Глава 2(Глеб)
Странно: и солнца нет, и небо над головой светло-серое, а посмотреть вверх невозможно - приходится жмуриться, как в солнечный день. В воздухе витает запах дождя – этим летом постоянно льет как из ведра. Даже солнце, изредка выглядывающее из-за туч, – какое-то промокшее.
Ходить туда-сюда по дорожке из разбитого, сплошь в выщерблинах, лопухоидного асфальта уже становится невыносимым. А ведь она ушла уже час назад!..
Черт возьми, если бы хоть кто-то увидел, что я шляюсь здесь, как неприкаянный, он, скорее всего, был бы тут же испепелен на месте. Это ведь ужасно унизительно.
Но за этот месяц я постоянно думаю о Медузии. Ночи не проходит, чтобы она не снилась мне. И каждый раз, как я иду по коридору, мне кажется, что я слышу за спиной стук каблуков, и… Это все несерьезно, конечно же. Как только я добьюсь ее, на следующий же день я перестану ее хотеть. Я ведь себя знаю?..
Накрапывает летний дождь, и мокрая зелень деревьев становиться такой отвратительно–яркой на фоне почти бесцветного серого неба – до рези в глазах, до тошноты. Я раскрываю черный зонт, и мир вокруг погружается в некое подобие сумрака. Так можно жить.
Гроттер так жалобно, так горько просила прощения сегодня утром – ей ведь в сто раз проще поверить, что виновата она… Куда делась вся та буря чувств, что я испытывал, когда познакомился с ней? Пустота с легким оттенком презрения… и, наверное, жалость. Вот и все, что осталось.
С удивлением отмечаю, что, похоже, дождь расходится и начинается настоящая буря. Небо потемнело, и дождь громко барабанит по асфальту, заставляя воду в лужах пузыриться. Ветер раскачивает деревья. Еще немного, и я продрогну окончательно. А ведь сначала дождь казался мне теплым и приятным!
Наконец я вижу Медузию. Она идет по дорожке, низко опустив голову и убрав руки в карманы брюк. Идет - и совсем не замечает, что она вымокла насквозь, только инстинктивно сильнее запахивается в мокрый плащ. Я слышал, что прибыли чиновники из Магщества и, видимо, Горгонова пошла с ними разбираться. И она устала. Что ж, это только на руку мне…
Кажется, она заметила меня, только поравнявшись со мной. Остановилась и на секунду задержала на мне взгляд темно-карих глаз:
- Вы, кажется, следите за мной, - устало усмехается.
- Вы не в том положении, чтобы отказываться от зонта, - выразительно оглядываю ее промокшую одежду.
Она недовольно фыркает и проходит мимо.
- Чтобы я не ответила – вы ведь не отвяжетесь. Ведь так, Бейбарсов? – говорит, даже не оборачиваясь. Она же прекрасно знает, что я покорно тащусь сзади!
А я стерплю это, и еще много чего. Потому что она уже загнана в угол. Я чувствую это кожей. Ее отчаянье, неуверенность и… обреченность. Возможно, она будет сопротивляться еще долго, ведь ее гордость не позволит сдаться просто так. Но осталось еще чуть-чуть, и тогда…
Я догоняю Медузию и просто иду рядом с ней, держа зонт над ее головой. Капли с зонта стекают мне на волосы и дальше вниз, за воротничок рубашки. Чувствую, как по спине бегут мурашки.
- Это все Магщество? – спрашиваю я, чтобы хоть как-то нарушить тишину.
Ну, давай, скажи мне, что эти чиновники – старые упрямые ослы, что ты устала, и даже голос у тебя сел, потому что ты спорила с ними под проливным дождем. Что тебе плохо, и ты хочешь быстрее попасть к себе в комнату...
- О чем вы, Бейбарсов? Если вы имеете в виду то, что Магщество виновато во всех наших бедах, то, несомненно, это все оно, - Горгонова сдержано улыбается.
Конечно, ты не пожалуешься мне… Но каждый может перешагнуть через свою гордость – я же делаю это ради тебя.
Уже виднеется тибидохский ров и стена, в школе зажигаются первые огни. Они выглядят такими уютными отсюда, с улицы. Пытаюсь отряхнуть волосы, но, похоже, это уже не имеет смысла.
