Глава 2Артур ненавидел выставлять себя напоказ. Его учили контролировать свои чувства, а не обнажать перед всеми. Всю жизнь он повторял себе, что должен демонстрировать достоинство и хладнокровие в любой ситуации. И, однако, он только что разрыдался в объятиях жены на глазах у рыцарей, словно был ребенком, а не королем Камелота. Когда Артур осознал, как это выглядело, его сразил стыд. Он напрягся, резко вырвался из объятий Гвиневры и выпрямился, обнаружив, что рыцари стояли плотным кольцом, будто защищая его. Артур видел сострадание и недоверие в их глазах, но сейчас был неспособен принять их сочувствие. У него осталось только одно желание: покинуть Зал совета и запереться в своих апартаментах. Голосок внутри шепнул, что он ведет себя по-детски. Но дотащиться до кровати, чтобы отдаться раздирающей душу боли, подальше от нежеланных свидетелей, было единственным, к чему Артур стремился в данной ситуации.
Пусть меня оставят в покое.
- Сир, - Леон шагнул к нему. – Что нам делать? Нужно ли поймать и арестовать Мерлина?
Артур прищурился, глядя на старшего из своих рыцарей, который в ожидании смотрел на него в упор. Потом взгляд инстинктивно скользнул к Гвиневре, чьи большие карие глаза умоляли:
нет. Гавейн держался рядом с королевой, на лице - тревога, а кулаки слегка сжаты. Остальные рыцари – в том числе Элиан, Персиваль и Солель – казалось, ждали, что Артур подтвердит предложение Леона, словно оно было единственно возможным решением.
Артур знал, что должен дать именно такой приказ. Его отец так и сделал бы. Как и любой король, достойный своего имени. Так поступить было логично. Мерлин являлся убийцей и колдуном и не заслуживал иной участи.
Но если Артур мог задушить Мерлина голыми руками, проткнуть мечом или избить до смерти в приступе ярости, который недавно охватил его, когда он был потрясен и вне себя, он был неспособен представить Мерлина –
его Мерлина – преследуемым, арестованным и сожженным, даже зная, что он предатель и обманщик. Артур не мог хладнокровно приказать убить Мерлина, поскольку одна мысль о связанном Мерлине на костре причиняла ему боль.
Точно так же когда-то Артур был неспособен пожелать подобной участи Моргане, вопреки всему злу, что она могла сотворить. Наверное, это делало его слабым королем. Пусть так, но он просто
не мог.
Артур посмотрел на Леона и твердо (во всяком случае, он надеялся, что твердо) произнес:
- Мерлин – предатель. Он изгнан из Камелота под страхом смертной казни, и я больше не хочу слышать его имени.
После чего Артур вышел из круга рыцарей и направился к дверям как во сне. Гвиневре хватило чувства приличия не идти за ним, зато следом бросился Солель, окликнув:
- Сир?
Артур обернулся и обнаружил, что остальные рыцари последовали примеру Солеля, в том числе Леон, Элиан и Персиваль. Они не спускали с короля обеспокоенных взглядов, похоже, твердо решив быть с ним.
- Я желаю остаться один, - сообщил Артур и добавил: - Совет еще не закончен.
- Он может быть отложен, сир, - возразил Леон. – Учитывая ситуацию…
- Нет. Некоторые вещи не могут ждать. Решения должны быть приняты.
- Без вас? - на лице Леона появилось недоверчивое выражение.
- Пусть этим займется королева, - бросил Артур.
Гвиневра посмотрела на него недовольно, но он избегал ее взгляда. Если ей хватило характера, чтобы противостоять королю, значит, сможет и заменить его во главе совета. Гвиневра не меньше Артура стремилась к созданию Альбиона. Пусть остается и решает.
Артур добрался до своих покоев вслепую. Войдя внутрь, он запер дверь и растянулся на кровати. Шли часы, а он лежал - с пустотой в голове, уставившись в потолок.
