Глава 2— А с остальной родней ты в каких отношениях?
Он лениво задал этот вопрос поздно вечером, когда они, сонные и довольные, устроились на диване в «Норе». Из «Дюжины перьев» все ушли около пяти, сразу после того, как игра в дротики прервалась из-за громкого спора между Флер и Чарли. Бедняга Билл, призванный в качестве арбитра, совершил грубую ошибку, приняв решение, исходя из действительного положения вещей, а не супружеской преданности. Флер все еще с ним не разговаривала. На обратном пути все страшно замерзли, но начавшийся снегопад отрезвил их не менее успешно, чем похмельные чары, так что Тонкс смогла с полным спокойствием предстать перед Молли. В качестве дополнительного преимущества выяснилось, что дорожка вся покрылась льдом, так что им пришлось добираться до «Норы» полями, через изгороди соседской фермы. Тонкс, всегда гордившаяся тем, что не нуждается в мужской помощи, с наслаждением позволила Ремусу поддерживать себя, пока забиралась на перелаз. Она испытала гораздо меньшее наслаждение, когда, очутившись на земле, поскользнулась и врезалась в Билла, который случайно уперся ей прямо в грудь. Следствием этого стали смущенный Билл и окончательно разъяренная Флер.
Сбросив шарфы и теплые мантии, они вломились через дверь в пропитанную восхитительными ароматами кухню. Фреду и Джорджу все-таки удалось улизнуть в сарай, откуда раздавались внушавшие определенную тревогу удары и стуки. В углу гостиной высилась семифутовая елка в горшке. Ее объединенными усилиями принялись наряжать. Последовала суматоха, связанная с полной невозможностью распутать гирлянды (даже с помощью магии) и горячими спорами по поводу того, какие украшения куда вешать. Гермиона рассказывала совершенно очарованному Артуру, как встречают Рождество у магглов, и Тонкс тоже вставила пару фраз, припомнив кое-какие подробности каникул, проведенных у бабки. Кто-то упомянул о рождественском великолепии хогвартского Большого зала. Тонкс внезапно предложила украсить потолок с помощью звездного заклятья. Она одно время жила с подругой, мало уступавшей в знаниях Гермионе, и та несколько лет назад всего за пару часов сумела разобраться, как звездное небо сделано в Большом зале. На просьбу показать, Тонкс с первой попытки наколдовала великолепное звездное небо, и теперь гостиная в «Норе» распахивалась прямо в ночную вселенную. Это был один из редчайших случаев, когда ее привычка поступать, не задумываясь, оправдала себя. Стоило ей засомневаться, или вспомнить, что последняя попытка использовать заклятье привела к дорогостоящему ремонту потолка в родительской гостиной, ничего бы не получилось. Но будет безопаснее, решила она, до конца праздников играть роль зрителя.
Молли подала, по ее словам, самый простой обед, чтобы сберечь силы для рождественского пира. Тонкс, набитая под завязку жареной курицей, печеным картофелем и черничным пирогом со сливками, гадала, как, по мнению Молли, выглядит «сложный обед». «Простая еда», с точки зрения Тонкс, — это когда отправляешься в ближайшую лавочку за жареной картошкой или суешь в тостер кусок хлеба. После еды все предались тихим занятиям, причем на лицах отражался целый спектр выражений: от полной удовлетворенности до сытости до тошноты. Молли снова устроилась с вязаньем у камина. Загадочная розовая вещичка уже свисала на ее колени пушистой кучкой. Артур и Гермиона, утопая каждый в своем кресле, с головой ушли в книги, Флер поднялась наверх, чтобы избавиться от макияжа и дурного настроения, Перси и Ханна, прижавшись друг к другу, дремали на каминном коврике, а Билл и Чарли отправились в сарай, посмотреть, что затевают близнецы. Тонкс с Ремусом заняли кушетку и сидели на ней с чашками полными какао.
— В каких я отношениях с родней? — переспросила Тонкс, понизив голос, чтобы не разбудить молодых родителей. И рассмеялась коротким невеселым смехом. — То есть бываю ли на субботних приемах у Малфоев? Езжу ли на морские курорты с Блэками? — Она покачала головой. — Нет, мы с родителями большей частью держимся сами по себе. Отец у меня замечательный, мы с ним всегда друг друга понимали. А мама… мама — это Андромеда, — сказала она не без нежности. — Пока я росла, проводила много времени с бабушкой, отцовской мамой. Она умерла вскоре после того, как я пошла в школу. — Тонкс осторожно сделала глоток какао, и ее желудок тут же возмутился. — А ты? У тебя большая семья?
— М-м-м, к сожалению, нет. — Ремус лениво покрутил кружку, наблюдая, как звезды отражаются в поверхности какао. — Я — единственный ребенок единственных детей, и родители мои уже умерли. — Он сделал паузу. — В молодости я сам сотворил себе семью из друзей.
Тонкс осторожно поставила чашку на колено и глянула на него в упор.
— Имеешь в виду Сириуса? И Джеймса Поттера?
— И еще одного… Питера Петтигрю. — В мягком и теплом голосе неожиданно и немного пугающе прозвучало холодное презрение. Он выпрямил спину, расправил плечи и улыбнулся ей. — Расскажу как-нибудь в другой раз.
