Глава 2Дорогие читатели! Простите, что так долго не было обновления, совсем закрутилась... Отныне и впредь обещаю регулярно выкладывать новые главы!
Надеюсь, вам понравится новая глава и Вы напишите хоть пару слов мне в ответ :) Приятного прочтения!
Глава 2
-Что ты забыл в компании этой грязнокровки?!
- Сев! Ты слышишь меня? Пожалуйста, ответь!
Черные глаза, абсолютно пустые, не выражающие никаких эмоций, плотно стиснутые тонкие губы, желтоватая кожа, кажущаяся болезненной в свете факелов.
- Яксли, иди, я скоро.
Только его спокойный, размеренный и в то же время чуть повелительный тон может заставить слизеринца уйти. Яксли бросает в ее сторону уничтожающий, полный презрения взгляд и исчезает в проходе, ведущем в подземелья Слизерина.
- Сев, это правда? Скажи мне, пожалуйста!
Ее зеленые глаза наполнены страхом и мольбой. В полумраке зрачки кажутся огромными. В ее глазах блестят подступившие слезы, а он молчит, отвернувшись немного, так, чтобы ему не нужно было смотреть на нее. Он смотрит на картину напротив, там, на изумрудно-зеленой траве дремлет рыцарь в блестящих доспехах. Изумрудно-зеленый. Этот цвет преследует его.
- Что ты хочешь услышать от меня, Лили?
В его голосе отчаяние и какая-то вселенская усталость. От этого голоса Лили становится не по себе. Ей хочется схватить Северуса за плечи, встряхнуть его, ударить. Сделать что-нибудь, все, что угодно, лишь бы вернуть того мальчишку, который когда-то неожиданно появился перед ней на детской площадке, напугав Тунью. Того мальчишку, который открыл ей волшебный мир, преподнеся его торжественно и чуть загадочно, но все же с легкой улыбкой и искренним сердцем. Она бы отдала все, чтобы увидеть жизнь в его глазах. Но глаза напротив мертвы. Она отводит взгляд и теперь видит перед собой голую каменную стену. На душе становится пусто.
- Я хочу услышать правду, Сев.
Она по-прежнему не смотрит ему в глаза, потому что боится. Она знает правду. И, несмотря на то, что так отчаянно просит его подтвердить ее страшную догадку, она в то же время не хочет, чтобы он говорил.
Он ухмыляется.
- Зачем?
Она не знает, что сказать. Впервые в жизни. Действительно, незачем. Пусть все остается так, как есть. Она на Гриффиндоре, он – на Слизерине. Казалось, с самого первого дня в Хогвартсе все было против их дружбы, но они продолжали общаться пять лет, а потом… Потом была глупая ссора, положившая конец их общению. Но до этой ссоры были те ужасные недели, когда Лили ощущала пропасть, все активнее разделявшую их. Разные друзья, разные интересы, разные ценности… Но теперь ей нужно было знать. Она сама не знала, зачем. Зачем последовала за ним после пира, зачем просила ответить на не озвученный, но понятный обоим вопрос. Ей было это нужно. Потому что…
- Потому что ты мой друг! - на этот раз ее голос немного дрогнул.
Северус смотрит на нее своими пустыми глазами, заглядывает ей прямо в душу. А она стоит напротив, понимая, что это – все. Точка. Занавес. Та определенность и упорядоченность, к которой она всегда стремится. Все решено. Северус теперь должен быть занесен в категорию «ужасное разочарование», но от этого вывода ничуть не легче. Потому что вместе с ужасным разочарованием ее терзает ужасная душевная боль. Она отворачивается и бежит от него, бежит без оглядки в гостиную Гриффиндора, в свою спальню, где падает без сил на кровать и рыдает в подушку, а потом так и засыпает, в парадной мантии и с лицом соленым от слез.
А Северус долго неподвижно стоит в том коридоре, прислонившись спиной к холодной голой стене, напротив которой стояла Она, и смотрит на отвратительно-изумрудную траву напротив.