День сменился ночью. Гвиневра барабанила в дверь, умоляя открыть, но Артур не ответил. Слуга барабанил в дверь, умоляя поужинать, но он проигнорировал и его, потому что не был голоден. Гвиневра, конечно, появилась снова – она не сдастся так просто. Она начала настаивать, чтобы он поел, потом спросила, где ей спать, если он отказывается впускать ее в их комнату. Но в замке ведь полно свободных комнат, так? А Артур не мог видеть ее. Не сейчас. У него не оставалось сил.
Гвиневра, наконец, сдалась, и Артур позволил тьме поглотить себя, по-прежнему уставившись в потолок широко раскрытыми глазами.
Он не двигался и не спал до самого рассвета.
Утром в дверь постучал слуга, принесший завтрак. Артур отпустил его, крикнув, чтобы оставил поднос в коридоре: он не желал никого видеть, тем более - посторонних. Когда шаги слуги удалились, король доплелся до двери, подобрал поднос с едой под ошеломленными взглядами охранников, которые не привыкли видеть его таким непричесанным, после чего сразу же снова заперся.
Артур поел без аппетита, вспоминая бесчисленные утра, когда просыпался от голоса Мерлина. Их утренний ритуал был одним из любимых моментов Артура, и он думал, что так будет всегда. Мерлин открывал занавеси с криком: «Проснись и пой!» - Артур зарывался головой под подушку, чтобы спрятаться от жестокого солнечного света. Мерлин забирался на кровать, вытаскивая его из гнезда уютных одеял, Артур сопротивлялся, вцепившись в матрас. Мерлину удавалось оттащить его, Артур оказывался на полу, на слишком холодных плитах, что принуждало его, наконец, встать. Артур осыпал Мерлина потоком упреков, всячески обзывая его, чтобы отомстить за методы побудки. Мерлин отвечал тем же со своим обычным остроумием, и начиналась пикировка. Где-то посреди их словесной дуэли, всегда плохо приготовленного завтрака и бурного копошения Мерлина в шкафу, Артур развлекался, упражняясь в стрельбе по движущейся мишени, но постоянно промахивался, поскольку Мерлин очень ловко уворачивался от метательных снарядов. И вот меньше чем за десять минут Артур чувствовал себя готовым приняться за королевские обязанности и бодро встретить новый день. Мерлин был единственным человеком в мире, способным совершить подобное чудо.
Мерлин, который был колдуном и пытался его убить.
Артур больше ничего не хотел - тем более вставать, чтобы приступить к повседневным делам. Когда Гвиневра пришла поговорить с ним, он заткнул уши и накрылся одеялом с головой.
Три дня спустя подносы из-под еды скопились на столе Артура, одежда в беспорядке валялась по всей комнате, а шкафы покрылись клочьями пыли.
Гвиневра, Леон и Джон-Чарльз (это имя всплыло в сознании Артура, когда он пытался вспомнить слугу, который заменил Мерлина) продолжали по очереди появляться у дверей, но меньше всего на свете он готов был открыть кому бы то ни было.
В какой-то момент Артур решил впустить Джона-Чарльза, поскольку состояние комнаты становилось катастрофическим. Но один только вид слуги действовал на нервы до такой степени, что он немедленно пожалел о своем решении.
А потом все стало еще хуже. Джон-Чарльз всучил ему чашку настоя - настолько горячего, что Артур обжег язык. И это напомнило ему о том, что предыдущий слуга пытался его убить. Артур потерял всякое самообладание, пригрозил выбросить Джона-Чарльза в окно и даже приступил к осуществлению угрозы. Но тот умудрился проскользнуть у него сквозь пальцы и удрать со всех ног. Артур преследовал слугу до порога, но дальше не побежал, поскольку выглянув в коридор, увидел Гвиневру, которую, должно быть, встревожили крики. Она бежала к нему, явно решив воспользоваться случаем, чтобы увидеть мужа.
Артур едва успел захлопнуть дверь и задвинуть засов. Будь у него рефлексы похуже, Гвиневра успела бы засунуть ногу в щель, чтобы помешать ему запереться в своем убежище, и он был бы вынужден говорить с ней. После такого пугающего опыта Артур твердо решил больше ни одному слуге не позволять входить в его покои, даже если они будут говорить, что хотят убраться.
