Глава 2День не задался с самого утра. Потому как в кеде что-то лежало и мешало идти. Пяткой чувствовалось – это что-то небольшое, квадратное и плотное. Но самое обидное, что может случиться в этой жизни – это когда ты чувствуешь пяткой в кеде что-то небольшое, квадратное и плотное, но осознаёшь, что это вряд ли сто фунтов стерлингов, свёрнутые в четыре раза. А у Эллы были, кстати, фунты стерлингов, папа раздобыл их для магазина, но решил подарить дочери. Однако их было не сто, Элла не сворачивала их в четыре раза, и вряд ли они могли оказаться в кеде. Но тогда что это, чёрт возьми? Что мешает ей ходить весь день? Снять и посмотреть? Нет, это неинтересно. Должны быть в жизни хоть какие-то загадки.
Элла подошла к Большому озеру, сбросила с плеча сумку и устало растянулась на траве так, что её лицо оказалось почти у самой воды. Она закатала рукав мантии, вытянула руку, опустила пальцы в воду и трогала мокрые камушки, покрывающие дно, пытаясь на ощупь отыскать самый гладкий. Вдруг об её руку что-то тихонько ударилось. Элла невольно дёрнулась, потому что она вовсе не хотела сейчас играть с гигантским кальмаром, но, присмотревшись, поняла, что это не щупальца, а маленький зелёный бумажный парусник.
– Ты откуда? – поинтересовалась Элла у кораблика и посмотрела на него испытующе, будто ждала, что он ей ответит. Однако тот сохранял загадочное молчание. Он качнулся на миниатюрной волне, созданной дуновением летнего ветра, и снова коснулся её пальца. Прикосновение было неприятным, потому что кораблик был сделан из какой-то чрезвычайно шершавой бумаги. Элла села, аккуратно взяла его за треугольный парус, посадила к себе на ладошку и внимательно рассмотрела. Судя по сгибам, да и вообще по внешнему виду судна, его делал какой-то очень неумелый и неаккуратный мастер – парусник был неровный, следы от неправильных сгибов виднелись в нескольких местах, а на самом носу даже имелась чуть заметная дырочка. Элла была не настолько предсказуема, чтобы просто осмотреться вокруг и найти хозяина кораблика. Нет, напротив, она закрыла глаза и стала выстраивать свою версию событий.
Наверное, на противоположном берегу озера живёт старик. У старика есть маленький внук, и можно сказать почти наверняка, что у внука веснушки по всему лицу и глаза жутко умные, и что мальчишке не более семи лет от роду. Дед учит его ловить в озере рыбу, сколачивать из досок ставни, рубить дрова, а в свободное время делать ёлочные игрушки из конфетных обёрток и кораблики из бумаги. У мальчика не сразу получился кораблик, а только с четвёртой попытки, и он сначала побежал на задний двор, где работал дед, чтобы показать ему свой первый парусник, а затем опрометью бросился к берегу озера и отпустил его в плаванье. Мальчик изо всех сил дул на него, чтобы кораблик поплыл, дул так сильно, что сумел поднять большу-ую волну, и вот эта волна поднималась всё выше, и выше, и выше…
– Элла…
Кто-то осторожно потрогал её за плечо, она открыла глаза и снова зажмурилась от яркого солнца. Моргнув несколько раз и привыкнув к свету, Элла обернулась.
– Привет, – Скорпиус, а это был именно он, стоял за её спиной и робко улыбался.
– Привет, – ответила Элла, но в ответ улыбаться не стала. – А у меня такое чувство, что в кеде застряла свёрнутая вчетверо банкнота, и вот ещё… - она показала ему кораблик.
Скорпиус присел на траву рядом с Эллой.
– Как думаешь, он откуда приплыл? – спросила она его, аккуратно опуская кораблик обратно на воду.
– Издалека, наверное, – улыбнулся Скорпиус. – Гляди, какой потрёпанный! Должно быть, тут не об одном нападении пиратов следует говорить…
– Мне тоже кажется, что издалека, – кивнула она с совершенно серьёзным видом.
– А ещё мне кажется, что он приплыл именно к тебе, – продолжал Скорпиус. Он нервничал и срывал травинки, чтобы чем-то занять руки.
– Почему? – Элла бросила на собеседника быстрый взгляд и снова опустила глаза в траву. Он изменился с их последней встречи там, в отцовской лавке. Черты лица стали острей, чётче, хотя нисколько не мужественней. А пора бы уже. Он был красив, но красота его отдавала женственной, и длинные пушистые ресницы, которые были гораздо темней волос, лишь подчёркивали в нём эту женственность. А ещё он стал очень похож на отца… Мама не любила отца Скорпиуса. Мама говорила, он не друг.
– Да он же назван в твою честь! Смотри-ка! – Скорпиус протянул руку, снова вытащил из воды несчастный кораблик, который уже начал промокать, и поднёс к глазам девушки.
Элла присмотрелась – и действительно, на одном из бортов карандашом аккуратно было написано «Элла». Сама же Элла почувствовала, что краснеет, а ещё, что ей внезапно стало очень тепло, и какое-то сладкое и щекочущее чувство разлилось в груди, а ещё говорить стало как-то немного трудно. Помнится, мама рассказывала, что такое бывает от укуса лихорадочной гломры…
– Кто же мог назвать в мою честь целый корабль? – Элле тоже захотелось сорвать травинки, но она не рассчитала траекторию движения руки и случайно задела руку Скорпиуса, от чего покраснела ещё сильнее и совершенно не могла понять, чего это сердце так сильно застучало. Скучно ему там внутри стало, что ли?..
– Ну… Наверное, тот, кому ты очень нравишься, - ответил Скорпиус. – Корабли абы как не называют. Элла, а ты научишь меня делать журавликов?
Маленький веснушчатый мальчик с жутко умными глазами посмотрел на Эллу с другого берега озера и весело подмигнул ей. Её ладонь оказалась в чьей-то тёплой и влажной ладони.
– Конечно, научу.
Кстати, где-то в тумбочке у неё лежала схема фигурки лисы из денежной банкноты. Ведь это определённо сто фунтов.
