Глава 2
Во второй раз профессор Снейп приснился мне две недели спустя.
Я прекрасно запомнил этот день.
Был знойный июньский полдень. К счастью, на втором уровне Министерских подземелий это было незаметно.
Я сидел в своём кабинете и читал подробный отчёт о завершении расследования дела, висевшего на нас уже около полугода: о запрещённых зельях, вызывающих привыкание, то и дело всплывающих в разных аптеках Великобритании под видом обыкновенных составов от головной боли и простуды.
В дверь постучали, я не ответил. Раскрывать рот было лень. Пусть думают, что я отправился на экстренное совещание у министра.
Стук повторился. Это был настойчивый, требовательный стук.
- Входите, - вяло сказал я, смирившись с необходимостью принимать посетителей.
Дверь отворилась. На пороге появился Снейп. Тут-то я и понял, что задремал, усыплённый отчётом, и всё это происходит не наяву, хвала Мерлину.
- Что у вас? – спросил я. – Доклад? Жалоба?
- Мы с вами не закончили, - хмуро заявил Снейп.
Он вошел, плотно закрыл дверь и сел на стул для посетителей, с противоположной стороны стола, чуть слева.
Теперь мне был виден его профиль на фоне бежевой стены, и сутулые плечи. Почти всё лицо оказалось закрыто похожими на слежавшуюся траурную вуаль волосами, и только хищный нос высовывался наружу. Так любопытная, но трусливая собачонка выглядывает из щели в заборе, надеясь облаять зазевавшегося прохожего.
- Ну давайте закончим, - как мог доброжелательно предложил я.
Почему бы не оказать такую услугу давно мёртвому человеку, повадившемуся гулять по моим снам? (И как только ему это удаётся?!)
- Итак, - сказал Снейп.
И всё. Молчание. Сложенные в замок руки опустились на колени, и он, ещё сильнее сутулясь, нагнулся вперёд. Теперь и нос скрылся за волосами. Возможно, он делал это специально, чтобы ничем себя не выдать.
Я решил не торопить его. Я точно уже знал, что происходящее – сон, но когда посмотрел на стол – там лежала папка с отчётом, раскрытая на той самой странице, которую я читал в тот момент, когда заснул. Решив по старой привычке совместить приятное с полезным, я принялся просматривать текст, мелкие буквы с острыми углами на жестком пергаменте.
Снейп тем временем устал сидеть без дела. Он по-прежнему не пытался продолжить разговор; я не был уверен, что он сам толком знает, о чём хотел сказать. Он принялся медленно бродить по кабинету, от стены к стене.
Тонкие бледные пальцы касались всех попадающихся на пути предметов: бумажная карта Лондона на стене, жестяной герб Министерства над дверным косяком (Снейп был достаточного роста, чтобы дотянуться). Каминная полка, красный мрамор с прожилками. Угол стола, лакированный морёный дуб. Холодная стена, выкрашенная бежевой краской. Живая пальмочка на подставке, с колючими раскидистыми листами.
Я следил за профессором, не отрываясь от чтения. Он же не обращал на меня никакого внимания. Зельевар походил на ребёнка, открывающего для себя новый мир прекрасных и удивительных вещей, где всё такое разное: разное по цвету, на ощупь. Разной температуры, разной плотности.
Я видел это не раз, у меня есть Джеймс, который делал точно так же. Приобретал опыт на собственных ошибках, больше доверяя рукам, чем глазам. Иногда дети – как слепые. Это острое, можно пораниться, об это больно биться, а это – приятно холодит кожу… Это лучше не совать в рот, а вот об это можно почесать зудящие дёсна… А за это и вот за это взрослые будут ругать…
- Жаль, что у вас нет окна, - сказал Снейп. – В следующий раз приснюсь вам, когда вы будете на улице. Впрочем, и так неплохо…
- Что вы делаете? – наконец не выдержал я.
Снейп – взрослый, давно мёртвый человек. Почему он ведёт себя как младенец? И почему у него такое светлое, радостное лицо, как будто он открыл для себя дюжину чудес из списка невозможностей?
- Какой же я идиот, - сказал он, не слушая меня. – Нужно было присниться вам лет на десять раньше! Хотя да, конечно… Спасибо и на этом!
- На чём? – ошарашено переспросил я.
Во-первых, я вообще ничего не понимал, а, во-вторых, услышать из уст профессора слова благодарности? Что-то немыслимое! В особенности, когда даже не догадываешься, чем заслужил такое проявление несвойственных Снейпу чувств.