- Может, встанешь под зонт? – Горгонова останавливается и смотрит на меня снизу вверх. Я вижу, как она чуть заметно дрожит. Мокрая прядь волос прилипла к ее щеке, и я непроизвольно провожу ладонью, чтобы убрать ее. Медузия чуть заметно вздрагивает, но не отстраняется, пристально смотрит мне в глаза.
Одной рукой я прижимаю ее к себе. Сильный ветер пытается вырвать зонт у меня из рук, выгибает спицы. И я отпускаю его – слышу, как позади меня зонт катится по дорожке, царапая железными спицами асфальт. Струи дождя стекают по лицу, шее, спине. И я просто закрываю глаза, прижимаюсь к Медузии – чувствую, как она устало и беспомощно повисает у меня на руках: она кажется такой хрупкой, почти невесомой.
Да, я пользуюсь ее усталостью. Плевать! Разве хоть когда-нибудь я задумывался о подобных вещах? Главное, что здесь и сейчас - она у меня в руках.
Глаза Медузии закрыты, но я знаю, что в душе у нее смятение. Целую ее в губы – слишком нежно, даже странно - я хотел бы сделать это по-другому. Ее губы – тонкие, холодные и влажные от дождя.
Нас могут видеть со стены или из окон замка. Но мне все равно. Сладостная истома разливается по телу, и я разрешаю себе прикрыть глаза – обычно непозволительная роскошь. Теперь все, теперь она моя - безумное, дикое ликование.
Но Горгонова высвобождается из моих объятий и отступает на шаг.
- Зачем ты это делаешь? – она старательно прячет глаза, а мне так важно видеть их сейчас.
- Я люблю тебя… нет, хочу. Да какая, к черту, разница?! – я не могу сдержать раздражения. Она была так близко, а теперь – неизмеримо далеко, где-то за сплошной завесой дождя. - Приходи сегодня в десять на чердак Башни Приведений, - я знаю, что это уже слишком, прекрасно знаю. Просто сейчас нельзя позволить ей вот так уйти…
- Нет, - твердо говорит Медузия, но глаз всё так же не поднимает.
- Почему?.. – наверное, я похож сейчас на капризного ребенка…
- Ты, видимо, совсем сошел с ума, - она яростно смотрит на меня, и я радуюсь этому. Не безразличие, не бессилие и не страх. Она просто злится.
- Если хоть кто-то узнает...
Если бы ты знала, как ты красива сейчас!..
- … я погибла.
Мне все равно.
- Подобные отношения запрещены уставом школы еще со времен Древнира.
- Это все глупости, - конечно, глупости. Что этот плешивый старик вообще понимал?!
- В любом случае – я не буду этого обсуждать, - Медузия пытается запахнуться в плащ, но он уже причиняет скорее неудобства, и она снимает его. И твердым шагом направляется в сторону Тибидохса.
Мне так жарко, что я не замечаю ни дождя, ни беснующегося ветра. Что ж, пусть этот раунд за ней, но… она и сама не осознает, что уже заведомо проиграла, просто вступив в эту игру...
(Медузия)
Быстрее добраться до комнаты, запереться и никого не впускать.
Замерзшими руками открываю дверь.
Неправильно. Я поступила неправильно. Странно, но кроме этого я ничего не чувствую. Ни ярости, ни сожаления, ни вины. Наверное, я слишком устала.
Поклеп снова сумел избежать неприятной встречи с чиновниками, и мне пришлось идти одной. А почему, собственно, все время я?.. Нет, я не должна так думать.
Два раза проворачиваю ключ в замке. В комнате непривычно темно, но свет включать не хочется. Сразу пойти и залезть в душ, под горячие упругие струи воды. Да, пожалуй, так будет лучше всего.
Свет в ванной кажется слишком ярким. И эта отвратительная белая плитка… Давно пора все здесь заменить. Смотрюсь в зеркало – мне улыбается усталая немолодая женщина. Уголки губ, как всегда, опущены, еще и тушь на правом глазу потекла…
Что видит Бейбарсов – не знаю. Но явно не то, что есть на самом деле. Знаю, понимаю, сколько раз так же заблуждалась, но… Но, черт возьми, как все это могло произойти?! Я никогда не давала повода… никому. И тут вдруг…
Быстро снимаю мерзкие мокрые вещи и залезаю в душ. Ощущения от горячей струи воды сначала жутко неприятные, и только через несколько минут я начинаю согреваться.