Едва избежав катастрофы, Артур Пендрагон, король Камелота, упал на кровать и вернулся к прежнему занятию: созерцанию линий потолка и абсолютной разрухи, которой стала его жизнь, пытаясь понять, почему его слуга, его друг, его Мерлин решил превратиться в злого колдуна и использовать магию, чтобы убить его.
***
Прошло пять дней. Пять бесконечных дней. Гвен совершенно измучилась за это время: у нее больше не было сил терпеть безразличие Артура и беспокоиться за Мерлина, от которого не было никаких новостей.
Тем утром муж захлопнул дверь у нее перед носом, пригрозив выбросить беднягу Джорджа из окна. Прежде чем забаррикадироваться внутри комнаты, Артур посмотрел на Гвен так, будто она - ламия в самой отвратительной своей форме, а не его любимая жена. Гвен в первый раз увидела Артура после происшедшего в Зале совета, и он не соблаговолил сказать ей ни словечка.
Да и Мерлин был не лучше: королева ничего не слышала о нем, с тех пор как он убежал. В отчаянии она написала письмо, оставив его в комнате Гаюса - в надежде, что Мерлин вернется под прикрытием своей магии. Но в последний раз, когда Гвен туда спускалась, письмо оставалось нетронутым и ничто не указывало на то, что его читали.
Вернется ли Мерлин когда-нибудь? Увидит ли она его когда-нибудь?
Гвен так беспокоилась о нем, что не спала ночами.
Последний раз, когда она его видела, у Мерлина было лицо в крови и такой вид, словно он сейчас рассыплется на кусочки. Она помнила горячие слезы, текущие по его щекам, и чувствовала, как все переворачивается внутри. Гвен была бы в таком же состоянии, если бы Артур избил ее перед тем, как изгнать навсегда. Она слишком хорошо помнила, каково ей было, когда Артур прогнал ее. Она тогда едва могла переставлять ноги, а ведь он не поднимал на нее руку. Как бы она себя чувствовала, если бы он осыпал ее ударами, прежде чем приказать исчезнуть?
Бедный Мерлин.
Это не давало Гвен покоя.
В течение последних трех месяцев Гвен разделяла его великий секрет и почти безотчетную тревогу, что Артур не сможет принять его магию. Мерлин так боялся, что его оттолкнут, если он скажет правду! Гвен сделала все, что могла, чтобы успокоить его, ободрить, убедить нарушить молчание и
рассказать. Она проводила бессонные ночи, повторяя ему:
- Мерлин, Артур должен узнать правду – от тебя, и узнать
сейчас. Чем дольше ты тянешь, тем сложнее тебе будет поговорить с ним.
- Но я не могу, Гвен, - следовал жалобный ответ. – Я не представляю,
как это сделать.
Мерлин, конечно, не все рассказал ей о своей магии. Но Гвен догадывалась, что, несмотря на несомненное старание все сделать правильно, он наверняка совершал ошибки, которые тяготели на совести и делали признание еще сложнее. Она часто говорила, что не нужно рассказывать
все. Но, кажется, когда Мерлин представлял себе разговор с Артуром, он не видел другого пути, кроме как поведать ему о каждой мелочи. Напрасно Гвен повторяла старую пословицу: человеку свойственно ошибаться - Мерлин не хотел ничего слышать.
- На это уйдут часы, - стонал он, обхватив голову руками. – Я не знаю даже, с чего начать!
Не однажды Гвен сдавалась и отступала, а потом Мерлин снова использовал магию для нее. Она просила об этом ради блага Камелота, потому что знала, что ему нравилось употреблять свой дар, быть нужным. И она не видела причин, почему должна лишаться его услуг, когда они так полезны. Это был ее способ показать, что она принимала его таким, какой есть. Часто после работы Мерлин смотрел на нее с благодарностью. Это был его способ показать, как он был признателен за то, что Гвен приняла его. Их совместная тайная деятельность сильно сблизила их.
