Последние мгновенья Волан-де-Морта

Глава 2: Белая дымка и яркий свет

۞ஜ═══════════ஜ۩۞۩ஜ═══════════ஜ۞
Постер ко второй главе: http://cs315231.vk.me/v315231184/afd9/tBoAFxy9LBs.jpg
۞ஜ═══════════ஜ۩۞۩ஜ═══════════ஜ۞


Воспоминание о мальчишке сроком в полувековую давность, представляющее собой красивого шестнадцатилетнего юношу в форме факультета Слизерин с остроконечной шляпой, со значком старосты на груди и черными блестящими волосами, с четкими контурами лица и застывшим взглядом непонимания на лице стоял посреди непонятного сооружения, залитого светом с покрытия из гранита до самого потолка, поддерживаемого резными колоннами. Посреди крыши расположился большой стеклянный свод. На полу, под такт шагов черных ботинок юноши, расходился густой слой туманно-белой дымки, сквозь которую проглядывали гранитные плиты.

Все это огромное помещение напоминало вокзал, если не учитывать, что здесь было как-то слишком чисто и светло для того же самого Кинг-Кросса, имевшего необычную схожесть с данным просторным помещением. Тут же вспомнилось, как он, будучи юношей, каждый раз проходил через магический барьер между перронами 9 и 10, ведущий на заколдованную станцию экспресса «Лодон-Хогвартс» – платформу 9 и 3/4, невидимую для глаз и ушей маглов, где удобно распологался старинный паровоз и вагоны-купе.

Здесь, как не удивительно было для него это заметить, тоже были рельсы и шпалы, выделявшиеся на фоне светлого мраморного покрытия путей, уходивших в залитые светом тоннели, ведущие, предположительно, за территорию главного зала ожидания этого «потустороннего» вокзала. Вот только какие-либо поезда, даже старинные, напрочь отсутствовали.

Увидев две изысканных черных скамьи и резной стол, подросток, не понимая, где находится, присел на одну из них, став размышлять над каждой деталью. Душа полукровки, чья мать колдунья, а отец – маггл, которого звали Том Нарволо Реддл – Том, в честь отца, Нарволо – в память деда, не представляла, как она сюда попала и что здесь вообще происходит.

Сидевший только сейчас увидел, что под столом, стоящим рядом с ним, слышится непонятный шорох и почти неслышные стоны боли.

Взглянув под стол, Реддл увидел то, от чего тут же едва не вскрикнул.

На полу, сгорбившись как маленький младенец, распластался непонятный сверток, а в нем – тварь, лишь немного напоминавшая скорченного человеческого детеныша. Лежавшее нечто издалека напоминало какого-то слепого червя.

Или нет, в миллион раз хуже...

Это непонятное существо напоминало человека лишь очертаниями. Во всем остальном это действительно было нечто, до этого еще никому неизвестное. Чешуйчатое безволосое тело цвета сырого мяса, слабые тонкие конечности, а лицо – такого еще прежде не у кого не было – жуткое, приплюснутое как у змеи, с блестящими красноватыми глазами-щелками.

Том Риддл в ужасе быстро встал и отступил на пару шагов назад.

В следующее мгновенье душа высокого юноша стала наблюдать за этим непонятным существом. И, поэтому, едва не подпрыгнула от шока, явно не ожидая подобного, когда за спиной юноши послышался спокойный голос:

― Удивлен тем, что ты сделаешь со своей духовной сущностью через полвека, воспользовавшись крестражами ради бессмертия и власти, а, Том?

Душа Реддла испуганно обернулась.

Том от удивления открыл рот. К нему подошел Альбус Персиваль Вульфрик-Брайан Дамблдор - человек, которого он уважал и боялся, показавший и научивший его всем премудростям волшебства; ставший для него едва не вторым отцом, настоящим и любящим.

― Профессор Дамблдор? – отойдя на шаг в сторону, недоверчиво прошептал Реддл, не сдержав изумления. ― Что Вы сейчас имеете в виду? Как понимать Ваши слова, позвольте? Где я?

Альбус улыбнулся и, подойдя к испуганной душе, указал рукой на скамейку, с которой юноша сейчас вскочил как ужаленный, при виде того ужаса, что лежало под столом.

