Глава 19Спасибо всем тем, кто оставил отзывы. Особенно вам, Наталья Николаевна: за развернутый отзыв, ваши мысли и ваше мнение.
За чашкой утреннего чая с молоком в просторной комнате с большими окнами, через которые лился утренний солнечный свет, Гарри почувствовал себя отдохнувшим. Тело его радовалось тому, что оно таки перестало болеть, чай согревал руки и душу. Гарри улыбнулся. Свет на сей раз в витражах не играл за неимением таковых, зато играл пылинками, вспыхивающими и гаснущими в его лучах. За окном виднелось озеро и его замок. Где-то он это видел… ах, да, наверно, это та же сторона замка, что и комната с коридором, ведущим в подземный ход…
Напротив сидел Беллармин, так же грея руки о чашку с чаем. Выражение его лица было немного насмешливым, но, тем не менее, добродушным. Сантори, как ответил Беллармин на вопрос Гарри, где хозяин замка, уехал по делам. Он не уточнил, по каким. И сейчас, ощущая в душе тепло и относительный покой, Гарри думал: спросить, куда или нет. С одной стороны, это дело лично Сантори, с другой, если он не спросит, мало ли, что будет.…Может опять надо спросить, а он не спросит. Решившись, Гарри спросил:
- Извините, мистер Беллармин, а где мистер Сантори? Или мне это не обязательно знать?
Беллармин бросил на него взгляд, отвлекшись от созерцания пейзажа и процесса борьбы ветра и тюля. Бледно-желтый тюль пытался поймать легкий ветер, но каждый раз невидимка выбирался из-под его лап, и тюль опадал прямыми классическими складками вниз до нового дуновения ветра-хитреца.
В глазах Беллармина мелькнуло одобрение, когда он ответил:
- Профессор Сантори вместе с мистером Шпренгером уехали в Азкабан, за новыми подопечными. Я, правда, не знаю, какими именно, - он помолчал. И добавил. - Хорошо, что вы спросили, мистер Поттер. Я думаю, будет лучше, если вы всегда будете спрашивать, если вас что-то смутит или заинтересует.
«Чтобы больше не было неприятных моментов» - додумал Гарри. Он отпил чаю и сказал:
- Тех последователей Темного Лорда, кто молод и достоин, приглашают сюда, в деревню, жить, как маглов. Я, например, видел человека, который когда-то пытался меня убить, - он помолчал и добавил, - я рад за него. У него совершенно иное лицо теперь. Он теперь человек, живущий так, как считает нужным. У него жена. И он счастлив. Думаю, теперь у нас с ним нет разногласий.
Беллармин, глядя прямо ему в глаза, чуть наклонил голову. В знак благодарности, наверно. Вот кто был менее понятен Гарри из этой троицы, так это кардинал Роберт Беллармин. Он не был добрым и мягким, как Шпренгер, не был властным и вместе с тем чутким, как Сантори, к нему у Гарри не возникло такого доверия, какое возникало к Шпренгеру и Сантори. Он всегда был чуточку не в духе, всегда серьезен. «Кто же вы, кардинал?» - подумалось Гарри, и вдруг ему в голову пришла интересная мысль, он усмехнулся.
- Да? – спросил Беллармин.
- Мистер Беллармин, можно я задам вам…несколько некорректный вопрос?
Беллармин хмыкнул.
- Ну?
- Кто вы? Как вы попали сюда? Почему вы не ходите в мантии кардинала, как мистер Сантори?
Беллармин тихо рассмеялся. Он поставил чашку на столик и потер рукой лоб, отсмеявшись. Смех его не походил на смех других: тихий-тихий, чуточку хрипловатый, и глаза Беллармина не смеялись.
- Вот так вопрос, мистер Поттер…
- Кстати, а почему не «Гарри»?
- Я не считаю, что мы настолько хорошо и доверчиво относимся друг к другу, чтобы звать друг друга по имени.
- Но я буду вас называть, как раньше. Я не могу называть вас как-то иначе.
- О, спасибо, мистер Поттер! Вы меня успокоили. Но речь не о том. Вы спросили, кто я такой. Хорошо. Я отвечу. Но не надо просить меня называть вас по имени. Может, позже, через лет пять…
В глазах Беллармина проскользнуло что-то похожее на веселых чертенят, но это с таким же успехом можно было принять за отсветы солнца.
- Кто я… - он снова хмыкнул, - что вам конкретно интересно, мистер Поттер?
Гарри подумал.
- Как вы попали к нам? Как познакомились с моим отцом? Почему вы не ходите в мантии кардинала, как мистер Сантори? Кем вы были тогда, в 17 веке?
- О, вы даже помните, когда я жил…
Беллармин улыбнулся. Он погладил усы и бороду.
