Глава 2В озере плещется вода. Кажется, что она немного зеленоватого цвета, но если присмотреться, то можно с легкостью распознать обман.
Кое-где на волнах качаются водоросли, но обитель хогвартского гигантского кальмара все рано остается кристально-чистой. Только отчего-то зеленоватой.
На противоположном берегу греется на солнце гигантское беспозвоночное, и вокруг него постепенно собираются младшекурсники: гриффиндорцы и хаффлпафцы, среди которых иногда мелькают и сине-бронзовые галстучки равенкловцев.
В начале года все они боялись "ужасного чудовища", обитающего в "этих зловещий водах", как шутит иногда Сириус.
Теперь же на дворе июнь, и малышам давно известно, что никакой опасности "гроза морей" для них не представляет.
Даже совсем наоборот. Кальмар любит детишек.
Щупальца медленно сворачиваются кольцами, и несколько учеников оказывается в "колодце". Их смех слышен через все озеро, его не может заглушить ни шум воды, ни шелест листьев на деревьях.
Два самых смелых гриффиндорца начинают щекотать кальмара под головой, и щупальца быстро разворачиваются, чтобы поднять их в воздух. Кажется, что и сам кальмар смеется.
Дует ветер, и я ловлю себя на мысли о том, что левой рукой ерошу волосы, и, усмехаясь, снимаю очки и кладу их рядом на траву.
Среди играющих детей невозможно увидеть слизеринцев. Студенты этого факультета вообще редко попадаются на глаза: большую часть времени они проводят в своих подземельях. Разве что повстречаешь в ночном коридоре пару старшекурсников, пробирающихся в Запретную секцию школьной библиотеки.
Ночью мы с Бродягой часто выбираемся из гриффиндорской башни. Под мантией-невидимкой, конечно.
Однажды мы видели таких "постоянных читателей". Шепотом произнеся заклинание, один из них открыл дверь и они скрылись внутри.
Конечно, мы сразу последовали за ними.
Слизеринцы были уже у границы Запретной секции. Как им удавалось так быстро ходить и при этом не шуметь? Наверняка знали какое-нибудь заклинание.
Светловолосый явно ничего не боялся. Сняв с полки два увесистых тома, он прямо направился к столу и зажег свет на конце палочки. Белая вспышка, казавшаяся первое мгновение слишком яркой, осветила молочно-бледную кожу со щедро рассыпанными по ней веснушками. Широко открытые глаза быстро забегали по желтым страницам, не останавливаясь ни на секунду.
Другой слизеринец остался рядом со стеллажами. Усевшись на пол, он вцепился длинными пальцами в книгу и не шевелился. Он даже не думал использовать осветительное заклинание; черные глаза медленно двигались, впитывая каждое написанное слово. В этот момент они были особенно сильно похожи на два темных бесконечных туннеля, ведущих в никуда. У Хагрида, хранителя ключей, тоже были черные глаза, но в этих, холодных и безжизненных, не было и искорки лесничьей теплоты.
Крючковатый нос практически касался пергамента. Наверняка он оставил бы на нем жирный след.
Грязные темные волосы при каждом движении головы покачивались из стороны в сторону, и вокруг слизеринца разлетались потоки грязи и сальной копоти.
В темноте его черная мантия практически сливалась со шкафом и полом, так что его почти не было видно. Лишь тусклая серая кожа поблескивала в свете палочки читавшего за столом.
С оглушительным грохотом книга с верхней полки свалилась на пол. Спрятав палочку, я потащил Бродягу к выходу.
Неужели все слизеринцы обречены были стать такими? Сириус не любил их всех, но это можно было понять. С детства он мечтал освободиться от пут чистокровного.
Его отношение к слизеринским младшекурсникам было еще хуже. Всех новеньких он называл просто "зеленью", но те, кто попадал на факультет Салазара, превращались в "зеленую зелень, жующую слизеринские сопли".
Что же такое скрывалось там, в подземельях, что превращало детей в обезумевших магглоненавистников?
Иногда к играющим детям присоединялся Питер. Это неизменно влекло за собой насмешки Сириуса, но каждый раз Хвост все равно возвращался к первачкам.
Хвост не умел врать. Если бы ему предложили кубок школы, а взамен потребовали просто отказаться от таких игр, он бы не согласился.
Как мог бы старина Пит пойти на такое? Больше всего на свете он любил тех, кто был с ним рядом, даже жизнь отдал бы за этих вот малышей.
Как, впрочем, и любой из нас.
Ремус постоянно помогал всем вокруг.
Глядя на это, Сириус говорил, что он просто не умеет отказываться, и смеялся над привычкой "отдавать единственное перо, когда идешь на экзамен".
Нет, здесь было другое. Даже если Лунатик не умел отказываться, что с того? Он всегда мог рассчитывать на ответную помощь.
Солнце в зените палит нещадно. К озеру в поисках прохлады стекаются учащиеся. Вокруг начинаются разговоры, шутки, слышатся веселые возгласы.
Я поднимаю с земли очки, пока кто-нибудь ненароком не раздавил их. Блик солнца на стекле заставляет повернуть голову, и слева, всего в метрах пятидесяти, я вижу густую копну рыжих волос. Наверняка это Эванс.
Когда я вскакиваю на ноги, у меня в руках оказывается волшебная палочка и я делаю первое, что приходит в голову: запускаю в небо столп красных искр. Гриффиндорская староста недовольно на меня смотрит, а я не могу сдержать улыбки и смеюсь во весь голос.
Кажется, Эванс уже не та, что была в прошлом году.
Из замка бежит Сириус, за ним едва поспевает Питер, а следом не спеша идет Ремус.
Что было бы со мной, попади я в школу в другое время?