***
Утро никогда не было любимым временем суток Сириуса Блэка. Особенно, когда ночью ему доводилось спать полтора часа. Особенно, когда завтрак он безнадежно просыпал и вынужден был довольствоваться тостами, принесенным внимательным и добрым Люпином на первый урок, специально для них с Джеем.
Но это второе сентября выдалось для Сириуса беспрецедентно ужасным. Ночью было полнолуние, а это значило, что после первосентябрьского пира они с Джеймсом и Питером пошли в Визжащую Хижину и всю ночь носились вместе с Лунатиком по окрестностям Хогсмида в своих звериных обличиях. Луни теперь приходил в чувства в Больничном Крыле, и Сириус весьма искренне желал тоже там оказаться.
Более того, Джеймс и Питер очевидно уже позавтракали, бросив его, Бродягу, страдать от недосыпа и голода. Хорошо, что хоть будильник не отключили. Сириус представил, как Джеймс час назад изо всех сил крутился перед зеркалом, стараясь небрежно взлохматить свои непослушные волосы. И на завтрак, конечно же, спустился без опозданий.
- Чтобы понравиться своей Эванс, - с угрюмым упреком Блэк посмотрел на заправленную кровать друга. Затем на часы.
До начала занятий было около пяти минут. Первым естественным и непреодолимым желанием Блэка было напрочь проспать начало учебы. Он улыбнулся этой мысли и хотел было снова плюхнуться на постель, но тут его посетила другая отвратительная и незваная мысль – он не знал расписания. Вполне возможно, что в этот день была Трансфигурация, а портить отношения с МакГонагалл в самом начале года ему совсем не хотелось. Поэтому, тоскливо глянув на кровать, он все же стал собираться и через пять минут был готов покорять сердца всех девушек Хогвартса.
Спустившись в гостиную, Сириус достал из кармана рюкзака небольшое прямоугольное зеркальце, улыбнулся своему отражению и сказал громко и отчетливо:
- Сохатый!
Через несколько мгновений зеркальная поверхность преобразилась, и теперь на Блэка смотрел его лучший друг.
-С добрым утром, - с еле уловимой поддевкой поприветствовал его Джеймс.
- Что у нас сейчас? - Сириус решил отыграться позже.
- Трансфигурация. – довольно улыбаясь ответил Поттер.
Сириус сунул зеркало обратно в рюкзак и чертыхнулся. Он только что понял, что, так как Луни был в Больничном Крыле, не видать ему сегодня тостов или вообще какого-либо завтрака. Питер, увы, не отличался смекалкой, а у Поттера все извилины были закручены вокруг Эванс. Желудок расстроено уркнул.
***
Колдовать на голодный желудок, однако, получалось весьма неплохо. И Сириус был очень доволен тем, что обошел Джеймса на Трансфигурации. Они начали с более подробного изучения человеческих трансформаций, и Сириусу удалось безупречно изменить свой внешний вид. Так хорошо, что ему самому понравилось, и он решил отныне иногда появляться в Большом Зале в таком обличии. У Джеймса, на первый взгляд, тоже получилось очень даже неплохо, но МакГонагал заметила, что его волосы сзади остались прежнего цвета, тогда как спереди они были огненно-рыжими. Сириус от души посмеялся, чувствуя, что больше не обижается на енота-Поттера. Но его хорошее настроение быстро выветрилось: после Трансфигурации Джеймс, ничего не сказав Сириусу, подошел к Лили и они вместе куда-то пошли. Блэк так и остался стоять около задней парты, которую они традиционно занимали с лучшим другом, ошарашено глядя тому вслед.
- Пойдем, Бродяга, а то опоздаем. – привлек его внимание Питер.
Сириус посмотрел на Петтигрю отсутствующим взглядом. Больше всего на свете он не любил, когда им пренебрегали, а с самой первой минуты сегодняшнего дня он чувствовал себя покинутым и одиноким.
Он молча поплелся к выходу, как собака, которую только что бросили хозяева.
- Блэк! Вот ваше расписание, - Профессор МакГонагалл окликнула его и протянула исписанный кусок пергамента.
- Спасибо, профессор, - Сириус взял свое расписание и задумчиво вышел из класса, совершенно забыв про Питера.
