Глава 2«Поставь себя на место другого» - одно из первых правил психологов и просто вежливых людей.
Знаете что? Катитесь с такими советами к дементору!
Серьёзно, Эдгар, быть в чужой шкуре - абсолютно идиотское, жутко неудобное и просто отвратительное дело! Тем более долго! Тем более девушке быть в теле парня!
Так, я успокоилась. Теперь по порядку.
Ах, Эдгар! Порой мне кажется, что знай я о том, что меня ждёт, я могла бы это предотвратить, что-то сделать, изменить, просто не ехать в Хогвартс... Но потом я вспоминаю о том, что Шляпа распределила меня на Грифиндор и понимаю, что не случайно.
Во-первых, я элементарно не поверила бы кому-то, кто сказал бы мне о том, что такое может случиться. Да я и себе бы не поверила! Во-вторых, я жутко упрямая. Даже зная об опасности, о вероятности подобного происшествия, я бы поехала в Хогвартс. Либо чтобы доказать, что это невозможно, либо, чтобы доказать, что я справлюсь со всем. В-третьих, я ещё и до глупости храбрая, любую опасность встречаю лицом, даже если мудрее было бы бежать без оглядки. Так что я отправилась бы в Хогвартс, чтобы показать, что я ничего не боюсь и готова бороться со всем мыслимым и немыслимым.
Даже не знаю что из этого всего хуже!
В школу на седьмой курс мы ехали, как на праздник - последний курс, относительная свобода, острые ощущения взрослости и одновременно с тем защищённости, которую может дать лишь школа. Вместе с этим была, конечно, и грусть, но мы, не сговариваясь, решили не упоминать об этом, справедливо полагая, что наплакаться, не желая расставаться с детством, мы ещё успеем.
Хогвартс-экспресс гордо выдыхал плотные клубы дыма и, уверенно стуча колёсами, мчался на Север, в благословенную Шотландию - оплот магического образования, край гор, который «никто не тронет безнаказанно»*. Мы с Гарри и Роном - моими лучшими друзьями - привычно заняли купе, которое занимали с самой своей первой поездки.
Спустя семь лет мы, всё в той же уверенности, что в Хогвартсе нам ничего не грозит, весело смеялись, поглощая волшебные сладости. Старенькая обивка сидений уютно грела, мои мальчики спорили о квиддиче, а я, как и всегда, читала, слушая их лишь краем уха.
Рон, Рон Уизли, моя первая любовь, мой верный друг, высокий, с большими руками и такими яркими добрыми голубыми глазами, солнечно-рыжими волосами, совершенно не обращал на меня внимания, а я уже перестала так сильно на это реагировать. Когда я говорю «не обращал внимания», Эдгар, я имею ввиду, что он искренне заботился обо мне, готов был сделать всё, выслушать любую нотацию, но он не обращал на меня именно того внимания, которая любая повзрослевшая и похорошевшая девушка, заботящаяся о том, как она выглядит в глазах окружающих, своих собственных и, конечно, противоположного пола, в праве ожидать.
Парни не понимают намёков - эту истину я усвоила едва ли не на первом курсе, когда моими друзьями стали целых два мальчика сразу. Но то, что парни порой не видят перед собой девушку, упорно считая её не более, чем другом, а порой и не более, чем тенью - эта истина далась мне тяжелее. Вот и Гарри Поттер, мой второй лучший друг, непокорные вихры которого вызывали у меня всегда едва ли не материнскую нежность, тоже долгое время не видел свою нынешнюю девушку - Джинни Уизли, сестру Рона. Скандал разгорелся нешуточный, когда Рональду стало известно об отношениях его милой маленькой сестрёнки, которая навсегда для него останется маленькой и несмышлёной, и его же лучшего друга. Скандал этот грозил уничтожить до самого основания башню Гриффиндора, однако мне удалось урезонить Рона, как, впрочем, и всегда.