Тонкс сознавала, что следовало бы понять намек и перевести разговор на другую тему, вместо этой, слишком опасной для них обоих. Особенно потому, что она напрямую касалась ее службы. Но ее что-то словно подтолкнуло, и она задала вопрос, который крутился в голове весь день.
— Ремус, — спросила она, — ты веришь, что Сириус Блэк виновен?
Настала долгая, мучительная тишина.
Наконец, когда Тонкс принялась ерзать на кушетке, Ремус заговорил.
— Одно время верил, — сказал он откровенно, не сводя глаз с мерцающей на елке гирлянды. — Самое ужасное время в моей жизни. Я совершил множество… дурных поступков, и допустил несколько грубых ошибок в суждениях.
Тонкс поняла.
— Ясно.
Он посмотрел на нее.
— Думаю, что это — запретная тема для талантливого аврора, который хочет продолжать успешную карьеру.
— Если ее не привлекает бумажная работа в совятне, то да, — честно ответила Тонкс.
Несколько мгновений она следила, как растет вязание Молли, и прислушивалась к сонному дыханию Ханны. Потом глубоко вздохнула, бросила быстрый взгляд на ласковое лицо Ремуса и призналась в своем настоящем мнении.
— Мама никогда в это не верила. Все время, пока я росла, она говорила, что произошла судебная ошибка.
— А ты?
Ремус спросил так тихо, что она едва его расслышала.
— Умная женщина… всегда слушается свою мать.
— Ясно.
Больше они не обменялись ни словом, и какое-то время спустя Тонкс задремала в полутемной комнате, освещенной огнем камина и мерцающими звездами на потолке. Левая рука Ремуса потянулась к ее правой руке, и они сцепились мизинцами.
***
— Ох, ради Мерлина!
На следующее утро Тонкс села в кровати, поправила ворот футболки, чтобы тот прикрывал грудь, и сквозь пряди скучных каштановых волос (ее природный цвет) с отвращением уставилась на Чарли.
— Что, утро уже? — раздраженно поинтересовалась она, зевая во весь рот. — Сколько времени?
Она сонно глянула в окно и вздрогнула, когда порыв холодного ветра полоснул по согретой под одеялом коже.
— Скоро восемь, — сообщил Чарли, упершись коленом в край кровати. Руками он проделывал серию разогревающих упражнений. — Вставай, Тонкс. Традиция Уизли: с первым снегопадом в «Норе» открывается сезон снежного квиддича. Мне нужен вратарь.
— Ты что, серьезно думаешь, что я в разгар метели отправлюсь носиться на метле, чтобы Фред с Джорджем могли швырять в меня бладжеры? — поинтересовалась Тонкс свистящим шепотом, стараясь не разбудить Гермиону. Та что-то пробормотала и повернулась на живот, зарывшись кудрявой головой в подушку: оставалось только позавидовать. — И что-то никому не приходит в голову поднять Гермиону на рассвете, чтобы та отморозила задницу, играя в квиддич.
Чарли фыркнул.
— Ладно тебе! Во-первых, я хочу выиграть, а во-вторых, даже Рон понимает, что с ней лучше не связываться. У нее энциклопедические познания в заклятьях и тяжелая рука.
Тонкс с неодобрением окинула его взглядом.
— А со мной, выходит, можно?
— Конечно, — согласился Чарли, улыбаясь во весь рот. — Через десять минут встречаемся на заднем дворе. Мне еще надо Ханну с Перси поднять. Мама пообещала, что приглядит за младенцем, а Ханна — отличный охотник. В каждой команде по близнецу. Получается, что мы с тобой, Фред и Ханна против Билла, Перси, Рона и Джорджа.
— Как насчет Ремуса и Флер? — поинтересовалась Тонкс. Она, не веря самой себе, принялась выбираться из кровати.
Чарли фыркнул еще громче и презрительнее.
— Чтобы Ее Величество стала рисковать своим прелестным носиком, — сказал он насмешливо и бросил на Тонкс озорной взгляд. — А Ремус, как и остальные старики, имеет освобождение.
— Ладно. — Тонкс потянулась за башмаками. — Встретимся снаружи. Только я поменяюсь местами с Перси. У меня внезапно возникло непреодолимое желание надрать тебе задницу, Уизли.
Она по-прежнему считала, что «снежный квиддич» — дурацкая затея вполне под стать Уизли, но когда час спустя носилась над верхушками деревьев, вынуждена была признать, что это куда лучший способ начать день, чем привычный нырок в котелок с кофе. Помимо прочего, подумала она, переводя дыхание и подаваясь вперед на одолженном «Чистомете», вокруг на удивление красиво. Всю ночь в деревне шел снег, и теперь повсюду, куда дотягивался взгляд, раскинулись белые поля.
К несчастью, лучи солнца, отражавшиеся от замерзшей земли, были не только прекрасны, но и смертельно опасны. Тонкс это поняла, когда солнце выплыло из-за случайного облачка, и она, ослепленная блеском, пропустила запущенный Джорджем (игравшим за ее команду!) бладжер. Тот ударился в плечо со зловещим треском. Чарли уверял, что у «снежного квиддича» множество преимуществ перед обычным. В него могут играть даже неженки, опасающиеся что-то повредить, потому что, если собьют с метлы, снег смягчит удар.