― Прошу присядь, Том, - серьезным голосом, который противоречит всем отговоркам, спокойно ответил профессор. ― Понимаешь, мне нужно очень серьезно с тобой поговорить. В частности обсудить то, что ты сейчас видишь возле своих ног. Прямо здесь, с глазу на глаз. А то, где мы находимся – что ж, мне казалось, что понял ты это, как только здесь очутился?

Риддл кивнул и выполнил просьбу. Дамблдор сел рядом, глубоко вздохнув. На встречный вопрос Реддл решил пока что не давать предположений.

Томас продолжал глядеть на профессора Дамблдора с изумлением. Юноша не имел понятия того, как получилось так, что прожив целый полувек он, в душе, до сих пор шестнадцатилетний подросток. Неужели этот ужас, лежащий сейчас внизу и корчащийся в мучениях от причиненной ему боли им же самим и правда есть его душа через пятьдесят лет. Или, как полагает Дамблдор, то, что от нее осталось. Но почему тогда сам Реддл ничего этого не осознает и даже не имеет малейшего представления о своем местонахождении на данный момент?

Складывается впечатление, словно его душу разорвали на две части.

Одна из них принадлежит красивому шестнадцатилетнему ученику Хогвартса: Тому Нарволо Реддлу - отличнику и старосте, о котором отзываются хорошо все преподаватели. И даже сам директор Диппет, у которого мальчик ходят в любимчиках, испытывающего к нему те же отцовские чувства, что и Дамблдор. И все это несмотря на замкнутость и отсутствие друзей из-за недоверия к другим, для которого у Тома есть повод еще с рождения. Однако все-таки юноше положительному, адекватному и успешному, весьма решительному в устремлениях, чья персона проявляет находчивость к любым начинаниям; кого не пугает идея нарушить несколько правил лишь из-за того, что они уже приелись абсолютному большинству народа.

Вторая, возникшая по причине совершенно непонятного происшествия, связанного с какими-то крестражами и их ужасными деяниями на душу подростка, превратилась в обезображенного монстра, страдающего от собственной боли и необъяснимой ярости ко всему живому. В злого волшебника, убившего множество невинных жизней; загубившего счастливые надежды миллионов, причем не все из них были магами; лишившего Гарри и многих других детей любящих родителей; подарившего опекунам слезы от потери их чад; заставившего врать и союзникам, и близким; подаривший ложную причину существовать под его началом для многих тех, кто отдал за Темного Лорда впоследствии свои жизни, и кого перестали приглашать в дома по имени, называя просто Пожирателями. И имя этому нечто, которое боялись произносить тысячи – Лорд Волан-де-Морт.

Увидев взгляд Тома, Альбус произнес:

― Ты, верно, задаешься вопросом, Том? И я отвечу на него коротко ― да.

Посмотрев на юношу своим взглядом, который пронзал насквозь, мудрый старец улыбнулся и, вздохнув, продолжил, уже явно без всякого намека на радость от встречи:

― Видишь ли, твоя душа в эту секунду нашего разговора находится на самом краю беспредельной пропасти, Том, на этаком распутье; ее участь способен решить только ее владелец. Но, подозреваю, что если ты это и желаешь, то без посторонней помощи тебе не справится. Но ведь это и, правда, лишь твое желание – человека судят не по возложенным в нем качествам, а только по его выбору, Том. К тому же, судя по твоим глазам, я вижу одно, друг мой – тебя интересует еще некоторые вопросы. Один из них – причина того, почему ты здесь как ученик Хогвартса, которого я обучал более пятидесяти лет назад, а не как я, например, или другой сформировавшийся взрослый человек, достигший пожилого возраста. Ведь именно тогда, как правило, в наибольших процентах возможности, приходит самое время тут оказаться.

Дамблдор тепло подмигнул Тому.

Юноша начал вспоминать: не смотря на трепет, который вызывал профессор перед ним, он все равно знал, что у этого старца особое родительское отношение к каждому из учеников. Эту особенность он получил еще до того, как стал директором Хогвартса, во время преподавания предмета трансфигурации: особенность профессии, так сказать, которая выросла, затем, в черту характера.

Реддл обрадовался. Впервые за столько много лет, он по-настоящему улыбнулся от обычного доброго подмигивания в его адрес.

― Да, профессор Дамблдор. Я хотел бы знать ответы на эти вопросы. Если Вы меня понимаете, конечно.