Он невообразимо глуп, этот Бейбарсов, и не видит сейчас ничего дальше собственного носа. Но я не могу корить его за это, потому что знаю, что это такое. Я не могу даже нормально разозлиться, хотя хотелось бы. Правда, не знаю, что он бы себе позволил, не будь у меня оберега, подаренного Сарданапалом, когда мы были…
Вот тоже странно – почему уходит любовь? Мы ведь оба очень хотели, чтобы она была, всегда была... Но любовь просто исчезла. А мы еще долго продолжали питать эту иллюзию и не желали признаваться себе в том, что ничего больше нет… А чтобы подобная любовь превратилась в дружбу – такого и вовсе не бывает. Точнее, обычный лопухоид просто не дожил бы до этого… Но прошло слишком много времени, и от чувств не осталось и следа – они истерлись, точно древние камни.
Поэтому я ощущаю себя ужасно старой. Для Бейбарсова?.. Да нет, просто для жизни. Сейчас, когда все уже известно наперед, и ничего нового произойти не может, пора бы мне заделаться в мудрецы. Наблюдать за чужой жизнью, давать советы и… завидовать – год от года все больше и больше, пока, наконец, это чувство не подменит собой все остальные… Но я еще на что-то надеюсь. Это глупо и, возможно, даже смешно.
Неожиданный стук в дверь. Или показалось?.. Нет, стучат. Может, просто не обращать внимания? Слишком уж не хочется сейчас выходить в стылую комнату из теплой ванной. Но стучат снова и снова. Скорее всего, это Сарданапал. Конечно, кто еще может быть?.. Нехотя выключаю душ и заворачиваюсь в белое махровое полотенце. А зря я не включила свет – после яркой ванной в комнате ужасно темно. Или это так разыгралась буря, что небо стало чернее ночного? На ковре остаются мокрые следы.
Распахиваю дверь… Освещенный тусклыми от пыли бра коридор. Бейбарсов стоит, прислонившись к противоположной стене.
- Теперь я знаю, где ты живешь, - беззастенчиво разглядывает меня. Его колотит, как в лихорадке – еще бы, сколько он прошлялся по школе в мокрой одежде?!
Где-то в конце коридора скрипнула дверь. Сейчас, сейчас они увидят его и меня, почти голую, стоящих на пороге моей собственной комнаты… Не отдавая себе отчет в том, что делаю, я хватаю Бейбарсова за ворот рубашки и тяну в комнату. Шаги приближаются. Судорожно шарю рукой по тумбочке в поисках ключа. Уже слышно, как скрипят старые половицы… Хватаю ключ и быстро проворачиваю его в замке.
- У вас там все в порядке? – подозрительный голос Поклепа. Несчастный параноик!
- Спасибо, все нормально, Поклеп Поклепыч, - мой голос чуть дрожит.
Слышу, как шаги завуча медленно, точно нехотя удаляются. Он опять напевает себе под нос эту песенку: «Сердце, тебе не хочется покоя…». Тьфу!
Оборачиваюсь. Совсем близко от меня в темноте сверкают черные глаза Бейбарсова…
(Медузия)
- На, выпей, - протягиваю Бейбарсову бокал конька - берет его у меня из рук, чуть касаясь ледяными пальцами моей ладони.
- Какого черта ты шлялся?.. – ужасно темно, только вспышки молний за окном. Но я не буду включать свет – чтобы он не видел меня, завернутую в короткое полотенце.
Залпом выпивает коньяк, ставит бокал на стол. Смотрит пристально.
Ну, давай, чего же ты ждешь? Я не буду больше сопротивляться.
Мне страшно. Потому что все было так просто, так разумно и так… обычно. А теперь я снова готова броситься в омут с головой. Чтобы, возможно, уже не выбраться.
Бейбарсов говорит что-то - взволнованно, быстро. Вероятно, отвечает на мой вопрос. А я просто не слышу его слов. И не хочу слышать. Неужели мне все равно, кто стоит сейчас передо мной? Вполне может быть, что и так. Я не знаю.
Бейбарсов говорит, а я улыбаюсь. Наверное, цинично, презрительно, как там еще? Пожалуйста, не верь этой улыбке. Мне очень нужно, чтобы хоть один человек знал, что я не такая.
Хотя ты сейчас даже не видишь меня, и твой горящий взгляд устремлен куда-то в пустоту. И… говоришь, что любишь меня? К сожалению, я не могу этому поверить. Хотя хотелось бы…
Закрываю глаза, потому что не хочу видеть, как ты сейчас прикоснёшься рукой к моему плечу. Хотя как бы я не старалась себя обмануть… Ты все равно мальчишка, мой ученик. И я никогда не прощу себе этого.
