Глава 222.10.1974. Хогвартс
«Мерлин всемогущий, вот ведь святая наивность! Принять её за Лили невозможно даже в бреду».
…Третий курс, осень. Школьная больничка, которой закончился выход вторым загонщиком в замену Эйвери, травмированному на тренировке буквально накануне матча.
Выход, откровенно скажем, «за столба», только чтобы команда не играла в меньшинстве… Загонщик из меня — как из смеркута одеяло! Лучше бы взяли кого-нибудь из второкурсников, претендующих на постоянное место в команде, честное слово. Повестись на обещание Эйвери в случае моего выхода вместо него на игру подарить полфунта отборных дремоносных бобов, которые даже шестиклассникам выдаются по счету на уроках — это была просто непростительная глупость.
И в меньшинстве команда все-таки играла: после того, как на двадцать седьмой минуте старый тяжёлый бладжер в ржавых трещинках металлической обшивки каменным ударом пришёл слева в бок, сошвырнув меня с метлы на восьмиметровой высоте.
Бросить Arresto Momentum оказалось некому. Квоффл был у гриффинов, сбивать бладжером игрока второй линии в чужой команде, когда атакуешь сам, против правил. Может, потому и пропустил, что не ожидал…
Но судья миссис Хуч, стриженная тощая старушенция 1901 года рождения, угасшая звезда национальной сборной, уже полстолетия как успокоившаяся на посту школьного тренера, честно позабыла назначить любимцам штрафной. А вечером с извинениями в лазарет притащилась эта Макдональд…
Невысокая, чуть склонная к полноте, рано начавшая развиваться по-женски фигурка, две тугие косички тусклого в этом освещении медно-каштанового цвета, толстые как сардельки. На пухлом запястье самодельный браслетик из разноцветных бисеринок на красной нитке. Дребедень, маггловская мода!.. А в синих глазах с чутко расширенными в тускло-жёлтом свете больничных ламп огромными зрачками — неясное выражение глубокой, затаённой тревоги.
У неё никогда не было лёгкой, полётной гибкости, свойственной движениям Лили. Её фигура никогда не излучала мягкого, матового белого света, волосы не сияли свежим, живым огнём лесного костра, глаза не таили озорных весенних искорок. И когда она проходит мимо, шаги её не откликаются в сердце тугой, сосущей тоской, заставляя пульс подчиниться их ритму… Другая девочка. Чужая… Ненужная. Встреться мы года три назад в городе, мог бы и за магглу принять, наверное.
— Северус!.. Я… видела, что сегодня случилось во время матча. Поттер специально нарушил правила. Я считаю, что это гадко, и поэтому хочу извиниться за поведение недоумков с нашего факультета…
«А сама-то — не недоумок?.. Не дошло, значит».
После почти половины пинты костероста не до обсуждений подробностей уже ушедшей в прошлое, случайной для меня игры.
Мутное, противно дымящееся в высоком больничном стакане пойло горько на вкус до тошноты. А потом горячо и едко разливается в теле багровым потоком тугой, пульсирующей боли, когда по месту перелома начинают стремительно — в десятки раз быстрее, чем в норме, — плодиться спасительные остеобласты. Сутки-другие максимум — и лубок можно снимать, а потом дождаться только насыщения молодой остеоидной ткани кальцием, чтобы крепче была. Достаточно тяжёлую травму можно таким образом залечить меньше, чем за неделю, тогда как без зелья потребовалось бы месяца полтора-два. Но за это короткое время ты раз пятнадцать проклянёшь собственную неосмотрительность, что привела тебя под надзор добрейшей мадам Помфри.
Я не хочу никого видеть и ни с кем не намерен сейчас говорить. Тем более — о квиддиче, Поттере и Гриффиндоре. Я прогоняю её решительно и грубо. Пожалуй, даже слишком грубо для обращения с девчонкой…
Убежала в слезах… Сама виновата! Могла же она въехать, что в таком беспомощном состоянии я не подпустил бы к себе с этой мокрой, липкой, унижающей жалостью даже мать? Или все-таки подпустил бы?..
«А если бы вместо этой Макдональд пришла Лили?.. Её тоже послал бы ко всем дракклам? Не уверен, трижды не уверен».
Лили — она понимает, конечно. Но зачем ей видеть меня в малоприятном облике беспомощного больного, размазанного по койке и самой травмой, и действием мощных магических лекарств? Лишённым сил и достоинства… Хорошо, что не пришла. И для неё, и для меня — хорошо. Обойдёмся без девчоночьих соплей у постели!
…Когда позже в школьном лазарете возникает тонкий, по-подростковому долговязый силуэт в пламенном ореоле рассыпавшихся по плечам волос, невесомо присаживается на край кровати и безмолвно поправляет на мне одеяло, я могу просто сделать вид, что крепко сплю.
