14 ноября. 1974 г.Любовь. Дурацкое слово. Что оно, вообще, в сущности, значит. Да ничего. Вот кто знает, что такое любовь? Я не знаю. Мои родители поженились только по тому, что так надо было. И я у них родился, по тому, что так правильно.
Но это я к чему. Сегодня Каролина сказала, что она меня, видите ли, любит! А я ответил, что никогда не поверю, что можно полюбить человека в 14, да еще и всего за месяц! Она разревелась, хлестнула меня по щеке и убежала. А вот я задумался.
Я тогда, как и обещал, пошел гулять с Каролиной. Она весь день так томно стреляла глазками, что я, чуть в желе не превратился. Я, конечно, осла строить не стал, взял ее за руку. Она и сама этого явно хотела, но показывала. Это как-то странно, по-женски, что ли.
Целовались? Ага, конечно! Я так, якобы нерешительно, к ней приблизился, она и рада была. Я ее поцеловал, она, конечно, разозлилась. Даже плакать начала. Картинно так, что даже противно! А я что? Я ничего не мог сделать. Вот, мы теперь встречаемся.
В Хогвартс мы возвращались вместе, мы держались за руки. Она свысока смотрела на других девчонок, а в след нам неслись перешептывания.
После этого я негласно стал чем-то вроде собственности Каролины Хёрд. На следующий день я обнаружил, что на завтрак в Большой Зал без нее мне заявляться нельзя, а то каждый сочтет своим долгом, поинтересоваться, не заболела ли моя девушка. Через неделю влюбленный в Каролину хаффлпафец чуть не разбил мне нос посреди коридора, потому что подумал, что я изменяю ей — он увидел, как я перед Зельями обсуждаю с Мери домашнее задание. Каролина тогда звонко смеялась, когда я рассказывал ей эту историю. Я ловил ее губы и чувствовал себя победителем.
А еще через три дня я впервые изменил ей.
Приближался уикенд, и Мародеры решили сходить туда чисто мужской компанией.
Каролина закатила громкую сцену ревности. Заявила, что я ищу предлог, чтобы от нее сбежать. И вообще, изменяю ей. Мы кричали так, что стены древнего замка пошатнулись.
В деревне парни долго и терпеливо выносили мое бубение, как выразился Сохатый. Но уже через час не вынес даже терпеливый Лунатик.
— Мне надо в Писарио, у меня… любимое перо сломалось. Нет, — поспешно замахал он руками, когда я, продолжая ворчать, поднялся со стула. — Я буду долго искать похожее перо, так что я один.
И быстро слинял из бара.
— Я, кажется, видел, как Эванс вышла из бара, — быстро схватил его идею Поттер. — Пойду попробую с ней поговорить, вдруг на свидание…
И Джеймс уже выскочил за дверь, на ходу завязывая шарф.
Что-то невнятно протараторив мышкой улизнул и Хвост, и я остался один, злясь теперь еще и на друзей.
Шестикурсницу-слизеринку Мэри Руквуд я заметил через десять минут меланхоличного поглощения сливочного пива. Девушка смотрела таким горячим взглядом, что воздух показался вязким и липким.
Через сорок минут мы уже были в Выручай-Комнате. Вообще-то это Мародерский секрет, и мы с парнями обещали никому не рассказывать о находке. Но мой мозг сделал ручкой уже в проходе под Сладким Королевством.
— Надо уметь выкачивать из жизни все удовольствие, она слишком коротка, — сказала она мне, когда опускалась передо мной на колени, а я весь трепетал, жадно глотая воздух.
Первая вспышка удовольствия почти расплавила мозг — теперь я знал, что такое настоящий экстаз. Или мне казалось, что знаю.
— Это было мило, малыш, — сказала она позже, одеваясь. — Но ты же понимаешь, что это ничего не значит? Это наш маленький секрет.
— Конечно, — я хищно по-Блэковски улыбнулся ей.
— А ты далеко пойдешь, Блэк, — рассмеялась она. — Только остерегайся любви, — добавила грустно. — Она портит удовольствие.
Она захлопнула дверь.
Но ее слова четко отложились в моем мозгу.