«Вот дерьмо!» — это была единственная мысль, которая посетила ее, пока она падала вниз. Наспех брошенное Джорджем заклятье запоздало, и Тонкс свалилась прямо на сломанную руку.
Она лежала, прижавшись щекой к морозной земле. В волосах таял снег, одежда быстро промокала, а рука полностью онемела. До нее доносились встревоженные возгласы и тяжелые удары торопливо приземлявшихся метел. Больно, подсказывал мозг, скоро станет больно. Ее осторожно перевернули на спину, и она обнаружила, что глядит в полное сочувствия лицо Ханны.
— Тонкс, ты меня слышишь? — спросила та нежным девичьим голосом. — Головой не ударилась?
Тонкс сморгнула и постаралась сосредоточиться. Головой… вроде бы нет.
— Нет, — проговорила она, и взяла себя в руки. — Нет, только рука.
Мерлиновы яйца!
Она попыталась сесть, но Ханна мягко удержала ее на земле.
— Придется немного потерпеть, — сказала она, поглаживая Тонкс по плечу. — Я проведу быстрый осмотр, и мы перенесем тебя в тепло.
Она достала палочку и принялась водить вдоль тела Тонкс, левой рукой придерживая ту за запястье и профессионально считая пульс.
Ну да, вспомнила Тонкс, она же целительница. Целительница из Мунго в отпуске по уходу за ребенком. Чертовски удобно, что ни говори! Тонкс трясло от холода, потрясения и унижения. Может, стоит предупреждать всех, кто соберется пригласить ее в гости, что они должны обеспечить постоянное присутствие колдомедика? Просто на всякий случай.
— Тонкс, ты как?
— Мерлин, Тонкс, прости. Чертово солнце ударило мне прямо в глаза…
Она постепенно стала приходить в себя, и увидела, что над ней склонились встревоженные белые лица с усыпанными снежинками рыжими волосами.
Чарли и Джордж были в полном ужасе. Странно, но по мере того, как проходило онемение и начиналась боль, к ней возвращался природный оптимизм. Когда боль стала просто невыносимой, она усмехнулась:
— Что, Джордж, совсем хреново соображаешь? Надо было калечить другую команду!
Тому вроде немного полегчало, хотя его лицо по-прежнему было искажено гримасой вины. Чарли энергично похлопал ее по спине, чтобы ободрить. Вместо этого она закашлялась.
— Боже правый, Нимфадора! — голос Ремуса прорезал стылый воздух. Она подняла голову и увидела, что Рон созвал весь дом. Артур был в пижаме и шлепанцах, с ночным колпаком, косо сидящим на редких волосах. Молли чуть не плакала, а взволнованные Флер и Гермиона выскочили во двор без верхних мантий. Ремус был в теплой мантии и шарфе, с раскрасневшимися щеками и мокрыми от снега волосами — видимо, только что вернулся с утренней прогулки. Не обращая внимания на холод, он упал на колени рядом с ней и взял ее ладони в свои. От сочувствия его глаза стали совсем тёмными. Он озабоченно глянул ей в лицо и перевел взгляд на руку.
— Что тут, к дьяволу, стряслось? — грубо поинтересовался он.
— Немного ошиблась при приземлении, — небрежно бросила Тонкс прежде, чем Джордж успеет сознаться. Она быстро сжала пальцы Ремуса. — Со мной такое постоянно. Сейчас быстренько наложат заклятье, и буду как новенькая. Верно? — немного обеспокоенно обратилась она к Ханне: в январе по расписанию ей предстояли тренировки со стажерами.
Та откинулась на пятки и спрятала палочку в футляр на бедре.
— Боюсь, что не совсем, — коротко заявила Ханна. — Кость сильно раздроблена, видимо, от удара о землю. Сомневаюсь, что простым заклятьем удастся убрать все осколки, а значит, останется риск заражения. Тебе требуется доза специально-модифицированного Костероста.
Лучше некуда!
— К сожалению, Костероста у меня в аптечке нет, — виновато сказала Ханна. — Там только самые необходимые зелья. Лететь в снегопад опасно, а пользоваться каминной сетью со сломанной рукой нельзя. Аппарировать в Мунго тоже нельзя — легко расщепиться. Я обездвижу руку и наложу обезболивающее заклятье. На пару дней его хватит.
— Хорошо. Ладно. — Тонкс поглядела на руку. Ну, хоть не торчит под каким-нибудь жутким углом. Несколько месяцев назад на задании с Долишем она вывихнула плечо и обнаружила, что рука вывернулась на спину и торчит из-за шеи. Ее тогда чуть не стошнило. — Спасибо, Ханна.
— Значит так, — сказала Ханна, поднимаясь на ноги и отряхивая колени от снега. — Теперь отнесем тебя в дом. Молли, ей бы выпить чего-то горячего, — добавила она, бросив опытный взгляд на дрожащие губы свекрови.
— Ох!
