Глава 2
Хочешь тронуть розу - рук иссечь не бойся,
Хочешь пить - с похмелья хворым слечь не бойся.
А любви прекрасной, трепетной и страстной
Хочешь - понапрасну сердце сжечь не бойся!
Омар Хайям
Так приятно касаться её руки. Уж не знаю, в чём тут дело, да и какая разница. Почему бы не получать удовольствие от жизни, если есть такая возможность. Тогда, во время войны и моей шпионской деятельности, я был лишён каких бы то ни было радостей. Положа руку на сердце, я вообще думал, что не выживу, умру где-нибудь на поле боя неузнанным героем. Но мне представился второй шанс. Яд Нагини оставил меня в живых, возможно, случилось то самое чудо, о котором обычно просят у высших сил.
Нет, я не считаю теперь себя избранником небес и баловнем судьбы, просто не хочу тратить оставшиеся годы на бесполезные терзания по прошлому. Каждый день моей новой жизни наполнен маленькими радостями, начиная с утренней чашки кофе и заканчивая пробежкой перед сном. Признаюсь, изменить жизнь было невероятно сложно. Мой неуравновешенный характер и расшатанная нервная система поначалу мешали моим попыткам сделать из себя другого человека. Первые три года дались особенно тяжко: я постоянно срывался на окружающих, периодически напивался, как свинья, хотел на все плюнут и вновь стать злобным подземным монстром. Не представляю, как Перкеле терпел такого работника и друга.
Но со временем стало легче. Я заставлял себя через силу улыбаться коллегам, одеваться в более открытые вещи, следить за чистотой волос, вежливо здороваться с соседями. Каждый новый день постепенно, миллиметр за миллиметром, приближал меня к более приятной версии Северуса Снейпа. И мне становилось всё легче с самим собой. Научиться любить себя я так и не сумел, но теперь я уже проще смотрю на ошибки своей молодости. Я не прощу себе многих вещей, но смогу жить не оглядываясь на прошлое, не ища в себе кровожадного убийцу и предателя, каким я считал себя после смерти Лили. Иногда я даже не верю, что моя жизнь вошла в привычное для обычных людей русло. И я ценю всё то, что принесли мне прошедшие несколько лет: уютный дом, любимая работа, друзья, крестник и душевное спокойствие.
А сейчас я сижу за прекрасным праздничным столом рядом с другом, поддержавшим моё стремление к самореализации и самоулучшению, с племянником, который любит меня по-детски искренне, и красивой девушкой, пусть даже моей бывшей ученицей и невестой только понарошку.
Мне нравится мясо в моей тарелке, щедро политое винным соусом, коралловое платье Гермионы, зелёная люстра под потолком, заколка в волосах Элизабет, галстук Перкеле, то, как переговариваются мальчишки. Да что там, мне всё нравится. Всё, кроме того, что я не могу задержать это мгновение.
***
Северус сидит рядом, и на его губах играет легкая улыбка. Наверное, он думает о чём-то очень хорошем. Удивительный, он удивительный человек. Не знаю, что произошло в его жизни за последние годы, но он изменился. Умиротворенный, спокойный, излучающий внутреннюю силу и жизненную мудрость.
Возможно, я ещё слишком молода, чтобы полностью понять, насколько тяжела была жизнь этого мужчины. Я, Рон и Гарри, конечно, многого натерпелись в школьные годы, но у нас всё же было детство. У меня и Рона были любящие родители, у Гарри — верные друзья и любимая девушка. Северус был лишён всего. Сломанный и ненужный, словно старая игрушка, которая никогда не была в руках любящего хозяина. Теперь я понимаю, почему он был таким нелюдимым и злобным. Ненавидел собрание Ордена, хотя был самым верным слугой Дамблдора. Сколько же он приложил усилий, чтобы забыть, стереть из глаз боль, которая иногда проскальзывала в его взгляде. Я вижу перед собой не просто интересного, умного мужчину, но человека преодолевшего себя и своё прошлое.
Не скажу, что я фаталист, но, возможно, всё случилось не просто так. Пусть хоть и малая, но есть вероятность того, что сейчас я рядом с ним не просто из-за моего несдержанного языка. Если нам просто предначертано судьбой узнать друг друга лучше. Увидеть людей, которых мы раньше не видели, сколько бы не смотрели глаза в глаза.
***
После ужина я пригласил Гермиону прогуляться по парку Илойненов. Во-первых, это было вполне в жанре нашего спектакля, во-вторых, мне просто этого хотелось. Я никогда не умел ухаживать и говорить красивые слова. По мне, так слова всего лишь искрящаяся лента серпантина — красивая, но, по сути бесполезная вещь, дарящая лишь визуальное — в нашем случае аудиальное — удовольствие. Для меня всегда были ценнее поступки. Помню, когда я пришёл к Дамблдору с повинной, я ждал слов, слов прощения или гневных монологах о моём ничтожестве. Но он дал мне больше. Он подарил мне своё доверие. Мы часто говорили, но, всё же, поступками и только ими Дамблдор предпочитал показывать свою любовь к людям. Я же всегда был горазд на приносящие боль слова. Возможно, дело в том, что слова казались мне пустыми, я не понимал, насколько сильно они могли кого-то ранить. Ведь поступки важнее и показательнее. Можно клясться в дружбе, а потом предать, как Хвост. Теперь я и в словах более сдержан, но всё же смотрю на поступки и сужу только по ним.
Розы цветут, одурманивая жителей этого поместья тёплым ароматом нежности. Я люблю гулять по саду и наслаждаться запахами, но свой сад не содержу. Всё-таки цветам нужна забота женских рук.
Нежные пальцы Гермионы касаются нераскрывшихся бордовых бутонов. Я срываю один из цветков и аккуратно помещаю его в кудрявый завиток каштановых волос.
— Здесь нас вряд ли кто-то видит, можно быть самими собой, — смущённо говорит волшебница.
— Знаю, но почему ты считаешь, что я веду себя не как обычно? — знаю, глупый вопрос. Она видит во мне старого злобного профессора. Должно быть, Поттер сдержал слово и никому не рассказывал о наших с ним встречах. Иначе бы мисс Грейнджер имела более широкие взгляды на характер своего бывшего преподавателя. Но тем лучше: узнавать старого знакомого заново по чьим-то рассказам непросто. Другое дело — увидеть изменения самому.
— Вы изменились, профессор, — снова смущённый румянец. Кажется, это реакция на мою улыбку. Приятное тепло где-то в области сердца от факта, что я вызываю этот алый узор на щеках.
— Забудьте о профессоре. Вы тоже уже не та школьница-зазнайка, не так ли, мисс Грейнджер? — она удивлённо смотрит на ещё одну розу в моей руке. Сам не знаю, зачем я сорвал очередной цветок. Просто нужно было чем-то занять руки. Разговор с Гермионой вызывал давно забытое юношеское волнение в груди. Подношу бутон к носу. Вдыхаю полные лёгкие, словно бы ища спасения от нахлынувших чувств в ароматерапии. Нет, это не спасает от сладкого томления, наоборот, подстёгивает желание сказать или сделать какую-нибудь романтическую глупость. Возможно, и не стоит сдерживать этот порыв. Я ведь хотел жить полной жизнью, но почему-то старательно избегал её романтический аспект. Считал себя неспособным на такие ощущения. Но мисс Грейнджер… Что-то в ней задевает струны давно истлевшей гитары. Мне страшно и сложно, но я должен пройти и через это. И пусть я не интересен и не нужен этой юной ведьме, но сейчас она здесь, рядом со мной, и не важно, что дело в глупой случайности, которую я сам довел до абсурда. Жить по-настоящему, избегая сложностей, невозможно.
