Не твоё время/я извиняюсь за банальный ход «ах, забыла запереть дверь», но очень уж хотелось немного похулиганить. В конце концов, я позволила себе не больше, чем Роулинг в четвертой книге…
Так что в этой главе есть обнаженка, однако рейтинг по-прежнему PG;)/
2. Не твоё время
Джинни не боялась темных коридоров.
Зажав под мышкой свернутое полотенце, она медленно шла мимо спален третьего этажа к последней ванной в этом доме, которую еще не загадила волшебная нечисть, и старалась не наступать на особо скрипучие половицы.
Два часа ночи. Все уже спали, или делали вид – во всяком случае, из комнат не доносилось ни звука. Джинни осторожно повернула бронзовую дверную ручку и вошла в ванную.
Из-за огромной, пошлой ваннообразной бадьи на изогнутых ножках здесь было очень тесно. Этажерка, заставленная множеством разнообразных флаконов и бутыльков, к которым явно не прикасались уже несколько лет, пара шкафчиков, огромное потемневшее зеркало, просто прислоненное к стене, пыльный напольный канделябр – и вот для Джинни уже не нашлось места. Потянувшись к кранам, она больно ударилась локтем о край зеркала, а рукавом смахнула какую-то жестянку с этажерки. Та, грохоча, прокатилась по плиточному полу и скрылась под ванной-бадьей.
- Черт с ней, - махнула рукой Джинни (чуть не уронив при этом еще и пафосную мыльницу из черепашьего панциря) и до упора отвернула кран с горячей водой. Вот так и почувствуешь себя в шкуре Тонкс… Может быть, ей просто тесно в этом мире, оттого она все и роняет?..
Джинни было неуютно в этом доме, и особенно – в этой маленькой, но роскошно обставленной ванной. Только лепнина под потолком (уже, впрочем, порядком обвалившаяся) чего стоила… Обветшавшая роскошь дома Блэков – после простоты и пестроты Норы. Странно, непривычно, диковинно и куча других синонимов. Если бы здесь не было её семьи, а был только со вкусом хандрящий Сириус, она задохнулась бы.
Зеркало вскоре заволокло паром, и Джинни провела по стеклу ладонью. Невысокая, еще по-детски угловатая фигура, выступающие ключицы, тонкая прозрачная кожа в коричневых пятнышках. Джинни поморщилась и вслух сказала:
- Это не веснушки. Это родовое проклятье, - Джинни показала своему отражению язык, оно бессовестно ответило тем же.
Ванна-бадья, которая, как подозревала Джинни, была рассчитана на двоих (холодные и чопорные Блэки, ага…Откуда-то ведь Сириус все равно взялся?), вскоре наполнилась. Она щедро плеснула пены, скрутила волосы, разделась и забралась в бадью, стенки которой были выше, чем у обычной ванны, отчего над бортиком торчала только макушка Джинни.
- Как же я устала, - прошептала она и сдула лезущую в нос пену. - Ломовая деревенская лошадка – вот я кто. И больше ничего мне не светит… И вообще, мисс Уизли, что у вас за манера появилась – сама с собой разговариваете уже третий день.
- Это от нервов.
- Неужели?
- Да-да, от нервов. Три дня назад мама сказала, что скоро приедет Гарри. Он приехал. Вот я и…
- Это не повод сходить с ума.
- Да сейчас что угодно может стать поводом…
Джинни поморщилась. Хорошо, что никто ее сейчас не слышал. Глупо… Да она себя так и чувствует – глупо и неловко. Пусть Гермиона и шепчет ей ободряюще «Молодец, молодец, Джинни! Все правильно, ты все делаешь правильно…», но Джинни на самом-то деле понимает, что ни черта тут правильного нет. Правильно – это когда ты в Норе, и только начало лета, и о Гарри думаешь примерно так же, как о школе: редко и недолго, и понимаешь, что до этой мороки еще целая маленькая вечность. А видеть его каждый день в школьных коридорах, в общей гостиной – с
твоим братом и
твоей подругой! – это неправильно. Жить с ним под одной протекающей крышей, вместе травить докси, а за ужином сидеть напротив него и говорить, что тебе вовсе не трудно передать картофель – это тоже неправильно.