Целуешь меня в губы – я ощущаю привкус коньяка. Ты пахнешь дождем и, неизменно, - морем. Прижимаешь меня спиной к стене, и мне холодно. Нетерпеливо стягиваешь с себя мокрую рубашку – я вижу твой силуэт на фоне вспыхнувшего неба.
Скоро тебя не будет здесь, и… Никто ведь не узнает?.. Жалкое оправдание! Впрочем, все равно. Ты обнимаешь меня сильно, даже немного больно, но мне нравится чувствовать себя не более чем игрушкой у тебя в руках.
Я сама этого хотела…
(Глеб)
Медузия крепко обхватывает ногами мои бедра. Царапает ногтями мне спину, и я знаю, что она не кричит только потому, что в соседней комнате Зубодериха пьет с мужем чай. Я слышу звон посуды и приглушенные голоса.
Она выгибается навстречу моим движениям, и я еще крепче обнимаю ее. Провожу языком по ее шее. Закрываю глаза – странное ощущение невесомости. Только сверкают молнии, оставляя перед глазами видения падающих звезд. И где-то далеко, в другой вселенной, голос Зуби – восторженный и высокий.
Целую Медузию в губы. Она так близко… Я чувствую, как ее ресницы щекочут мою щеку, а прядь моих волос – такая странно расплывчатая – чуть касается ее лба.
«Быстрее… пожалуйста...» - шепчет, скользя своими губами по моим. Нет, не хочу. Одно усилие – и это безумное наслаждение прекратится. Но…
Мир резко, необратимо сжимается в одну точку. И сердце – замерло. И - я умер. Вокруг нет ничего – ни вспышек молний, ни звуков, а я сжимаю в объятиях пустоту. Но уже через мгновенье – взрыв, и приятно-болезненно пульсируя, реальность снова возвращается ко мне. Вспыхивает несуществующими красками.
И практически сразу я хочу еще, но не могу пошевелить и рукой. Оказывается, сейчас далеко за полночь – все вокруг уже давно спят, а ведь вроде бы недавно Зубодериха с ее непутевым муженьком возились за стенкой. Я выпал из времени. Тяжелая, сладкая слабость – если Медузия скажет уходить, будет очень трудно подняться. Если она скажет…
- Оставайся, - поворачиваю голову – ее темные глаза непроницаемы. Более того – они словно зеркальные – отражают все, и невозможно заглянуть внутрь.
Конечно, она хочет того же, что и я. Сейчас, лишь на пару минут прикрыть глаза, и усталость пройдет, и… Но она встает с постели, откидывая назад длинные волосы. В темноте я вижу очертания ее точеной, идеальной фигуры. Накидывает легкий халат.
- Ты куда? – не выдерживаю. Пытаюсь скрыть легкий оттенок паники в моем голосе, и из-за этого вопрос звучит довольно резко.
Насмешливо приподнимает бровь:
- Курить.
В темноте вспыхивает красный огонек. Где-то далеко, словно нехотя и лениво, гремит гром, и после этого тишина кажется особенно неприятной, вязкой.
- О чем ты думаешь? – Почему я спросил? Раньше мне не было дела до чужих мыслей.
- О дожде. Жаль, что он закончился, - я и не надеялся получить ответ. Но это все равно неправда, я знаю. Отчего мне кажется, что тебе плохо?
Но больше нет сил… Все вокруг кажется зыбким и расплывчатым. Наверное, я засыпаю…
(Медузия)
Пойти на перемене в учительскую – глупая затея. Младшекурсники нестерпимо шумят, и от этого после бессонной ночи болит голова…
Я не буду об этом думать.
Что он подумал, когда я не выгнала его? Я просто не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, как он уходит с учительского этажа. Поклеп даже ночью умудряется…
Не думать.
В коридоре людно. Дети носятся, играют во что-то. Один паренек разбил себе коленку, и Ягге уже перевязывает ему ногу. Увидев меня, кивает в знак приветствия. Настороженно? Сердито? Откуда она может знать? Оборачиваюсь – она провожает меня взглядом, но, увидев, что я смотрю на нее, дружелюбно улыбается. Черт!