- Мой учитель профессор Сантори, как вы, наверно, знаете из очень умных книжек, - он кинул взгляд на чуть покрасневшего Гарри, - умер в 1602 году, два года спустя после сожжения Джордано Бруно. Точнее, считается, что он умер. И я тогда считал так. Друзей у него не было, из тех, кого он звал учениками, остался только я. Для нашей святой католической церкви он был забыт. Я горевал, потому что он был мне дорог, он был близким мне человеком, он олицетворял для меня все то лучшее, что было в инквизиции, он спас меня от наветов… Вы знаете, я ведь был заточен в строжайшей тюрьме Ватикана, куда попадали злейшие еретики…Я попал туда из-за клеветы: мой труд был включен в Index Librorum Prohibitorum. Это постарался еще один ученик профессора Сантори, Франциско Пенья, он завидовал мне. Профессор Сантори вытащил меня оттуда, когда умер Папа. Когда он узнал, что мое имя вписал Пенья, он поговорил с ним. Больше его в Ватикане не видели. Да?
Гарри, после длинного латинского названия чего-то там, сидел с немного удивленным лицом. Беллармин, вынырнув из прошлого, с не меньшим удивлением заметил замешательство юноши.
- А куда вас включили? И разве власть мистера Сантори была больше власти Святого Отца?
- Index Librorum Prohibitorum – это созданный в 1550-х Индекс Запрещенных Книг.
- А…
- А насчет профессора Сантори, - Беллармин улыбнулся, - пока он был кардиналом и Великим Инквизитором Рима, на папском престоле сменилось 30 тех, кого мы именуем Святыми Отцами, и ни один из них не мог поспорить с профессором в вопросах ума, теологии и власти….
Так вот. После процесса над Бруно профессор рассказал мне притчу… - глаза Беллармина приобрели чуть мечтательный оттенок, какого Гарри не видел у него. И чуть печальный. С ветром в комнату влетела ностальгия, расплескав запах грусти и тоски по тем временам, когда все было на своих местах, грусти времен, когда думаешь, что все кончилось, когда станешь жить для других, а часть души умерла. Гарри все держал в руках чашку, хотя чай давно остыл. Беллармин рассказывал ему сокровенные мысли и чувства. И Гарри знал, что это откровение, эту память он никогда не осквернит, - мы тогда сидели в его кабинете. Рядом, в торце его стола сидел писец. «Запомните дело этого монаха, Бруно» - сказал мне профессор. Я сказал, что это его заслуга, ведь еретик, сожженный вовремя, получает возможность очиститься от грехов и никогда не вернуться к ложным верованиям. Он улыбнулся, - глаза Беллармина были закрыты. И он слегка улыбался, - и сказал, что больше не может держать для меня свечу риторически и теологически. Но я не понимаю сути инквизиции. Он достал из стола длинный ящик и попросил меня открыть его. Недоумевая, я выполнил его просьбу. Каково же было мое удивление, мистер Поттер, когда он достал оттуда пистоль! Как я мог заметить, писец был удивлен не меньше. Учитель взял пистоль в руки и указал дулом на писца. «Если я выстрелю в него, я не смогу использовать пистоль против вас», - сказал профессор. Лицо несчастного монаха побелело, а перо выпало из рук. После этого он направил пистоль на меня. Мне, право, стало не по себе. «Если я убью вас, писец останется жив, - потом он откинулся на спинку кресла, - а так я держу вас обоих на мушке». Я понял. Я понял, что он хочет сказать мне. «А при необходимости – тысячи других», - продолжал он. Кстати, мистер Поттер, вы знаете, что профессор Сантори очистил Италию от протестантской ереси? - Беллармин открыл глаза и взглянул на замершего Гарри. - Полагаю, да… в этой книге должно было быть это сказано… «Если я стреляю, - продолжал учитель, - а иногда я это делаю, то, прежде всего, я совершаю ошибку…». После его смерти Великим Инквизитором стал я. Я был иезуитом и ученым. Я лично знал Галилея до этого процесса, связанного с ним и, пока был жив, я старался защитить его, потому что бороться надо было не с ним. Он ученый, а не еретик, пусть и хотевший довести до ума каждого свое открытие. «Будущее за Коперником» - сказал он. « Да, - ответил я, - но за дорогой к будущему следит святая Римская и Вселенская инквизиция». Это было осенью… я пришел к нему. Он звал меня посмотреть на противостояние Венеры и нашей Земли. К тому же, ошибка, которую я совершил бы «выстрелив» из «пистоля», не была бы оправданной. Пока я жил, жил и относительно спокойно работал Галилей. Да, его книга была в списке запрещенных книг, и она была включена туда мною лично, но это давало ему покой. Иного выхода не было. Ночью перед тем днем, когда меня сочли умершим, я долго сидел в кабинете. Вдруг открылась дверь и голос, который я не слышал около 19-ти лет, сказал мне «здравствуй». Он научил меня обращаться со временем. Он дал мне вторую счастливую жизнь.
Молчание.
Гарри сидел и не смел пошевелиться. У него было впечатление, что ему дали в руки хрупкую драгоценность. Он не дышал, боясь разбить ее.
- Я не ношу мантию кардинала, мистер Поттер, потому что я не смогу ее носить: меня помнят. Мой день памяти отмечает вся католическая церковь.…С вашим отцом, - он хмыкнул, - я познакомился через профессора Сантори, который был другом их семьи с 19 века, года точно не помню, но он тогда впервые попал в иное время. Потом он часто путешествовал…
