ПешкаСобытий следующей недели хватило бы на полгода, и скучными такие шесть месяцев не назвал бы даже самый прожженный авантюрист. Первый же день ознаменовался масштабной Акцией к северу от Лондона. Участвовали все, в чьи задачи так или иначе входило осуществление боевых операций. Вернулись все. Целыми и невредимыми. Хотя кое-то искренне жалел об этом.
Барти Крауч-младший лежал в своей комнате и смотрел на горящую свечу. Полночи он боролся со сном и с видениями, которые возвращались с кошмарной настойчивостью, стоило закрыть глаза хотя бы на секунду. Но его пугали не видения. Он боялся вопроса, который приходил вслед за ними: ради чего все это? Зарождающиеся сомнения ужасали его больше, чем результаты Акции, в которой он участвовал минувшим днем.
От яркого пламени свечи слезились глаза. Барти вытер слезы тыльной стороной ладони, пальцами размазал влагу по щекам. Получилось неожиданно по-детски, что чрезвычайно его разозлило. Он вскочил с постели, набросил на плечи мантию и выбежал из комнаты.
Четыре часа утра, граница между ночью и утром, между тайной и откровением. Одни называют эту границу рассветом, другие в этот час успевают заглянуть в глаза безумию. Многим удается вовремя отвести взгляд. Барти же показалось, что в этот раз он задержался на мгновение дольше допустимого. Но все-таки успел, не сорвался. На лбу проступил холодный пот, по телу побежали мурашки, от которых было одновременно очень больно и невыносимо щекотно. И утренняя прохлада парка была ни при чем. Ужас сомнения вызывал озноб, не давал вдохнуть, сковывал движения.
Метрах в десяти от него раздался легкий хлопок завершившейся аппарации, затем еще один. Глаза Барти уже достаточно привыкли к предрассветным сумеркам, чтобы узнать в прибывших Темного Лорда и Рудольфа Лестрейнджа. Они не торопились войти в дом, стояли на нижней ступени лестницы и что-то обсуждали, явно продолжая разговор, начатый за много километров от этого места. Сначала говорил только Лестрейндж. Барти не различал слова, но хорошо слышал интонации. Вопросы, целая череда коротких вопросов. И каждый из них пропитан сомнением и неуверенностью. Наконец Рудольф замолчал. Лорд не торопился с ответом. Он скользнул взглядом по темным окнам замка, затем посмотрел через плечо Лестрейнджа вглубь парка. На мгновение Барти показалось, что Темный Лорд его видит, хотя это было практически невозможно — их разделяли высокая живая изгородь и несколько художественно постриженных деревьев.
Наконец Лорд заговорил. И снова Барти не мог различить слова, только тон, с которым они произносились. И мелодику каждой фразы. Ни одной ноты сомнения. Полное отсутствие диссонанса, вызванного неуверенностью или нерешительностью. Буквально в каждом звуке — абсолютная вера в собственную правоту. Барти видел, что Лестрейндж тоже заражается этой верой: он как-то резко выпрямился, расправил плечи и закивал, соглашаясь со всем, что слышал. Добившись нужного результата, Темный Лорд пошел в дом, Лестрейндж последовал за ним.
Барти сидел на корточках, обхватив голову руками, и тихо бормотал:
— Я идиот! Мерлин, какой же я идиот!
В его голове рефреном звучала другая мысль: «Он знает, ради чего все это. А значит, знаю и я!»
Озноб прошел вместе с сомнениями. В поместье пришло новое утро.
*****
Крауч-младший стоял на пороге своей комнаты и напряженно принюхивался. Он был уверен, что, помимо сладковатого аромата остывшего воска, он отчетливо различает запах ночных кошмаров и… предательства. Барти почувствовал, что его сейчас стошнит от отвращения к своим собственным сомнениям, наполнившим эту маленькую спальню. Он сделал шаг назад, в коридор и захлопнул дверь.
Хозяина замка он обнаружил на первом этаже. Как хорошо, что сейчас они квартируют не в Малфой-Мэноре, и уж совсем хвала Мерлину, что в качестве штаб-квартиры не используется поместье Лестрейнджей. Нотт равнодушно выслушал сбивчивую жалобу Барти на мешающую уснуть луну и без лишних вопросов распорядился, чтобы домашние эльфы приготовили для гостя другую спальню. Уже сидя в своей новой комнате, Барти вспомнил, что из окна старой вообще никогда не видно луну. Никакую — ни полную, ни ущербную. Интересно, что подумает Нотт? Плевать! Туда он больше ни ногой, вещи перенесут эльфы.