Намек сработал именно так, как было рассчитано. У Молли тут же включился материнский инстинкт. Слезы высохли, и она разразилась потоком энергичных указаний.
— Само собой! Чарли, неси Тонкс в дом. Мы устроим тебе славную постель прямо перед камином, милая.
Все случилось разом. Тонкс заявила, что у нее сломана рука, а не ноги, и она вполне способна дойти до дома сама, нет никаких сомнений. Чарли молча повиновался и нагнулся, чтобы ее поднять. Но Ремус, не обращая ни на кого внимания, осторожно просунул изумительно-нежную руку под бедра Тонкс, обхватил ее за спину и встал.
— Ох! — глупо сказала она и вцепилась Ремусу в шею, пока он осторожно обходил снежные завалы по пути к двери. Ее немного трясло, зубы стучали, и она облегченно опустила голову ему на плечо. Его небритый подбородок поцарапал ей кожу, когда он повернул голову, чтобы ткнуться ей в щеку носом.
— Все в порядке? — тихо спросил он, пока они ждали, чтобы Артур придержал дверь.
— М-м-м, — Тонкс закрыла глаза и вдохнула сандаловый запах его волос, бессовестно используя свое преимущество, пока он осторожно не положил ее на кушетку, и вокруг не заметались люди с одеялами и бутылками с горячей водой.
Все время, пока она, сжав зубы, терпела, как ей вправляют кости и обездвиживают руку, Ремус сидел рядом и держал ее ладонь в своей. Он крепко сжимал ее пальцы, не сводя внимательного сочувствующего взгляда с ее побелевшего осунувшегося лица, и только мрачная складка губ выдавала его напряжение.
Может, в Ханниной аптечке и не было Костероста, зато были отличные обезболивающие зелья. После дозы розового сиропа Тонкс погрузилась в сладкую наркотическую дрему. Сквозь сон она чувствовала, как мозолистый палец гладит ее по щеке, а теплые губы прижимаются к перевязанным пальцам.
***
Благодаря выдающимся достижениям современной колдомедицины к вечеру Тонкс снова чувствовала себя трезвым и здоровым человеком, правда с немного нарушенной моторикой. И хотя для того, чтобы уклониться от помощи хозяйке, она бы предпочла не такой радикальный способ, было очень неплохо греться у огня, пока семейство Уизли под суровым присмотром Молли готовилось отмечать Рождество. Лица близнецов все мрачнели и мрачнели, а когда Молли в четвертый раз распорядилась накрыть стол заново, Тонкс испугалась, что начнется бунт. Но к семи вечера Нора блистала чистотой и была щедро увешана мишурой. Вскоре стали появляться гости, и ближе к ночи Тонкс, уютно устроившись на подушках, наслаждалась как зрелищем пьяного веселья, так и сознанием того, что ей единственной было дозволено остаться в пижамных штанах и носках, в то время как все остальные были наряжены в лучшие одежды разной степени неудобства. Тонкс подумала, что если Чарли (поглощенный беседой с брюнеткой средних лет и с хищным взглядом), еще раз потянет себя за галстук, то он его порвет.
Мимо с блюдом канапе пробежала Молли, сунула Тонкс миниатюрный киш и похлопала по плечу. Переживая запеченные с сыром яйца, Тонкс следила, как Билл уговаривает Флер потанцевать. Оба сладко улыбались, так что недавняя ссора явно была забыта. За десертным столом маячил Перси: он наполнял тарелку для Ханны, которая оставалась наверху с сильно недовольным Эдмундом. Близнецы еще раньше проскользнули через заднюю дверь, бормоча что-то о рождественских сюрпризах, а Рон с Гермионой бесстыдно обжимались под омелой.
Тонкс откинула голову на спинку дивана и рассеянно потерла перевязанную руку. Та совсем не болела – Ханна оказалась опытным целителем. Но Тонкс знала, что рука должна болеть, поэтому испытывала странное чувство отсутствовавшего неудобства. Она обхватила колени здоровой рукой и наконец-то позволила себе перевести взгляд на противоположную сторону комнаты. Именно туда ей хотелось смотреть весь вечер, большую часть которого Ремус провел с ней, слушая тихую музыку и ведя неторопливый разговор, но потом Молли утащила его общаться с другими гостями. Тонкс заметила, что хотя большинство гостей были рады его видеть, он явно старался держаться подальше от пары ее знакомых по Министерству. А весь последний час его не отпускала подруга Молли. Гестии Джонс было немного за тридцать, у нее была отличная фигура, темные волосы, розовые щеки, сверкающие голубые глаза и решительный подбородок, и она вцепилась в Ремуса мертвой хваткой. Это привело бы Тонкс в ярость, если бы не загнанный вид Ремуса. Поэтому ей стало смешно.
Он посмотрел на неё и их взгляды встретились. У него были морщинки в уголках глаз. Он что-то сказал Гестии, и та с легким недовольством посмотрела на Тонкс, попыталась возразить, но как раз в эту минуту к ней подошел высокий и важный на вид толстяк в очках. Через мгновение Ремус оказался около Тонкс и принес два стакана тыквенного сока.