***
Она весь день старалась не думать о Северусе. Упорно пыталась внушить себе, что его не существует, что они не знакомы, что он ей абсолютно безразличен, но все попытки увенчались полным крахом. Во всех коридорах, где она оказывалась, был Северус, на всех занятия в тот день присутствовал Северус, выходя из Большого зала после завтрака, она столкнулась с Северусом, глядя на профессора МакГонагалл во время Трансфигурации, она ощущала на себе его взгляд. Казалось, что все прочие обитатели Хогвартса прекратили свое бессмысленное существование, и теперь в замке был только Северус. Лили ощущала, что попала в какой-то кошмар, ей очень хотелось проснуться, но, в то же время, она знала, что проснуться значило бы навсегда потерять его. Потерять окончательно и бесповоротно. Этого она боялась по-настоящему.
С утра Лили даже спокойно общалась с Поттером на переменах, когда тот докучал ей какими-то глупыми вопросами о дежурствах, первокурсниках и прочих обязанностях, которые ему были не ясны. Она отвечала механически, и к ее удивлению Поттер довольно быстро отстал от нее. Без него стало еще хуже, она оказалась снова предоставлена своим мыслям и страхам.
Мэри, ее лучшая подруга, единственная магглорожденная на факультете, кроме нее самой, с самого утра плохо себя чувствовала и отправилась в Больничное крыло. И Лили ощущала безысходность и одиночество. Ей так нужен был кто-то, кто бы отвлек ее, помог справиться со сложившейся ситуацией, показал выход из тупика или просто обнял и сказал, что поделать уже ничего нельзя, но что она ни в чем не виновата…Она осознавала, что Северус навсегда потерян, прежнего Северуса давно не существует и нет смысла пытаться достучаться до нынешнего Снейпа, ей не под силам воскресить в нем своего друга, но Лили Эванс не привыкла проигрывать, она не умела сдаваться…
***
Полоска света на подоконнике стала шире, несколько ярких солнечных лучей теперь проникли в Больничное крыло и нагло светили Ремусу в лицо. Но он был счастлив. Счастлив снова видеть солнечный свет, наслаждаться его яркостью и живительным теплом. Каждый раз с наступлением утра он чувствовал себя в безопасности. Каждый лучик солнца даровал ему человечность. В этом драгоценном свете скопилось все лучшее для Ремуса, все, что заставляло его цепляться за жизнь, все, что спасало от отчаяния.
Он посмотрел на часы: уже подходил к концу первый урок. С легкой улыбкой Ремус подумал о том, что Сириус сейчас наверняка зол как собака, ведь он, конечно же, проспал завтрак. Какой же все-таки несовершенной была их команда: при отсутствии одного из элементов, система не функционировала. Ни Питер, ни Джеймс явно не догадаются покормить бедного Сириуса…
Солнечный зайчик скользнул по стене напротив и остановился на календаре с драконами. Второе сентября. Последний год обучения в Хогвартсе. А что будет потом? Ремусу было страшно об этом думать. Школа была для него настоящим домом, а Джеймс, Сириус и Питер – семьей. Он, конечно же, очень любил своих родителей, но ему было уже тошно каждый раз видеть в их взглядах вину, жалость, сочувствие. Они все время относились к нему как к пострадавшему, пострадавшему по их вине и потому нуждавшемуся в опеке, повышенном внимании, заботе. В безумных попытках искупить свою вину, они только усугубили ее. Теперь Ремус на самом деле обижался на них. Он хотел нормального отношения к себе, хотел, чтобы его воспринимали дома так же, как Сириус, и Джеймс, и Питер. Чтобы хотя бы дома ему каждый день не напоминали о том, что он несчастный, обреченный на неполноценную жизнь. В своих бесконечных попытках демонстрировать свою любовь и раскаяние мистер и миссис Ремус только разочаровывали сына. И он старался не думать о том, что будет после окончания Хогвартса. Что будет, когда он окажется среди людей, которые, подобно его родителям, видят в нем ущербного. Только, в отличие от родителей, не стремятся окружить его любовью, а шарахаются в сторону как от прокаженного. Хотя, конечно же, все они правы, он ведь на самом деле прокаженный… Просто ему достались очень хорошие друзья.
