаве – только бы не снейповская палочка! – нет, слава Мерлину, рука…
Это было уже не важно, пожалуй, Гермиона не сбавила бы скорость, даже сломай она шею…
- Solanum nigrum!
В лаборатории всё, разумеется, было по-прежнему, хотя брошенные хвосты тритонов и вправду начинали пованивать. Дверь в кабинет так и осталась распахнутой с её прошлого визита – это сэкономило еще полминуты.
- Accio Костерост!
Салазар и его бабушка! Кто ж знал, что Костерост профессор упрятал вглубь шкафа, забаррикадировав многочисленными склянками и бутылочками! Всё это счастье зазвенело, разлетелось, пропуская устремившийся к Гермионе флакон – некоторые экземпляры попадали на пол, некоторые просто завалились на бок, угрожающе громыхнув. Убьёт, - отстраненно подумала девушка, – теперь уж наверняка!.. Ничего, это не самое страшное... отхлебнула мерзкого пойла, скривилась, тихонечко взвыла от боли, баюкая сломанную руку… Ничего, сама виновата, - злорадно пробурчал внутренний голос, и Гермиона даже не стала с ним спорить.
Тетрадь нашлась без труда, кожаный переплёт был местами истёрт и поцарапан. Теперь оставалось только схватить с полок кроветворное зелье (на сей раз по-маггловски, без Accio), и бежать, но стоило переступить порог кабинета и все внутренности словно скрутило в рог взрывопотама – девушка сложилась пополам, всё ещё прижимая многострадальную руку к груди. Что за чёрт?
Ну разумеется – должно быть, удар при падении с метлы пришёлся не только на руку, но и на голову! Профессор же предупреждал, что она не сможет вынести тетрадь, потому как на ней заклятие! Дура! Гермиона покорячилась и так и эдак, но зажать тетрадку в сломанной руке не удавалось – боль от перелома, совмещённого с Костеростом, выбивала из глаз слёзы, как искру из камня. Наконец она бросила ненавистную тетрадь на стол, придавила локтём и здоровой рукой вырвала страницу. Но время было потеряно – искать по полкам кроветворное было некогда. Он её убьёт…
- Accio крововосстанавливающее зелье!
Новый грохот возвестил о том, что вожделенный пузырек тоже находился отнюдь не в первом ряду. Да уж, даже не Тонкс в посудной лавке – хуже.
У самого порога Гермиона окинула лабораторию обречённым взглядом – та больше напоминала поле боя…
- Accio успокоительные капли, - эти, она точно помнила, стояли на самом виду.
Так и есть – тёмный пузырек нырнул ей в руки совсем без жертв. Она осушила его одним глотком и бросилась прочь. За порогом её, впрочем, уже поджидали дементоры и миссис Норрис – но остановить Гермиону Грэйнджер, укомплектованную палочкой, вырванным листом и зельем, не смог бы даже едущий навстречу Хогвартс-экспресс. Дементоры получили Expecto patronum такой невиданной силы, что их практически припечатало к холодным стенам подземелья, а тощая кошка удостоилась прицельного, хотя и не в полную силу, пинка.
Метла! Ну почему она, дурында, не сберегла метлу! Почти не надеясь на положительный результат, Гермиона произнесла над несчастными обломками Reparo, но всё же «Всполох» был под завязку нашпигован магией, и простым сращиванием прутьев тут было не обойтись. Она бросилась бежать по коридору, сжимая палочку в целой руке и даже скрипучий вопль Филча «Кто посмел тронуть миссис Норрис?! Я позову директора! Он посадит тебя на цепь!» не остановил её. Давай, позови директора, старый сквиб!
Она, впрочем, и сама позвала, спустя десять минут, тихо и испуганно:
- Северус?
***
Её не было чуть более получаса – снег успел едва-едва припорошить кровь.
Сердце девушки металось в горле, словно пленённая птица… коротким Incendio она разожгла камин и повторила, глядя на неподвижную фигуру, распростёртую на полу:
- Северус?
Ответа, разумеется, не последовало, она и ждать-то его боялась. Что стало с легендарной гриффиндорской смелостью, если она целую секунду не могла себя заставить сделать шаг к неподвижному мужчине. Дышит?
От быстрого бега ей казалось, что в комнате стоит удушающая жара, но лёгкий парок, сорвавшийся с её губ вместе с именем, указывал на обратное. Внезапно что-то закопошилось возле левой руки Снейпа, и из-под окровавленного одеяла высунулась рыжая приплюснутая морда Живоглота.
- Живоглотик, - выговорила Гермиона, опускаясь на колени, - скажи мне, он жив?