Мы с мальчиками вместе с самого первого курса. Подумать только, если бы не несчастный случай, моя жизнь могла бы сложиться совершенно иначе! Тогда, первого сентября, семь лет назад Гарри и Рон брели по поезду, выискивая свободное купе и какой-то... неаккуратный человек, пробегая мимо, толкнул маленького хлипкого мальчишку и умчался в даль. Гарри тогда здорово приложился о дверь нашего теперешнего купе, да так, что рассёк лоб. На счастье моих мальчиков, мимо проходила я, иначе Гарии вполне мог бы умереть от потери крови, потому что Рон не имел ни малейшего понятия, что делать, и стоял столбом. Я быстро сунула Гарри в руку платок и помчалась в вагон старост.
О да, Эдгар, я всегда была дотошной ботаничкой и едва узнав о том, что я ведьма, я изучила всё, что могло и не могло мне понадобиться, поэтому не только знала о существовании вагона старост, но и была в курсе где его искать.
Приведя с собой Старосту Школы, я буквально спасла Гарри, что послужило нам троим поводом для знакомства и крепкой дружбы. К сожалению, тот Староста Школы не был достаточно сведущ в лечебной магии и у Гарри на лбу остался шрам, который он, тем не менее, отказался убирать. Они с Роном хором аргументировали это тем, что «шрамы украшают мужчин». Мои мальчики тогда переглянулись и дружно захохотали, а мне не оставалось ничего, кроме как картинно возвести глаза к потолку, скрывая собственный смех.
Дверь купе отодвинулась и с задорной улыбкой вошла Джинни Уизли, которая, очевидно, только сейчас смогла расстаться со своими многочисленными подружками. Она ослепительно улыбнулась, освещая всё вокруг собственной идеальностью и, легко отодвинув брата, села рядом со своим парнем.
В то время я, наверное, завидовала Джиневре белой завистью, а возможно, завидую и теперь. Самая младшая из детей Молли и Артура Уизли удалась на славу. Высокая, но не такая долговязая как Рон, а именно высокая, пропорционально сложённая, изящная, как лесная нимфа, с горящими азартом и постоянным смехом тёплыми карими глазами, длинными и прямыми ярко-рыжими волосами с путающимися в них солнечных лучах, Джиневра полностью оправдывала данное ей имя королевы*.
Ей сейчас предстоит закончить Хогвартс, но покажите мне человека который скажет, что пройдёт больше месяца после её выпускного, прежде, чем весь Оттери-Сент-Кетчпоул, а за ним и вся магическая Британия услышит о помолвке молодого лорда Поттера и девицы Уизли?
Гарри и Джинни прекрасная пара: он - надёжный, верный, целеустремлённый и нежный, а она - яркая, живая, но при том очень «уютная». И они друг друга любят, действительно любят, а этот факт, пожалуй, сможет затмить все предыдущие доводы. Я лично сильно сомневаюсь, что их любовь угаснет со временем. Джинни любит Гарри ещё с тех пор, как впервые увидела на перроне, провожая брата Рона на его первый курс, а Гарри, как и его отец - однолюб. Я склонна полагать, что Гарри и Джинни создадут такую же гармоничную пару, как и старшие Поттеры - Джеймс и Лили - нежность и искренность чувств которых давно стала притчей во языцех.
Ах, эти мои рассуждения о любви! Прости, Эдгар, за то, что я бываю утомительна, однако, когда я думаю о моих друзьях в груди разливается такое тепло... Совсем не так я думаю о Малфое.
Теперь, при воспоминании о нём я чувствую, как по моему позвоночнику пробегают мурашки и мучительно пытаюсь понять - что это? Я, краснея, вспоминаю его тело, в котором провела так много времени, я вспоминаю наши встречи пустых кабинетах и отчаянные обсуждения сложившегося положения, я вспоминаю, как он утешал меня, успокаивал истерики и обнимал моими же руками, хотя самому ему было не легче. Я вспоминаю то, как стеснялась изучить своё «временное» тело и то, с каким восторгом всё-таки изучала. Я вспоминаю чувство единения и полной защищённости, которое у меня возникало после разговоров с ним. Я вспоминаю, то, как мы вернулись в наши тела и то странное внезапное ощущение тишины и пустоты, одиночества, которое нахлынуло на меня в тот момент, когда я поняла, что у нас больше нет повода видеться наедине.
Я влюбилась. Влюбилась в парня, который долгое время был мне врагом и которого я внезапно узнала так хорошо, как едва ли знала саму себя.
