-Глава первая-…В спальне едва теплятся угли в камине, стягивая свет и тепло в узкий полукруг. Тьма скрадывает очертания предметов, стены и потолок – кажется, что островок уюта плывет в ночи. Неуместен здесь отчаявшийся, задыхающийся от горя человек, как неуместны на пушистом ковре капли дождя и крови с его плаща.
Из темноты выступает женщина, поднимая глаза на которую, он понимает, что не отважится рассказать ей о смерти ее сына. Она подходит к сидящему на полу мужу и опускается на колени рядом с ним.
Он не видит ее глаз, не видит ее лица вообще – слишком темно, он лишь чувствует ее неуловимый теплый запах, и чем дольше она находится рядом с ним, тем острее становится чувство вины.
От прикосновения ее ладони он вздрагивает и хрипло, надрывно вздыхает, потому что не может совладать с горячими слезами, бегущими по лицу.
Нарцисса не делает ничего, чтобы остановить невиданные прежде на лице мужа слезы.
Тьма, царящая в комнате, скрывает ее строгое неподвижное лицо, хотя ее сердце рвется на части. Может быть, она никогда не любила Люциуса, но Драко был смыслом ее жизни.
Проходит не одна минута, когда тишину нарушает ее слабый голос:
-Что теперь?
Люциус откликается не сразу. В воспаленном мозгу чередой проходят осколки мозаики.
-А что по-твоему?
Нарцисса улыбается темноте. Ее тело будто существует отдельно от нее, ее мыслей и чувств. Безупречная холодная улыбка озаряет ее лицо.
-Азкабан?.. Кажется, ты это заслужил.
В темноте не видно вспыхнувших ужасом глаз.
-Не говори так… Я не хотел.
-Конечно, дорогой. Конечно. Если бы я знала, что придется так дорого расплачиваться за свои убеждения…
Люциус долго вглядывается в темноту, снова и снова восстанавливая в памяти цветистую мозаику. Мысли улетучиваются, ускользают, как вода из ладоней, и понять что-то не получается. Пустота.
Тихий голос Нарциссы.
-Ты сходишь с ума, дорогой.
Это ее «дорогой»… такая дежурная фраза, одна из многих деталей семейного этикета. Что она вкладывает в это слово, когда с такой лаской произносит его? Ни-че-го.
Пустота.
-Да.
Прошло время, пока Нарцисса, сдержав порыв выцарапать убийце любимого сына глаза, смогла подняться с пола и пересесть в кресло.
-Дорогой… - странно глухим голосом произнесла она.
Люциус не ответил.
-Оставь меня. Пожалуйста. Люциус! – повысив тон, позвала Нарцисса.
Малфой вздрогнул, удивленно посмотрев на нее.
-Хорошо.
Он поднялся, и на ходу стягивая окровавленный плащ, вышел из комнаты.
Как только он прикрыл за собой дверь, раздался приглушенный всхлип. Он прислонился к стене, прислушиваясь к тихим рыданиям. Потом развернулся и ворвался в комнату, за плечи вытащив жену из кресла. Напуганная его безумным взглядом, она притихла в его объятиях.
-Прости меня. Я знаю, я виноват, и если бы можно было… повернуть все вспять, я бы…
-Что «ты бы», Люциус? Моего мальчика больше нет, - хрипло проговорила Нарцисса.
-Прости.
Ничего другого не остается, кроме как просить прощения.
Весь мир рушится, и нет никаких опор. Ни надежд, ни друзей, ни любви.
-Нарцисса.
Огромные серые глаза, блестящие от слез, заглядывают в душу.
-Ты любила меня когда-нибудь?
Женщина усмехается.
-Какая тебе разница?
-Мне очень важно знать. Сейчас.
-Я... – Нарцисса вдруг по-новому оглядывает его лицо, словно видит впервые. – Нет. Я уважала тебя, я гордилась тобой, я была благодарна тебе. Но сейчас… Я не понимаю, за что у меня отняли сына? Разве столько стоила моя вера? Разве столько стоило быть твоей женой? Я не понимаю… чего ты хочешь сейчас.
Слезы душат Нарциссу, но она не позволяет эмоциям взять верх. Уже достаточно.
Люциус лишь секунду думает, что ответить.
-Теперь у меня нет никого, кроме тебя. Мы во враждебном мире, и ты единственная, кто до сих пор рядом со мной. Даже если потом будет Азкабан, я буду знать, что у меня есть ты.
-Азкабан… Люциус, знаешь, что? Я им не позволю.