— Гермиона, безусловно, всё, что мы делаем, можно назвать игрой. Но кто сказал, что мы не можем по-настоящему получать от этого удовольствие? Да и потом, если розы вырастают на искусственно созданной плодородной почве, нельзя же назвать их искусственными? — сам удивлён, что ввернул такой вот заковыристый намёк.
— Профессор, я не совсем поняла, — девушка недоверчиво смотрит на меня, судя по всему, прекрасно понимая, о чём речь.
— Для начала — Северус. А по поводу моего так называемого афоризма — не пытайся вникнуть в суть происходящего. Просто получай удовольствие, — я зацепил розу за разрез для пуговицы на кармане своей рубашки. Карие глаза проводили цветок и вопросительно посмотрели на меня. Я только пожал плечами: — Не выкидывать же его, а в моих волосах он не будет смотреться столь же блистательно, как в ваших.
— Северус, я вас не узнаю, — мисс Грейнджер тянется к розе на моем кармане и поправляет загнувшийся лепесток. — Но это к лучшему. Играть невесту старого доброго профессора зельеварения было бы сложно.
— Ты, должно быть, хотела сказать «старого злобного», — усмехаюсь и достаю волшебную палочку из рукава рубашки. Легкий взмах — и коралловое платье Гермионы становится винного цвета. — Теперь роза тебе ещё больше к лицу.
— Да вы эстет, мистер Снейп, — она картинно вскидывает руки.
— Не переигрывай, Гермиона. Однако становится прохладно, нам стоит поторопиться, — я киваю в сторону дома.
— А лабораторию? Вы покажите мне её? — в её глазах загораются нетерпеливые искорки любопытства и одержимости своей работой.
— Не сегодня, Гермиона. Уже поздно, а тебе явно не хватит получаса для знакомства со всеми экспериментальными приборами. Мы обязательно проведём там время, но уже завтра, — я мягко приобнимаю её за излишне худые и острые плечи. Она опускает пунцовое личико, пытаясь скрыть очередной прилив смущения. — Если тебе не приятны мои прикосновения, то я постараюсь свести их к минимуму.
— Нет, просто всё это так… необычно. Мне нужно время привыкнуть. И у вас холодные руки, — замечает мисс Грейнджер, борясь со своей женской сутью, которая не позволяет ей так быстро согласиться на прикосновения чужого мужчины.
— Прошу прощения, — я тру ладонь об ладонь и вновь приобнимаю её, но уже за талию.
— Я тут подумала, а почему мне не показали мою комнату, — миловидное личико становится серьёзным, а брови хмурятся.
Я задумываюсь, но особых вариантов тут нет. Мы ведь «обручены уже два года».
— Полагаю, нас поселили в моей спальне с видом как раз на розовый сад, — я пытаюсь произнести это самым обыденным тоном, но это не помогает. Гермиона нервно дёргается и высвобождается из моих объятий.
— Это не допустимо, профессор, — возмущается она.
— Повторюсь, не профессор, а Северус. И, прошу, тише, — я взглядом напоминаю ей о том, почему мы здесь. Она замолкает, но продолжает гневно смотреть на меня.
— Гермиона, неужели вы думали, что обручённым современным волшебникам предоставят разные спальни? Не переживайте, я вполне удовлетворюсь диваном, — чуть не рассмеялся от её реакции на слово «удовлетворюсь».
— И всё-таки это просто ужасно, — хмуро замечает гриффиндорка.
— Моя комната вполне комфортабельна, и к тому же я не храплю по ночам, так что не стоит утверждать того, в чём ты еще не убедилась, — я провожаю её в комнату, которую Перкеле отвёл для моих визитов.
***
Всё это меня раздражает. Я, конечно, не считаю Снейпа извращенцем и понимаю, что он не совершит против меня каких-либо насильственных действий. Но ночь в одной комнате с мало знакомым мужчиной — испытание ещё то.
И не важно, что я знаю профессора с одиннадцати лет. В том-то и дело, что я знаю ПРОФЕССОРА Снейпа, а не мужчину — Северуса. Тем более, он, похоже, и впрямь за мной ухаживает. Мне это, безусловно, приятно, но не хотелось бы давать ему ложные знаки внимания. Я не из тех девушек, которые позволяют мужчинам всяческие вещи…
И всё-таки, какая красивая роза!
Я распутываю свои волосы и достаю алый цветок. Аромат такой нежный. Поддаюсь минутному порыву и сыплю лепестки в тёплую воду. Приятно погрузится в ванну после такого насыщенного дня. Мне уютно здесь, хотя я обычно с трудом привыкаю к новым местам. Ванная комната выполнена в пастельных тонах, повсюду бутылки с эфирными маслами и ароматными шампунями. Мягкие полотенца, ворсистый коврик около ванны, стоящей в центре комнаты. И запах роз. Здесь, в этом поместье, везде пахнет розами.
Надеваю лёгкий халат, стягиваю влажные волосы в небрежный пучок на затылке и выхожу. Северус сидит на балконе спиной ко мне. Краска на белой резной лавке чуть потрескалась. В руке у моего бывшего преподавателя фарфоровая чашечка: наверное, он пьёт вечерний чай. Я подхожу и вижу: на скамейке действительно стоит поднос с чайником и ещё одной чашкой. В маленькой хрустальной миске горочкой лежит рахат-лукум. Мне становится слегка смешно, ведь он тоже из роз.
***
Я сижу и любуюсь чудесным закатом, вдыхая розовый аромат. Как говорит Элизабет: «Роз не может быть слишком много». Наверное, у неё легкое помешательство на этих цветах. Но я не возражаю. Мне тоже нравится сидеть на этом балконе, увитом плющом, и пить зелёный чай. Я был удивлён, что в почти прозрачной жидкости пестреют не алые обрывки лепестков, а синие цветки васильков, смешанные с ягодами голубики. Но сладости всё так же отражают привязанность хозяйки дома к шипаносным красавицам.
Послышался скрип двери. Я знаю, что это Гермиона закончила свои водные процедуры, но не оборачиваюсь. Не хочу быть назойливым.
Она появилась в поле моего зрения. Вся в белом, с влажными волосами и капельками воды на тонких запястьях. Переставляю поднос с чаем на круглый столик, освобождая ей место. Гермиона садится, я чувствую запах каштановых кудрей. От этого становится жарко, поэтому я развязываю узел на моем шейном платке. Молча протягиваю ей чашку чая и мисочку с лакомством. Алые губы касаются фарфора. Мимо пролетает неоновая бабочка, трепеща шёлковыми крыльями, и садится на рахат-лукум. Хоботок замирает на сладком брусочке. Рука Гермионы замерла в сантиметре от угощения.