-Урод, - буркнула Джинни и стала строить из пены башню. Получалась пока только модель праздничной прически тетушки Мюриэль. – Тощий лохматый очкарик. Что мне за дело до лохматых тощих очкариков?
…а дальше было как во сне. Такие сны хоть раз, но снились всем девочкам: стыдные, неприятные и волнующие. Такие, что поутру долго не решаешься открыть глаза и судорожно сжимаешь колени; и простыни, горячие от испарины…
Тонко и жалобно скрипнув, открылась дверь, и вошел Гарри. Джинни он пока не заметил: она съежилась, прижав колени к груди и обняв их руками; вжала голову в плечи так, что теперь и макушки из-за края бадьи было не видать.
Как? Мерлин,
как можно было забыть запереть дверь? Дура, ну надо же, какая она ду-ура…
Гарри, ругаясь себе под нос, принялся шарить по настенным шкафчикам, бормоча:
- Черт, ну где же?... Во всем доме ни одного бинта…
Джинни кашлянула.
Никакого эффекта.
- Э-э, Гарри? Ты не мог бы выйти? – чувствуя, как по спине прокатываются волны стыдливого жара, выдавила Джинни, еще крепче обхватывая себя руками.
Гарри выронил склянку, которую за секунду до этого взял с полки, и резко повернулся к ней. Смешно вытянув шею, он заглянул в бадью и тут же отшатнулся, словно увидел не Джинни, а, по меньшей мере, соплохвоста.
- Извини, я не знал… - сипло сказал он. – Было не заперто…
- Гарри,
выйди! – с нажимом повторила Джинни, зажмурившись. Вышло пискляво и, видимо, не очень убедительно: иначе, почему это Гарри все еще здесь?
- Джинни, у тебя случайно нет йода? Или там бинтов… - несколько удивленно, явно поражаясь самому себе, сказал Гарри.
- Чего нет, прости? – Джинни недоуменно покосилась на Гарри, который сейчас мог бы посоревноваться цветом лица со всеми нелюбимыми свитерами Рона, вместе взятыми.
- Ну, я руку порезал, а кровь никак не перестает идти… Вот, смотри, - и с этими словами Гарри, нагло усевшись на бортик бадьи, показал опешившей Джинни глубокую царапину на ладони. С его пальцев сорвалась и упала в горячую воду пара капель крови.
- На двери мои джинсы висят… - наконец выдавила Джинни, которая сейчас дорого бы отдала за то, чтобы оказаться в другом, каком угодно месте, но
одетой, – В левом заднем кармане пластыри. Думаю, они для этого подойдут… Только не забудь потом папе рассказать, как они работают, а то он никому покоя не даст…
- Спасибо! – просиял Гарри и вскочил с бортика. Неловко орудуя левой, здоровой рукой, выудил из кармана её джинс коробочку, потом долго не мог справиться с индивидуальной оберткой (Джинни злорадно наблюдала за его мучениями, и не думая предложить помощь). Наконец, все необходимые манипуляции были проделаны, и Гарри уже взялся было за дверную ручку…
- У тебя веснушки даже на коленках, - с лицом человека, открывшего новый континент, сообщил Гарри, снова повернувшись к ней, - и на плечах тоже…
- И что? – а Джинни наивно думала, что сильней краснеть уже некуда…
- Красиво, - пожал плечами Гарри и вышел наконец-таки из ванной.
Джинни со стоном скрылась под водой с головой.
* * *
- Джинни, милая, не спишь? – папа всегда так: сначала войдет в комнату, а только потом уже постучится. Причем постучится с наружной стороны двери, высунув для этого руку обратно в коридор.
- Сплю! – возразила Джинни, садясь в постели. – Не видишь: сплю. А то, что я с тобой разговариваю, так это мне на самом деле снится, пап, все нормально.
- Извини, - папа подошел к кровати, навис над Джинни, как вопросительный знак: длинный, худой, тонконосый. – Мама не забрала?