И когда Гаюс умер, Гвен очень беспокоилась о Мерлине, потому что знала, как он любил наставника. А потом…
Потом произошла та ужасная сцена, и Гвен думала, что потеряла Мерлина навсегда – а следом и Артура, пусть и по-другому. Никогда бы Гвен не подумала, что однажды ей придется драться с собственным мужем, чтобы помешать ему убить их самого близкого друга. Она сама не знала, откуда взялись силы вырвать у него проклятый меч. А теперь Артур не разговаривал с ней, а Мерлин был… невесть где. И, вероятно, в том же состоянии, в каком была она сама после изгнания из-за истории с Ланселотом.
В третий раз за вечер Гвен спустилась в комнату Гаюса проверить письмо, освещая себе путь свечой. У нее заходилось сердце, и вспотели ладони. Она подошла прямо к фолианту и нашла всунутое внутрь письмо. Ее охватило горькое разочарование. Но приглядевшись, Гвен с колотящимся сердцем заметила, что это письмо написано на кусочке гораздо более грубого пергамента, чем тот, который использовала она.
Тогда-то Гвен поняла, что это было не
ее письмо.
Она набросилась на послание, и глаза наполнились слезами, прежде чем она начала читать.
Гвен,
Я вас заколдовал – тебя и Артура – чтобы вы были защищены от любой прямой магической атаки. Таким образом, колдун, который пытался убить Артура, не сможет вам ничего сделать. Я не смог узнать, кто это был - я был захвачен врасплох и не почувствовал, откуда пришел удар.
Я буду продолжать следить за Камелотом и его окрестностями, и ты можешь быть уверена, что я присматриваю за вами на расстоянии.
Не ссорься с Артуром из-за меня: это ничему не поможет, а я знаю, что ты очень нужна ему сейчас. Я не хочу, чтобы ты рассказывала ему, что знала о моей магии, и предпочитаю, чтобы ты не сообщалась со мной, разве что в случае крайней необходимости. Потому что, если он узнает, у тебя будут проблемы. Тем не менее, если тебе надо будет что-то мне сообщить, произнеси три раза мое имя и положи сюда письмо, я услышу тебя и приду за ним.
Заботься об Артуре, как ты это умеешь, пока он не решит пересмотреть свое мнение обо мне, если это когда-нибудь случится.
И, главное, не забудь: он любит две ложки сахара в чае, его любимое масло для ванны – лавандовое, и он объедается пирожками с мясом, когда расстроен, но надо ограничивать его, потому что он будет недоволен, если начнет толстеть.
PS: если Артур станет слишком невыносимым, лучший способ смягчить его – напомнить, что он ведет себя, как кретин.
PPS: объясни, пожалуйста, Гавейну, что произошло в зале советов, и скажи ему, что у меня все хорошо. Я не хочу, чтобы он бросился меня искать или ввязывался в неприятности из-за меня.
PPPS: спасибо, что не усомнилась во мне ни на секунду, не знаю, что бы случилось, если бы тебя не было там.
И, пожалуйста, сожги это письмо, как только прочтешь.
М.
Гвен отвлеклась на мгновение, чтобы вытереть слезы, прежде чем прочла последнюю строчку. Большей частью она плакала из-за пирожков с мясом. Не то чтобы они заставляли грустить сами по себе. Гвен очень любила их есть. Но только Мерлин мог думать о любимой еде Артура или о его диете даже после того, как тот едва не убил его. Мерлин любил их: Артура, Гвен, жителей Камелота, Гавейна… И им не хватало Мерлина – Артуру, Камелоту,
ей не хватало.
«Хочу, чтобы он вернулся», - упорно думала Гвен, а слезы добавляли на пергамент новые кляксы к тем, которые поставил друг, пока писал.
Когда Мерлина не было, все портилось: король не был королем, ее муж не был ее мужем, и жизнь… была не такой… сияющей. Если бы только у Артура был не такой мерзкий характер, если бы только он не отказывался поговорить с Гвен. Сколько времени он еще рассчитывал безвылазно сидеть в своей берлоге, зализывая раны?