Насекомому не понравилось лакомство. Бабочка снова кружит над нами и замирает на моей груди, выбрав цветок в моем кармане в качестве уютного места для отдыха.
— Ваша роза может завять, — мисс Грейнджер дожидается, когда незваная гостья покинет место своего пребывания, опускает цветок в наколдованный прозрачный графин с водой.
— Приятных снов, Гермиона, — я встаю и ухожу в ванну. Не потому, что мне не хочется сидеть с ней и смотреть на лучи заходящего солнца, но я чувствую, что это слишком интимно. Не стоит спешить. Впереди ещё семь дней…
***
Он уходит, так и не начав вечернюю беседу. Я остаюсь наедине с чаем и закатными лучами солнца. Тёплый весенний вечер обещает плавно перетечь в одну из таких ночей, когда хочется любоваться звёздами. Где-то запел соловей.
Невероятная тишина, нарушаемая лишь звуками природы. За столько лет жизни в городе я отвыкла от покоя. Вечная спешка, желание проявить себя, доказать, что твоя жизнь не пуста, что ты можешь многое. Я бегу, бегу. И вроде бы, многое получается, цели достигаются, появляются новые. И время летит неумолимо. Ещё, кажется, только вчера я получила то заветное письмо из Хогвартса, а сегодня — почти дипломированная ведьма. Я горжусь тем, кто я есть, но мне всё время хочется стать ещё умнее, важнее и полезнее. Но, когда время вдруг замирает, и я остаюсь наедине сама с собой, мне кажется, что всё не так. Словно бы я бегу по замкнутому кругу, без определенной цели и без смысла. Остаюсь ли тем, кто я есть, или просто делаю то, чего от меня ждут?
Я всегда была лучшей: в начальной школе, в Хогвартсе, в университете. С самого рождения окружающие люди восхищались, какой я сообразительный ребенок, развитый не по годам. Родители гордились мной и постоянно твердили, что я не должна подвести их ожидания. И я старалась изо всех сил, даже когда мне было одиноко и больно от того, что все видят во мне ходячую энциклопедию. Нет, я люблю учиться, получать новые знания. И всё же, иногда мне хотелось побыть просто подростком, совершить какую-нибудь глупость. Но я боялась, что тогда все мои усилия пойдут прахом, что учителя и родители разочаруются во мне. И вот я уже сама ставлю себе жёсткие рамки, ограничиваю во всём, делаю лишь то, что должна. Я смотрю на себя в зеркало и думаю: «Так и должно быть, я мисс Грейнджер – умница, настоящая гриффиндорка, ответственный работник и студент». Но порой мой взгляд кажется мне каким-то безжизненным, обречённым. Глаза моей подруги Джинни не такие. Она полна жизни, она имеет право на ошибки и бесшабашные поступки. А насколько я жива?
Я пытаюсь рассчитать свою жизнь. Планы, бесконечные планы… У меня репутация занудного профессионала во всех сферах магии, кроме прорицания, конечно. Даже полёты я подтянула. Я часто одеваю строгие мантии, стягиваю волосы в пучок, скоро, наверное, и очки появятся. Все говорили, что я похожа на МакГонагалл, и не ждали от меня другого имиджа. Словно бы внешность что-то решает.
Но я смотрю на Северуса и понимаю: ожидания окружающих не всегда отражают действительность. Этот суровый внешне человек сумел стать другим. Каждая черта его лица говорит о том, что лучше не связываться с таким человеком. Чёрные брови надменно вскинуты над непроницаемыми глазами, они предостерегают, сообщают об опасности. Но это взгляд сложно забыть. Усмешка словно бы приклеилась к губам за все те годы, которые он должен был играть роль саркастичного ублюдка. Возможно, я ошибаюсь и он не играл, а именно был им. Но эти губы умеют улыбаться. Нос делает внешность зельевара ещё более непривлекательной. Пальцы словно бледные длинноногие пауки обещают стальную холодную хватку, но я ведь знаю, какие они теплые и нежные. Худой, высокий, я помню его в чёрном одеянии, развевающемся на ветру. Грозный профессор… Таким мы видели его. С первого взгляда Гарри определился в своей неприязни к Снейпу. Да и все мы сразу составили оценку по внешности, позже она подтвердилась и показательными действиями со стороны Северуса. Нам было так легко не вглядываться, видеть только гладь озера, но никто не захотел нырнуть поглубже. Так и бывает. Мы невнимательны, поверхностны, эгоистичны. Заняты только собой. Нет¸ даже не так: мы пытаемся создать у окружающих некий образ себя и поддерживать его. Зачем? Возможно, чтобы уберечь своё ранимое «я».
Может быть, Северус поэтому был таким скрытным и злым, нелюдимым и мрачным. Но почему теперь он другой? Что двигает им? Зачем он меняется, или же это очередной образ, который скрывает настоящего мастера зелий? Открывает ли он душу или же, наоборот, нашёл способ спрятать себя в более надежный кокон.
Я вижу, как вдалеке из небольшого леса выбегает пёс. Он озирается по сторонам, словно бы в поисках сбежавшей добычи или же каких-то невидимых врагов. Затем, немного потоптавшись, садиться на влажную ночную траву и тихонечко подвывает, глядя на луну, которая за время моих раздумий показалась на сине-серебристом небе. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь запомнить, как всё ещё тёплый аромат роз наполняет мои легкие, но в воздухе уже появилась ночная влажность, и запах становится каким-то излишне терпким.
Занавески, разделяющие комнату и балкон, слегка колышутся. Я смотрю на белое прозрачное полотно, и мне кажется, будто бы оно впитывает в тончайший узор кружева невидимые облака тумана, которые скрывают от меня белоснежный диван и спящего на нём мужчину. Мне достается только призрак, только ощущение чьего-то присутствия. И я чувствую, как комок жалости к себе подкатывает к горлу. Я чувствую одиночество, которое не заглушить общением с коллегами и друзьями. Я чувствую, что сознательно создаю пустоту вокруг себя, заполняю дни ложной спешкой, придумываю цели, которые спасают меня от подобных мыслей. Я применяю отговорки в диалоге со своей душой, которая на самом деле не хочет ждать, которая ждёт томления и жаждет любви.
Я делаю шаг, преодолеваю кружевной туман и смотрю на умиротворённое лицо зельевара. Веки чуть подрагивают, складки белой простыни на груди поднимаются и опускаются в такт дыханию. На подлокотнике кресла лежит его чёрная палочка, в полутьме не видно узоров на рукоятке.
Ноги остались не укрытыми простынею. У него длинные и узкие ступни, слегка женственные пальцы ног с аккуратными ногтями.
Волосы разметались по подушке — чёрное на неоново-белом. Спит на спине, одну руку положив поверх простыни сбоку, а вторая покоится на животе, повёрнутая так, что мне не разглядеть чёрную метку, змеящуюся чуть выше запястья.