Кот округлил глаза, словно ужасаясь возможному предположению о том, что он будет согревать мертвеца. По крайней мере, девушке очень хотелось думать, что выражение презрительного изумления появилось на его морде именно потому, хотя сторонний наблюдатель, вероятно, даже не заметил бы разницы с его нормальным состоянием – кошачьи глазищи и так напоминали чайные блюдца. Возможно, здравомыслящего человека заинтересовал бы вопрос, как Живоглот оказался возле раненого профессора, но Гермиону это не волновало, в конце концов, её питомец был полукнизлом, и кому, как не ему, защищать хозяйку и её подопечных. А в том, что чёрный, пахнущий снегом и опасностью человек находился под её опекой, можно было не сомневаться, хотя бы по тому, как дрожали её руки, когда она прикасалась к бледной шее в попытке нащупать пульс. Второй раз за вечер ей это не удалось из-за бьющей дрожи. Тогда она взмахнула палочкой, убирая с тела мужчины пропитанные кровью обрывки простыней, играющие роль бинтов.
- Scourgify.
Очищающее заклятье стерло местами загустевшую, местами подсохшую кровь с его груди, обнажая раны, которые казались совсем свежими, словно острое лезвие сотворило их не более минуты назад. Гермиона прикусила губу, наблюдая, как кровь продолжает вытекать из разрезов, тонкими струйками сбегая по бокам. Никогда бы не подумала, что подобное зрелище может вызвать в ней безудержную радость, но сейчас она счастливо заулыбалась, что в сочетании с наполненными слезами глазами и прокушенной губой создавало довольно пугающий образ. Кровь течёт – значит сердце гонит её по сосудам, а значит она не опоздала!
Вынув из кармана смятый листок, Гермиона принялась внимательно изучать острый почерк, так знакомый ей по язвительным записям на свитках с сочинениями. Конечно, можно было бы привести профессора в сознание с помощью Ennervate, чтобы просить его толкования непонятным рисункам и жутким сокращениям, но девушка опасалась, что это отнимет у него слишком много сил. Не руны, и слава Мерлину… разберёмся. И всё же надо было такое придумать: начертить палочкой восьмёрку, пронзённую насквозь сверху вниз! Эдак можно запястья повыворачивать… И что это за «в теч.вс.зак.без пер-ва»? Северус! А уж текст заклинания и вовсе… девушка проговорила слова несколько раз про себя, стремясь прочувствовать ритм, взмахнула палочкой, кривясь от боли в руке, изобразила восьмерку. Хорошо, что костерост у профессора был свежий, быстродействующий…
- Viscera viscera versus, sanguis sanguis versus, spiritus spiritus versus, sanguinem supprimere ad imperatum meus!
Ничего не произошло. Или латынь у неё хромает, или…
Ну конечно! Профессор, если и после таких блестящих догадок вы не начислите баллы Гриффиндору – это уже будет верх несправедливости. Загадочный набор букв «в теч.вс.зак.без пер-ва» скорее всего означал «в течение всего заклинания без перерыва». Значит нужно чертить треклятую пронзённую восьмёрку неотрывно, пока губы шепчут, точнее практически свистят требуемые слова – нарочно он, что ли, напихал в них столько «S»? Нечто вроде авторской подписи? Или это с-с-случайно получилос-с-сь, с-с-скромный с-с-слизеринский профес-с-сор С-с-северус-с-с С-с-снейп?
- Viscera viscera versus, sanguis sanguis versus, spiritus spiritus versus, sanguinem supprimere ad imperatum meus!
Теперь понятно, почему никто, кроме директора последствия Sectumsempra лечить не умел – запястье действительно сворачивалось в узлы. Гермиона, морщась от боли, повторила заклинание ещё дважды, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Края жутких ран, на которые она не могла смотреть без приступов одуряющего ужаса, потянулись друг к другу, словно влекомые магнитом, и соединились, оставляя на теле чёткие красные рубцы. Из раны на ноге ещё сочилась кровь, и Гермиона произнесла слова заклятия уже наизусть. Живоглот смотрел на неё с интересом, достойным равенкловца, и тёрся довольной мордой о хозяйское колено с таким видом, словно действенность магической формулы было лично его заслугой. Впрочем, к его кошачьей чести надо отметить, что он не проявлял признаков недовольства и ревности, когда хозяйка, не обращая на него внимания, склонялась над неподвижным человеком.
- Scourgify. Evanesco.
Исчезли следы крови и пропитанные ею клоки простыней. Девушка умолкла, разглядывая своего профессора так, словно видела впервые. Её всё ещё не отпускал страх того, что жизни под этой бледной кожей уже нет – слишком недвижимы были его черты. Она взяла в ладони его руку и поднесла к губам, чуть касаясь костяшек. Она уже приготовилась шепнуть Ennervate, но этого не потребовалось. Гермиона вспыхнула от смущения, так, словно и не целовала его всего час назад, опустила руку и выхватила из кармана гремящие пузырьки.
Кроветворное.
Обезболивающее.
Восстанавливающее.