Гвен глубоко вздохнула. Ей хотелось ответить, но Мерлин просил не делать этого. И она понимала почему: он не хотел вставать между ней и Артуром. Гвен обдумала имеющийся у нее выбор, пытаясь сохранить холодную голову. Отлично, она не станет отвечать на письмо. Но будь она проклята, если сожжет его. Она аккуратно сложила его и убрала в свой кошелек – кошелек тех времен, когда она была еще Гвен, дочерью кузнеца, а не королевой Гвиневрой. После чего отправилась на поиски Гавейна.
Успокоить его было самым малым, что она могла сделать для Мерлина.
Гвен быстро обнаружила, что Гавейна не было в замке, и она направилась в город. На ней было простое платье - без короны и шелков она была не так заметна, как в официальном наряде, и немногие оборачивались ей вслед, узнавая. Гвен не старалась остаться неузнанной. Но она часто бывала в городе и предполагала, что граждане Камелота привыкли к ее появлениям.
Гвен направилась в любимую таверну Гавейна в уверенности, что найдет его там, и ее ожидания оправдались. Каждый справлялся с горем как мог: Артур заперся в спальне, отказываясь разговаривать, Гавейн напивался до бессознательного состояния, чтобы не думать.
Мужчины часто ведут себя как дети.
Гавейн не смотрел на Гвен, когда она вошла, но вокруг раздались многочисленные «Ваше Величество», приветствовавшие ее. Она кивнула людям, узнавшим ее, и приблизилась к столу, за которым устроился рыцарь.
- Сэр Гавейн, - произнесла Гвен официальным тоном.
Он удивленно поднял на нее глаза и мрачно произнес:
- Вы не должны быть здесь, миледи. Это… таверна.
- Кажется так, - весело ответила Гвен. – И очевидно, что здесь можно вас найти. Мне надо поговорить с вами, сэр Гавейн. Соблаговолите следовать за мной.
Гавейн встал. Он слегка путался в ногах, но Гвен оставила его справляться самостоятельно, гордо направившись к двери и поприветствовав по пути трактирщицу и клиентов, которые почтительно кивали в ответ. Гвен много лет жила среди них и никогда не станет одной из тех, кто забывает свое происхождение под предлогом того, что теперь стоит выше по социальной лестнице. Ее отношения с жителями Камелота были почтительными, но сердечными. Они не удивлялись, встречая ее гуляющей по рынку, чтобы узнать городские новости. Гвен не нужна была корона, когда она обращалась к ним. Конечно, у нее стало больше власти с тех пор, как она перестала быть простой служанкой, и она должна была следить за своими манерами – но только до определенной черты. За которой начиналась ее свобода.
Гавейн следовал за королевой до внутреннего двора замка. Она провела рыцаря в комнату Гаюса, где они могли поговорить, не боясь, что им помешают.
Когда Гвен закрыла дверь, абсолютно пьяный Гавейн весело присвистнул:
- Заперлись со мной? Вы не перестаете меня удивлять, моя королева.
- Гавейн, - сухо произнесла Гвен, призывая его к порядку.
Рыцарю хватило совести вспомнить, с кем он говорит, и смутиться. Кажется, он даже немного протрезвел.
- Что случилось?
- Это по поводу Мерлина.
Гавейн прищурился:
- Если вы тоже начнете говорить, что он предатель, я не знаю, что я…
- Замолчите. Вы говорите одни глупости, когда пьяны, - спокойно велела Гвен и, смягчившись, сообщила: - Он прислал мне письмо. У него все хорошо. Он не хочет, чтобы вы беспокоились о нем или отправлялись на его поиски… И он, конечно же, не одержим.
Гавейн облегченно вздохнул, провел рукой по волосам с глубоко смущенным видом.
- Что же в таком случае произошло? Потому что этот меч…
- Враждебный колдун напал на Артура, а Мерлин использовал свою магию, чтобы спасти его. Но видимость была против него, а времени объяснить не было. И он спрятался в лесу. К несчастью, настоящий убийца еще не найден.
- Мерлин… Мерлин… колдун.
- Он предпочитает слово «маг».
У Гавейна сделалось растерянное выражение, когда он пытался представить себе Мерлина, обладающего магией. На его лице было написано:
я должен был догадаться.
Бывало много… странных происшествий. Например, во время того притворного боя в плену у работорговца, когда неожиданно загорелась люстра. Еще тогда это заинтриговало Гавейна.
