Deja vuПервые три года ее учебы в Хогвартсе я видел только смешную, самовлюбленную девочку с острым умом и сообразительностью, которых не было и у одного ученика. Кто еще, кроме нее, мог догадаться и сварить оборотное зелье на втором году обучения? Я сразу понял, что именно она это сделала. Девочка, которая всегда таскалась с Поттером и Уизли. Я еще больше ненавидел Поттера за то, что она всегда прикрывала им тыл и помогала выходить сухими из воды.
А потом на ее четвертом курсе был Турнир Трех Волшебников. И, конечно же, Рождественский бал. Я сидел на обязательной части праздника и ждал момента, когда она закончится. Тогда я смог бы уйти к себе в комнаты, налить бокал вина и наслаждаться тишиной. Я пробежался глазами по толпе нарядных студентов, но не заметил ее среди них. С какой-то долей удовольствия я отметил, что она предпочла остаться у себя в комнате и не приходить сюда ради этих дурацких танцев. Двери Большого Зала открылись, и я лениво посмотрел в их сторону. Она вошла в зал под руку с этим болгарским парнем. Я не мог отвести от нее глаз, пока они шли к центру зала, чтобы занять позицию для первых танцевальных па. Такая красивая, такая невинная, такая смущенная, такая светящаяся изнутри, такая счастливая. На мгновение мне захотелось ощутить, как ее ладошка накрывает мою руку. Но я, усмехнувшись собственной глупости, попытался выкинуть это из головы. Не получилось. Стиснув зубы, я молча наблюдал, как она скользит в танце в руках своего партнера. Лучше бы я ушел в свои комнаты, как хотел. Я остался, чтобы пить и смотреть на нее исподлобья, время от времени огладываясь, не заметил ли кто-нибудь моего внезапного интереса к студентке. Она, сама того не желая, притягивала к себе взгляды. Мои взгляды. Что это было? Интерес? Влюбленность? Желание? Может ли взрослый учитель желать свою четырнадцатилетнюю ученицу? Еще как может. Да, Северус? Я наливал себе бокал за бокалом, но не мог избавиться от этих мыслей. Каждый раз, когда я слышал в толпе учеников ее звонкий, как колокольчик, смех, они возвращались снова. Ночью, сидя у себя в кресле, я винил в своем внезапном интересе красивое платье, подчеркивающее фигуру, обращающее внимание на ложбинку между грудей, прическу, которая открывала изящную и длинную шею, все что угодно, только не ее. У Гриффиндора через два дня урок по зельям. Там она будет прежняя: лохматая, в школьной мантии, с задранной вверх рукой. Вот тогда мой минутный интерес должен был пройти, как мне казалось.
На следующее утро я зашел в библиотеку по поручению Дамблдора и увидел там ее. В привычной немного помятой мантии, из-под которой выглядывали смешные гольфы на тощих икрах. Она с грустными глазами сидела у окна и делала вид, что читает книгу. Она даже переворачивала страницы в ней для вида, но взгляд оставался всегда в одной точке. Что ее могло расстроить ранним утром? Или это было еще на балу? Неужели этот неотесанный болгарин? Мои кулаки непроизвольно сжались, и я испугался этой реакции. Неслышно я подошел поближе, взял первую попавшуюся книгу со стеллажа и тоже стал делать вид, что просматриваю ее. Только чтобы меня не обнаружили здесь, подглядывающего за своей ученицей. Лучики света скользили по ее волосам, которые вновь были распущены и лежали непослушной гривой по плечам. Я невольно засмотрелся на эти блики. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась и вздрогнула.
– Доброе утро, профессор Снейп.
– Мисс Грейнджер. – Еле заметный кивок.
Неужели все началось в то утро? Неужели я осознал это именно тогда?
Я сидел в кабинете у директора и в очередной раз отказывался от предлагаемого чая.
– Присмотрите за Гарри, Северус, – тихо сказал Дамблдор и поднес чашку к губам.
На моем лице появилась привычная недовольная усмешка. Знал ли он, какие противоречивые чувства вызывали во мне эти слова? Опять наблюдать за выходками Поттера, нарушающего правила школы, угадывать, что он собирается натворить, а потом докладывать директору. Именно этого хотел от меня Альбус. Но он не догадывался, что, наблюдая за Поттером, я видел ее рядом с ним, присматривал и за ней тоже. Подсматривал за ней. Да, иногда я делал именно так, когда ее назначили старостой, и она обходила коридоры во время дежурства. Я следовал за ней невидимой тенью, стараясь не дышать, чтобы не выдать своего присутствия. А потом я приходил к себе и долго принимал холодный душ, потому что она вызывала во мне слишком сильное желание. Такое сильное, что оно причиняло боль.