Дамблдор посмотрел на Риддла, и сразу стало ясно, что мудрому волшебнику все четко ясно.

Он действительно сейчас находится здесь для чего-то большего, чем просто смотреть, как душа самого темного мага всех времен окажется на той стороне, где ее никто не ждет, а многие и вовсе презренно ненавидят. И все по причине того, что при жизни лорд Вольдеморт абсолютно никого не любил, так как такие сильные чувства ему были не знакомы с самого рождения.

― Пожалуйста, дай я попробую тебе показать верный путь, Том, так как помочь тебе я не имею возможности – я способен лишь подтолкнуть тебя на эту дорогу сейчас, но прийти по ней к решению своей участи ты должен сам. А ей, признаться, не позавидуешь – если ты и дальше продолжишь не слышать советы тех, кто желает оказать поддержку или перестанешь обращать внимания на непонятный голос у тебя в голове, то тебя постигнет страшнейшая судьба, которая приведет твою душу, Том, в мир вечных мучений. Забвение, ученик мой. В этом случае тебя ждет только оно, сопровождаемое вечными муками ада. И это страшнее смерти, Томас.

Альбус посмотрел в глаза Реддлу. Юноша уловил в блеске глаз профессора глубокую печаль.

И скорбь...

Похоже, Альбус действительно сожалел о том, что не смог когда-то повлиять на Тома окончательно, а сейчас всем сердцем желал оказать помощь бывшему ученику. Но, к сожалению, профессор знал – он может только направить. И это было видно.

Ведь, как известно, между желанием и возможностями есть большая разница, несоизмеримая обычными словами. Ведь можно желать помочь, не имея шанса, а можно бросить в беде, имея возможность повлиять на спасение – это тоже, что добро и зло. Они взаимосвязаны, но всегда параллельны.

― Ты всю жизнь полагал – нет ничего хуже смерти. Так был безупречно в этом уверен, что не хотел даже задумываться над этим. Но стоит ли сейчас тебе говорить о том, как ты жестоко ошибался все это время по этому поводу, Том, если ты уже и так понял - на свете есть кое-что страшнее, чем Смерть... ― вдруг заметил Альбус, вспомнив давний разговор со своим учеником в Министерстве магии двадцать два года назад. ― Боль человеку, как видишь, можно причинить и другим способом. Но понять это тоже уже умение, не так ли? Хотя, кому это я сейчас говорю... Учитывая, в каком ужасном положение оказалась твоя духовная сущность. И особенно то, что может с ней произойти, в случае если ты не одумаешься, попытавшись раскаяться. Я, пожалуй, предпочту промолчать. Знаешь, попросить прощения у высших сил никогда не поздно. Однако при этом ты должен доказать свою смиренность: готов ли ты на себе ощутить мощь боли, причиненной тобою другим, ради того, чтобы получить хотя бы крохотный шанс на милость пострадавших, заслужив от них то, за чем явился – сострадание жертв к раскаявшемуся убийце...

Реддл изумленно посмотрел на Альбуса. Профессор серьезным взглядом посмотрел на Тома. В его лице отныне не была намека даже на дружеский смех.

― Профессор Дамблдор, я... Простите, но что здесь происходит? Какая боль?

Альбус внимательно оглядел бывшего ученика ставшего, впоследствии, самым темным колдуном за все время существования вселенной и тихо произнес:

― Ты действительно не видишь того, что натворил? Или предпочитаешь сейчас делать вид, что не понимаешь о чем речь? Том, скажи честно, ты осознаешь масштаб совершенных тобой деяний? Может, другие и скажут, что твои ужасные поступки были великими, но лично я сейчас предполагаю, что ты просто стал жертвой. Такой же, как и все те, кто погиб от твоей руки. Откуда в тебе столько много ненависти – неужели из-за твоего отца? Я знаю, что ты потерял веру в людей еще тогда, когда твой отец поступил так подло, но ведь люди не приравниваются друг к другу. Каждый из нас индивидуален, нет похожих взглядов. Даже мышление и представление об окружающем расходятся у большинства: один видит мир так, другой – совершенно по-другому. Однако для тебя вообще не было различий. Ты поклялся отомстить отцу – и ты сделал это, верно? Расскажи, каково это Томас – убить беззащитного человека, неспособного даже обезоружить тебя. Он молил о пощаде, когда узнал в тебе своего сына, или ты убил его сразу, не став воспринимать даже малейшие его попытки спастись от расплаты?