Дверь со скрипом отворилась, и в Больничное Крыло скользнул еще один лучик солнца. Мэри МакДональд тихо прикрыла дверь и села на край его кровати, нарушив своей солнечной улыбкой ход его мрачных раздумий.
- Как ты? – она коснулась кончиками пальцев его поцарапанной щеки.
Он прикрыл глаза, одновременно от удовольствия и от страха. Ему каждый раз было страшно – за нее, за себя. У их отношений не было будущего, он знал, что никогда не позволит ей быть с ним рядом постоянно. Каждый раз он боялся того дня, когда им придется расстаться. И еще больше боялся, что она оставит его. Ненавидя себя за этот эгоизм, Ремус тем не менее осознавал, что она нужна была ему как солнце. Она - еще один оазис нормальности и тихого, спокойного, солнечного счастья.
- Нормально. Почему ты не на учебе? – укор в его голосе почти не был слышен, он был очень рад, что она пришла навестить его, но глубоко в душе ему было неловко, что она пропускает занятия из-за него.
-Не волнуйся, я отпросилась у МакКошки, сказала, что плохо себя чувствую, - Мэри беззаботно улыбнулась, откинув свои длинные каштановые волосы за плечи.
- Но все же, ты не должна здесь быть. – Он предпринял последнюю отчаянную попытку пойти на поводу у совести и рассудка, хотя тайно надеялся на поражение.
- А вот тут ты не прав, Луни, мое место здесь, рядом с тобой, и тебе это прекрасно известно!
Ослепительно яркий солнечный свет залил всю палату, оставив все ужасы ночи и страхи грядущего позади.
***
Как бы ей хотелось перемотать жизнь лет на пять вперед, чтобы убедиться, что все это действительно не зря, что она на самом деле не совершила никакой ошибки, а даже наоборот, сделала самый верный выбор. Но такой возможности у нее не было, поэтому она старалась не допускать плохих мыслей и видеть в сложившейся ситуации только плюсы. Плюсов было очень мало. Скажем так, она их все никак не могла найти. Зато минусов было хоть отбавляй.
Раза три за день метку слегка покалывало. Им сказали, что метка может реагировать на особо сильные перепады настроения Лорда, но она никак не ожидала, что это будет случаться так часто. Периодически пульсирующая метка была свидетельством того, что в ней находилась частичка магии Лорда. Эта мысль вызывала отвращение. Но ни Яксли, ни Мальсибер, ни Северус не выказывали недовольства, не выглядели встревоженными или расстроенными. Для них все это было ожидаемо, они принимали все препятствия выбранного пути полные решимости и веры в правильность своих действий. Сомневалась она одна.
Она даже попробовала по глупости убрать метку, вычитав в книге заклинание для сведения татуировок и шрамов. Минуты невыносимой боли и сильный ожог убедили ее в том, что она бессильна. Нужно было просто жить дальше, придерживаться прежних убеждений, не вызывать подозрений и нареканий и надеяться, что все обойдется.
Она старалась не засиживаться в общей гостиной Слизерина, которую Яксли превратил в агитационную площадку Темного Лорда. Каждый вечер там только и говорили о том, как ужасно жить в одном замке с магглорожденными, как важно сохранять чистоту крови, как хорошо, что к власти наконец может прийти волшебник с правильной системой ценностей. Раньше она бы с удовольствием поддержала эти обсуждения, но теперь избегала их. Она по-прежнему была согласна с тем, что чистоту крови нужно отстаивать, но она была не готова высказываться на эту тему. Все прежние аргументы казались ей какими-то слабыми, однобокими и немного детскими. Она боялась, что начнет говорить, и скажет что-то такое, о чем потом будет жалеть, и что навсегда испортит ее репутацию. Ведь на Слизерине у репутации был только один шанс считаться хорошей. Любой домысел, слух, намек – и подозреваемый попадал под четкое наблюдение особо рьяных блюстителей факультетской чести. Стоило подозреваемому снова провиниться, и он становился персоной нон-грата до конца школьных дней. Уж ей это было известно не понаслышке – она сама жила в комнате с изгоем: когда брат Летиции Филдинг женился на магглорожденной, девушка автоматически попала под подозрение, а не позволив оскорблять невесту брата, бедняжка предрешила свою судьбу и обрекла себя на абсолютное одиночестве на родном факультете.