Снейп хмыкнул, потом протянул мне руку.
- Что? – не понял я.
Он обошел стол и положил ладонь мне на плечо. Рука была тяжёлая и… материальная. Этот Снейп не смог бы пройти сквозь меня, как какой-нибудь Хогвартский призрак.
- Теперь тоже не понимаете? – спросил зельевар с некоторым сомнением в голосе. – Так я и предполагал. Вы вообще имеете хоть какое-то представление о смерти?
Я вспомнил Кингс-Кросс. Там, когда я взял за руку плачущего Дамблдора, пытаясь утешить, он показался мне столь же материальным, как сейчас - Снейп. Затем я вспомнил родителей и Ремуса с Сириусом, пришедших ко мне, когда я собирался умереть от рук Водеморта. Они тоже казались живыми, возможно там, откуда они явились, они живыми и были.
- Ты или там, или здесь, - сказал Снейп. – Если
там - тот мир реален, а этот – нет. И наоборот. Когда вы, Поттер, совершили своё героическое жертвоприношение, вы встречались с мёртвым Дамблдором, будучи мёртвым.
- Он сказал, что я не мёртв.
- Возможно, – равнодушно ответил Снейп. Он не захотел спорить. – Но сейчас я мёртв, это факт. Вы живы – это тоже факт. И, тем не менее, я могу коснуться вашего стола или вашего плеча. Потому что вы спите, и я – в вашей голове, а вы-то можете всё это сделать, не так ли?
- То есть когда я вижу, как вы ощупываете стены – это делаю я?
- Не знаю, - признался Снейп. – Но я делаю это только благодаря тому, что это можете сделать вы. Вы спите, но кабинет и всё остальное остаётся реальным.
- Тогда мне следует поскорее проснуться. Пока вы не попытались выкинуть меня из моего же тела.
- О, не беспокойтесь, - саркастически заявил профессор. – Я не такой подлец, как вы воображаете!
- Конечно. Но когда у вас в руках оказывается реальный шанс вернуться к жизни, вы вполне можете об этом позабыть.
- Браво, мистер Поттер!
Зельевар похлопал в ладоши.
- А в прошлый раз, когда вы мяли моё несуществующее одеяло?
- Одеяло я сам придумал. Но теперь вижу, что совершенно напрасно. Предметы материального мира мне вполне подвластны, хвала Мерлину.
- Если вы всё это знаете, почему действительно не приснились мне на десять лет раньше? Кому вы снились до этого? Всем своим врагам по очереди?
С него вполне могло статься. С этой коварной, хитрющей твари.
Сначала он попытается стать моим родственником, эдаким любящим дедушкой для Альбуса, пользуясь моим телом, как костюмом. А потом незаметно заавадит прямо отсюда же, из головы. И Джинни никогда не узнает, что человек, которого она будет продолжать считать своим мужем, на самом деле – гнусный, давно мёртвый мерзавец, нашедший лазейку в мир живых…
Снейп расхохотался.
- Это, бесспорно, весьма заманчивый способ воскреснуть, однако я не могу занять ваше тело без вашего же разрешения. Иначе среди живых уже половина была бы вернувшимися мертвецами. Не думаю, что вы дадите мне такое разрешение, или я не прав?
Чёрные глаза смотрели на меня испытующе, почти с мольбой. Но разве я мог согласиться? Нет, никогда! Это просто невозможно. Тем более ради него, ради Снейпа!
- В тот день, когда вы назвали своего сына моим именем, вы подарили мне пропуск в этот мир. Я действительно благодарен, - сказал Снейп.
Это было странно. «Как такое возможно? – недоумевал я. – Но ведь существует же легенда, что вампир не может войти в дом, пока его не пригласят? Может, со Снейпом произошло что-то подобное?»
- А почему вы не снитесь самому Альбусу? Или почему мне не снится Дамблдор? Или Сириус?
- Включите мозги, Поттер! Как я могу присниться вашему сыну, если он ничего обо мне не знает? – кривя губы, поинтересовался Снейп. – Нет, это невозможно. Что же касается всех остальных… Я и сам ни за что не приснился бы вам, если бы не острая необходимость высказать своё раздражение… И этим всё и окончилось бы, поверьте, но…
Снейп, похоже, был несколько смущён, потому что поспешил отвернуться. Но в этот момент на меня накатила волна острых переживаний, мне не принадлежащих. Думаю, такая шутка была возможна только потому, что Снейп умудрился залезть в мою шкуру. К легилименции она, во всяком случае, никакого отношения не имела.