Последние два были добыты из увеличенной, наконец, сумки.
Несмотря на то, что к лицу Северуса понемногу возвращался цвет, о степени его слабости сполна говорило то, что он даже не поинтересовался, чем именно его поят. Непростительное поведение для зельевара и шпиона. Хотя, может быть, это говорило о другом… Гермиона почувствовала, как внутри разливается тепло, точно от горячего чая с мятой.
- Я очень испугалась, - сказала она совсем не то, что хотела, даже не рискуя смотреть ему в глаза. Было очень боязно, что сейчас, уже не балансирующий на грани жизни и смерти, он снова вспомнит про руны. И про Омут. И про палочку, кстати, которая как раз лежала в футе от него.
Но тихий, чуть хриплый голос не оправдал её страхов, заставляя девушку поднять на собеседника изумлённый взгляд.
- О, укоряй меня, прекрасный камень,
Чтоб мог тебя назвать я Гермионой!
Нет, ты с ней сходен тем, что не коришь, -
Она всегда была нежна, как детство,
Как милосердье…
И тогда Гермиона заплакала – бессчётный раз за прошедшую ночь, но теперь не от отчаяния и ужаса, а от усталости. Минувшие часы сходили с неё пластами, словно старая кожа со змеи, оставляя её беззащитной и слабой, едва способной всхлипывать в прижатые к губам ладони.
- Перестань, - её профессор взял её за плечо и притянул вниз, к себе, девушка послушно пристроилась рядом, уткнулась лицом в его шею, продолжая всхлипывать, - тебе не нравится «Зимняя сказка»? Давай иначе: – Её глаза на звезды не похожи, нельзя уста кораллами назвать… - ну что ты ревешь, дурочка, подумаешь, уста нельзя назвать скелетом колонии коралловых полипов – вот горе-то! Гермиона!
Его пальцы осторожно касались мокрой щеки, отслеживали влажные дорожки слёз. Девушка хрюкнула что-то нечленораздельное – это был тот лексический максимум, на который она была способна. Если когда-нибудь она будет клянчить что-то у богов, пусть напомнят ей про этот момент… он жив – это всё, что имело значение. И ещё он, кажется, не гонит её и не припоминает прошлые прегрешения – это тоже в списке поводов для счастья.
Однако Снейп не был бы Снейпом, не задай он спустя минуту вопрос, который, несмотря на безобидный фасад, содержал в себе заряд для нового приступа её безудержного плача.
- Гермиона, ты не захватила, случайно, настойку ясенца? Шрамы красят только гриффиндорских мужчин…
Идиотка! Дура! Разумеется, про ясенец, заживляющий даже серьёзные рубцы при скором применении, она даже не вспомнила! Ей ничего нельзя доверить – ничего она не может сделать по-человечески! Пальцы Гермионы скользнули по одной из красных полос, оставленным заклятием на его груди, и она разрыдалась еще горше, что было вполне понятным ответом.
- Гермиона…
- П-п-прости!
- Умная, как равенкло, смелая, как гриффиндорка, ревёт, как хаффлпафка, заливая слезами слизеринца… как Распределительную шляпу не разорвало в клочья на твоей голове? – и жёстче: – Прекратите, мисс Грэйнджер! Уверяю вас, если я приму ясенец в ближайший час, вы можете быть спокойны. Мисс Грэйнджер! Я с кем разговариваю?!
Но Гермиона только глубже зарылась носом во впадинку над ключицей, стиснула мокрой от слёз рукой его руку, переплела пальцы. Ворчи – не ворчи, дай послушать, как колотится под щекой твоё сердце…
Так они и лежали некоторое время, молча, вслушиваясь в дыхание друг друга и треск поленьев в хагридовском камине. Девушка подумала было, что нужно согреть чайник, но не смогла даже пошевелиться. Боль в сращенной руке притупилась, боль в сердце отступила вовсе, и тепло, идущее от Северуса, перекрывало сквозняк из неплотно прикрытой двери. Она бы провела так вечность, или даже две…
- Гермиона?
Голос ворвался в её сознание, словно издалека – судя по интонации её имя было произнесено уже не в первый раз. Неужели она уснула?
- Гермиона, нужно идти. Иначе снег занесёт дорогу, и нас найдут только по весне.
- Пусть. Меня никто не хватится, - она не сдвинулась ни на дюйм и даже не открыла глаза.
- Не смеши меня, весь клан Уизли нагрянет сюда с поисковыми собаками и Поттером, стóит тебе не явиться на завтрашнюю транфигурацию.
- Не-а, они оправили меня в Орден Феникса, решив, что там безопаснее.
- О Мерлин, не заставляй меня признавать наличие мозгов у Уизли…
Плечи Гермионы беззвучно затряслись, на сей раз от смеха.
- Гермиона, помоги мне встать, нам нужно идти, пока мы не замёрзли окончательно.
