Глава 2. Зелёная. До осени Луна прилежно писала Драко по письму в неделю. До осени он мужественно крепился, хотя порой в глазах темнело от желания послать ей запечатанное проклятье.
Нельзя. Сейчас нельзя. У Лавгуд покровители, у неё в друзьях Гарри Поттер, а Поттер может всё. Он теперь герой, и его слово весомей слова министра магии. Что им стоит взять Малфоев за горло?
Да и сердиться на эту дуру как-то унизительно.
И Драко удерживался. Он даже пытался относиться к этой истории с юмором – ничего другого не оставалось. В самом деле, послания Лавгуд напоминали колонку анекдотов в «Ежедневном пророке». Луну абсолютно не смущало, что адресат безмолвствует: она не уставала находить для него оправдания.
«Твой ответ опять не дошёл. Рядом с вашим домом растут липы? Некоторые совы дуреют от липового запаха и теряют почту».
Иногда Драко даже не раскрывал конверты, если не было желания и времени заниматься пустяками. Но чаще всё-таки вытаскивал сложенные листки и читал, особенно под вечер, когда накатывала беспричинная тоска и на стены хотелось лезть от слепой тишины.
В письмах Луны была смешная наивность и лёгкое безумие. Наивные и слегка безумные люди всегда вызывали у Драко холодное любопытство. Откровенное сумасшествие напугало бы его, глупость – отвратила.
Интересно, когда Лавгуд надоест? А если вообще никогда не надоест? Что же, ему всю жизнь вытряхивать пепел в мусорную корзинку?
Послание, пришедшее в третью неделю октября, выглядело тонким и пухлым одновременно. Сначала Драко не понял, в чём дело. Затем обнаружил внутри вместо привычного письма картонный прямоугольничек, оказавшийся при ближайшем рассмотрении визитной карточкой с косоватыми синими буквами. «Ксенофилиус Лавгуд» и ниже адрес главного офиса «Придиры». Когда визитка очутилась у Драко на ладони, буквы начали ритмично вспыхивать. Но стоило Малфою переложить её в правую руку, как вспышки прекратились. Он несколько раз повторил эксперимент, прежде чем сообразил коснуться линии пульса. Надпись вспыхивала в такт движению крови.
- Теперь понятно, в кого она такая уродилась, - сказал Драко вслух.
На оборотной стороне карточки, судя по почерку, воробьиная лапа нацарапала: «Последний шанс».
Это всё? В конверте было что-то ещё. Драко встряхнул его, и на столешницу выпал… осколок зелёного стекла.
Похоже, недооценил он степень ненормальности Лавгуд. Она теперь собирается присылать ему всякий мусор, вроде пробок, стёкол, яблочных огрызков? Нет уж, спасибо, было очень забавно, но пора этому положить конец! Давно пора. Она хочет ответа? Она получит ответ, и тогда у нее пропадет желание вести дальнейшую переписку. Что-что, а отпугивать Драко умел. Отверженность окружающего мира он переживёт, но соваться в свой личный мир не позволит!
Малфой выдернул чистый лист из пачки с таким ожесточением, что уголок оторвался. Ничего, обойдется Лавгуд и надорванным. Придвинул поближе чернильницу. Встал, прошёлся по кабинету, собираясь с мыслями.
Кабинет когда-то принадлежал отцу. Впрочем, Люциус Малфой его не любил, как и сам Драко. Слишком уж тут пахло законсервированной прадедовской помпезностью. Но сбежать отсюда не представлялось возможным. Хозяин
должензанимать кабинет. И точка.
Здесь всё было нефункционально огромным: стол, кресло, секретер, шкафы с книгами. Из-за громоздкости мебели свободного пространства с натяжкой хватило бы на вагонное купе. Солнечному свету и свежему воздуху с успехом противостояли чудовищные бархатные шторы темно-вишнёвого цвета. Драко, задыхающийся среди морёного дуба и вишнёвого ворса, хотел, помнится, освободить окно и повесить на него что-нибудь более легкое. Номер не прошел: прибежала Берти, главная домовиха, и запричитала, повиснув у него на поясе. На крики явилась мать, и вопрос с занавесками отпал сам собой: никаких перемен в кабинете не будет, пока она, Нарцисса, жива. Драко удалось настоять только на том, чтобы шторы стянули толстенными золотыми шнурами, создав хоть видимость естественного освещения.
Существовала еще одна причина, почему Малфой прятался в этом фамильном склепе. Драко нашел работу. И какую – пальчики оближешь! Ему на дом прислали объёмистую рукопись свежеиспеченного "документального романа" с громким названием «Хроники великой битвы». Автор сулил читателям «неизвестные подробности из истории Войны». Малфою предстояло соединить роли редактора и корректора: проследить за стилем, подчистить язык, подправить грамматику. Этакий литературный домовой эльф. Позор, а не работа, но и её он отыскал с великим трудом, постоянно шифруясь, через двух посредников, так, чтобы самая настырная ищейка не докопалась до его имени.
С первых строк стало понятно: перед ним бульварная книжонка в духе Риты Скитер. Разве что Рита вряд ли допустила бы столько орфографических ошибок. Отдельная глава была посвящена Малфоям. После ее прочтения людоедское племя могло показаться обществом филантропов по сравнению с этим семейством. Драко, пользуясь правом редактора, решительно вычеркнул несколько абзацев – грубых, почти непристойных, где шла речь о Нарциссе. Зато, в качестве компенсации, добавил к своему собственному портрету парочку красочных штрихов. Ему терять нечего.