Сейчас вспоминаю горячие губы Руквуд на моем члене и становится противно. Нет, она хороша, не спорю, но…
На следующий день родилось красивое и складное извинение для Каролины, подкрепленное букетом красных роз. Каролина довольно и надменно кивнула, а спину обожгло насмешливым взглядом моей «учительницы».
Все было хорошо.
Довольная примирением Каролина тогда позволила зайти дальше, чем положено. Я словно читал ее тело. Открывал страницу за страницей. Само совершенство. Я был как в дурмане. Она словно околдовывала, как бы ни странно это звучало из уст парня, который магию видит с пеленок.
А когда она, целую меня на прощание у входы в Большой зал, жарко шепнула мне в ухо «Я тебя люблю», я испугался.
Любовь портит…
Настоящую любовь я видел только раз. У Поттеров.
Я был счастлив каждый раз, когда удавалось покинуть особняк на площади Гриммо хоть на час. Слишком много плохих воспоминаний таили в себе знакомые стены.
Поэтому вежливое письмо родителей Сохатого летом после второго курса, которое содержало приглашение провести остаток каникул (целых две недели!) дома у друга, воспринималось мной как подарок судьбы. А когда мать сухо кивнула, давая согласие, я еле сдержался от радостного вопля, понимая, что Вальбурга может попросту забрать свои слова назад, не говоря уже о порции Круциатуса, на который она никогда не скупилась.
Так, терпеливо выслушав гору наставлений матушки о том, как должен вести себя в гостях наследник дома Блэков, и привычно проглотив обидное безразличие отца, я отправился в Годрикову впадину.
Первое впечатление, когда я увидел желтые приветливые огни в окнах дома Джеймса — тепло. Это тепло словно грело душу — необычное ощущение. Мой дом никогда не вызывал подобных эмоций. И я и не думал, что так бывает — если честно.
Подобравшись и нацепив на лицо как можно более вежливую улыбку, я постучал в дверь.
Открыл мне лучший друг.
— Бродяга, — протянул он и втянул меня, опешившего, в дом. — Наконец-то приехал! Я уж думал, что твоя маман так тебя и не отпустила, честно говоря, мы по ее ответу так и не поняли, ТОЧНО ли они разрешает. Но моя мама приходится двоюродной теткой твоей, так что я думаю, она имеет хоть какое-то влияние. Я тебя с такими ребятами познакомлю. Они магглы, но настоящие шалуны. Думаю, учись они в Хоггвартсе, могли бы вступить в ряды Мародеров! Хотя нет, Мародеров должно быть четверо! И точка. В этом наш союз. Давай быстрее, что ты как барышня! Родители уже заждались! Им не терпится познакомиться с наследником благородного семейства Блэк.
Джеймс привычно тараторил, а я пялился по сторонам.
Парадная была раза в три меньше нашей. И раз в десять уютнее. Никаких отрубленных голов эльфов — только светлые стены, большие горшки с живыми цветами и большой комод, заставленный милыми безделушками.
— Друг молодого хозяина Джеймса прибыл, — пропищало рядом. Смешной домовик, одетый в старый, поношенный, но опрятный гриффиндорский свитер, уже держал в руках его чемодан. — Позвольте Барни отнести вещи наверх.
Барни был так не похож на привычного угрюмого и ворчливого Кикимера, эльфа Блэков, что я уставился на него во все глаза.
— Бродяга, ты чего домашних эльфов не видел? Думал, у Блэков их целый штат! — удивился Поттер. — Барни, отнеси вещи наверх! Пойдем знакомиться, Сириус!
— Ну, здравствуй, — из гостиной вышел отец Джеймса. Даже если бы я просто встретил его на улице, я бы сразу понял, что это он — Джеймс был просто поразительно похож на своего папу.
А вот обаятельная улыбка, на которую покупаются даже учителя, явно досталась от матери.
В лице Доротеи Поттер явно читалась Блэковская порода. Тонкие черты лица, гордая осанка и прямые черные волосы, собранные на затылке под сетку. Черные глаза — чем-то напомнили кузину Беллатрикс. Хотя мать Джеймса была скорее похожа на Андромеду Блэк — в ней была та же видимая мягкость и материнская доброта.