* * *
03.04.1992. Министерство
Много лет спустя. Министерство. Вызов в отдел по предотвращению нежелательного колдовства. Тяжёлый разговор об учениках, склонных демонстрировать свои способности где ни попадя. Слащаво-приторная «министерва» — мисс Амбридж. Постылая необходимость пожимать чьи-то руки, отвечать на чьи-то пустые, дежурные вопросы.
И в финале, когда уже собирался покинуть это неприветливое, суетливое, помпезное здание, не иначе — для полноты ощущений, — Мэри Макдональд, вынырнувшая навстречу откуда-то из бесконечной анфилады Верхней галереи…
Бывшая однокашница сильно изменилась. Но не настолько сильно, чтобы не узнать. Время пошло ей на пользу. Исправило фигуру, больше не выглядящую ни полноватой, ни рыхлой. Истончило черты лица, лишив милой детской пухлости, но придав строгую, академическую пропорциональность. Скулы стали выше, исчезли ямочки на щеках. Тусклая медовая тяжесть густых волос, собранная в тугой греческий узел на затылке, открытый чистый лоб... Веснушки тоже исчезли — не иначе, все до единой сведены специальной магической косметикой.
Когда мне в своё время пришлось летом между шестым и седьмым курсом подрабатывать в аптеке в Косом переулке, я сполна оценил спрос на эти средства у колдуний ирландского и шотландского происхождения в возрасте от 6 до 60 лет…
Действеннее всего — зелье на основе кислого молока самки единорога и сока кавказского молочая, хотя, конечно, добыть и то, и другое — та ещё задача!
Но если нанести на 10 минут, потом смыть и обработать мазью из эфирного масла укропных семян и жира хвостокола, то после трёх применений о веснушках можно забыть надолго. Верхний слой эпидермиса безболезненно сойдёт вместе с ненавистной многими сезонной пигментацией, а новая, совершенно чистая кожа нарастёт буквально за пару часов.
Лили никогда не выжигала на себе веснушек зельями, хотя для неё я готов был усыплять на время сложными чарами и вручную доить полудиких единорожиц в Запретном лесу…
А эта, видать, не брезгует изменить себя, первозданную, ради лишнего мужского взгляда? Куда ей до чистоты и естественности Лили!
— Здравствуй, Северус!..
Нагретыми солнцем летними камешками слова падают в глухой омут сознания и, так и не остыв, достигают дна. Взбаламученное внезапным вторжением облачко невесомого ила клубится в прозрачном холоде темной воды. И одновременно удушливой волной поднимается с самого дна души необъяснимая, горячая дрожь… Лёгкая. Несильная. И — долгожданная?..
Тепло. Тихое, обволакивающее, заставляющее забыть всё, что грызёт и тревожит сердце, молча пригреться у мягкого женского плеча и отдохнуть, наконец…
То, чего в твоей жизни раз-два и обчёлся, Северус Снейп!
«Что, съел, окклюмент дракклов!»
Мордред меня возьми, зачем ей все это? Вон колечко на розовом пальце сверкает — стало быть, муж-то есть… Не похожа на ведьму в поиске пикантных приключений. Но тогда зачем?..
«Лили!»
Невидимая ей тонкая тень рыжей девушки в простом зелёном платье бесплотно колышется между нами. В искристых зелёных глазах огонёк отчаяния, белая рука тянется из небытия к моему лицу, зовёт… Тает…
«Спасибо, Лили!».
Я никогда не предам тебя. Тем более — ради этой Мэри Макдональд…
Мне хватает сил нарисовать на лице что-то вроде кислой мины и, не произнеся ни звука, прорваться к телепортирующему камину.
Вечером в Хогвартсе, закрывшись у себя в лаборатории и продолжая бесконечно крутить в мозгах эту злосчастную встречу, я тупо пялюсь на пляшущую над шандалом одинокую беспокойную кисточку коптящего огня. Пью в одиночку дорогой маггловский коньяк, подаренный когда-то отцом Квиррелла, чтобы я поднял рюмку за упокой души его непутёвого сына, и простоявший, пылясь, почти два года на полке меж коробкой с сушёными головками заунывника и банкой саламандровой крови. А утром впервые в жизни на полторы минуты опаздываю на первую поточную пару у третьеклассников Хаффлпаффа и Равенкло…
Видишь ли, моей жизни и без тебя хватает бурь, вездесущая Мэри Макдональд!..
Следующей осенью в Хогвартс поступает твоя дочь. На распределении Шляпа без колебаний отправляет медноволосую кудрявую малышку с круглым синеглазым личиком на Гриффиндор, а я ловлю себя на идиотской, жестокой мысли: «Жаль, что юная Нэтти Макдональд не родилась сквибом».