Зачем он вообще занялся этим? Во-первых, конечно, деньги. Такие «документальные романы» раскупаются – как и пишутся – в мгновение ока. Мама промолчала, когда Драко поделился с ней радостной новостью. Не такой видела когда-то Нарцисса будущую карьеру сына. Теперь уже не до карьеры, сохранить бы «Фортуну». Ни к чему делать хорошую мину при плохой игре: проценты с того небольшого остатка, что хранится на банковском счёте, почти целиком идут на оплату земельной аренды - унизительное, но единственное условие, на котором Малфоям было позволено сохранить за собой поместье, безраздельно принадлежавшее им в течение нескольких столетий.
Наконец, кропотливая, нудная работа помогала не сойти с ума от вынужденного безделья и гнетущих мыслей, которые преследовали, преследовали его, отнимая сон и покой. До того как сова Луны принесла письмо с сюрпризом, Драко самоотверженно продирался сквозь дебри очередной главы, увязая в ней, словно в болоте. Листы посерели от карандашных помет.
В результате, голова оказалась настолько засоренной отшелушенным словесным мусором, что ответ, в меру резкий и прозрачный, никак не придумывался. Драко замер у окна, ища там вдохновения.
На дворе стояла та замечательная октябрьская погода, когда не сразу сообразишь, что сейчас: то ли осень, то ли зима, то ли мир просто устал от этой суеты и объявил конец света. Небо затянуло тёмными тучами, между которыми ползли слабенькие серые просветы, похожие на трещины в старой посуде. Деревья в парке стояли, раздетые, смущенные, не знающие, куда им теперь деваться и чем им прикрыться. Опавшая листва потеряла разноцветность и приобрела единообразный оттенок, больше напоминавший обычную грязь.
По дороге, ведущей от ворот до главного входа, медленно двигалась невысокая худая фигура в черной мантии. Мама. Женщина с глазами, одновременно зелеными и голубыми, но больше – зелёными. Морщины вокруг губ прорисовались определеннее – признак решительности, граничащей с жестокостью. Появилась у Нарциссы такая черта. А золото волос всё бледнее и бледнее, потому что седина, потому что, кроме Драко, никому не жалко.
Безлистые ясени, насаженные вдоль дороги, скрючились, как обгоревшие спички. Тучи сеяли мелкой водяной пылью, она проникала в окно и оседала на подоконнике и рубашке Драко. Где-то вдалеке, за оградой скопился густой молочный туман. Там заканчивались владения Малфоев. Там был край света. Дальше дорога обрывалась…
Драко прикрыл веки.
Что тут хитрить и выдумывать: его мир разрушен. Необратимо, безжалостно и цинично. Этого никому не понять, разве только человеку, пережившему землетрясение. Была крыша – нету крыши, были стены – нету стен. Одна только груда мусора, битого кирпича, стекол всяких… В общем, как вы нам, так и мы вам. Драко не жаловался. Да и кому бы он пожаловался - даже если бы захотел?
Что-то острое впилось в кожу, когда Малфой непроизвольно сжал кулаки. Веки приоткрылись. На ладони линия жизни, линия ума и прочие линии упирались в зеленый бутылочный осколок.
Драко подбросил стёклышко вверх, поймал и… поднёс к глазу, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает.
И случилось чудо. Ясени неожиданно снова облеклись листьями. Если присмотреться, можно было даже разглядеть в ветвях связки желтоватых сережек. Листья на земле превратились в причудливые растения – нечто вроде лопухов или подорожников.
Мама шла, огибая изумрудные лужицы. Драко сразу вспомнил, как любила Нарцисса этот цвет, он шёл к её глазам, одновременно зелёным и голубым, но больше - зелёным. И как она жалела, что не может его носить, ведь её бледное лицо начинало слегка отливать салатовым – как сейчас!
Расхохотавшись, Малфой повернулся спиной к окну, лицом – к ненавистному кабинету. В кабинете всё, включая растерзанную рукопись, представляло собой шедевр стеклодувного мастерства. Попадись сейчас в руки хозяина молоток, он с великой радостью разгромил бы эту посудную лавку. Миг, и остаётся только позвать Берти с веником и совком, а самому начать новую жизнь в другом, более подходящем для жизни месте.
Зеркало поймало Драко в свою резную раму. Могильная зелень отражения выгодно подчёркивала запавшие щеки и заострившийся подбородок. Зеленоватый субъект в зеркале держал у глаза осколок стекла и радостно ухмылялся, обнажая зеленоватые зубы. Помочь ему колдомедики были явно бессильны.
«Я похож на хорошо отлежавшегося покойника», - отметил Драко и почему-то опять захохотал. Смех оставил во рту легкий привкус истерики, но это лучше, чем ничего.
- Драко Малфой! – он кивнул зеленоватому субъекту в раме. – Про тебя пишут книги! Луна Лавгуд шлет тебе на дом битое стекло! Думал ли ты дожить до такого?
Вспомнив про Лавгуд, он спохватился. Нужно было написать ответ. Святые небеса! Драко сел за стол, кинув стёклышко в керамическую плошку, где хранил разную мелочёвку. Ощупал пальцем оторванный уголок листа. Подумал. Выдернул из стопки новый – неповреждённый. Откинул крышечку чернильницы. Долго вертел в руках перо, держа его так близко к кончику, что кромка ногтей стала фиолетовой. Выдохнул и, склонившись над листом, написал размашисто:
«Ты совершенно сумасшедшая, Лавгуд! Но спасибо за развлечение. Д.М.»
В совятне дремали в полутьме крупные птицы, и среди них – Овод, красавец-филин. Туда вела крутая лестница. Но Драко преодолел её очень быстро. Иногда он даже перескакивал по две ступеньки разом. Это было весело.
Ненадолго сойти с ума всегда весело.