В темноте его профиль выглядит словно вырезанный из мрамора каким-то чудаковатым скульптором. Мне кажется, что я смотрю на него уже очень долго, что скоро рассвет, а я так и не смогу сойти с этого места. Скидываю незримые путы, пригвоздившие меня к холодному полу и, стараясь ступать как можно тише, дохожу до большой кровати. Пружина скрипит, я спешно накрываюсь одеялом и больше не двигаюсь. Но профессор спит, необеспокоенный созданным мной шумом. Я закрываю глаза и проваливаюсь в сон.
***
Пасмурное утро наступает со всей своей тягучей медленностью. Просыпаюсь, думаю, что, должно быть, ещё очень рано, но один взгляд на большие настенные часы опровергает мои ощущения. Шея затекла, и я, недовольно кривясь, приподнимаюсь на локтях и начинаю похрустывать затёкшими позвонками. Зеваю, уже есть желание позавтракать: так всегда бывает, если неплотно поесть накануне.
Встаю, оглядываюсь по сторонам в поисках тапок и осознаю, что я не один в комнате. Сонливость как рукой смахнуло. Я задумчиво тру переносицу: это придает бодрости и храбрости. Подкрадываюсь к кровати и смотрю на спящую мисс Грейнджер.
Она очень забавная во сне. Удивительно, как люди выглядят, когда спят и не замечают никакого внимания к их персоне. Возможно, именно в этот момент их можно увидеть такими, какие они есть на самом деле. Интересно, я тоже во сне другой?
Хотя не стоит особо на это рассчитывать: вряд ли я превращаюсь в прекрасного принца. Скорее наоборот: становлюсь еще ужаснее.
Но Гермиона — другое дело. Не то чтобы она сильно меняется во сне, но лицо становится более мягким, уходят морщинки задумчивости и озабоченности вселенскими проблемами. Забавные кудряшки становятся пушистыми и торчат во все стороны. Губы шевелятся: должно быть, говорит с кем-то во сне. Интересно, о чём? Небось спорит с каким-нибудь маститым зельеваром о способах подготовки котлов. Пальчики крепко сжали одеяло. Удивительно милая девушка.
Вдруг часы начинают громко отбивать десять роковых ударов. Гермиона дёргается, распахивает глаза, вскрикивает от удивления.
— Профессор! А... ой, забыла, простите, — она смотрит на меня и краснеет. Я осознаю, что так и не накинул халат. Это я зря! Негоже мужчинам по утрам разгуливать в довольно тонких пижамных штанах. Хочется как последнему мальчишке позорно сбежать и спрятаться. Вот поэтому я избегаю заводить романтические отношения. Не умею я вести себя с женщинами, вечно что-то порчу или оказываюсь в идиотической ситуации.
Мисс Грейнджер, однако, быстро приходит в себя и делает вид, что ничего не произошло. Она встаёт. Слава Мерлину, догадалась спать в халате! Только просвечивающихся из-под ночного одеяния соблазнительных изгибов женского тела мне сейчас не хватало, хотя эффект вряд ли бы усилился.
Дверь с грохотом открывается и врезается в стену. Бодрая Элизабет врывается в комнату, тряся каким-то конвертом. Она вообще не замечает напряжённости момента, радостно смотрит на меня и Гермиону.
— Министерство наконец-то выбрало наш дом для ежегодного бала в честь вашей победы! — кричит хозяйка поместья. Я озадаченно моргаю, потому что этот самый дурацкий бал должен был состояться в поместье Оуэнов. Все эти дебильные весенние балы меня всегда раздражали, поэтому, собственно, я на них и не являлся. И вообще, два бала подряд — явный перебор. Сначала благотворительный. Потом в честь победы. И от последнего мне не отвертеться: Перкеле не позволит сбежать.
— Оуэны подхватили какой-то вирус, и теперь у них карантин. Проблема только в том, что у меня совсем ничего не готово. Но я уже наняла декораторов. Думаю, за пару дней они справятся. Ах, Гермиона, я так ждала этого дня, когда и мой дом примет победителей. Это такой почёт, тем более, что Северус наш добрый друг. Это будет чудесно, просто замечательно! — щебетала миссис Илойнен.
— Бэт, позволь нам привести себя в порядок, и мы спустимся к завтраку. Там и обсудим предстоящее событие, — не выдерживаю я и скрываюсь в ванной комнате.
***
Элизабет появляется как раз во время. Вся эта утренняя ситуация… И смешно, и грустно. Но этот бал — просто ужасающая перспектива. Ведь на него приедут ВСЕ! Начнутся колдографии, репортажи. Нам со Снейпом не отвертеться. Если бы не этот бал, мы просто могли бы всё замять. Но тут будут неоспоримые доказательства нашего романа. Нельзя же признаться в его фиктивности. Ох, что же нас ждёт...
— Вы будете чудесно смотреться на балу. Зная Северуса, могу предположить, что у вас нет ни одной совместной колдографии. Это такое упущение! Вот потом будут дети спрашивать, почему мама и папа вместе не фотографировались. Я уже всё продумала. Главное — это розы, конечно! — Элизабет безудержно придавалась рассуждениям о предстоящем событии.
Я осела на кровать, судорожно соображая, что предпринять, как вдруг в окно влетела сова. Я сразу узнала Гилберта. Эта сова — мой подарок родителям перед поступлением в университет. Обычно Гилберт приносил письма раз в две недели. После рождения Лисандры у них почти не осталось времени на длинные письма. Однако последнюю весточку от них я получила дней пять назад. Сова спикировала мне на плечо, конверт оказался в моих руках.
Элизабет оставила меня одну с корреспонденцией. Письмо оказалось довольно объёмным по сравнению с обычными двумя-тремя предложениями. Неровный почерк выдавал мамино волнение.
«Гермиона! Я очень разочарована и расстроена, что моя собственная дочь ведёт себя подобным образом. Вчера мы с твоим отцом получили письмо от Молли. И почему-то из него я узнаю, что ты, оказывается, помолвлена. Сначала я решила, что это какой-то розыгрыш. Ты ведь говорила, что близнецы Уизли способны на многое. Но, попросив у Молли подробности, мы получили вырезку из вашей главной газеты. Гермиона! Это просто возмутительно!
Я так понимаю, что мистер Снейп, судя по твоим рассказам о школе, не отличался мягкостью характера. Он, конечно, многое сделал для вашего мира, но какая разница? Он твой бывший профессор и старше тебя в два раза! Да он тебе в отцы годится. Не говоря уже о том, что он весьма агрессивный, судя по описанию Молли.
Целых два года ты и словом не обмолвилась о ваших отношениях. Словно бы мы тебе чужие. Я доверяла тебе, но ты постоянно от меня скрываешь жизненно важные вещи. Этот твой магический мир… То война, то какие-то непонятные законы, вы там творите, что хотите.
Неужели ты так нас стесняешься, что не познакомила с этим твоим профессором? Или ты просто не хочешь больше пускать нас в свою жизнь? Иногда мне кажется, что у тебя какая-то ревность к Лиссе. Надеюсь, я ошибаюсь.
Мы всегда любили и любим тебя, Гермиона. Мы столько натерпелись из-за этого твоего магического мира. Каждый год отпускали тебя в школу скрепя сердце. Я постоянно думаю, как там моя девочка. Не случилось ли в их мире ещё какой-нибудь беды? Счастлива ли она там?
