Глава 19: Второй шансЕсли бы Томасу Ховарду — молодому лондонскому врачу — сказали, что в его жизнь безвозвратно и неожиданно ворвётся прекрасная девушка, он бы слегка посмеялся и снова бы вернулся к работе. Мистер Ховард работал в центральном госпитале Лондона и подавал большие надежды в будущем стать великолепным врачом. Он только окончил медицинский университет, но даже опытные коллеги нередко просили у Томаса совет. Он работал практически круглые сутки, зачастую оставаясь допоздна, и поэтому времени на личную жизнь совсем не оставалось. Томас был весьма неплох собой: небрежно расчёсанные светлые волосы, ярко-голубые проницательные глаза, красивая худоба — медсёстры то и дело строили ему глазки. Но он, с упрямством горного козла, совершенно не обращал внимания на многозначительные взгляды.
И вот снова наступило совершенно обычное утро, а Томас Ховард уже был на работе. Он стоял рядом с постом главной медсестры, разбирая истории своих подопечных, как вдруг раздался звонок. Медсестра подняла трубку, иногда что-то спрашивая, и, под конец, записав что-то на клочке бумаги, положила трубку.
— Девушка, высокая температура, без сознания, — выдала медсестра, протягивая Томасу бумажку. На бумажке значился адрес: Литтл-Уингинг, Тисовая 4.
Ховард немедля схватил листок с адресом и отправился спасать девушку с высокой температурой и без сознания.
Машина Скорой помощи быстро мчалась по улицам Лондона, не застревая по пути в утренних пробках. Вскоре белая машина вырулила в пригород, и водитель, не особо ориентировавшийся в этой местности, стал петлять по узким улочкам. Минут через десять, он, наконец, разобрался в хитрой паутине улиц и остановился около нужного дома.
Литтл-Уингинг уже не спал: где-то слышался дребезжащий рокот газонокосилки; молодые мамы разгуливали по улице с колясками, тихо перешёптываясь; мальчик-почтальон скоро разбрасывал газеты к порогам домов. Всё вокруг было таким живым, и только в одном доме были наглухо завешены все шторы.
Именно к этому дому с бронзовой четверкой и направился Томас Ховард. Он три раза громко постучал, и почти мгновенно дверь распахнулась. На пороге стояла обеспокоенная блондинка, судорожно сжимавшая в своих тонких руках розовое полотенце.
— Как хорошо, что вы быстро приехали, — миссис Дурсль отступила в коридор, пропуская врача. — Проходите.
Не задерживаясь на пороге, Томас проследовал за девушкой, поднимаясь на второй этаж маленького дома. Толкнув белую дверь, Петунья пропустила Ховарда внутрь светлой комнаты.
На небольшой кровати лежало слабое истощённое тело, накрытое одеялом. Лили Эванс была невероятна бледна. Рыжие волосы контрастировали с почти белым лицом, приобретая красный оттенок. Девушка дрожала, а на лбу блестели крохотные капельки пота. Её ужасно лихорадило.
Томас только взглянул на пациентку, а в голове уже взорвался фейерверк тысячи болезней с подобными симптомами. Ховард присел рядом с Лили и попытался нащупать пульс на горячей шее. Парень почувствовал лишь слабый редкий ритм, что было совершенно непозволительно.
— Какая у неё температура? — спросил врач у ожидавшей Петуньи.
— Полчаса назад была сорок, — тихим голосом ответила блондинка.
— Она ела что-то необычное? — Томас знал, что это совершенно не похоже на отравление, но просто откинуть в сторону такую версию было абсолютно непрофессионально.
— Я не знаю, — сказала Петунья, а потом взволнованно и сбивчиво продолжила: — Она пришла буквально час назад. Лили завалилась домой, что-то хрипела, а потом отключилась. Я кое-как дотащила её до кровати, а потом у неё поднялась температура и вот — до сих пор не опускается.
— Хм, — доктор поёер подбородок, так и не сумев подобрать нужный недуг, — я могу сейчас сделать ей укол жаропонижающего, но что будет дальше, я не знаю. Скорее всего, потребуется госпитализация. Вы кем приходитесь девушке?
— Сестра, — волнуясь ещё больше, проговорила Петунья, — родная сестра.
— Что ж, тогда поедете с нами, — Ховард поднялся, чтобы позвать санитаров, которые помогут спустить пациентку вниз. — Надо заполнить бумаги.
Санитары оперативно загрузили Лили в машину, а вслед за каталкой в машину залезли Петунья и мистер Ховард. Скорая помчалась обратно в госпиталь, и вот уже Лили Эванс лежала в отдельной палате, с обработанными ранами, нормальной температурой и сердечным ритмом.
Когда все процедуры были закончены, доктор Ховард решил поговорить с родственником пациентки — миссис Петуньей Дурсль.
— У мисс Эванс обнаружились многочисленные раны и синяки, — произнёс Томас, пролистывая только что оформленную карту больной. — Вы не знаете, откуда они могли появиться?
Петунья усиленно думала, выискивая подходящее оправдание для своей сестры. Ну, не могла же она сказать, что Лили — волшебница и только и делает, что размахивает палочкой непонятно где и как!
— Она… эм… борец за справедливость, — «раньше ты могла врать лучше, Петунья», — пронеслось в голове миссис Дурсль, — бегает по Лондону, борется с преступниками. Не всегда удачно…
— Ого, — мистер Ховард удивлённо смотрел на Петунью, — не каждому хватит мужества заниматься такими делами.