Неожиданно Реддл резко ответил профессору:

― Этот вшивый магл заслужил то, на что рассчитывал, когда поступил, как последний трус! Ты не можешь судить меня, Дамблдор!

Лицо Реддла исказилось буквально на несколько секунд, но Дамблдор, похоже, ничуть не удивился. Напротив, на его лице появилась странная улыбка, по виду которой можно было судить, будто Альбус знал, что такое возможно:

― Ненависть Том. Страшное оружие отмщения. Месть не есть справедливость, ученик мой, она – ее противоположность. Ведь если справедливость следит за тем, чтобы провинившийся был наказан, при этом получив, если он имеет на это право, прощение, то ненависть – это лишь неудавшиеся попытки компенсировать те чувства злости, которые в тебе накопились. Кроме того, твои надежды сейчас напугать меня, как и многих других прежде, змеиной гримасой лица, показывая тем самым свое превосходство, наиглупейшие, Том. Мы уже не в мире под луной, где ты – владелец моей украденной палочки из Бузины. Здесь другие порядки. В этой части Вселенной балом правят силы, намного могущественнее, чем твоя и моя магия вместе взятые, но в отличие от многих колдунов эти силы имеют то, чего ты был лишен – ответственности за свое могущество. Эти наивысшие силы не станут с тобой устраивать задушевные беседы, как я, и если ты не проявишь к ним должного уважения, то ты станешь даже меньшим, чем был после того, как оказался жертвой своего же заклятия в Годриковой Впадине. Даже я, великий Альбус Персиваль Вульфрик-Брайан Дамблдор, маг, одолевший Грин-Де-Вальда, здесь, на фоне этой всемогущественной магии, только маленький мальчишка.

На юноше лица не было от испуга.

Кажется, то, что сейчас произошло, явно стало для него неожиданностью. Судя по глазам Реддла, тот не понимал, что сейчас случилось, и как в нем поднялась такая ярость. Он был готов накинуться на Дамблдора и рвать его как кусок бумаги.

Том не имел ни малейшего понятия о том, откуда появилась эта злость? Насколько себя он помнил, никогда прежде такого не было.

Дамблдор спокойно продолжил:

― Смотрю, даже после того, как все крестражи оказались уничтоженными ты до сих пор находишься под их малым остаточным влиянием. Знаешь, это мало того, что очевидно, так к тому же и естественно – такое стремлению к бессмертию. Ты заплатил за приближение к шансу жить вечно своей родной душой. При этом даже ни на секунду не остановился, ничуть не сомневаясь в правильности своих действий. Однако тобой был не учтен один важный момент, Томас - ты не захотел осознать, насколько сильна душа чистая, единая и не разрушенная созданием очередного осколка при убийстве какого-либо человеческого существа. Если не ошибусь, то твоим, по праву первым обдуманным убийством, стало исполнение клятвы – месть родному отцу – магглу Тому Реддлу старшему. Ты убил его и всю семью, подстроив все так, словно его уничтожил Мракс. Особенно, если учитывать, что у него, как и у Нарволо, был повод для этого – отмщение за родную дочь и сестру. Конечно, тебе, как магу, было нетрудно все это совершить – семья твоей матери была нелюбима всеми жителями той деревни. А старик Фрэнк, работающий завхозом в доме твоего отца, вообще служил отличным «козлом отпущения», неким исполнителем заказа Мракса. Ведь Реддлы уже по своей натуре были бессердечными эгоистами, тщеславными, алчными ублюдками, которые были вполне способны издеваться над бедным стариком, которого ты, в конце концов, позже в будущем и убьешь. Но ты не ответил, Том. Каково видеть предсмертный страх в лицах членов семьи твоего отца, застигнутых врасплох заклятием смерти из твоей старой тисовой палочки? Неужели тогда ты почувствовал облегчение, когда убил их, также заодно сгубив без всякой жалости две невинных жизни – Мракса и Фрэнка? И что испытал, сотворив второй крестраж в виде кольца? Конечно, о Воскрешающем Камне ты на тот момент ничего не знал. И это только плюс, ибо зная о нем, ты забрал бы и его. Если б это произошло, то ты занялся поиском Бузинной палочки еще раньше, а это привело бы к ужасным последствиям. Жалко, что твоя гадкая задумка тогда успешно свершилась, ведь я попробовал спасти Мракса, пытаясь добиться его освобождения из Азкабана, но у меня не оказалось самого важного – времени. Может, я кажусь слишком сентиментальным, но это обидно. Однако мы удалимся чуть в ранний период твоей жизни – когда ты сотворил первый крестраж. Вспомнил, как ты совершил свое первое, правда, необдуманное убийство, создав первый осколок души? Как раз: все началось не с убийства отца, а с шестого курса, когда ты открыл Тайную Комнату. В ту роковую ночь на твоей совести оказалась смерть маленькой девочки, которая случайно оказалась в ненужном месте и в ненужное время. Той самой, которую сейчас в Хогвартс знают как Плакса Миртл. Скажи мне, Том – ты по-настоящему же не хотел ее убивать, так ведь? Или на тот момент тебе уже было глубоко плевать на то, кто и в каком количестве погибнет?