Хитрый слизеринец выбрал самый лучший способ воззвать к её разуму – какая гриффиндорка не вскочит, заслышав просьбу о помощи? Гермиона не была исключением и торопливо поднялась, едва не придавив при этом Живоглота, который, как оказалось, всё минувшее время провел в директорских ногах. Девушка оценила молчаливое мужское соглашение, но не прокомментировала его. Что ж, Глотик профессора уже признал, тот его тоже, дело за малым… Incarcero, успокоительное – и можно рассказывать Гарри с Роном, как она провела этот вечер. А потом Incarcero, успокоительное, Protego - и можно рассказывать Северусу, как они с друзьями провели это полугодие…
- Ваша палочка, профессор, - она помогла мужчине подняться, и вложила палочку в его ладонь, старательно рассматривая наиинтереснейшие морозные узоры на стекле.
- Хм, - голос Снейпа был ненамного теплее этих самых узоров. – Мне кажется, я где-то её уже видел.
- Северус! – она резко обернулась к нему, на лице непередаваемая смесь ужаса, раскаяния и сожаления. – Это не…
- Я даже не буду спрашивать, - прервал её директор чуть мягче, и дабы не терять лицо, сделал вид, что крайне увлечён починкой своей мантии, будто бы Reparo было чем-то сложным и темномагическим. Каких усилий ему стоило не спросить, Гермиона даже не хотела думать.
Предложив Снейпу руку для поддержки, она всего через мгновение пискнула и высвободилась:
- Извини, не эту.
Профессор подозрительно прищурил глаза, заставляя Гермиону отчего-то вспомнить разгромленную лабораторию. Ой, что будет! А пока он лишь сухо поинтересовался:
- Что с рукой?
- Ничего.
- Гермиона!
- Не вписалась в поворот, - честно признала она со вздохом. Почему-то казалось, что за сломанную руку ей влетит гораздо больше, чем за расколоченные запасы зелий. Поэтому вариант ограничиться указанием обстоятельств, без диагноза, был наиболее привлекательным, хотя и несколько слизеринским.
Слава Мерлину, профессор не стал допытываться, погасил огонь в камине, перецепил руку, и они вышли, наконец, в привычную метель, сопровождаемые по пятам верным Живоглотом. Последний, впрочем, уже через минуту счёл, что пробираться по свежему снегу при живой хозяйке – верх самоуничижения и требовательно попросился на руки. Гермионе ничего не оставалось, кроме как расстегнуть куртку и усадить его за пазуху. Десятифунтовый пушистый багаж изрядно утяжелил её ношу, однако, к счастью, профессор держался весьма неплохо, и почти не опирался на локоть своей помощницы. Обе метели – чёрная и белая - чуть поутихли, но после освещённой огнём хижины окружающий мир казался почти непрозрачно-чёрным, как ночные глубины озера. И потому, когда Живоглот вдруг вцепился в хозяйку всеми двадцатью когтями, она не сразу заметила причину этого.
- Что с тобой? – откликнулся директор на её неожиданный короткий вскрик.
Но ответить девушка не успела. Тёмный виток метели вдруг материализовался перед ними, и привычный ужас заструился к кончикам пальцев. Живоглот испуганно зашипел, а сама Гермиона отшатнулась, невольно скользнув за спину Северуса. А ещё гриффиндорка, называется! Будто бы в первый раз дементора увидела! Но на самом деле она была слишком измучена как предыдущими встречами с проклятыми тварями, так и ночью в целом, и омерзительное ощущение беспомощности из-за отсутствия палочки вскипало в её крови.
- Что за чёрт? – Снейп поднял палочку, закрывая Гермиону собой. Когда глаза понемногу привыкли к оттенкам чёрного, стало ясно, что дементоров двое. Они сужали круги, подбираясь всё ближе, и, кажется, присутствие директора Хогвартса их ничуть не смущало.
- Они сегодня весь вечер такие, - отозвалась девушка, крепко держась за его мантию. – Северус?
Её голос был едва слышен в гуле ветра – кровавые картины вновь вспыхнули перед её глазами, и, произнося его имя, она уже не была уверена, что не выдумала чудесное воскрешение, что он уже не лежит на холодном полу, истекая кровью. Для неё весь кошмар прошедшей ночи восстал вновь, только на сей раз у неё совсем не осталось сил.
- Северус… - почувствовав её слабость, дементоры скользнули ближе, протянули к ней костлявые руки. Снейп кинул на Гермиону обеспокоенный взгляд - страх её был практически осязаем, живой, острый, пахнущий железом.
- Тише, - он прижал девушку к себе, мгновение – и прохладная ладонь легла на её глаза. - Expecto patronum!
Сквозь его пальцы она видела вспышку серебристого сияния, а затем щемящая боль отступила, сила, впрочем, тоже. Гермиона опустилась на снег, чувствуя себя марионеткой, у которой перерезали нитки.