— Лучше бы она сидела дома, — проворчала девушка, но врач её уже не услышал. Томас отвлёкся на частый писк приборов из другой палаты, в которой лежал ещё один проблемный пациент.
Петунья лишь тихо вздохнула, провожая врача взглядом. Она немного приоткрыла сумку, которую взяла с собой, и посмотрела на спокойно лежащую волшебную палочку Лили. Петунью грызли сомнения, она совершенно не знала, как ей поступить — оставить палочку сестре или же нет. Девушка вдруг поняла, что испытывает стойкое чувство ненависти к деревяшке, в которой таилась магия. Если бы не она, не было бы той ужасной разлуки, не было бы оскорблений, вражды, в конце концов, Лили бы сейчас задорно улыбалась, а не умирала на больничной койке.
Петунья знала, что сестра будет ужасно недовольна и, возможно, будет кричать на неё, но отступиться от своей цели миссис Дурсль не собиралась. Она решительно дернула молнию на сумке, закрывая проклятую щепку.
Потом девушка тихонько подошла к кровати сестры и внимательно вгляделась в её молодое лицо. Милые веснушки сейчас напоминали болезненную сыпь, длинные тёмные ресницы чернели на серой коже. Петунья легко погладила Лили по волосам, надеясь, что сестра проснётся и уверит её, что всё будет хорошо.
Но так, конечно, не произошло. Петунья тяжело вздохнула и вышла из палаты. Ведь дела никто не отменял. Их обязательно нужно делать! Не остаётся времени даже на грусть. С такими мыслями Петунья покинула госпиталь.
***
А пока Лили Эванс находилась под бдительным надзором маггловских врачей, под не менее бдительным взглядом нервничал Северус Снейп. Внимательный и холодный взгляд синих глаз Альбуса Дамблдора прожигал его насквозь, оставляя в душе Снейпа след холодного отвращения.
Кабинет директора был залит светом раннего солнца, который разжигал огонь золотых перьев Фоукса. Множество приборчиков мерно жужжали и навевали дрёму. Портреты прежних директоров слишком усердно храпели переигрывая. Статные женщины и мужчины в тяжёлых рамах занимались самым гнусным из всех занятий — бессовестно подслушивали. Нынешний директор Хогвартса сидел за своим письменным столом, грозно нависнув над ним. Буквально в метре от крючковатого носа профессора сгорбился в мученическом ожидании Северус Снейп, морально подготавливаясь к окончательному вердикту. Около окна, сложив руки за спину, замерла Минерва МакГонагалл. Она совершенно не была рада гостю, однако профессор решила довериться Дамблдору, зная, что тот чаще всего прав. Поодаль, скрываясь от ослепительного солнечного света, тихо причитал профессор Слизнорт. Старый зельевар был приглашён на эту встречу как бывший наставник Северуса Снейпа, и сейчас старик нервно вытирал вспотевший лоб платком, расшитый мелкими кружевами.
Профессор Дамблдор ещё раз глубоко вздохнул, ввергая солнечную пыль в новый бешеный танец, потёр ладони и вновь мрачно уставился на пришедшего.
— Что ж, мистер Снейп, — тягостное молчание треснуло, — и всё-таки, почему я могу вам доверять?
Снейп даже не дёрнулся, пытаясь ответить быстро, угождая профессору. Он медленно, словно нехотя, прокашлялся и наконец произнёс:
— Мне нет смысла больше врать, — голос его отдавал могильным холодом.
Этот человек не надеялся на прощение, понимая, что совершенно его не заслуживает. Из-за него погибли сотни, его искусные яды погубили десятки великих людей, от одного его вида люди начинали просить о пощаде, но Северус Снейп больше не хотел этого. Он сполна отведал славы, могущества, возможности обрывать жизни людей — он уподобился богу. Но тогда, на кладбище, после встречи с Петуньей он понял, что ничего не доставило ему радости больше, чем простая новость, что Лили Эванс жива. Он рассказал Лили о заклинаниях, зельях, страшных и не совсем существах. Она же показала ему настоящую магию, на которую Снейп сам бы и не обратил внимания. К примеру, что может быть лучше спокойного солнечного дня, когда молодая листва журчит мягкими переливами под властью ветра? Или задумчивые улыбки прохожих, которые вовсе не замечают тебя, одурманенные своим счастьем. И впервые Снейп сделал правильный вывод: он не сможет уберечь Лили Эванс, сражаясь против неё. Он до сих пор холодеет, вспоминая её взгляд полный ненависти тогда, когда он чуть было не прикончил Блэка. Теперь, когда слишком щедрая судьба дала ему шанс, он не мог упустить его снова.
— Я перед вами — открытая книга, — продолжил Снейп. — Я осознал, что был неправ. Волдеморт — чудовище, и мне жаль, что понял это так поздно. Прошу вас, я не жду полного доверия или хорошего отношения, просто позвольте помочь, если я могу это…
Голос Снейпа, лишённый всяких эмоций, замолк, растворяясь в золоте встающего солнца.
— Я готов поверить вам, — промолвил Дамблдор, —, но помните, это будет очень сложно. Вы понимаете, Северус?
Произнеся имя своего бывшего студента, Дамблдор стёр границы недоверия между ними. Они заключили контракт, главным условием которого было доверие. Северус Снейп словно воскреснул из пепла, и его голос вновь обрёл краски:
— Я готов! — с бесстрашием гриффиндорца произнёс тот.