— Как насчет сделки? — сказал он, протягивая ей стакан. — Я тебе — малоинтересный безалкогольный напиток, а ты за это устроишь безумно интересную беседу, которую нельзя прервать никаким вежливым способом.
— Не думаю, что она настроена соблюдать правила вежливости, — усмехнулась Тонкс и посмотрела ему за спину. — В твою сторону направлен явно голодный взгляд.
Ремус поставил сок на тумбочку и задумчиво поглядел на Тонкс.
— Раз так, ничего не поделаешь. Требуются решительные меры. Ты как?
— Отлично.
— Рука болит?
— Я ее вообще не чувствую, — Тонкс утешающе похлопала себя по предплечью. — Странно, если честно. Все время проверяю, не отвалилась ли она.
— Голова кружится? Подташнивает?
— Нет. — Тонкс насмешливо приподняла бровь. — Ты что, хочешь, чтобы я пошла и наложила заклятье?
— Не сейчас, — сказал он, улыбнувшись в ответ. — Хотя спасибо за предложение. Как думаешь, ты сможешь танцевать?
— Не думаю, что смогу танцевать и в самой лучшей форме, — честно ответила Тонкс.
Но она не стала сопротивляться, когда Ремус осторожно помог ей подняться на ноги и повел туда, где Артур убрал с полированных досок пола ковер. Из древнего граммофона журчала веселая мелодия.
— Держись за меня, остальное я сделаю сам, — заверил ее Ремус внезапно севшим голосом.
— Такое любой женщине приятно слышать, — заявила Тонкс, обвивая его шею здоровой рукой. Он фыркнул от смеха.
Он был выше на целую голову, и, несмотря на худобу, от него исходила теплая сила. Когда она положила голову ему на грудь, темно-серый свитер слегка уколол щеку. Ремус сжимал ее крепко и нежно: одна рука на талии, ладонью на бедре, а другая — с осторожностью поддерживает сломанное предплечье. Он легонько поглаживал ее пальцы там, где кончалась повязка. Теплое дыхание коснулось шеи, и Тонкс вздрогнула. Они едва качались под праздничную музыку (да и комнату освещали только свечи и свет звёзд), и объятия Ремуса нагоняли одновременно сон и возбуждение. Она не знала, сколько прошло времени, и стала клевать носом, когда их перехватил Фред, даже не скрывавший вызывающей улыбки. Ремус закатил глаза, но послушно, хотя и неохотно, отпустил Тонкс, которая расхохоталась, как безумная: такое у него было пораженное лицо, когда Фред обнял его за талию и начал вальсировать.
Позевывая и покачивая головой, Тонкс внезапно поняла, что хочет пить. Стаканы с тыквенным соком куда-то исчезли, поэтому она пошла на кухнюза водой. Завернув кран и стряхнув с пальцев капли, она едва не налетела на человека, стоявшего у нее за спиной.
— Ох! Простите! — машинально сказала она, подпрыгнув. Он бы колокольчик, что ли, повесил! Она могла поклясться, что на кухне никого не было.
Тонкс вгляделась в мужчину. Вроде бы они встречались? Маленький, с пушистыми седыми волосами и в старомодной мантии. Он стоял, поджав губы и устремив на нее неодобрительный взгляд черных глаз. Она глянула на свой наряд и переступила с ноги на ногу, поправляя рубашку.
Голуб! Его звали Уолтер Голуб. Он был одним из старших клерков в канцелярии Фаджа. И полным придурком, который прошлой осенью заложил ее Скримджеру, когда засек, что она на полторы минуты опоздала на оперативку. Она выпрямилась и нахмурилась в ответ.
— Аврор Тонкс, — сухо сказал он и кивнул.
— Мистер Голуб, — ответила она с не меньшим высокомерием. — Счастливого Рождества! И, если позволите…
— Как представитель Министерства магии и Департамента законодательства вы обязаны соответствовать высочайшим моральным стандартам, — внезапно заявил он суровым тоном.
Тонкс замерла, не сводя с него взгляда.
— Простите? — переспросила она.
Ну да, она в штанах, но, ради Мерлина, это длинные штаны! Когда у иных ведьм — из мантии сиськи наполовину вываливаются!
— Я считаю своим долгом, — продолжал Голуб, глядя на нее ледяными глазами, — предупредить вас, что о вашем поведении будет доложено министру. Полагаю, что оперативнику-аврору, поклявшемуся охранять общественное спокойствие, неуместно и неприлично общаться с темными тварями.
… С кем?
— О чем вы? — Тонкс ничего не понимала. — Какими темными тварями?
— Довольно и того, что Уизли пригласил оборотня Люпина, подвергнув тем самым и свою семью, и своих гостей опасности, но видеть, как эта тварь не просто присутствует, но… оказывает знаки внимания члену подразделения авроров…
Слова были едкими от отвращения.
Оборотень Люпин.
Тонкс тупо потрясла головой. Смешок, который она издала, частично был вызван потрясением… а частично — омерзением. До конца своих дней она будет стыдиться того, что ее первой — порожденной шоком — реакцией, стало омерзение.
— Ремус — не оборотень, — возразила она, и добавила с невероятным простодушием. — Он преподает в Хогвартсе.