Мне так важно знать о твоих делах и планах. И дело не в том, что мне нужен повод для гордости — я просто переживаю.
Да, конечно, этот Снейп староват для тебя. Но если он тебе настолько важен, то зачем же ты скрывала от меня свои чувства? Как ты предполагала известить нас о своей свадьбе? Или же просто думала приехать к нам уже в качестве миссис Снейп? Или вообще больше не приезжать?
Мне необходимо знать, что о тебе есть кому позаботиться. Сейчас я не в восторге от твоего романа. Но, если вдуматься, то мне и папе будет спокойнее, если ты будешь рядом с надежным человеком. Молли говорит, что, несмотря на тяжелый характер, Снейп довольно преданный человек.
Я всё ещё сержусь, что ты не сообщила о своём решении нам с папой. Но, возможно, и правда тебе стоит поторопиться с браком. Ты ведь такая увлекающаяся личность: начнёшь работать и всё время посветишь каким-нибудь очередным исследованиям. И в итоге останешься без семьи.
Так или иначе, я настойчиво прошу тебя: поскорее приезжай к нам вместе со своим избранником. Ты и так слишком долго всё держала в секрете. Бабушка тоже ждёт. Она так обрадовалась, что дожила до того дня, когда увидит тебя в подвенечном платье.
Я всегда буду помнить тебя совсем крошкой, но понимаю: моя девочка выросла. Повторюсь, тебе пора создать свою собственную семью. Я всегда твердила тебе о карьерном росте, успешной научной деятельности. Но я ошибалась — это всё второстепенно. Главное — семья, Гермиона. Всегда помни это.
Если бы не ты и Лисса, я не представляю, как бы жила. Любим тебя, доченька. Жду с нетерпением встречи. Не переживай, мы примем твой выбор.
P. S. Вчера приезжала Виолетта. Она тоже рада, что ты наконец решила обустроить свою личную жизнь. Думаю, и Салтанесов придётся приглашать на свадьбу.»
Сказать, что я была ошарашена — не сказать ничего. Это больше было похоже на какой-то глупый розыгрыш. Сначала мама недовольна Снейпом, а к концу письма речь о скорой свадьбе заводит. Они что, так жаждут сбагрить меня в другую семью?
Бред… А Виолетта растрезвонит всем родственником о моём предстоящем бракосочетании, которого-то и не предполагалась на деле. Это просто невероятное унижение — сообщать всем, что никакой свадьбы не будет. А бабуля так вообще может от горя сердечный приступ получить. Что же делать?
***
Я вышел из ванной и по лицу Гермионы понял: что-то произошло. И, видимо, причиной печали было письмо в руках девушки.
— Что-то случилось? — подхожу и сажусь рядом.
— Вот… Письмо от мамы, — хрипит гриффиндорка.
— Какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь? — не понимаю, что такого случилось в её семье, если она так грустна.
— И не спрашивай. Это все та глупая статья. Мои родители теперь тоже считают, что пора готовить пригласительные на свадьбу. Я не знаю, как им всё объясню, — она сложила лист и убрала в волшебную сумку.
— Прости, что заставил тебя ввязаться в эту игру, — о таких последствиях я и не подумал.
— Это я виновата. Если честно, сама дала повод для таких сплетен. На благотворительном балу ко мне приставал один настойчивый ухажёр. И я сказала, что помолвлена, — призналась Грейнджер.
— Вот как, — мне было отчего-то очень смешно. Выходит, она сама назвалась моей невестой. Всё-таки моим именем пугают назойливых поклонников. — Да уж, Гермиона, всё это принимает неожиданные обороты. Но не переживай. Думаю, всё не так и ужасно. Как только решим проблему с Перкеле, отправимся к твоим родителям. А там решим, как всё им объяснить. Ты помогаешь мне, я — тебе. Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать на середине представления, — не могу позволить сейчас разрушить всё одним махом. Дело не только в деньгах и репутации. Мне просто хочется ещё немножко побыть рядом с Гермионой. Где-то в глубине души уже проросла надежда на нечто большее, чем просто игра в любовь. Как бы глупо это не было, но буквально за день я почувствовал нечто такое, чего не ощущал уже долгие годы. Я эгоистичен, потому и держусь за любой предлог, чтобы дать нам шанс узнать друг друга получше. Чтобы она увидела во мне кого-то большего, чем просто бывший профессор Северус Снейп.
— Хорошо, Северус. Но я и правда не представляю, что мы можем им сказать в своё оправдание, — Гермиона вяло улыбнулась.
— Давай отложим этот вопрос на ближайшие несколько дней. Сейчас нам лучше спуститься на завтрак. А после я покажу тебе лабораторию. Думаю, это отвлечет тебя от грустных мыслей, — встаю и пересаживаюсь на кресло, беру в руки свежую газету. Гермиона смотрит на меня удивлённо.
— А ты не идешь на завтрак?
— Иду. Но в данный момент я жду, когда ты умоешься и переоденешься. Ты ведь не желаешь разгуливать по дому в халате? — она смотрит на свою одежду, краснеет и направляется в ванну. А я погружаюсь в чтение. Сразу пропускаю две полосы о последнем матче по квиддичу, статью о скандале в известном дамском салоне и страничку знакомств. Меня интересует только политика и новости науки. Не читаю сплетни, исключения составляют только статейки обо мне, если такие вдруг возникают, и Поттере. При встрече всегда приятно ввернуть какое-нибудь особо забавное предположение о его личной жизни, вычитанное в газете. Я удивлён, что до сих пор не получил от него сову с вопросами обо мне и Гермионе.
Года два назад мы случайно встретились на Диагон-Аллее. Я, кажется, покупал какие-то ингредиенты для очередного зелья, а Поттер приобретал подарок для своей супруги. К тому времени моё мировоззрение претерпело серьёзные изменения. Видимо, и у Поттера тоже поменялись взгляды на жизнь. Мальчишка повзрослел и стал на удивление разумным сообразительным молодым человеком. Он вежливо поздоровался, спросил о моих делах и неожиданно предложил зайти куда-нибудь выпить и поболтать. Он не извинялся, не восхвалял мои подвиги, вообще не вспоминал о прошлом. Словно бы мы только встретились и познакомились. После этого вечера мы начали периодически переписываться и встречаться, чтобы пропустить стаканчик-другой. Он обычно рассказывает о своих делах, о семье, работе, внимательно, а главное, с интересом слушает про мои исследования. Единственное, от чего я отказываюсь — идти к нему в гости. Но на каждый праздник получаю приглашение. Возможно, однажды я всё-таки приду. К примеру, на день рождение к его ребенку, если таковой появится, а я в этом не сомневаюсь.
[c] Глава 3 [/c]
[r] На розах блистанье росы новогодней прекрасно,
Любимая - лучшее творенье Господне - прекрасна.
Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу?
Забудем вчерашнее! Ведь наше сегодня - прекрасно.
Омар Хайям [/r]
После сытного завтрака я вслед за Северусом спустилась в чудеснейшее из мест — в лабораторию. Огромное оборудованное помещение для любых научных изысканий по зельеварению потрясло меня до глубины души. Здесь было ВСЁ!