- Гермиона, - тёплое дыхание скользнуло по её губам, и только тогда, заморгав часто-часто, она заметила, что глаза её больше не закрыты, а Северус стоит на коленях возле неё, придерживая её за плечи. – Сколько раз за сегодня ты создавала патронуса?
- Не помню, - язык плохо слушался, но Снейп упорно дожидался ответа, - Пять? Э-э-э, десять?
Значения последующего ругательства она даже не поняла – должно быть это было что-то совсем уж черномагическое, не могло у Мерлина быть таких физиологических нарушений!
- Сумасшедшая! - гнев профессора привычно был направлен на того, кто находился в непосредственной близости. – Что, Салазар побери, происходит с дементорами? Ты вообще чем думала, когда без палочки бегала? Тебе жизнь не дорога?!
- Они… они прежде только внутри замка нападали…
- Только внутри?! – кажется, этот ответ не утешил директора. – Предполагаешь, это может меня успокоить?
Гермиона предпочла промолчать – вряд ли её профессор удовлетворился бы заверением «да я за вас всем дементорам глотки перегрызу!», особенно сейчас, когда она едва стоит на ногах. Ах да, она же на них уже не стоит!
- Десять раз, - продолжал меж тем ворчать Снейп, - а потом удивляется, почему рука не может палочку поднять…
Рука не может палочку поднять, потому что рука болит, а палочки нет, - хотела было ответить девушка и заодно поинтересоваться, зачем он закрывал ей глаза, когда создавал патронуса, но инстинкт самосохранения ещё не оставил её окончательно, потому она лишь прошептала с надеждой:
- Я съем шоколадку и всё пройдёт.
Получилось довольно блаженно и жалостливо, но Снейп, кажется, озверел окончательно:
- ЧТО?!
- Шоколадку, - объяснила Гермиона растерянно, - профессор Люпин говорил, что шоколад помогает после встреч с дементорами…
- Вот пусть сам его и ест, - прошипел директор, с трудом поднимаясь на ноги и поднимая своего бывшего поводыря, отягчённого десятифунтовым рыжим грузом, нагло взирающим из-за ворота куртки. – Шоколад! Если Люпин к сорока годам так и не научился варить элементарное восстанавливающее зелье – тогда, конечно, никто ему не помешает лечиться шоколадом!
Гермиона постаралась хихикнуть совсем неслышно - будет совсем нездорóво в шесть утра сказать профессору: «Я вас люблю, скажите ещё какую-нибудь гадость про Люпина!»
Оставшийся путь они проделали молча – кто на кого опирался, было уже не разобрать. Восстанавливающее и кроветворное зелье явно действовали, и походка профессора всё больше напоминала привычный стремительный полёт. В хогвартских коридорах Живоглот потерял к ним интерес и удалился, сочтя свою миссию по защите хозяйки выполненной, а дементоры подлетали только однажды, но устрашились одного вида директорской палочки.
- Не вписалась в поворот? – вдруг процедил сквозь зубы Снейп.
Гермиона проследила за его взглядом и чертыхнулась – треклятая метла так и валялась на повороте к подземельям. Посмотрела на спутника – хмурится, поджимает губы. Это он еще лабораторию не видел… почему-то дементоры вдруг показались забавными пушистыми зверьками в сравнении с грядущей перспективой.
Но Снейп ожиданий не оправдал. Замерев на пороге лаборатории, он скользнул цепким взглядом по тому, что когда-то было идеальным порядком, и, разумеется, вычленил из разнообразного множества раскиданных по полу пузырьков тот, который Гермиона очень надеялась незаметно закатить ногой под шкаф – Костерост. В отличие от остальных, он был открыт и совершенно очевидно не разлит, а выпит.
- Руку, - сказал директор коротко и жёстко, и девушка подчинилась.
Он повёл палочкой над её рукой, скривился, глянул волком из-под насупленных бровей, будто бы она совершила немыслимое преступление. Затем шагнул к шкафу, пробежал пальцами по ярлыкам, вытащил две бутылочки, одну из которых протянул девушке – Восстанавливающее, - а из второй плеснул на ладонь какую-то чёрную, пахнущую тиной жижу и, оттянув рукав, принялся втирать в место ушиба.
- Настойка черемши и гусеницы махаона, - объяснил он, не поднимая глаз, - кость срослась правильно, но мазь поможет вылечить повреждения мягких тканей.
- Горько, - пожаловалась Гермиона, глотнув восстанавливающего зелья. Её рука всё ещё была в плену профессорской ладони, боль на месте перелома таяла на глазах, и ночь превращалась в череду кошмаров и счастливых снов. По крайней мере, так ей подумалось, когда Северус, разобравшись с мазью, поднес её руку к губам и по её недавнему примеру поцеловал костяшки пальцев. Кажется, это можно было смело считать прощением – хотя бы за руку и лабораторию. Хотя, возможно, даже за руны, палочку и Омут – но Гермиона предпочла не уточнять.