Голуб весь надулся, как птица, когда она сушит перья.
— Да, и, надеюсь, в ближайшем будущем этому издевательству будет положен конец, — мрачно проговорил он. — Могу сообщить, что разработан законопроект, призванный лишить оборотня его поста и предотвратить в будущем попадание темных тварей на должности, на которых им придется общаться с детьми или незащищенными слоями населения.
На смену потрясению пришла ясность, а вместе с ней — всепоглощающая ярость.
— Ах ты, мерзкий маленький гаденыш! — начала она, и только еле слышный звук у порога прервал эту фразу, призванную в полной мере выразить ее негодование и, вероятно, полностью разрушить карьеру.
Резко обернувшись, она встретила взгляд Ремуса, и ее сердце с размаху рухнуло прямо в пятки. Он остановился на пороге, сжимая побелевшими пальцами косяк, и не сводил с нее пустых темных глаз. Выражение этих глаз заставило ее беспомощно протянуть ему руку. Стыд. Глубокий, всепроникающий стыд. Она ощутила, как он овладевает каждой частицей ее тела.
Не успела она открыть рот, как Ремус повернулся и ушел.
Голуб продолжал что-то говорить высоким пронзительным голосом. Тонкс стряхнула ладонь, которой он вцепился ей в руку, едва заметив боль от того, что удар пришелся на перелом. Грубо оттолкнув мерзавца, она бросилась в гостиную и огляделась. Народу стало меньше: одни отошли, чтобы помочь с детьми, другие устали и устроились на диванах. Стрелки приближались к двенадцати.
Чувствуя, как колотится в груди сердце и дрожат ноги, Тонкс обошла дом сверху донизу. Она накинула мантию и выбралась на мороз, чтобы проверить сад — тихий, молчаливый и покрытый чистым снегом. На снегу не было ни единого следа, и никто не искал в саду укрытия. Она медленно побрела в дом и повесила мокрую мантию на вешалку у входа.
Ремус ушел и, как она подозревала, вряд ли вернется.
Открылась кухонная дверь, и появилась Молли с подносом, полным пустых стаканов. Она устало улыбнулась Тонкс.
— Похоже, дело идет к концу, — сказала она, опустив поднос на стол. Стаканы зазвенели. Молли прикрыла зевок рукой. — Каждый год удивляюсь, зачем я это затеваю, с учетом того, что завтра мне готовить праздничный обед. — Она усмехнулась. — И каждый год забываю, сколько было возни, и помню только, какая веселая была вечеринка. — Тут она заметила состояние Тонкс и резко подобралась. — Что случилось, Тонкс, детка? Тебе плохо? Мерлин, уже почти полночь! Тебе давным-давно следовало быть в кровати, с твоей-то рукой!
— Вы Ремуса не видели? — резко и безнадежно поинтересовалась Тонкс.
— Ремуса? — удивленно переспросила Молли. — Вроде бы нет. Последний раз, когда он мне попался на глаза, вы с ним танцевали.
— Думаю, он ушел, — вяло сказала Тонкс и провела рукой по груди, разглаживая рубашку. — Он был… расстроен, и я нигде не могу его найти.
— Расстроен? — теперь Молли, сморщив брови, смотрела на Тонкс в упор. — С чего бы? Я его таким счастливым давно не видела. — Она сказала это непонятным тоном, но, когда Тонкс моргнула, ее взгляд смягчился. — Думаю, насчет Чарли я немного поторопилась?
В ее голосе не было гнева, но Тонкс подняла взгляд с несчастным видом.
— Ох, Тонкс! — Молли подошла ближе и взяла ее за руки, улыбаясь ласково и весело. — Мы не выкинем тебя из дома только потому, что ты имела неосторожность предпочесть моему сыну другого. Честно скажу, мне в голову не приходило, пока сегодня я не увидела вас вдвоем. Не расстраивайся — вы быстро помиритесь. Ремус — самый добрый и отходчивый человек из всех, кого я знаю.
— Он — оборотень!
Тонкс не собиралась говорить этого, тем более так грубо и откровенно, но слово соскользнуло с языка прежде, чем она успела себя остановить.
На мгновение пальцы Молли разжались, но она тут же сжала их еще крепче.
— Да, он оборотень, — спокойно подтвердила она. — И что, это как-то влияет на твои чувства?
Тонкс не колебалась ни секунды. Она чувствовала боль, печаль, легкий страх и чуточку разочарования, но омерзения она не испытывала.
— Нет, — произнесла она ясным голосом. — Но он мне не сказал. И никто не сказал.
Она не обвиняла — она сожалела.
Молли громко выдохнула.
— Никто. Прости, Тонкс. Если бы я сообразила раньше, что ты… проявляешь к нему интерес, я бы сказала, хотя и считаю, что Ремус должен был сделать это сам. Когда я с ним познакомилась, то испугалась, — призналась она со стыдом. — Испугалась за детей. Но теперь… я смотрю на Ремуса и вижу не оборотня. Я вижу хорошего человека и доброго друга. Даже если бы он был опасен… Полнолуние было неделю назад. Состояние Ремуса — его личное дело. У меня нет привычки — выкладывать гостям чужие тайны.