Но особенно он вспомнил человечка на мосту, когда они отправились на поиски Артура, чтобы поддержать его в испытании. Человечек говорил о Мужестве, Силе и Магии. Хотя Гавейн прятался в кустах, он все прекрасно слышал. Артур был Мужеством, он – Силой, а что касается магии… оставался только Мерлин, не так ли? Но тогда Гавейн быстро прогнал эти мысли, потому что Мерлин – всегда такой веселый и жизнерадостный, всегда следовавший за Артуром, заботившийся о нем, словно наседка – совсем не соответствовал образу колдуна.
Гавейн вздохнул:
- Разумеется. Я должен был догадаться… уже давно.
Он не чувствовал ни страха, ни злости, он был просто… слегка обижен, что Мерлин недостаточно доверял ему, чтобы открыться.
- Я сказала себе то же самое, когда узнала, - серьезно кивнула Гвен.
- Вы знали, - внезапно понял Гавейн. – Вот почему вы его защищали так яростно, когда произошел этот инцидент. Вы знали, что он обладает магией и что он не пытался убить Артура.
Гвен кивнула, слегка позабавленная:
- Так и есть.
- Как… давно? – пораженно спросил Гавейн.
- Со времени поездки Артура к принцессе Митиан за помощью, сразу после нашей свадьбы, - ответила Гвен.
- Как…
- Мерлин использовал магию, чтобы спасти меня от наемников Улара, которые пришли убить меня, - ответила она раньше, чем Гавейн успел сформулировать вопрос. – Он тогда разрушил спальню и испугал меня до полусмерти. Но потом все вернул на место. И Камелот отстроен так быстро большей частью благодаря ему.
- Вы поощряли его использовать магию? – недоверчиво спросил Гавейн.
- Конечно, в интересах Камелота, - кивнула Гвен.
Рыцарь присвистнул сквозь зубы:
- Позвольте сказать: вы удивительная женщина. Я знал это, конечно, но тут вы меня поразили.
Гвен полюбовалась на восхищенное выражение Гавейна и приподняла бровь:
- Не играйте со мной в соблазнителя, сэр Гавейн. Я знаю, что это ваша вторая натура, но если вы забыли - я замужем. И у меня есть власть отправить вас в темницу, стоит щелкнуть пальцами.
- Вы хотите арестовать меня за соблазнение? – ухмыльнулся Гавейн.
- Счастлива видеть, что вы стали самим собой. В таверне вы больше походили на призрака, чем на человека.
Гавейн вздохнул и с надеждой спросил:
- Как вы собираетесь помирить Мерлина с Артуром?
- Я ничего не буду делать, - уверенно ответила Гвен. – Мерлин не хочет, чтобы я вмешивалась, и я понимаю почему. Если Артур не может сам понять, что ошибся в своих суждениях, он не заслуживает примирения.
Гавейн помрачнел, но Гвен посмотрела на него успокаивающе:
- Не беспокойтесь, он
уже понял. Теперь просто надо, чтобы он согласился признать это перед всеми. Но, учитывая, до какой степени ему не хватает Мерлина, Артур не станет слишком медлить, чтобы отправиться на его поиски и объясниться. Даю ему две недели – в крайнем случае, месяц.
Гавейн помог Гвен вернуть хорошее настроение, развлекая ее историями из таверны. Следовало бы заняться другими делами, вместо того, чтобы слушать его разглагольствования с пинтой пива в руке, но жилище Гаюса было таким приятным убежищем. К тому же, Гвен немного устала от бесплодных попыток вытащить Артура из бездействия, в котором он томился. Самый безбашенный рыцарь Камелота был отличной компанией теперь, когда он не так беспокоился о Мерлине и перестал играть с ней в соблазнителя.
Гавейн рассказал о приключениях Артура, которых Гвен не знала. Она любила такие истории, повествующие об отваге, о походах и битвах. Они прославляли те достоинства, которые она любила в Артуре: мужество, бесстрашие, самоотверженность. А еще они позволяли ей прикоснуться к глубокой дружбе Артура с Мерлином и товариществу, объединявшему короля с рыцарями.