- Мне нужно принять ясенец и протереть рубцы бадьяном. Подожди меня, и я провожу тебя в башню, - он кивнул в сторону кресла, стоящего в кабинете, предлагая ей сесть. Гермиона с сомнением нахмурилась – ей стоило только сменить вертикальное положение на какое-то иное, и она забудется до следующей недели. Снейп, кажется, верно истолковал её сомнения, потому что пообещал: - Я быстро.
И скрылся в направлении, в котором, как Гермиона подозревала, находилась ванная комната. Сама она застыла в задумчивости на пороге кабинета в полусонном оцепенении. Теперь, когда рука Северуса больше не касалась её руки, было слишком легко представить, что она только что прибежала в лабораторию за тетрадью, а её профессор всё ещё лежит на холодном полу сторожки, истекая кровью, и по-прежнему так велик шанс, что он может её не дождаться. Девушка невольно вздрогнула. Нет, определённо после этой ночи она уже никогда не перестанет бояться за него. Это было так очевидно, что защемило горло, слишком близка – непозволительно близка – она была сегодня к тому, чтобы его потерять…
Ей просто нужно убедиться, что с ним все будет в порядке – что не откроются раны, что их проклятый Лорд, дементор его подери, не вызовет его среди ночи для продолжения прерванного «разговора», что он не пойдет на завтрашние зелья – ну не железный же он, действительно! Именно так Гермиона мысленно оправдывалась, снимая защиту с двери профессорской спальни, вытаскивая из сумки мантию-невидимку, забираясь с ногами в кресло, справа от пустой рамы, трансфигурируя куртку обратно в более подходящую для такого случая мантию… она посидит всего час. Только убедится, что он дышит во сне – кажется, ей теперь будет всегда требоваться подтверждение…
Её профессор вошёл в спальню спустя пятнадцать минут, бросил на пол плащ Пожирателя, взмахнул палочкой, зажигая свечи, которые в мгновение осветили уже знакомую Гермионе комнату, громоздкую кровать под тяжёлым балдахином, пустой угол, в котором еще недавно стоял Омут (сердце девушки болезненно сжалось от стыда, а память доверительно раскрутила клубок воспоминаний), прикроватный столик с несколькими полупустыми пузырьками. Зелье Сна-без-сновидений? Обезболивающее? Гермиона не могла не думать, сколько раз за прошедшие годы Тёмный Лорд наказывал своего слугу – пусть не так жестоко – и всё же, сколько раз её Северус возвращался после Crucio или сеанса волдемортовской легилименции, просто пил зелье и шёл учить тупоголовых студентов и следить, чтобы очередной Лонгботтом не подорвал соседа по парте, и всё это – на фоне постоянной опасности того, что очередные радикально настроенные гриффиндорцы могут в любой момент выкрасть волшебную палочку, Омут памяти…
Снейп, одетый в простую чёрную мантию, присел на край кровати в полуметре от невидимой гостьи. Лицо его ничего не выражало, но девушке вдруг показалось, что он думает о ней, и она едва сдержалась, чтобы не коснуться его сцепленных напряжённых пальцев… он вдруг вздрогнул, словно и впрямь от прикосновения, но на деле, должно быть, просто вырвавшись из плена мыслей, и сказал, глядя почти на неё:
- Не дождётесь.
Она легонько вздрогнула, хоть и поняла, что обращается он, очевидно, к вернувшемуся на картину профессору Дамблдору, но голос его был усталым чуть больше, чем язвительным, и это её пугало. Поспать бы ему сейчас, а не философию разводить…
- Северус, я очень рад, что ты вернулся. Признаться, я волновался – ещё ни разу ты не задерживался до самого утра.
- Жаль огорчать многоуважаемый Орден Феникса, но празднование моей кончины им придется отложить, - всё, шкатулочка захлопнулась, последняя пуговичка застегнулась, и от усталости нынешнего директора не осталось даже воспоминания, не дождётесь.
Впрочем, профессор Дамблдор за двадцать лет общения с зельеваром, кажется, приобрел иммунитет к его сарказму, по крайней мере, не стал протестовать и переубеждать.
- Тебя что-то задержало? Орден не осведомлен о каких-либо нападениях минувшей ночью…
- Задержало, да, - согласился Снейп и уточнил почти нежно, - Sectumsempra.
Портрет сдавленно ахнул.
- Северус… что произошло?
- Самое забавное, что я не могу доложить вам, что именно произошло, потому что не знаю сам. Как вы помните, Омут Памяти мне использовать не удалось, но я полагал, что в моих воспоминаниях нет ничего такого, что могло бы рассердить Лорда – как видно, зря. Я сумел скрыть присутствие мисс Грэйнджер при событиях прошедшего вечера, однако очевидно, что мои опыты с Адским Пламенем вывели Лорда из себя, хотя я и не понимаю, почему.