— Если бы только… Если бы я узнала об этом не так… — Тонкс закрыла глаза, вспомнив свою первую реакцию. Стыд, загоревшийся во взгляде Ремуса, отпечатался на обратной стороне ее век.
— Думаю, ему нужно время, чтобы поразмыслить и прийти в себя, — уверенно заявила Молли. — Уверена, он скоро вернется. — Она выпустила пальцы Тонкс и ободряюще похлопала ту по плечу. — Пойду в гостиную: намекну, что пора в кровать, — улыбнувшись, добавила она. — Почему бы тебе не лечь?
— Я еще немного подожду.
Молли кивнула и повернулась к дверному проему.
— Я не понимала, — сказала она. — Я не понимала, как он одинок, пока не увидела его с тобой.
Тонкс сглотнула слезы.
Ласковый взгляд Молли скользнул по циферблату часов.
— Одна минута первого. Счастливого Рождества, Тонкс.
Дверь закрылась. Тонкс осталась одна на тихой кухне. В Норе были наложены отличные заглушающие заклятья (а как иначе при семи детях?), так что из гостиной не доносилось ни звука. Тонкс перевела дыхание, устроилась за столом и стала смотреть, как за окном начинается снегопад.
Ну да. Счастливого, блин, Рождества!
***
Тонкс пинком закрыла дверь собственной квартиры и на мгновение замерла, глядя на елку, на скорую руку наколдованную из упавшей ветки. Вздохнув, она поставила сумку на пол и двинулась к старому продавленному дивану. Она рухнула в его уютную глубину, устроила ноги на подушках и рассеянно потерла предплечье — рука снова ныла. Прямо с утра придется идти в Мунго. Ханна была права — аппарировать не стоило. Тонкс чудом не расщепилась, и, похоже, у нее сместилась кость. Хотя Тонкс и не дежурила, но когда сразу после праздничного обеда прилетела срочная сова от Шизоглаза, воспользовалась предлогом, чтобы покинуть Нору.
Тонкс просидела на кухне почти всю ночь и поднялась наверх, только когда совсем замерзла и смирилась.
Утром она проснулась от криков Рона, подпрыгивавшего на кровати Гермионы и размахивавшего чулком с подарками, словно ему шесть лет от роду; спустилась вниз и обнаружила, что Ремус не появлялся. Так что она без особой радости смотрела, как Уизли разворачивают свои подарки, хотя не смогла не улыбнуться, когда открыла коробку с собственным именем и обнаружила там… Оказывается, все это время Молли вязала пушистый розовый свитер с бирюзовой буквой «Т» на груди.
С трудом высидев праздничный обед и поковырявшись в индейке с клюквенным соусом, Тонкс вежливо поблагодарила Молли и Артура и едва не расплакалась от благодарности, когда прибыла сова с грубым (как обычно) распоряжением от Хмури. Ханна пыталась отговорить ее от аппарации, но Тонкс не терпелось, не было сил сидеть и тосковать, и она сослалась на то, что «ее требует долг».
Само собой, когда она появилась на месте преступления (попытка взлома на Диагон-аллее), Шизоглаз глянул на ее перевязанную руку и отправил домой, предварительно устроив головомойку. Она все еще злилась на него (можно подумать, она сломала руку нарочно!), когда, добравшись домой пешком, чтобы избежать новых катастроф, обнаружила в сумке кое-как завернутый подарок. Она слишком хорошо знала Шизоглаза, поэтому осторожно развернула бумагу и, к собственному изумлению, обнаружила не дезиллюминационное зелье, не перуанский порошок мгновенной тьмы и даже не бодроперцовый спрей, а духи! Полную бутылку настоящей «девичьей ерунды», как он однажды ворчливо о них отозвался. К глазам подступили слезы. Духи отчетливо пахли горелым хлебом и претендовали на то, чтобы стать самыми любимыми.
Так что Рождество оказалось вовсе не худшим в ее жизни. С учетом обстоятельств, его даже можно было назвать одним из лучших.
В дверь тихо постучали. Тонкс вздрогнула, и у нее перехватило дыхание. Осторожно, с идиотской надеждой в душе, она поднялась на ноги и приблизилась к дверному глазку.
Ладонь крепко обхватила дверную ручку…
Тонкс распахнула дверь — и прислонившись к косяку, посмотрела на Ремуса. Тот был бледен, с утомленным лицом. Он плотно прижимал руки к бокам.
Несколько мгновений они молча рассматривали друг друга.
Наконец Тонкс заговорила.
— Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества! — медленно ответил Ремус. Он наклонил голову, потом слегка вздернул подбородок и посмотрел ей прямо в глаза. — Могу я войти?
Она отступила в сторону и позволила ему пройти в квартиру. Стало немного стыдно за дешевую мебель и разбросанную одежду, но она тут же стряхнула стыд. Он здесь не за тем, чтобы оценивать ее хозяйские таланты.
Мерлин, пусть он будет здесь по той причине, о которой она думает!
— Чарли сострил, что ты решил разыграть Санта-Клауса, — сказала она, устраиваясь на краешке кресла-качалки. — Который исчезает в канун Рождества.