По стенам стояли шкафы со всевозможными ингредиентами. Посередине — столы с разномастными котлами, пробирками и инструментами. А в одном из углов расположилась маленькая стеклянная комнатка, обеспечивающая защиту варящегося зелья от внешних факторов влияния.
Профессор предложил познакомиться с его разработками и предоставил мне все свои записи. Пока я читала его труды, он принялся подготавливать необходимое для своего экспериментального зелья, которое позволил варить вместе с ним. Безусловно, его достижения в зельеварении были грандиозными. Но я не могла забыть о том, что для их изготовления необходимы редкие ингредиенты животного происхождения.
— Северус, ты же знаешь, насколько редок фосфоресцирующий салемский угорь. Даже если твоё зелье окажется действенным, то люди просто не смогут его купить. Себестоимость ингредиентов слишком высока, — я смотрю на Снейпа, ожидая его реакции. Кажется, он пытается не вспылить. По крайней мере, его кадык нервно дёргается: значит, не доволен моим заявлением.
— Гермиона, не начинай этот разговор. Я наслышан о твоих нововведениях и считаю такой подход неприемлемым. Не стоит из-за этого ругаться: я всё равно продолжу использовать натуральные ингредиенты, — отмахивается он, ставя котёл на огонь.
— Ты не понимаешь, я же использую смеси из растений, обработанные специальными заклятиями и определённым образом приготовленные. Они безопасны!
— Мерлин, Грейнджер. Я слышал, что у магглов из-за синтетических продуктов и лекарств невероятные осложнения со здоровьем. Неужели же ты думаешь, что есть смысл повторять их ошибки? — похоже, он из-за гнева вновь начал называть меня по фамилии. Забавно, чувствую себя словно провинившаяся ученица, но продолжаю настаивать.
— Я использую растения, а не химические средства. Ничего страшного не случится.
— Гермиона, послушай, я правда не хочу спорить. Но пойми: заклинания, которые ты используешь, могут повлиять на организм пациента. Возможно, ухудшение наступит не сразу, а спустя годы. Чтобы так кардинально поменять способы варки зелий, нужно много лет проводить эксперименты на животных. А тебе и их, скорее всего, жалко. Ты не можешь доказать безопасность твоих идей только в теории: нужна практика.
— Но, Северус, в любом случае — необходимо попытаться! — гну свою линию.
— Да, да! Ты права. Всё, молодец, удачи в начинаниях! — рявкнул он. Мне это напомнило детские ссоры с Роном. Он отвечал примерно также, когда нечего было возразить. Я почувствовала сладкий вкус победы. Но, на самом деле, Северус был прав: я полностью полагалась на теорию. Мне хотелось мгновенного результата, и я поспешила, не подумав о том, что такие глобальные нововведения нужно не единожды опробовать на разных категориях людей, но для начала — на животных. А на это необходимо очень много времени, денег, квалифицированные помощники и хорошо оборудованная лаборатория. Всего этого у меня не было и не предвиделось.
— Гермиона, — подозрительно мягкий голос. — Я же говорил, что эта тема выведет нас на скользкую дорожку. Почему ты такая упрямая? Понимаю, гриффиндорцы неисправимы, но мне казалось, что ты достаточно повзрослела, чтобы видеть всю цепочку тех или иных поступков и следующих за ними событий.
— Естественно, я достаточно повзрослела, Северус! — я возмущена таким замечанием. Но чувствую: он что-то замышляет, иначе бы не был таким обходительным, ведь мог оскорбить и посильнее.
— Вот и замечательно. Тогда лучше помоги мне приготовить один занимательный состав для Элизабет. Как я уже говорил, розы — её страсть, — он смотрит на меня, прищурив правый глаз.
— Ну, давай попробуем, — я подхожу к нему, ловя довольную улыбку тонких губ. Странно, но он действительно доволен. Я ожидала, что работать с ним подобно каторге, но оказалось, что мы отлично ладим, если речь не заходит о замене ингредиентов. Профессионалы, одним словом. Удивительно, но даже с профессором Кипом мне сложнее находиться в одной лаборатории.
— А ты здорово поднаторела в зельеварении за последние годы. Ты и в школе неплохо справлялась, но тебе не хватало экспромта: всегда всё точно по книгам, заученно, без вдохновения. Теперь вижу — ты способный зельевар, — Северус был удивлен. А я горда до красноты на кончиках ушей. Его комплименты и то, каким бархатным голосом он их делал, рождали в моей груди горячую пульсацию. Кровь начинала быстрее бежать по венам, и хотелось прислониться к чему-нибудь холодному, чтобы унять жар в щеках.
Он заговорщицки поигрывал бровями и выдавал ещё большее количество лестных слов в мой адрес. Подумать только — Северус Снейп заигрывал с Гермионой Грейнджер. А главное, ей это нравилось. В какой-то момент я совсем опьянела от хвалебных речей, игривых взглядов, аромата роз, лепестки которых мы сыпали в котел. Северус стоял совсем близко. Он повернулся, кажется, хотел что-то спросить, но его слова утонули в душистом мареве соблазна. Наши губы встретились. Не знаю, кто кого поцеловал первым, думаю, это вышло синхронно.
О, эти тонкие, некогда неулыбчивые губы, привыкшие к саркастической усмешке, оказались весьма и весьма умелыми в поцелуях. Моя голова кружилась, ноги подкашивались. Привет, женские романы! Пока, сомнения в том, что такое может случиться наяву! Я знала его всего день, но мне не было стыдно за ту жгучую страсть, которой я воспылала к своему бывшему профессору. Учитель и ученица, члены Ордена Феникса, слизеринец и гриффиндорка — всё было в прошлом. Всё было ненастоящим. Не могу утверждать, что сейчас я знала, кто он такой, этот Северус Снейп, но целовался он чертовски хорошо. Так, как не мог целоваться холодный саркастичный профессор зельеварения из школьного подземелья, который похоронил своё сердце после смерти Лили Эванс.
И я с удовольствием растворялась в объятиях этого давно знакомого незнакомца. И, рискну предположить, он больше не видел во мне заумную гриффиндорскую заучку. Да я и не была ей с тех самых пор, как его губы коснулись моих. Неожиданно поняла, что в данный момент готова похоронить мечты стать непревзойденным учёным, что хочу быть просто женщиной. Когда-нибудь эта жажда любви схлынет, и я смогу вновь тщеславно гнаться за знаниями и открытиями, но проснувшаяся во мне женская сторона не позволит совсем уж плюнуть на межполовые отношения.
Наверное, люди утверждают, что им не нужны отношения, пока не встретят того, кто их заинтересует. Мне суждено было встретить сорокалетнего зельевара, моего бывшего профессора, Пожирателя смерти, убийцу Дамблдора, слизеринца до мозга костей и увидеть в нём мужчину моей мечты.
Сладкий поцелуй прервал всплеск от лопнувшего в котле пузырька.
— Кажется, зелье готово, — Северус отстраняется, его глаза горят каким-то нездоровым огнём. Он делает глубокий вдох, облизывает разгорячённые, слегка покрасневшие губы и пытается найти верные слова. Я тоже молчу, так как не знаю, что сказать. Пробегают тысячи сомнений, что всё это неправильно, что я совершила ошибку и ему вовсе не нравлюсь.