Гермиона зажала рот ладонью и для верности даже прикусила губу. Она-то отлично знала причину неожиданно острой реакции Волдеморта, уж кто-кто, а сам создатель крестражей мог узнать гибель своего творения. Мерлин и весь его гардероб, он оставил Северуса в живых лишь потому, что понимал его очевидную неосведомлённость – кто в здравом уме станет показывать Тёмному Лорду сцену уничтожения его же души?! О, как она перед ним виновата!
- Северус… - Дамблдор, несомненно, тоже догадывался о причинах злости Лорда, хотя и не представлял тяжести последствий.
- О нет, директор, - Снейп скривился, - я даже не спрашиваю вас, поскольку знаю, что это бесполезно. Выслушивать ещё один виток рассуждений о том, что вы мне доверяете, но не хотите подвергать меня опасности и класть все яйца в одну корзину я не в состоянии. Пощадите – как-никак, шесть утра. Я, собственно, не дожидаюсь вашего сочувствия или помощи, если бы не чудо, вы бы едва ли увидели меня вновь…
Гермиона почувствовала, что краснеет, и отчего-то нестерпимо захотелось выбраться из-под мантии и сесть рядом с ним, чтобы иметь право коснуться его руки.
- Я лишь хотел сказать вам, что если во вскрытии вашей могилы и использовании вашей палочки был какой-то глубокий сакральный смысл, которым вы не сочли нужным со мной поделиться, то боюсь, вынужден принести дурные вести – палочки больше нет.
Дамблдор ахнул. Девушка очень жалела, что не видит сейчас лица старого волшебника – никогда прежде она не представляла, что мудрый и выдержанный профессор Дамблдор может чему-то глубоко изумляться. На лице Северуса также промелькнула заинтересованность, но бывший директор довольно быстро взял себя в руки.
- Что ж… это… неожиданно… могу я спросить, что с ней случилось?
- О, разумеется! Её разрезало Sectumsempra, - с какой-то садистской готовностью отозвался Снейп. – Я держал её в руке на уровне груди, и прежде, чем попасть в меня, заклятье перерубило палочку. На три части.
- Мне жаль, мой мальчик…
- Не сомневаюсь, - голос Снейпа сочился ядом, - полагаю, если уж вы заставили меня стать осквернителем могил, то видели в этом какой-то глубокий потенциал.
- О нет, я сожалею о том, что ты пострадал, - как ни в чем не бывало отозвался Дамблдор, словно речь шла не о его разрытой могиле, а о новой серии шоколадных лягушек. – А палочка… Северус, ты слышал о Бузинной палочке?
Гермиона, которая о вышеупомянутой палочке слышала впервые, даже вытянула шею, всматриваясь в озадаченное выражение лица Северуса.
- Бузинная палочка? Я помню сказку о ней… палочка, делающая своего обладателя непобедимым, дающая возможность побеждать во всех дуэлях…
- Ну не во всех, - Дамблдор смущённо кашлянул, - Гриндевальду она не смогла помочь…
- Так это не легенда? Палочка существует? – никогда прежде Гермиона не видела Снейпа даже вполовину таким изумлённым, как в ту минуту, когда он складывал звенья логической цепочки. – Вы одолели Гриндевальда в магической дуэли и стали хозяином Бузинной палочки, я убил вас и…
- Что ж, может это и к лучшему, что палочки больше нет… столь опасный и могущественный артефакт…
- Значит, хозяином Бузинной палочки был я? Поэтому вы заставили меня достать её из вашей могилы? – удивлённые нотки в голосе Снейпа сменились привычным неприязненным сарказмом. – Возможно, узнай я об этом чуть ранее, её можно было бы использовать чуть полезнее, нежели просто превратив в дрова. Но вы ведь не любите складывать все яйца в одну корзину. Не удивлюсь, если узнаю, что ваш параноидальный план с собственным убийством имел целью, кроме всего прочего, сделать меня хозяином Бузинной палочки…
План? Убийство? Гермионе захотелось биться головой о стену по примеру домового эльфа. Она – самая умная ученица школы? Да она идиотка – непроходимая гриффиндорская тупица, окруженная болванами! Её самоуничижительные мысли были прерваны увещеваниями портрета.
- Северус, Бузинная палочка - вещь крайне непредсказуемая, я не мог поручиться, что она признает хозяином именно тебя, кто знает – Драко намеревался убить меня ещё раньше, чем это сделал ты. Я не мог быть уверенным, хотя не стану скрывать – эта надежда посещала меня. Впрочем, одно можно сказать с полной уверенность – нам стóит порадоваться, что палочка не досталась Волдеморту.