Слушая Гавейна, Гвен поймала себя на попытке представить, каково это - родиться мужчиной, иметь возможность познать все эти скачки, ночи у костра и смелое соперничество между воинами. Конечно, будь она мужчиной, она не вышла бы замуж за Артура. Но Гвен была почти уверена, что жизнь рыцаря ей бы понравилась.
- Мне не хватает Мерлина, - жалобно заключил Гавейн. – Все намного забавнее с ним. Особенно Его Величество.
- Правда, - согласилась Гвен, глотнув пива. – Мерлин будто заставляет Артура проявлять свои лучшие черты. Он постоянно играет у него на нервах, и вместе они словно мальчишки… но Мерлин обладает способностью подталкивать Артура к верным решениям… никогда не забывая смешить его… и это многое меняет.
- Вам никогда не случалось ревновать? – спросил Гавейн, глядя на нее поверх своей кружки.
- К Мерлину? – рассмеялась Гвен.
- Другая женщина ревновала бы, - заметил он.
Она вздохнула и задумчиво ответила:
- Мерлин и Артур как… две стороны одной медали. Когда они вместе, каждый из них более полон. Когда они разделены… чего-то не хватает в обоих. Я люблю того Артура, которого умеет раскрывать Мерлин. Это тот Артур, за которого я вышла замуж. До знакомства с Мерлином он был довольно-таки невыносимым молодым человеком.
- Хотел бы я это видеть.
- Это был маленький ужас, - прищурилась Гвен.
На этот раз настала ее очередь рассказывать истории, заставлявшие Гавейна смеяться: Артур до Мерлина глазами Гвен-служанки. Когда она, наконец, замолчала, их кружки были пусты и давно было пора вернуться к своим обязанностям.
- Я рад, что вы нашли меня, чтобы сообщить хорошие новости о Мерлине, - торжественно произнес Гавейн. – Я так беспокоился о нем - даже подумывал отправиться на поиски, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось. Знаете, Мерлин был первым, кто увидел во мне не пьяницу или нарушителя всеобщего спокойствия. Он подарил мне свою дружбу, когда никому другому это не пришло бы в голову. И сегодня я рыцарь Камелота благодаря ему. Хоть я и люблю Артура, но знать, что Мерлин предоставлен сам себе… невесть где… и, может быть, одержимый злым духом… я не мог этого вынести.
- Успокойтесь, - Гвен покачала головой. – Если бы у Мерлина были проблемы, он сумел бы связаться с нами. Но, по моему скромному мнению, мы гораздо больше нуждаемся в его помощи, чем он - в нашей.
- Это верно, - Гавейн слегка улыбнулся. – Как подумаю, что он маг!
- И один из самых одаренных, - кивнула Гвен.
- Вы были очень мужественны в тот день, когда Артур прогнал его, - заметил Гавейн. – Я был слишком потрясен, чтобы реагировать, но вы вмешались, не колеблясь. Вы оказались лучшим другом, чем я.
- Не говорите так, - Гвен покачала головой. – Вы поддержали меня в тот день. И, к счастью, нам удалось избежать худшего.
- Даже если Мерлин на самом деле не нуждался в нашем вмешательстве, - задумчиво заметил Гавейн.
- Нуждался, - серьезно возразила Гвен. – Мерлин не смог бы использовать магию против Артура. Даже для самозащиты. Он рассказывал мне: ему однажды пришлось совершить нечто подобное, и это причинило ему такую боль, что он поклялся больше никогда не повторять. Мерлин позволил бы Артуру убить себя. Я видела это в его глазах.
Гавейн помотал головой. Гвен поежилась и прошептала:
- Боюсь представить, в каком состоянии был бы Артур, если бы сделал это. Ему было так плохо уже из-за того, что он изгнал Мерлина. Кроме того, что мы навсегда потеряли бы Мерлина … мы еще и никогда больше не увидели бы Артура, которого любим.
Они обдумали эту идею и хором произнесли:
- Невообразимо.
Поскольку было уже поздно, они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам, чувствуя некоторое облегчение от того, что поделились друг с другом своими мыслями.