— Я надеюсь, это была не репетиция конспиративного поцелуя для публики, которая соберётся на балу, — добавляет в голос свой неподражаемый сарказм. Но глаза выдают волнение и ожидание. Я никогда не видела его таким… Словно ребёнок, ожидающий разрешения раскрыть новогодний подарок.
— Всё слишком быстро, — пытаюсь нащупать почву для правильной постановки моего отношения к произошедшему. — Ты совсем другой, не тот, кого я знала. И меня пугает, что я так легко увлеклась.
— Гермиона, — берет меня за руку. — Я тоже напуган тем, что меня так влечет к тебе. Ты была моей ученицей, раздражающей своим всезнайством и настырностью. Но задумайся вот о чём: мы никогда не заглядывали глубже, чем это было необходимо. Сейчас всё иначе. Ты повзрослела, я изменился, и мы уже не совсем те, кем видели друг друга. Конечно, основные моменты остаются. Ты всё такая же упрямая и своевольная любительница книг и защитница слабых. Я изливаюсь саркастическими замечаниями по поводу и без, не люблю шумные компании, обожаю лаборатории и котлы, подчиняюсь деспотичному начальнику, — он усмехается. — Но ты повзрослела, стала более уравновешенной, самодостаточной, очаровательной девушкой, голова которой не забита идиотическими мечтами о шикарном доме и сундуке украшений. Я же стал более дружелюбным и сдержанным. Пришло понимание о том, что каждый имеет право на кусочек счастья и шанс быть кому-то нужным и нуждаться в ком-то. Не утверждаю, что идеально подхожу тебе, что не сорвусь и не причиню боль. Я не пробовал строить настоящие двусторонние отношения, у меня нет опыта ухаживания. И всё действительно слишком стремительно происходит. Но за эти годы я понял, как скоротечна жизнь, как трудно потом осознавать, что не сделал того, что хотел, упустил шанс, сдался на полпути. Еще два дня назад и предположить не мог, что буду вести такой вот разговор. Я дал себе обещание — быть откровенным с самим собой и попытаться жить полной жизнью. Поэтому раскрываю чувства, охватившие меня.
Я стою и не могу поверить в то, что слышу. Иногда жизнь делает резкий зигзаг, и вот ты уже не ты. Где та карьеристка, мужененавистница, рационалистка, ау! Вместо неё глупенькая влюбленная дурочка, потерявшая все свои хваленые мозги, забывшая о здравом смысле. Готовая бежать на встречу закату с мужчиной в чёрной рубашке с зелёными запонками.
А где же злобный волк-одиночка? Гордец, который никогда не снисходил даже до пожелания приятного отдыха уезжающим на каникулы студентам, теперь рассыпается признаниями в симпатии к заучке-Грейнджер.
Должно быть, мы просто сошли с ума от весенних розовых туманов. Но плевать! Я забуду обо всем. Буду тонуть в океане ощущений от близости Северуса. Считайте меня ненормальной, но я ведь экспериментатор.
Я Гермиона Джин Грейнджер. Мне двадцать три года. Глаза — карие. Волосы — каштановые. Рост — 163 см. Вес — 55 кг. И я влюбилась в своего бывшего профессора по зельеварению.
***
Иногда, поддаваясь соблазну, мы совершаем ошибки, о которых жалеем долгие годы. Иногда внезапно разгоревшиеся чувства ломают жизни. Влюбленность — краеугольный камень судьбы, разбивающий привычное течения времени, создающий трещины, выбивающий твёрдую поверхность из-под ног. Но взамен она даёт надежду, зацветает молодым ростком даже в пустыне. Иногда семена влюблённости не дают ничего, кроме слабых побегов, погибающих от лёгкой засухи, но порой они пускают корни и постепенно превращаются в крепкое дерево с сочной зелёной листвой.
В моей жизни однажды зацвело такое дерево. Огромное, крепкое, красивое, оно шелестело на ветру юности. Я поливал его, берёг от морозов и засухи долгие годы. К сожалению, один человек не может всю жизнь заботится об одиноком дереве. Дереву хочется жить в цветущем саду, а не на обочине или того хуже — в грязном болоте. Рядом с деревом должно расти второе такое же. Их корни, переплетаясь, создают другие молодые деревца, кормят их перегноем из своих собственных листьев. Одни деревья сменяют другие, но сад всегда должен быть ухожен и зелен. Моему дереву суждено было вырасти в истлевшем саду, изначально для него не существовало защиты от палящего беспощадного солнца, и рядом за долгие годы так и не появилось даже чахлого стебелька. Весна постепенно перешла в знойное лето, литья погорели, а к осени и совсем облетели. Долгой была бесснежная зима, голые чёрные колючие ветки растопырились, стремясь задеть и ранить всех, кто рискнул приблизиться.
Мне потребовалось двадцать лет, чтобы выкорчевать это дерево. И вот сад, слегка прополотый, избавленный от крупных сорняков дождался нового свежего ростка, выросшего внезапно и невероятно быстро. В душе расцветал побег влюблённости в мою бывшую студентку мисс Гермиону Грейнджер. И я не стану вырывать его — наоборот, постараюсь предоставить ласковое солнце, полив и удобрения. Возможно, однажды маленький побег, тянущийся в небо рядом с моим, переплетётся с ним корнями…
***
Следующие шесть дней превратились в предпраздничный ад. Наш с Северусом роман претерпевал лишения из-за буйного вмешательства Перкеле и Элизабет. Конечно, им ведь было невдомёк, что мы хотим узнать друг друга получше и нам необходимо проводить время наедине. Для них мы были сложившейся парой, которая вот-вот поженится. В те редкие вечерние часы, когда нас оставляли в покое, мы гуляли в лабиринте из розовых кустов. Много говорили, смеялись, любовались природой. Ночи проводили каждый в своей постели, несмотря на страстные поцелуи перед сном. Северус не был настойчив, я тоже не спешила. Мне нужно было привыкнуть к нему и к тем отношениям, которые повлекут половые отношения. Я осознавала, что мой зельевар из тех мужчин, которые не ложатся в постель с кем попало. Он готов был сделать шаг только к серьёзным отношениям. Возможно, наша влюбленность и казалась по-юношески скоропалительной, но умом я понимала, что возможно и большее, чем просто роман. Мы оба из того сорта людей, которые не растрачивают себя на мимолетный флирт. Редко поддаёмся чувствам, решаемся доверить своё сердце, разделить с кем-то свой дом. Мы подходим друг другу. Оба самодостаточные, активные, любознательные, требовательные к себе и окружающим. У нас схожие интересы, мы можем вместе заниматься разработкой зелий, беседовать на различные научные темы. Помимо интеллектуальных разговоров мы можем подарить друг другу заботу, понимание и душевное тепло. Северус заслуживает искреннюю любовь и личное счастье. Он через столькое прошёл, чтобы измениться в лучшую сторону и побороть своих внутренних демонов.