Ничего, осталась неделя. Всего лишь неделя, и мне можно будет не беспокоится: Глеб исчезнет надолго, а я буду вести себя так, словно ничего и не было. Конечно, я так и сделаю, а он не посмеет…
Я переспала с учеником, а теперь малодушно пытаюсь избавиться от него.
Глупости! А что мне еще остается делать?..
Мне кажется, что ученики ведут себя сегодня по-другому. Они стараются не попадаться на глаза. А странная девочка с первого курса стоит посреди коридора, и ее огромные серые глаза… Она боится меня и не может даже шелохнуться. Опять утешать?.. Нет, двое сокурсников уводят ее…
- Медузия! – меня догоняет Сарданапал.- Прекрасно выглядишь.
Вздрагиваю. Он все знает. Все-все. А теперь просто издевается. Как я могу хорошо выглядеть сейчас?..
- Что ты имеешь ввиду? – тихо, чтобы не обращать на себя внимание учеников, спрашиваю я.
- Только то, что выглядишь ты замечательно, - слегка растерянно добавляет Сарданапал. Останавливаюсь и смотрю на него. Добрые теплые карие глаза и смущенная улыбка. Нет, он не может врать. Так не врут.
- Означает ли это, что раньше я выглядела плохо? Надо же с чем-то сравнивать, - вымученно улыбаясь, говорю я.
- Меньше рассуждай, Меди, - Сарданапал сокрушенно машет рукой и заходит в учительскую. Я вхожу следом за ним.
- Далеко не все в этом мире стоит подвергать сомнению, - негромко добавляет он и направляется к своему любимому креслу.
Он знает. Господи…
- Меди, иди-ка, садись – на тебе лица нет, - Зубодериха хлопает ладонью по дивану рядом с собой. Лукавый взгляд синих глаз из-под пушистых ресниц.
- Я подышу воздухом, - спокойно, даже слишком спокойно произношу я. Подхожу к окну.
Осень, похоже, решила наступить на месяц раньше… По мутному от дождя стеклу стекают капли, прочерчивая извилистые дорожки. Ветер треплет кроны деревьев, и вода с них летит в окно – я даже вздрагиваю, хотя знаю, что внутрь она не может попасть. А небо – до самого горизонта серое, беспросветное…
Как бы я хотела оказаться далеко отсюда. Я и Бейбарсов?
Не думать.
- Академик… Зуби, - Поклеп своей неуклюжей походкой напоминает краба.
- Доцент Горгонова, нужно поговорить, - подходит ко мне. Неизменная папироска в зубах и стойкий запах махорки.
- Слушаю вас, - непроизвольно отстраняюсь от него.
Одна искра – и я смогу телепортировать куда угодно. Ни холодного дождя, ни Поклепа… Но куда я денусь от себя?
- Вчера я дежурил на стене, - грязным платком протирает блестящую лысину.
А какого черта ты дежурил?! Разве Тибидохс на осадном положении?
Сдержанно киваю.
- И я заметил целующихся… учеников.
Нас было видно со стены!
- Наверное, это были Гроттер и Бейбарсов, - пристально смотрит на меня.
Слепой дурак! Мне хочется рассмеяться ему в лицо: зло, истерично. Но нельзя.
- Так в чем же проблема? – говорить спокойно, холодно. Цинично приподнять бровь.
- Гроттер встретилась мне в школе минутой позже.
Чувствую, как на секунду замерло сердце. Спокойно. Главное не отводить глаз…
- С чего вы взяли, что это Гроттер? – выдержать паузу. – С Бейбарсовом мог целоваться кто угодно.
Зуби, кажется, начинает прислушиваться.
- Рыжие волосы! У нее были рыжие волосы, понимаете? - Поклеп торжествующе смотрит на меня. И я понимаю, о чем он: в школе больше нет рыжеволосых – только Таня… и я.
Надо сказать что-то, но я просто не могу – не хватает воздуха.
Неужели конец? Так быстро?
Поклепу страшно смотреть в глаза – в них злое ликование и бесконечная жадность. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я слышу добродушный голос Сарданапала:
- Что у вас тут происходит?
И уже жестче, не дожидаясь ответа:
- Я хотел попросить Медузию найти Глеба и передать ему, чтобы он начал готовится к заданию Магщества. Насколько я знаю, никто не озаботился оповестить его об этом…
Слышу, как охнула Зуби. Никто ведь не хочет связываться с некромагом.
- Мне пора идти, - смерить Поклепа презрительным взглядом.