Том исподлобья взглянул на прежнего учителя и ответил раздраженно:

― Это убийство было совершено и, правда, необдуманно. Я не хотел ее убивать. Эта сопливая малолетняя дурочка сама виновата: что она тогда там забыла? Почему именно там она захотела поплакаться в мантию, задавая вопрос о несправедливости? И зачем именно в ту секунду, когда я экспериментировал и вновь открывал проход?! Само собой, девчонка меня услышала. Воодушевленная желанием кого-то отругать за свое оскорбление она выбежала из кабинки. Естественно, Василиск ее не мог не заметить и посмотреть прямо ей в глаза, как назло еще и незащищенные очками. В итоге сами знаете, что случилось: взгляды пересеклись и смерть. После этого я по-настоящему испугался. Я не хотел доходить до убийства, так как был не готов к этому – это совсем не то, что убивать предателя-отца. Когда же я узнал, что школа на грани закрытия из-за смерти одной из учениц, мне стало ясно: моя глупость может обойтись в солидную цену и оплатить ее у меня не будет возможности. Поэтому у меня не оставалось другого выхода, кроме как спихнуть вину на кого-то еще, дабы внушить всем, что преступник был обнаружен. И Рубеус Хагрид очень кстати подошел на эту роль. Мне поверили все, кроме Вас. И Вы уговорили директора Диппета оставить его лесничим. После этого я прекратил эксперименты и оставил свой дневник приближенному приятелю.

Альбус усмехнулся. С голосом, в котором чувствовалась предсказуемость, профессор заметил:

― Люциусу Малфою? Поправь, если ошибусь...

Том кивнул.

― Верно. Он был одним из моих преданных дружков, но Вы, профессор, должны знать, что в настоящую дружбу я никогда не верил. Когда человек к кому-то привязан, то ему невозможно быть действительно свободным. А теперь, пожалуй, давайте перейдем к делу, ведь не пришли же Вы сюда обвинять меня только в убийстве отца, грязнокровной девчонки и четырех жалких жизней?

Лицо Реддла изменилось. Теперь он все больше и больше смахивал на себя через пятьдесят лет: на Волан-Де-Морта, не испытывающего ни капли милосердия.

― Успокойся, Том. Ты не Темный лорд. По крайней мере, сейчас. И я повторюсь – не пытайся злиться. Здесь никто тебя не боится. Я сожалею лишь о том ушедшим времени, когда я мог испугать тебя тем же платяным шкафом, что объят пламенем. Но знаешь, границы – лишь иллюзия. Особенно здесь. И именно поэтому я хочу поговорить с тобой. Ты можешь и отказаться от основной части нашего диалога, которой только предстоит состояться, но этим действием ты окончательно подпишешь своей душе смертный приговор. Даю тебе десять минут на обдумывание сказанного друг другу. И того, что будет дальше. После чего я вернусь, дабы услышать ответ с твоей стороны, Том Реддл. Сейчас же я оставляю тебя наедине с лежащим у тебя под столом свертком. Может, это придаст тебе нужный настрой для выводов?

Профессор Дамблдор встал. На глазах у Тома Нарвало Риддла он буквально растворился в белой дымке.

Юноша остался наедине с тем, что в будущем станет его духовной сущностью и опустился в глубокие мысленные раздумья.

Наедине с самим собой он не был уже весьма долгое время...