Я почувствовал такую абсолютную радость, какой не бывает, наверное. Радость, перемешанную с ещё более острым чувством, похожим на смертную тоску - оно кололо пальцы, как лёд и битое стекло, стоило мне лишь прикоснуться к гладкой поверхности стола.
Словно я одновременно дотрагивался до всех эрогенных зон и болевых точек собственного тела. Продолжающееся невозможно долго, невозможно болезненное, такое, какое едва может выдержать человек, и одновременно приносящее ни с чем несравнимое наслаждение.
Хотелось выть в голос. У меня сразу же сбилось дыхание. Продолжалось это всего несколько секунд, а потом я пришел в себя.
- Что это такое? – спросил я. Голос дрожал.
- Это значит быть живым, - глухо ответил Снейп. – Я не хотел, чтобы так вышло. Зато… - Он поднял голову и вдруг усмехнулся, откровенно и немного стыдливо. – Теперь вы знаете, почему я вам снюсь. Возможность ещё раз почувствовать себя живым, настоящим – это действительно невероятное наслаждение и невероятная боль. Боюсь, после этого вас уже ничем не удивить.
- Как вы это выдерживаете? – только и смог спросить я.
Это не было похоже на Круциатус. Не было похоже на оргазм. Не было похоже даже на смерть. Не как самая грустная книга, не как самый смешной фильм, не как самая красивая картина, не как самое уродливое насилие…
Как небо во время летнего заката, как цветы в прозрачной воде, как невообразимый океанский простор, как древнее величие подпирающих небо гор…
Всё это промелькнуло передо мной и погасло. Казалось, что я приоткрыл завесу такой тайны, какая не могла бы прийти даже в самую сумасшедшую голову… Казалось, что я теперь немножко больше, чем человек, но и немножко меньше, чем бесконечность.
Ради этого я не постыдился бы сниться Снейпу каждый день, поменяйся мы местами…
- Не говорите глупости, - раздраженно сказал зельевар. – Когда вы умрёте, поймёте, что всё совсем не такое, каким кажется, пока ты жив. И вообще, Поттер, это ведь всего лишь сон!
Дверь распахнулась. Лежащие на столе листы сдуло сквозняком – прямо мне на колени и на грудь. Откуда тут взялся сквозняк, я понятия не имел. За ворохом пергамента я не сразу успел заметить, что Снейпа больше нет рядом.
Когда я проснулся, оказалось, что я лежу, положив голову на закрытую папку с отчётом, все страницы были на месте и лежали по порядку. Дверь была закрыта.
В коридорах царила приятная пустота, рабочий день окончился около полутора часов назад. Я потратил полдня на здоровый сон с примесью кошмаров, оказывается! Ну что ж, если Снейп вернётся…
Я не знал, что тогда буду делать. Больше всего, конечно, хотелось тут же отправить его ко всем чертям, но чувство острой, нестерпимой жалости к нему прочно поселилось в сердце. Чувство, семена которого были брошены ещё в тот день, когда он, умирающий, сжимал окровавленными пальцами мою руку. И, брошенное на плодородную почву зёрнышко добра проросло.
Так что же выходит, теперь в моей голове, как в общежитии, мы будем жить вдвоём? И я постепенно стану всё дольше и дольше спать, превращаясь в Снейпа, пока однажды не исчезну совсем, до конца? И тогда мне придётся сниться
ему, и это будет как месть и как попытка ещё раз ощутить жизнь?
Ощупать её дрожащими руками. Удостовериться, что есть ещё что-то настоящее в мире…
Я вышел на улицу. Тут же выяснилось, что совсем недавно прошел сильный дождь. Вода, бурля и пенясь, струилась вдоль дороги, унося с собой городской мусор и грязь. А потом с грохотом маленького водопада срывалась вниз, в решетки ливнестоков.
Веером разбрызгиваясь из-под колёс, вода оседала яркими бликами сверкающих в лучах вечернего солнца капель. Срывалась с листочков деревьев, с гулким звуком разбивалась о камни тротуара. Вымокшие до нитки дети и собаки носились по лужам, с беззаботной, наивной радостью одаривая прохожих щедрыми брызгами.
А воздух был прохладный и пряный.
Ради этого, честное слово, стоило оставаться живым - всегда!
И мне вдруг стало невыносимо жаль, что Снейп этого не видит…