Неспешно продвигаюсь к выходу из учительской. Откуда им знать, что мне хочется бежать? Я чувствую, что Сарданапал сейчас смотрит на меня. Но я не буду оглядываться.
В коридоре тихо, ведь ученики уже разошлись по занятиям. Слышно, как где-то хлопает плохо закрытое окно, где-то капает вода. Свистит ветер.
И эта мысль, что я отгоняла все утро, боясь признаться себе... Ведь я осознаю, что мой поступок ужасен, я должна испытывать угрызения совести, но их нет…
Мне было хорошо. Я ни о чем не жалею.
(Глеб)
Стылая постель, блеклое солнце заглядывает в окно. Не сразу понимаю, где я.
Такой белый, такой чистый свет, а вчера – буйство красок.
Медузия. Почему она ушла? Почему я не могу обнять ее сейчас? Бессильно провожу ладонью по подушке.
Встаю с кровати, рассеяно озираясь. Ее легкий халат небрежно брошен на спинку стула. Мои вещи идеально сложены в стопку с помощью магии. В комнате витает едва уловимый запах духов. Корица и горький шоколад.
Просто бессмысленно дальше отрицать, что я люблю ее. Люблю ее печальные глаза, упрямые тонкие губы. И даже бледные веснушки, рассыпанные по ее хрупким белым плечам.
Вчера мне было очень хорошо. Такого не может быть, если не любишь, сколько бы сильно я Медузию не желал. Сколько было секса до… Лысегорские шлюхи могут доставить в сто раз более изощренное удовольствие. Но мне даже неприятно вспоминать их похотливые разукрашенные рты. И не надо обманываться…
Я долго продумывал свою ловушку, и в результате попался в неё сам. Как глупо!
Подхожу к зеркалу: бледный, высокий юноша с лихорадочно блестящими черными глазами. Взъерошиваю волосы рукой, пытаюсь улыбнуться – выходит только кривая вымученная гримаса.
Что мне делать? Бежать искать ее, падать на колени перед ней? Что угодно, только бы уничтожить эту жгучую безысходную тоску, которая как-то внезапно заполнила… душу? Разве у некромага может быть душа?.. Я уже ничего не знаю наверняка.
И что будет, когда я приду к Медузии, скажу, что люблю ее? В ее глазах зажжется насмешливый огонек, и она скажет что-нибудь – мягко, осторожно… Вот только мне захочется умереть от этих слов.
Ты ли это, Глеб Бейбарсов? Ты ли, любитель разбивать сердца, теперь трясешься в страхе перед этой женщиной? Отражение в зеркале вызывает только презрение, и я раздраженно отворачиваюсь. Рассеяно начинаю одеваться.
Выхожу из комнаты, осторожно прикрыв дверь. В коридоре даже утром темно, один светильник мигает. Сейчас все преподаватели ушли на занятия, и меня никто не заметит – даже вездесущий Поклеп. Но куда идти? Где я сейчас найду Горгонову в этой огромной школе?..
На лестнице Атлантов гуляют сквозняки –по ногам ощутимо дует. Где-то далеко внизу галдят малолетки. Здесь я совсем один…
- Угадай кто? – чьи-то теплые и влажные ладони ложатся мне на глаза.
- Таня, - обреченно говорю я. Неужели безмозглая сиротка решилась подойти еще раз?..
Мокрый, неуверенный поцелуй в щеку. Пропади ты пропадом!
- Я искала тебя сегодня… ночью.
Что, опять? Да ты мазохистка, девочка.
Чувствую, как накатывает раздражение. Я честно пытаюсь с ним бороться, но тщетно.
- Где ты был? – наивное любопытство. Убирает прядь рыжих волос за ухо.
Да какая разница?! Тебе уже точно ничего не светит.
- Не важно, - отвечаю небрежно и собираюсь уже спускаться по лестнице, но Гроттер удерживает меня за рукав пиджака.
- Ты что-то хотела? – с холодной яростью спрашиваю я.
- Я бы хотела знать, с кем ты был сегодня ночью? – в ее голосе обида. Нижняя губа дрожит: Гроттер поджимает ее, чтобы это было не заметно мне, и оттого становится похожей на кролика.
Почему тебе понадобилось это именно сейчас? Раньше я спал с половиной Тибидохса, но тебя это мало волновало. Почувствовала, что жертва срывается с крючка?
- Я люблю тебя, Глеб. Понимаешь? – она строит невинно-обиженные глазки, но все равно в них проскальзывает самодовольство.