— Мама, папа, — с забавным пафосом начал Джеймс. — Позвольте представить, Сириус Орион Блэк, наследник бла…
Джеймс неумело расшаркался, упал и налетел на комод, стоявший аккурат позади него. Предмет мебели покачнулся, и с него полетела фарфоровая статуэтка. Фигурка стукнула взъерошенного мальчика по макушке и упала на пол, разлетевшись на осколки.
Миссис Поттер рванула к сыну. На секунду у меня возникло желание заслонить друга — Вальбурга на ее месте хлестнула бы чарами по щекам и наорала.
— Джейми, милый, ты не ушибся? — он ласково помогла ему подняться.
— Мама, я сам, — насупился недовольный Джеймс.
— А в воздухе он ловок, как рыбка в воде, — рассмеялся мистер Поттер, взъерошив Сохатому волосы.
— Барни, — смеясь, позвала домовика миссис Поттер. — Убери осколки, пока никто не поранился, а мы пойдем в гостиную.
Я с удивлением наблюдал, как с заботой мать прикладывает к макушке младшего Поттера лед, как иронично подшучивает над любимым сыном мистер Поттер.
— Ох, прости, Сириус, такой балаган в доме стоит с тех пор, как Джеймс встал на ноги, — женщина обняла смущенного парня и снова рассмеялась. — Мы столько о тебе слышали от Джеймса! И давно хотели с тобой познакомиться. Как поживает твоя мама?
— Спасибо, — поклонился Сириус. — Леди Блэк в добром здравии и передает вам привет, — привычные фразы казались странно лишними в уютном доме Поттеров.
— Узнаю фирменное воспитание, — вздохнула миссис Поттер. — Сириус, оставь все эти формальности, мы же не на приеме, ты наш гость.
И я с радостью понимал, что можно не держаться светской чванливости. Громко смеяться над фотографиями мелкого Джеймса, которые миссис Поттер хранила в альбоме с мягкой обложкой (Сохатый обижено сопел и сверкал глазами). Обсуждать с мистером Поттером последний квиддичный матч (Сохатый затеял с отцом шутливый спор о том, какая команда лучшая в лиге). Смущенно опускать глаза, когда видишь, с какой любовью мистер Поттер смотрит на жену и сына. И завидовать лучшему другу.
Когда сумерки уже перетекли в ночь, миссис Поттер объявила, что всем пора спасть. Джеймс громко и самодовольно заявил, что может не спать всю ночь, а сам тихонько тер слипающиеся глаза.
Миссис Поттер все-таки загнала нас с Джеймсом в огромную, как футбольное поле (такая маггловская игра, в которую мы играли с соседскими мальчишками) спальню Сохатого.
— Спокойной ночи, Джейми, — миссис Поттер поцеловала пыжащегося Джима в лоб.
А я снова ощущал жгучую зависть. Перевернулся к стене, чтобы не выдать это выражением лица.
И тут…
— Сладких снов, Сириус, — Доротея поцеловала меня в макушку. И добавила уже тихо, чтобы слышал только я. — Сынок.
Теперь я знал, что мистеру Поттеру, известному аврору, угрожают расправой с любимой семьей.
Любовь — слабость.
А Сохатый? Тоже мне, Ромео. На неделе к нему пыталась подкатить пятикурсница с хаффлпафа с вполне понятной целью, а он, кажется, даже не понял. Виновато улыбнулся девчонке (та, как не странно, только больше растаяла) и поскакал за мелькнувшим рыжим хвостиком Эванс. Ну, ни дурак ли?
Любовь — глупость.
Мальсибер смотрит на Руквуд влюбленными глазами. Он сжимает ее талию руками и ничего не видит вокруг. А она улыбается ему фальшиво-сладкой улыбкой, подмигивает мне. И незаметно вертит задом перед носом у Гойла, который пожирает ее фигуру сальным взглядом. Мне отсюда хорошо видно, что у Гойла стоит — красноречив бугорок на брюках. Руквуд громко говорит Мальсиберу, что ей надо подготовиться к контрольной по Чарам и уходит из Большого Зала, а Гойл следует за ней.
Любовь — обман.
Мне не нужна любовь.
Да и не может ее быть, когда тебе только 14.
А если Каролина такая лгунья, завтра же с ней расстанусь.