— Прости, — ответил Ремус. Он стоял, не отводя от нее взгляда, и говорил глубоким искренним голосом. — Господи, Тонкс, мне так стыдно!
— Мог бы и сам рассказать, — заметила Тонкс, нервно заламывая пальцы. — Чтобы мне не пришлось… Мог бы сам рассказать.
— Я знаю, что не заслуживаю прощения. — У Ремуса было белое напряженное лицо. — Нельзя было так себя вести, не открыв всей правды.
Тонкс бросила на него пронзительный взгляд.
— Потому что, скажи ты правду, ничего бы не было? Я бы не захотела, чтобы между нами что-то было?
Ремус усмехнулся краешком губ и едва заметно пожал плечами. «Именно», — молча подтвердил он.
Тонкс нахмурилась:
— Вот дерьмо!
Он дернулся от удивления, и она повторила более решительным тоном:
— Я такого… не ожидала. И уж точно не ожидала, что мне все выложат в самом мерзком виде, да еще этот гаденыш… Прости, Ремус. Мне тоже жаль. И больше всего жаль, что такое случилось с тобой.
Она поднялась на ноги, подошла к нему и встала совсем рядом, не решаясь притронуться.
— А потом мне стало обидно. Обидно, что ты не доверял мне настолько, чтобы рассказать.
Ремус смотрел на нее. Губы его дрожали.
— Я не ожидал… — Он неровно выдохнул и начал снова. — Ты оказалась таким… подарком. Удивительным подарком. Я никогда ни с кем не чувствовал себя… словно дома. Уютно и одновременно страшно, — он коротко и сухо улыбнулся. — Я не хотел рассказывать. — Еле заметное пожатие плеч. — Все просто — чистейший эгоизм. Я не хотел думать об этом. Я не хотел, чтобы оно было частью меня. Я не хотел… потерять тебя. Люди узнают, кто ты такой, — продолжал он с ужасающим спокойствием, — и тебя больше нет. Они смотрят и видят волка.
«Я смотрю на Ремуса и вижу не оборотня. Я вижу хорошего человека и доброго друга».
Тонкс продолжала глядеть на него в упор.
— Ремус, — сказала она. — Я смотрю на тебя, и у меня слабеют колени.
Он бесконечно долго смотрел на нее измученным взглядом, потом вдруг страшное напряжение исчезло, в его глазах вспыхнула теплая искорка, и Тонкс снова почувствовала, что он рядом.
Ремус опустил голову и на мгновение замер. Она ощутила теплое дыхание на своих приоткрытых губах. Но остатки привычной сдержанности мешали ему сделать последний шаг.
Ох, дерьмо!
Тонкс протянула здоровую руку, схватила Ремуса за ухо и впилась своими губами в его.
Когда через некоторое время он поднял голову, оба были раскрасневшиеся и тяжело дышали.
— Ну вот, — сказал Ремус и рассмеялся.
Около его глаз и рта появились смешливые морщинки. Он опустил руки и сжал ее ладони в своих. Подняв перевязанную руку к губам, он осторожно поцеловал ее пальцы.
— Как рука?
— Отлично.
— А колени?
— Все еще слабеют.
— Отлично!
И он снова ее поцеловал.
Когда они в конце концов разорвали поцелуй и стояли, крепко обнявшись и соприкоснувшись лбами, Ремус собрался с мыслями и, тщательно подбирая слова, произнес:
— Чтобы дальше между нами не было никаких тайн…
Тонкс откинула голову и посмотрела ему в глаза.
— И?.. — настороженно поинтересовалась она. — Предупреждаю, если внезапно обнаружится, что у тебя имеются жена и дети, одной сломанной рукой дело не кончится.
Он широко улыбнулся и ущипнул ее за бедро. Она охнула.
— Ни жены, ни детей. Только очень большой пес.
— Пес? — повторила Тонкс. — Люблю собак.
— Рад это слышать, — ответил Ремус, снова обняв ее. — Боюсь, что в данный момент мы с ним идем в одной связке. — Он смотрел на нее со странным вниманием. — Может, через пару дней, когда твоя рука заживет, ты придешь на обед, и я вас познакомлю?
— Ладно, — сказала Тонкс, изо всех сил стараясь сохранить достоинство и не запрыгать от радости. — Ладно, заметано. Как его зовут?
— Нюхалз.
— Нюхалз? — повторила она, приподняв брови. — Какое… милое имя.
— Я ему обязательно передам, — усмехнулся Ремус ей в шею и начал покрывать ее лицо легкими поцелуями. Он глубоко вдохнул запах ее волос и закашлялся.
— Тонкс, — пробормотал он, нежно покусывая ее ухо. — Я понимаю, что мы пока не в тех отношениях, чтобы задавать тебе такой интимный вопрос…
— М-м-м?
Она закрыла глаза и провела рукой у него по спине.
— Но… — Он скользнул губами по ее губам и прижался к ней колючей щекой.
— Хм-м-м?
Она нетерпеливо притянула его к себе.
Он зарылся пальцами в ее волосы, приподнял ладонью другой руки подбородок и приготовился к поцелую:
— Почему от тебя пахнет горелым хлебом?
Fin