Конечно! Как я смею пренебрегать ее любовью? Ведь она выделила меня из толпы! Спит со мной в свободное от Валенка время…
- А я тебя нет, Гроттер. Ты мне противна, - говорю это, и не могу сдержать злую, безжалостную улыбку.
В глазах Гроттер появляются слезы – слишком быстро, чтобы быть настоящими. Она часто моргает, смахивая их. Я чуть даже не пожалел ее – так тонко рассчитана ее атака.
Нет, девочка. Раньше я верил, что ты – чистое, святое существо. Я даже пытался стать лучше, потому что постоянно чувствовал себя ущербным, испорченным рядом с тобой. И полагал, что я не достоин твоей любви. А ты… Ты – только лицемерная, гадкая сучка, ты играешь на чувствах тех, кому ты дорога. Валялкин все еще находится в твоих сетях, и вряд ли он когда-нибудь узнает правду – слишком уж он хочет заблуждаться. А с меня достаточно.
- Больше никогда не подходи ко мне, слышишь? - цежу я, чуть встряхивая Гроттер за плечи. Страх в ее глазах вызывает во мне недоброе ликование.
- Я тебя не понимаю…
Я влепляю ей пощечину. Незаслуженную, обидную, несправедливую. Просто я так хочу сейчас. Хочу видеть, как ее голова мотнется в сторону, а щека мгновенно запунцовеет.
- Будь ты проклят, Бейбарсов, - она шипит и плачет – скорее от обиды, чем от боли.
Обидно? А каково было мне в первое время, когда ты уделяла мне пару дней в месяц, а остальное время была с Валенком? Я ведь правда любил тебя… А ты делала мне одолжение.
- Горгонову видела? – как можно равнодушней спрашиваю я.
Гроттер, застигнутая моим вроде бы бессмысленным вопросом врасплох, неуверенно отвечает:
- Около учительской видела ее…
Не оборачиваясь на Таню, сбегаю вниз по лестнице. У меня еще будет время сожалеть о своем поступке. Сейчас я должен найти Медузию.
(Глеб)
Я нашел ее - мы столкнулись в коридоре третьего этажа.
- Надо поговорить, - Медузия уверенно, хладнокровно смотрит в мои глаза. - Иди за мной, - она решительно разворачивается и быстро идет по коридору. Со стороны никто бы не смог подумать, что сегодня ночью…
Она открывает дверь в одну из заброшенных аудиторий, ждет, пока я зайду внутрь, и резко захлопывает дверь.
Здесь пахнет пылью, а еще, почему-то, хлебом. Медузия подходит к окну, стук ее каблуков гулко отзывается в почти пустом помещении. За мутными стеклами – снова дождь. Я слышу сейчас, только как капли барабанят по железному подоконнику, и как гулко бьется мое сердце.
Горгонова смотрит в окно, медлит, не желая поворачиваться ко мне. И я делаю несколько неуверенных шагов. Когда я подхожу совсем близко, так, что могу положить руку ей на плечо, Медузия оборачивается и чуть облокачивается на подоконник.
- Через шесть дней ты отправишься на задание Магщества, - холодным, деловым тоном сообщает она, избегая смотреть мне в глаза.
Пользуясь этим, я рассматриваю Медузию: она одета в простое черное платье, но, кажется, больше ничего не надо для ее строгой, благородной красоты.
- Почему именно я? – мой голос звучит довольно странно в гулкой пустоте просторной аудитории.
Медузия всё-таки поднимает глаза. Она смотрит изучающе, а я замечаю, как ее губы дрогнули в язвительной и горькой усмешке.
- Потому что мне так захотелось, - ее глаза улыбаются. И за привычным льдом проскальзывает та неутоленная чувственность, которую Горгонова так долго в себе скрывала.
Такой ответ можно было бы принять за кокетство, если бы так сказал кто-нибудь другой. Я улыбаюсь - это так похоже на меня самого: мне захотелось.
Тебе захотелось избавиться от меня. Что ж, как тебе будет угодно. Но сначала я возьму от тебя все, что мне за это полагается.
- Разговор окончен, я думаю, - посмеиваясь, говорит Медузия и направляется к двери.
Не так быстро!..
- Послушай, - удерживаю ее за руку. Горгонова оборачивается и, скептически приподняв брови, переспрашивает:
- Да?