Я слышал, как отзывался о ней Драко: «грязнокровка», «заучка», «лохматая уродина». Пробовали ли вы когда-нибудь сравнить, что говорят про одного и того же человека любящий и ненавидящий его? Совершенно противоположные вещи. Я видел свет, который исходил от нее, когда она смеялась. Я видел в ней умную и любознательную не по годам ведьму. Я представлял себе ее блестящее будущее. Она могла найти себе молодого и перспективного человека. В крайнем случае, стать женой Уизли или Поттера, которые постоянно были рядом с ней. Я злился, когда думал об этом каждый вечер. Я специально накапливал в себе эту злость, чтобы потом вымещать ее на Гермионе, унижать ее, снимать баллы. Бессмысленно и неразумно было бы вести себя по-другому. Я не смог бы дать ей ничего. Я – старый изъеденный своей желчью бывший Пожиратель смерти, упивающийся своей злостью ко всему окружающему миру. Я был тем, кто не может радоваться жизни, потому что ее у меня никогда не было. Как могло произойти так, что я, Северус Снейп, который боялся привязаться даже к своему ворону, полюбил снова? К тому же полюбил девушку, которая находилась в смертельной опасности, помогая Поттеру. У меня возникало ощущение «Deja vu» (*).
День последней битвы. Я вздрагиваю каждый раз, когда вспоминаю острые зубы Нагини, разрывающие горло. Темный Лорд опять просчитался, решив, что я не буду к этому готов, зная его страсть скармливать людей своей питомице. Невербальное кровоостанавливающее заклинание отобрало почти все мои силы. Закончив, я осторожно дотронулся до шеи. Пальцы нащупали очень тонкую кожу, которая превратилась в огромный уродливый шрам. Мне следовало лучше залечить его, чтобы не было осложнений, но я не стал этого делать. Я поспешил в замок. Мне нужно было удостовериться, что Гермиона жива. И плевать я хотел, что кто-то меня заметит или попытается остановить. Завернув в один из коридоров, я замер и сдавленно застонал. Гермиона лежала без сознания на полу, а рядом сидели Лонгботтом и Лавгуд. Они суетились около нее, пытаясь привести в чувство. Я на негнущихся ногах подбежал к ним и оттолкнул Лонгботтома, который тут же поднялся и наставил на меня палочку.
– Вы … – прошипел он. – Убийца! Отойдите от нее!
– Замолчите и помогите мне, – приказал я, но из горла вырвались только булькающие хрипы. Мерлин, мне нельзя было разговаривать, иначе кровотечение могло возобновиться. Я чувствовал, как у меня поднималась температура, а пот липким ручьем скатывался по спине.
Лонгботтом непонимающе уставился на меня. Когда он взглядом наткнулся на мою шею, на его лице появилось отвращение. Я взмахнул палочкой, и на стене возникла надпись: «Я отнесу ее в больничное крыло. Лонгботтом, приведите туда МакГонагалл. Лавгуд, пойдете со мной».
Никчемные дети! Я дал им четкие указания, а они стояли и переглядывались, как будто не понимали, что она могла умереть.
– Иди, Невилл, он поможет ей. – Лавгуд не сводила с меня своих выпученных глаз, держа наготове палочку.
Лонгботтом коротко кивнул и неуклюже побежал по коридору.
Я принес Гермиону в больничное крыло, но она так и не пришла в сознание. Голова болталась из стороны в сторону, глаза закатились. Я огляделся вокруг. Многие кровати были заняты другими пострадавшими. Поттера среди них не было.
– Вот здесь есть свободное место, – Лавгуд указала на кровать у окна.
Я попытался привести Гермиону в чувство с помощью заклинаний, но это не помогло, только лишило меня последних сил. Когда в палату вбежали Помфри с МакГонагалл, я уже сполз на колени перед кроватью, на которой лежала Гермиона. Обе одновременно нацелили на меня палочки, а Лавгуд спиной попятилась к ним.
– Теперь вас некому прикрывать, Северус, – процедила сквозь зубы МакГонагалл. – Сюда идут авроры. За вами.
– Отойдите от мисс Грейнджер, – очень высоким голосом приказала Помфри и подбежала к Гермионе, вытирая на ходу руки, испачканные чьей-то кровью.
Я безуспешно пытался подняться с колен. Наконец мне это удалось. Пошатываясь на дрожащих ногах, я выпрямился и посмотрел в глаза МакГонагалл. Глупые курицы, она и Помфри. Разве я мог причинить вред Гермионе? МакГонагалл направила палочку мне в лицо.
– Вы больше никого не убьете. – Минерва явно была расстроена, подбородок у нее дрожал.
Мне пришлось облокотиться на спинку кровати, чтобы не упасть. Горло болело, под мантию потекло что-то горячее - видимо, рана начала кровоточить. Краем глаза я наблюдал, как Помфри хлопотала над Гермионой. Она призывала из шкафа зелья и вливала их одно за другим ей в рот. Она все делала правильно. Именно в таком порядке: восстанавливающее, обезболивающее, исцеляющее.
В коридоре раздались быстрые шаги, и в двери ворвались авроры во главе с Кингсли. Мне показалось, что они все одновременно взмахнули палочками, потому что грудь тут же пронзила сильная боль от попавших в нее заклинаний.
– Северус Снейп, вас доставят в Азкабан, – всегда мягкий голос Кингсли теперь звучал грубо, – для выяснения обстоятельств смерти Альбуса Дамблдора.
Перед тем, как я шагнул с ними в камин, я обернулся и посмотрел на Гермиону. На щеках у нее появился румянец, но в себя она так и не пришла. Спящий ангел. Я хотел запомнить ее именно такой.
* Deja (фр.) – уже, а Vu (фр.) производная от слова Voir – видеть