Долгое время я пыталась убедить себя, что во мне говорит привычка, что это естественно - увлечься тем, с кем провела много времени, тем, с кем вы делите тайну или делаете что-то, чего не делаете с другими - будь то разбор полок в библиотеке в качестве наказания или варка запрещённого зелья.
Я отворачивалась от него в Большом Зале, на переменах, на уроках, я с ужасом ловила себя на том, что смотрю на него, любуюсь, жду его ответного взгляда и тут же быстро отворачивалась. Я избегала его и избегала честного ответа самой себе на вопрос о том, что же со мной происходит. Я избегала Драко, но ведь и он не делал никаких попыток встретиться, ни разу не улыбнулся, ни разу не прислал никакой записки.
Я помню его взгляд, которым он смотрел на меня, когда вернулся в своё тело. Словно впервые увидел. Словно увидел по-настоящему. Он так долго смотрел на меня, буквально выпивая душу, словно пытаясь высмотреть что-то. Больше всего в тот момент я хотела поцелуя и боялась того, что он может меня поцеловать. Я не понимала его взгляда, но меня охватывала безумная дрожь и я думала, что никто и никогда не смотрел на меня так. И я бы никому, кроме него, такого взгляда не позволила, потому что хотела бы, чтобы только он смотрел так на меня.
Да звучит по-женски запутанно, сентиментально и, возможно, глупо... Ох, милый Эдгар, это такая буря чувств, что я не могу найти слов, чтобы описать хотя бы малую её часть!
В тот вечер его голос, от чего-то хриплый - от непривычки, долгого молчания, усталости, напряжения, Мерлин знает чего ещё - разорвал тишину кабинета и мне показалось, что небеса рухнули.
— Поздравляю, — несмотря на хрипоту, его голос был ровным, таким ровным, каким мне никогда не удавалось его сделать. — Теперь мы на своих местах.
«— И только то?! — хотелось мне крикнуть. — И это всё, что ты можешь мне сказать, Малфой?! После всего что мы пережили?!»
Но какая-то то ли гордость, то ли робость заговорила во мне громче, открыла мой рот и слова вылетели сами собой.
— Да, на своих местах.
«— И только то?!»
Мой голос прозвучал безжизненно в унылой темноте пустого класса, который стал «нашим местом» и который мы тем вечером покинули навсегда.
Нет смысла врать себе сейчас, как нет смысла врать и тебе, милый Эдгар. Я влюбилась в Драко. Я, пожалуй, до сих пор влюблена в него.
Я опасаюсь говорить «люблю», ибо не знаю, в действительности, так ли это. Единственный, к кому я испытывала чувства, отличные от дружеских - Рон. То, что я чувствую к Драко, намного сильнее, но ведь его я знаю, как никого другого, намного лучше, чем даже лучшего друга.
Так или иначе, между нами ничего нет и вряд ли будет. Не потому, что я - грязнокровка, а он - чистокровный в Мерлин знает каком поколении. Я знаю, Малфой вовсе не в такой степени пленник всех этих предрассудков. Дело просто в том, что Драко, скорее всего, ничего ко мне не чувствует. До конца седьмого курса он не сделал ни попытки сблизиться, теперь мы тоже не общаемся, хотя он так же вознамерился получить высшее образование здесь, Оксфорде. Мы здороваемся, когда видимся, не более того.
Не буду говорить, что это разбивает мне сердце, но это... Это ранит, Эдгар.
Взгляд, которым он смотрел на меня там, в «нашем кабинете», в наш последний вечер, когда мы были наедине, близко, то, что я тогда чувствовала, не отпускает меня, но нельзя же вечно подпитывать несбыточные мечты только одним взглядом, который я и разгадать-то не сумела.
Как говорил русский классик, «Ко всему-то подлец-человек привыкает»*. Жаль, он тогда не уточнил, как много времени на это нужно, но я ведь никуда не тороплюсь, верно?
*Девиз Шотландии: «Nemo me impune lacessit» - (лат.) Никто не тронет меня безнаказанным
*Джиневрой звали супругу короля Артура
*Цитата из романа Фёдора Михайловича Достоевского «Преступление и Наказание»