- Тебе не надоело? Не надоело быть самой сильной, всегда знать выход из любой ситуации? И держать спину прямо, когда хочется плакать? Я же знаю, ты - не такая, - Господи, что я несу?! Чувствую, как руки дрожат, и как быстро колотится сердце.
- Отпусти меня, - все интонации ее голоса выверены и привычны, но вот в глазах я замечаю сомнение.
- Разве я не прав? – горячо говорю я, все еще не отпуская её руки.
- Прав! Черт возьми… Но что ты хочешь от меня?! – Медузия яростно смотрит на меня.
Даже на каблуках она всё-таки ниже меня и кажется настолько хрупкой, что я еле сдерживаюсь от того, чтобы не взять ее за плечи и не встряхнуть посильнее. Но - нет, это не Гроттер, или какая-нибудь другая девчонка. С ней такой номер не пройдет.
Чего я хочу?..
- Я хочу здесь и сейчас целовать тебя, - медленно и четко говорю я.
На лице Медузии мелькает тень улыбки. Во взгляде ее – упрек, обреченность, печаль и… страсть. Или все это только грезится моему больному сознанию?
Она делает шаг мне навстречу – я все еще держу ее за руку – и тихо говорит мне на ухо, чуть касаясь его губами:
- Ты же знаешь, что ничего хорошего нас не ждет?
- Пожалуйста, не думай об этом, - обнимаю ее за талию.
- Я спросила у тебя, - усмехается, - Ты отдаешь себе в этом отчет?
Я продолжаю чувствовать ее улыбку своими губами, когда легко касаюсь ими ее тонких губ. Зачем она спрашивает?.. Сейчас это не важно.
- Честно? – я замечаю, как у меня перехватывает дыхание. - Мне все равно.
Медузия обвивает руками мою шею, закрывает глаза.
- Мне тоже, Глеб. И это самое страшное, - говорит она тихо и устало.
Почему?.. Это же так прекрасно – забыть себя…
- Не волнуйся, никто не узнает…
- Я не это имела ввиду, - смотрит снисходительно, как на ребенка. Ей не нужны мои наивные заверения.
Я не понимаю ее! Что сейчас может быть страшнее того, что нас разоблачат? Да и эта опасность меркнет по сравнению с предвкушением…
Я целую ее нежно. Удивительно, ведь мне казалось, что вся моя нежность была безжалостно уничтожена еще тогда…
Ужас, холод и сырость подземелья. Где-то далеко наверху – безумный хохот старухи, которая снова и снова заставляет Ленку гладить уже давно умершего котенка... И я – маленький, беззащитный. Мне страшно. Но рядом Жанна: она дрожит от холода и страха ещё сильнее меня. Поэтому я не смею показывать своего отчаянья. Она прижимается ко мне, а я нежно целую ее в лоб… И в этот момент заходит старуха – я вижу ее уродливый силуэт в светлом проеме двери. Как? Почему? Она ведь только что была наверху! Старуха берет Жанну за волосы и тыкает ее лицом в землю. Снова и снова. А я готов убить старуху - прямо сейчас! - но не могу этого сделать, не могу!
- Ты в порядке? – Медузия отстраняется от меня, в её чертах настороженность.
- Я бросил Гроттер, - почему-то мне кажется, что очень важно сейчас сказать это.
- Мне все равно, с кем ты спишь, - упрямо вздернутый подбородок и прямой, циничный взгляд темных глаз.
Не любит. Просто играет. Это – ее прихоть, каприз. А что делать мне?..
- Ты же видишь меня насквозь, да? – спрашиваю, и обреченность так отчетливо слышится в моем голосе. Медленно подхожу к Горгоновой.
- Сейчас это не особенно важно, - ее улыбку можно назвать дьявольской, но в глазах все равно остаётся печаль. Словно живёт в ней некая тень пустоты... Почему?
Дождь расходится и бьётся в стекло все сильнее и сильнее, от ветра тихо скрипят старые рамы. Но здесь, между нами, - ужасающая, мертвая тишина. И в этой странной, вакуумной пустоте рождается и заполняет собой все навязчивое желание. Я резко, грубо притягиваю Медузию к себе, целую ее лицо, шею, губы. Сейчас ничего не имеет смысла.
- Мне наплевать, слышишь? – хриплым шепотом говорю я, все сильнее сжимая ее в объятиях. – Плевать, что неправильно, плевать, что нельзя. Я все равно люблю тебя…
Она тихо вздыхает и, наконец, расслабляется, закрывая глаза...