- Нет, конечно, - Джинни протянула отцу злополучные пластыри, - только там одного не хватает: Гарри позаимствовал. Сказал, что штепселем вернет, - Джинни с отстраненным удивлением отметила эту обычно не свойственную ей мстительность.
- Это же просто замечательно! – воодушевился отец. Он наклонился и неуклюже клюнул ее в щеку сухим поцелуем. – Спи, уже очень поздно… Спасибо, родная.
- Обращайся, - Джинни рухнула на подушку и натянула одеяло до самых глаз.
Однако папа не торопился уходить. Похоже, на него напала охота поболтать – верный признак того, что на сегодняшнем собрании планирование стратегии Ордена велось в приятной компании бутылочки огневиски – так всегда бывало, если не приходили ни Дамблдор, ни Хмури.
И вот папа уже присел на край ее кровати, поерзал, устраиваясь поудобней. Джинни демонстративно отвернулась: она терпеть не могла, когда отец был подшофе, даже чуть-чуть, хоть это и случалось раз в полгода от силы…
- Не в то время ты родилась, милая. Не в то время, - вздохнул папа и легонько погладил ее по волосам, еще влажным после ванной. – Да и не в том месте, наверное. Тебе бы учиться в довоенном Хогвартсе, еще когда классы мальчиков и девочек раздельными были. Была бы там атаманшей среди девчонок, головной болью всех учителей, сбегала бы на свидания после отбоя, головы кружила…
- Ты что болтаешь, пап, - поморщилась Джинни. Ей было странно неловко это слышать, - иди спать, а? Пожалуйста…
- …дед твой, когда Хогвартс заканчивал, последние годы было раздельное обучение. На какие только хитрости студенты не шли, чтобы ночных дежурных обдурить! Дезиллюминационное заклятие не освоишь – не видать тебе девчонок посреди недели, как будущего в шаре предсказаний. Твой дед, например, однажды взял…
- Пап! – повысила голос Джинни, которая уже двести раз слышала эту историю про украденную мантию тогдашнего профессора по Защите. – Я спать хочу, честно. Да и ты, наверное, тоже.
Отец с легкой обидой и даже недоумением покосился на нее и, пожелав спокойной ночи, вышел из спальни.
А Джинни вдруг поняла, что теперь долго не сможет заснуть.
Она накинула халат поверх пижамы, сунула босые ступни в старые растоптанные кеды, что были у нее здесь вместо домашних тапок, и выскользнула из комнаты.
Нет, Джинни не боялась темных коридоров.
* * *
- Не спишь, Сириус?
Нет, он спит. Спит, черт тебя дери, маленькая рыжая бестолочь…
- Не сплю, - негромко отзывается он. – Проходи.
Джинни бредет к «своему» креслу, забирается в него с ногами, скинув кеды. Аккуратно зевает, по-детски трет глаза, опять зевает. Заправляет за уши непослушные волосы, морщит веснушчатый нос, одергивает полы куцего халатика. Хаос этих движений и жестов действует на Сириуса гипнотизирующе, и становится уже как-то лень допытываться, почему она не спит в такой поздний час…
- Слушаю вас, мисс, - говорит Сириус. Он все в том же кресле, в такой же небрежно-расслабленной позе. Бутылка, правда, уже другая, однако Джинни смотрит на нее все с той же злостью, что никак не вяжется с ее сонным видом.
- Когда ты в последний раз был трезв, Сириус? – с нарастающим раздражением говорит она. – Не с похмелья? Почему, как я к тебе ни зайду, ты всегда растекаешься в этом идиотском кресле с бутылкой в обнимку, словно время остановилось?
- Я не понял, ты сюда ругаться пришла? – тоскливо произносит Сириус. – Неудачный момент ты выбрала, мелкая, я не в настроении выслушивать нравоучения. Давай просто поболтаем, а ругаться будешь утром.
- Ты не хочешь говорить, когда ты трезв. А когда ты пьян и жаждешь задушевных бесед, уже мне не совсем… приятно говорить с тобой, особенно если учесть, что ты наутро забудешь половину из сказанного. Замкнутый круг, - Джинни говорит тихо и отрывисто, терзая пальцами пояс халатика.