Снейп снова скривился – то ли от упоминания ненавистного имени, то ли от воспоминаний о том, какой именно радости он обязан уничтожением палочки.
- Возможно, будь вы со мной чуть более откровенны, директор…
- Северус, не будем начинать этот разговор снова. Я не могу сказать тебе больше того, что уже сказал. Ты оказываешь всему магическому миру неоценимую помощь, и я лишь могу просить тебя…
- Да-да, я помню, – отмахнулся зельевар раздражённо, - не задавать лишних вопросов и когда придет время, передать Поттеру…
- Тебе нужно отдохнуть, мой мальчик…
- Мне нужно пять унций крысиного яда и тёплую гробницу наподобие вашей – только там я смогу отоспаться…
- Северус…
- Доброй ночи, директор.
Кажется, Снейп счёл разговор оконченным, и бывшему директору ничего не оставалось, кроме как уйти с портрета. Гермиона поняла это по тому, как стремительно на лице её профессора раздражение сменилось усталой задумчивостью. Остаётся ли боль после того, как проходят следы ран? Выпил ли он обезболивающее зелье? Девушка чувствовала себя, словно в чужих воспоминаниях - наблюдатель без возможности вмешательства. Узнать, что Северус всё же на их стороне – и не броситься ему на шею, вымаливая прощение за события прошедшего полугодия, увидеть, как он встаёт, обессиленно держась рукой за столбик кровати – и не подхватить его под локоть, заметить, как хмурится его лоб и не… а впрочем, почему нет? Кажется, он не возражал, когда она целовала его в сторожке – хоть это и было вечность назад. Горячее гриффиндорское сердце Гермионы пропустило удар, она сомкнула глаза, возвращаясь в продуваемую декабрьским ветром хагридовскую сторожку… нет, определённо нужно обновить те воспоминания, на сей раз без отвлекающего фактора в виде кровоточащих ран. Однако когда решение уже было принято, и девушке оставалось лишь сбросить мантию-невидимку, оказалось, что за то время, пока её глаза оставались закрытыми, профессор успел снять мантию и усесться на кровать в ночной сорочке. Вот теперь точно убьет… простил руны, палочку, разгромленную лабораторию (интересно, он навел там порядок или оставил до утра?), но если выяснит, что она вновь предалась любимому гриффиндорскому развлечению – вторжению в его частную жизнь, да ещё и под прикрытием - попробуй объясни, что она не сидела, как в театральной ложе, пока… чёрт, Гермиона, ты полетишь отсюда быстрее, чем Гарри Поттер в погоне за снитчем, и понадобится ещё одно Непростительное заклятье, чтобы вернуть всё на круги своя!
Тем временем директор вместо того, чтобы лечь спать – хотя, казалось бы, это было самым разумным действием в шесть часов утра – зачем-то взял с прикроватного столика палочку и повертел в руках. Ну всё. Догадался… услышал, как она судорожно сопит. Сейчас скажет «Accio мантия-невидимка» и в лучшем случае до восьми она будет убеждать его в том, что поступила так не из злого умысла, а из привычной гриффиндорской недальновидности и тупоумия.
- Expecto patronum!
От неожиданности девушка едва не вскрикнула. А потом…
Серебристая выдра выскользнула из палочки директора и метнулась под потолок, проворная и юркая, точно такая же, как та, что всего несколько часов назад жалась к коленям Гермионы на холодной, окружённой дементорами лестнице.
Снейп хмыкнул.
- Ну, давай знакомиться, - сказал он таким мягким голосом, от которого у Гермионы остановилось сердце.
А затем протянул руку, и предательница-выдра устремилась к нему, коснулась хитрой мордочкой тонких пальцев, потерлась о колени…
- Я рад, мой мальчик, что ты наконец смог проститься с прошлым… - голос бывшего директора, нежданно вернувшегося на свой портрет, был полон понимания и грусти. Профессора передёрнуло, словно его застали за чем-то недопустимым, он бросил на говорящего острый взгляд, и патронус рассеялся, словно туман поутру.
- Вы ещё что-то хотели от меня, директор? – в голосе Снейпа сквозило раздражение.
- Нет-нет, мой мальчик, отдыхай.
- Nox.
И комната погрузилась во тьму.
В воцарившейся непроглядно-чернильной тишине Гермиона могла поклясться, что стук её сердца был слышен даже в гриффиндорской башне.
Патронус-выдра… у Снейпа.
Нет, не так. У Северуса. Её Северуса. Теперь уж точно её. Каковы шансы того, что патронус директора всегда был выдрой?
Память – мучитель и союзник – с готовностью напомнила его голос: «Такой странный род чувства, который может одновременно питать Адское Пламя и перерождать патронуса. У вас ещё остались вопросы, мисс Грэйнджер?»
Нет. У неё больше не осталось вопросов. Хотя… только один. Какие воспоминания он воскрешал для создания патронуса?