Поэтому Маргарет все свободное время проводила либо на улице, наслаждаясь золотым сентябрем, либо в библиотеке. Ей очень хотелось выбраться в Хогсмид, но пока не было сведений о дате официального похода в деревеньку, а для того, чтобы проникнуть туда тайком у нее пока не было повода…
***
Этот волшебный звук сотни сов, парящих под сводами Большого Зала в поисках своих хозяев… Именно за почту Лили так любила завтрак. Вся эта процедура доставки корреспонденции была настолько магической, что у нее до сих пор захватывало дух, а на лице появлялась по-детски восторженная улыбка. За семь лет обучения она так и не смогла выработать равнодушие, пусть даже и показное, по отношению к таким мелочам. И то, что маги воспринимали как должное, на что даже не обращали внимания, каждый раз вызывало у нее, чудом попавшей в самую волшебную сказку, настоящее восхищение.
На этот раз ее сова, Бэкки, прилетела с пустыми лапками. Но зато была не прочь полакомиться ее хлопьями, прежде чем отправиться отдыхать в совятню. Лили очень любила свою сову. Еще на первом курсе, вернувшись на рождественские каникулы домой, она сразу же заявила, что хочет сову на Рождество. После праздников, она с родителями вновь посетила Косой Переулок и там приобрела пеструшку, названную впоследствии Бэкки. Вернувшись в Хогвартс, она с замиранием сердца написала родителям огромное письмо и отправила его СВОЕЙ совой. Только тогда Лили полностью поверила в то, что она действительно волшебница, что учится в Хогвартсе и является частью того мира, о котором раньше не могла и мечтать…
***
- Мэг, чей это филин?
Несмотря на то, что скрытность и секретность были качествами, поощряемыми на Слизерине, любопытство никак не каралось. За свое время обучения она уже успела около сотни раз пожалеть об этом досадном противоречии в кодексе факультетской чести.
- Мой.
Обычно приветливая улыбка и вежливый лаконичный ответ отбивали у любопытствующих желание выспрашивать все детали, но не на этот раз. То ли от скуки, то ли правда из интереса, Марта Блэчли продолжила допрос:
- Но у тебя же была другая сова.
Филины, фамильные перстни и волшебные палочки. Эти три вещи у аристократов не принято менять. Тем более, что зачастую филин и фамильный перстень передавались по наследству, подчеркивая традиции, знатность рода и принадлежность владельца к своей фамилии.
- Уайт умерла. Это филин моего отца, он подарил мне его летом.
- А-а. Симпатичный.
Марта еще раз оглядела птицу с лап до кончиков ушей. Затем с жадностью посмотрела на письмо, которое все еще было привязано к лапе филина. Теперь его содержимое представляло для нее больший интерес, однако к счастью Маргарет, ее собеседницу отвлекла Анна Грэй, староста их курса.
- Спасибо, Руни, - Маргарет аккуратно отвязала письмо и нежно погладила филина.
Тот ухнул, расправил огромные крылья, чуть не перевернув стоявший в опасной близости от взлетной полосы кувшин тыквенного сока, и взмыл ввысь. Куда именно он улетал дальше, она не знала. Его никогда не было в совятне, но каждый раз, когда он был ей нужен, она находила его сразу же, без всяких проблем. То он оказывался рядом с ней, на берегу озера, то каким-то образом поджидал в спальне…
Письмо было запечатано знакомым фамильным гербом. Ее сердце пропустило несколько ударов. Решив, что открывать письмо за завтраком – глупо, она убрала его во внутренний карман мантии и отпила кофе, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце и вернуть своему облику прежнюю характерную невозмутимость.