- «Не совсем приятно»… В переводе с женского языка на человеческий это – совсем неприятно, - скалится Сириус. – А если неприятно, так чего же тебя так манят эти бесполезные, как ты сама как-то говорила, беседы?
Сегодня Джинни немного ошиблась. Сириус еще трезв. Нераспечатанная бутылка ждет своего часа – Сириус тоже.
Поскорей бы она ушла. Этот ребенок слишком быстро взрослеет – буквально у него на глазах.
А Джинни, казалось, в этот раз пришла не слушать – говорить. В первый раз они поменялись ролями, и Сириусу это почему-то очень нравится…
- Все эти твои «никто меня не любит, никто не понимает» - ничего не стоящая лажа! – Джинни вскакивает с кресла, подходит к Сириусу вплотную. – Мы есть. Мы – Люпин, Гарри, я, в конце концов! Мы есть для тебя, просто ты не хочешь этого видеть. Ты хочешь страдать и предаваться меланхолии, сидя в старом кресле – пожалуйста. На здоровье, - к концу этой тирады голос Джинни сходит на нет, падает до шепота, она отворачивается.
- А теперь давай о том, что тебя на самом деле беспокоит, детка, - Сириус от души улыбается, улыбается так, что иссушенным частым похмельем губам становится больно. Джинни насуплено молчит, засунув руки в карманы. – Не хочешь говорить? Тогда я сам, не возражаешь?
- Возражаю, - пищит Джинни.
- Поздно, я уже настроился, - отмахивается Сириус и, покинув кресло, присаживается перед Джинни на корточки, заглядывает ей в лицо снизу вверх. – Думаешь, я старый нудный эгоистичный дядька, который ничего дальше своего носа не видит? Ты права, я – старый нудный эгоистичный дядька, но дядька наблюдательный…
- Не надо, мистер Блэк, - Джинни зажмуривается – и это странно, ведь, по идее, ей следовало бы зажать уши…
- Надо, мисс Уизли, - резко говорит Сириус. – Может быть, тебе и не надо, а мне – надо.
- Зачем? – Джинни приоткрывает левый глаз.
- Хотел бы я знать! – он дурашливо разводит руками, Джинни улыбается. – Детка, ты пока для Гарри – младшая сестренка его друга, причем сестренка бесполая, не важно, что у тебя есть грудь и косички…
- Я сегодня забыла закрыть дверь, когда была в ванной, - тихо говорит Джинни и густо краснеет. – Гарри вошел.
- И что сказал? – Сириусу удивительно радостно. Знакомое шкодное, щекочущее чувство – похоже на то, как Джеймс сто лет тому назад рассказывал, как он заперся с Лили в пустом классе – в ту пору, когда она на него смотрела исключительно с презрением…
- Удивился, что у меня на коленках веснушки, - шепчет Джинни и… начинает смеяться. Тонко и нервно.
- Значит, не все так плохо, - Сириус улыбается еще шире, отчего губы начинают болеть еще сильнее, - на будущее: если коленки уже вызывают интерес, то…
- Все, хватит! – все еще хихикая, выдавливает Джинни. – Спасибо. Я пойду, пожалуй…
- Ложись спать, - кивает Сириус.
Джинни идет к двери, путаясь в великоватых – наверняка доставшихся по наследству от братьев – кедах.
- Просто еще не твое время, мелкая, - говорит на прощание Сириус.
- Знаю, - без улыбки отвечает она и выходит из спальни.
fin
_____________________________________
Обычно я рисовала, а тут мне нарисовали *гордится*: http://s03.radikal.ru/i176/0910/43/6420ac085d44.jpg или http://vkontakte.ru/photo32273470_139627664 автор Jean-Baptiste Grenouille - огромное спасибо тебе:)
Ну и моё:
Гарри и Джинни http://i043.radikal.ru/0910/bf/b83786182120.jpg или http://vkontakte.ru/photo32273470_136562453
Джинни http://s53.radikal.ru/i140/0910/47/baf24e2acd3d.jpg или http://vkontakte.ru/photo32273470_139627666