Да, у нас большая разница в возрасте. Оба упрямы, своенравны и считаем своё мнение единственно верным, но готовы учиться уступать. Мы знаем друг о друге не самые лестные вещи. Он помнить меня лохматой сутулой девчонкой. Из моей памяти не до конца стерся образ несправедливого мрачного учителя. И всё же между нами вспыхнула искра, постепенно разгорающаяся в тихий тёплый огонёк.
[c] Глава 4 [/c]
[r] Дай коснуться, любимая, прядей густых,
Эта явь мне милей сновидений любых...
Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,
Так нежны и так трепетны локоны их!
Омар Хайям [/r]
Гермиона в расстёгнутом платье суетиться у зеркала. Мне интересно, задумывалась ли она о том, что меня интригует вид её обнажённой спины. Я, конечно, джентльмен и не настаиваю на закреплении наших отношений физической близостью в первую же неделю. Но я мужчина в полном смысле этого слова, а Гермиона — женщина, которую я желаю видеть своей.
— Северус, а что, если они нас раскусят? –— она нервно поправляет прядь волос и почти вплотную прижимается к зеркалу, чтобы разглядеть, ровная ли подводка на внутренней стороне века.
— Это вряд ли, с учетом того, что у нас действительно роман, — я расслаблен как никогда. Не люблю балы, но на этом буду в компании самой очаровательной девушки. Мы будем танцевать, принимать поздравления со скорой помолвкой. И теперь я даже думаю, что однажды мы и правда можем обручиться. Не знаю, откуда такая убежденность, но верю в лучшее. Как говорят психиатры — позитивный настрой способствует исполнению мечтаний.
— Да, но я всё равно переживаю, — она нервно теребит серьгу, ей никак не удаётся зацепить замысловатую застёжку.
— Всё будет хорошо. Это наш первый шаг на долгом жизненном пути, — я подхожу и закрепляю серебряную серёжку.
— Жизненном пути? — она недоверчиво смотрит на меня.
— Гермиона, не думала же ты, что я стал бы соглашаться на настоящий роман со своей бывшей ученицей, только чтобы скрасить ближайшие пару недель. Я не настаиваю, не загадываю наперед, но мне хотелось бы быть для тебя большим, чем гастрольный поклонник, — я уточняю свои намерения сразу: пусть знает, что всё это уже не игра.
— Да, мне бы тоже хотелось. Но не будем заранее загадывать, пусть всё идет своим чередом. Для всех мы уже состоявшаяся пара, но это не значит, что нам тут же нужно это доказывать.
Я улыбаюсь. Хорошо, когда имеешь дело с серьёзным человеком. Для меня важно, что она понимает, как непросто с моим характером строить отношения, тем более с молодой успешной ведьмой.
— Ты говорил, что общаешься с Гарри. Боюсь, он нам не поверит, потому что ему проще всего провести параллель между тем, что мы рассказывали ему при встречах. Другие ещё могут поверить, что бывший шпион и умница Грейнджер могли сохранять в тайне свои отношения, но не Гарри, — она металась по комнате, как ошпаренная.
— Давай просто приятно проведём время вместе. Потанцуем, съедим по куску чудесного торта с цукатами из роз, выпьем вина, пообщаемся со старыми знакомыми. Не зацикливайся на репортёрах и нашей тайне, — застёгиваю молнию нарочито медленно, касаясь пальцами свободной руки кожи на спине. Нежная и ароматная, тёплая, шёлковая, цвета топлёного молока, она покрывается мурашками. Сдуваю с шеи выбившиеся из прически прядки и целую. — Ты прекрасна.
—- Ты тоже ничего, — смеётся звонко и непринуждённо. Поправляет красный платок на моей шее и бежит на балкон.
— Северус, — голос расстроенный. — Твоя роза завяла!
Выхожу за ней следом.
— Нет, Гермиона, моя роза расцвела, — меняю персиковый цвет её платья на алый.
— Ты снова за своё?
— Да, моя роза, — увлекаю её вслед за собой на бал. И этот вечер принимает нас в свои цветочные объятия. Обходя шипы подозрения, удивления и даже зависти, мы тонем в аромате счастья в самом центре розового вальса. И я безудержно счастлив. Эти восемь дней навсегда останутся в моей памяти облаком сладкого тумана, пропитанным запахом роз и алыми цветами влюбленности.
***
Сегодня у моего сына день рождения. Ему исполняется восемь лет. От этого дня я жду всевозможных чудес. Мы с Северусом вместе уже больше восемнадцати лет и за эти годы я заметила, что цифра «восемь» стала для нас судьбоносной. Первый подарок, который мне преподнёс Северус, был ключ от его лаборатории в виде знака бесконечности.
Через восемь месяцев после знаменательного бала, на котором только Гарри раскусил наш обман и то из-за того, что сопоставил факты, мы поженились. Еще через восемь месяцев родилась Абигейл. В предсвадебных хлопотах я и не заметила, что беременна. Ещё через год на свет появился Матиас, а спустя восемь лет — Семюэль.
Я говорила Северусу о волшебном влиянии восьмёрки, но он только смеётся. Говорит, что тогда я ещё пять раз должна пройти родовые муки. Я поясняю, что в нашем случае нужно воспринимать горизонтальную версию восьмёрки, как символ нашей вечной любви. Он цепляется к слову «вечной» и утверждает, что не готов вечно отчитывать сына за спрятанные порно-журналы, отпускать дочь на первое свидание, терпеть их переходный возраст, играть на деньги в карты с близнецами Уизли и путешествовать по Бразилии вместе с моей мамой. Но соглашается с утверждением о любви.
Мы безумно счастливы, что решили поддаться чувствам в те восемь дней роз. С тех пор мы неразлучны: вместе работаем над моим проектом по замене редких ингредиентов в зельях искусственными, воспитываем троих детей, дружим семьями с Поттерами и Илойненами. Нашу семью нельзя назвать идеальной: мы тоже ругаемся, ссоримся и периодически не понимаем друг друга. Дети не родились гениальными, несмотря на неплохой генофонд. Они не столь усердны в учёбе, какой была я в свои юношеские годы, не имеют таких талантов, как Северус. Они непослушны, и их совсем не впечатляет авторитет отца. Старшего сына я недавно засекла за сигаретой, а дочь — целующейся с каким-то прыщавым оболтусом. Младший сын настолько непоседливый, что постоянно набивает себе шишки и крушит мебель. Муж периодически запирается в лаборатории, не желая принимать участие в ссорах с детьми. Мама бесконечно навязывает свои правила ведения домашнего хозяйства. Иногда я мечтаю забиться в какой-нибудь угол и выспаться в тишине, чтобы никто не беспокоил и не ныл над ухом. Бывают времена, когда мне кажется, что я никудышная мать и жена, что всё валится из рук, и ничего-то я не умею. Но всё это проходящее, наносное, и уже через мгновение я снова понимаю, как же мне повезло с семьей. Моя жизнь приобрела подлинный смысл только после встречи с Северусом Снейпом, моим бывшим преподавателем по зельеварению, упрямым слизеринским змеем, ненаглядным мужем.
А в нашем саду растут розы, запах которых вновь и вновь пробуждает воспоминания о том, как всё начиналось…