Замок просыпался, наполняясь шумами, звуками шагов, голосами постоянных и временных жильцов. Завтрак был традиционно плотным — кто знает, в какой момент придется сорваться с места, и когда случится поесть в следующий раз. Барти ковырял ножом свиную отбивную и смотрел на пустое кресло во главе стола. Опоздавший к столу Долохов не успел взять в руки столовые приборы, как тут же положил их на место и рефлекторно схватился за предплечье правой руки. Бросив короткое: «Пусть уберут, завтракать не буду», он вышел из столовой. За ним, так же потирая правую руку, поспешил Рабастан Лестрейндж. Рудольф наклонился к супруге и сказал ей нечто, что заставило ее брови взметнуться вверх. Барти чувствовал, что происходит что-то важное, но понимал, что узнает обо всем последним. Если вообще узнает. Он залпом выпил остывший чай и вышел из столовой.
Фантазия архитектора, который строил фамильный замок Ноттов, снабдила окна холла необычно широкими подоконниками. Барти с ногами уселся на один из них, позволив плотной бархатной портьере целиком скрыть его от случайных глаз. Через стекло он мог видеть парадное крыльцо, а сквозь щель между портьерами — три четверти холла. За полдня, проведенные в этом укрытии, он перевидал практически всех знакомых ему Пожирателей смерти и десятка полтора абсолютно новых для него магов и даже одного оборотня.
Примерно через пару часов почти неподвижного сидения Барти сделал из своей мантии некое подобие подушки и подложил ее под ноющую спину. Ближе к вечеру он уснул. Его разбудили чей-то громкий шепот. Рядом с его импровизированным пунктом наблюдения стояли двое, в которых Барти без труда узнал Малфоя и Мальсибера. Малфой размахивал своей вычурной тростью и регулярно оглядывался в сторону коридора, ведущего к кабинету Темного Лорда.
— Нет, ты скажи! Где я ему найду такие деньги? — несмотря на все свое возбуждение, Малфой старался не повышать голос.
Мальсибер пожал плечами и так же тихо заметил:
— Ты же сам знаешь, что найдешь. Другого варианта просто нет.
Малфой прикусил губу, нервно взмахнул свободной рукой и кивнул. Мальсибер хлопнул его по плечу, то ли желая приободрить, то ли подталкивая к выходу. Барти дождался, когда за ними закроется дверь, и выбрался из своего укрытия. Большие напольные часы, задвинутые по распоряжению Лорда в самый дальний угол холла, показывали третий час ночи.
«Интересно, Он когда-нибудь спит?»
То ли из жажды сопричастности, то ли желая дождаться наконец того, кого хотелось увидеть больше, чем всех остальных вместе взятых, Барти решил не подниматься в свою комнату, а остаться внизу. Он собрал с расставленных по холлу кушеток все подушки и устроился поудобнее.
Крауч-младший уже не помнил, когда последний раз он считал звезды. Кажется, это было в другой жизни, и вообще не с ним. Он уже не выходил из-за портьеры, чтобы уточнить время, пытаясь вместо этого освежить свои познания в астрономии и определять час по положению небесных тел. Около пяти утра на крыльце дома появилась еще одна знакомая фигура. От удивления Барти даже протер глаза, желая убедиться, что это не шутка его сонного мозга. Снейпа он не видел в штаб-квартире уже несколько месяцев.
Либо что-то готовится, либо это что-то уже происходит. Но тебе ведь что-нибудь скажут только тогда, когда назначат новую Акцию. На что ты еще годишься, Барти Крауч-младший?
Внутренний голос, приобретший со вчерашней ночи какие-то новые оттенки, коротко скомандовал: «Не смей! Ты пешка, но без пешек не бывает полноценной шахматной партии». Барти решил, что правильнее будет с ним согласиться.
На этом посту Барти провел и последующие два дня, лишь на пару часов отлучаясь в свою комнату. Иногда он вспоминал, что организму нужна пища, и выходил к завтраку или ужину. На третий день по пути в столовую его нагнал Долохов.
— Слушай, Крауч, может уже хватит эльфов развлекать? Я гляжу, ты от безделья уже зеленый ходишь. Через час после обеда жду тебя в парке, заставлю немного подвигаться на свежем воздухе.
Барти хотел было огрызнуться, но лишь с шумом втянул ртом воздух, чтобы не выпустить наружу крик боли и изумления. Правое предплечье горело так, словно на него щедро плеснули драконьей кислотой. Он резко дернул за манжету рубашки, одна из пуговиц отлетела и покатилась по каменному полу. Нарисованная черной краской змея ожила, рука под ней покраснела и опухла.
— Чего ты застыл? — в голосе Долохова звучали легкое удивление и плохо скрываемое сочувствие.
Барти в нерешительности посмотрел на старшего товарища и пожал плечами:
— А… что делать-то?
— Не будь дураком, Крауч. Он тебя вызывает. Мерлин ведает зачем, но ты ему для чего-то понадобился. Не стой как каменный идол! Он очень не любит ждать.