* * *
19.12.1993. Хогвартс
Менее всего я рассчитывал в тот день увидеть Мэри Макдональд в коридоре нашей школы — напротив гостиной Равенкло…
…Она одета в официальную лиловую мантию со значком медицинской аспирантуры. Походка чуть шатка на непривычных каблуках. Волосы лаковой волной из-под маленькой строгой шляпки, изящные митенки на руках… Да, наверное, так и должна выглядеть целительница с нашумевшей диссертацией по ядам, только что побывавшая на официальной беседе у одного из педагогов своей дочери. От природы не красавица, Мэри удивительно хорошо научилась подать себя в обществе…
«Не останавливайся, Мэри. Не смотри на меня… Не смотри!!! У меня нет причин разговаривать с тобой!»
Мерный стукоток модных туфель на каблуках замирает, впуская в коридор гнетущую, напряжённую тишину. Слава Мерлину, ни одного ученика в обозримом пространстве.
…Перед глазами стоит этот же коридор смеркут знает сколько лет назад, и золотые горошины девичьего смеха, дробно звенящие по мрамору древних ступеней. Лили на подоконнике обжимается с Поттером.
Он без стеснения кладёт ей руку на талию, притягивает к себе. И солнечный ореол её волос, выбившихся из-под заколки, тяжёлым старинным красным золотом рассыпается по его упакованной в дорогую белую сорочку широкой груди записного спортсмена.
«Лили, что ты делаешь, Лили!»
Слова кричат во мне. Больно ударяют в виски лихорадочным пульсом. Кровавой пеленой безотчётного гнева заливают глаза. Режут горло, как будто Секо, брошенное в лицо подлым противником на дуэльном поле. Застревают в груди. Я задыхаюсь ими, как удушливым дымом горящего пергамента…
Они тогда так и не прозвучали, эти слова.
Меня не хватает на то, чтобы обнаружить для них своё присутствие. За своим милым щебетом с ненавистным мне гриффиндорцем Лили не замечает, как я сворачиваю в переход к библиотеке. И на подкашивающихся ногах бреду в темноту…
В коридоре есть факелы. Но я их почти не вижу. Оранжевые и черные круги плывут впереди, искажая пространство. Сердце колотится так, что готово вышибить ребра. Пусть. Я не хочу жить без Лили...
Холодный камень жёстко впивается в спину. Дыхание перехватывает. Через мгновение я осознаю, что раздавил в кулаке зелёную склянку с образцом для определения на завтрашней контрольной. Раздавил, совершенно не чувствуя боли в изрезанной ладони, не ощущая врезавшихся до кости гранёных изумрудных осколков тяжёлого лабораторного стекла.
Боль души не подавить физической болью. А руку потом пришлось серьёзно лечить, чтобы не остаться на всю оставшуюся жизнь с неразгибающимися пальцами…
Остатки самообладания покидают меня, потолок опрокидывается, и ровно в этот миг, когда жизнь иссякает испарившимся из раздавленного флакона зельем, я чувствую горячие руки, притянувшие мою голову к жарко дышащей мягкой груди. Чувствую на щеке колючую шерсть свитера домашней вязки. Чувствую невесть откуда взявшуюся волну обволакивающего тепла…
И в мёртвом сердце рассветом после долгой ночной непогоды взрывается имя:
— Лили!..
Уже через мгновение я понимаю, что судьба обманула меня жестоко и пошло. Вместо изумрудных глаз сквозь мутную завесу слёз глядят темно-голубые…
Ты, Мэри Макдональд! Вечно появляющаяся тогда, когда не нужно. Лезущая без мыла в душу со своей тошнотворной жалостью…
Кто дал тебе право меня жалеть?.. Кто, добрый такой, проклял меня этими, якобы, случайными встречами с тобой?
Мне понадобились годы, чтобы научиться пролетать этим темным коридором, не обдирая себе душу в кровь тем злосчастным воспоминанием, научиться почти равнодушно смотреть на милующиеся на подоконнике парочки новых старшеклассников… Но ты нашла меня именно здесь, и нет у меня противоядия от такого катализатора жестокой памяти, не утратившей за прошедшее время ни единой детали...
Я не даю тебе даже поздороваться. Рискуя прослыть законченным невежей, натягиваю на лицо презрительную гримасу. Резкий поворот, несколько шагов — и ты снова становишься просто прошлым, Мэри Макдональд.
У высоких дубовых дверей Запретной секции я останавливаюсь, молча слушаю собственный пульс, исступлённо колотящийся в висках тугой, тягостной болью, и понимаю: мне сейчас необъяснимо хочется вернуться. Мучительно, настойчиво, бессмысленно хочется твоего спокойного и неизменно ласкового «здравствуй», твоего вечно взрослого, материнского взгляда, твоих мягких и горячих рук, Мэри Макдональд…
Я не делаю этого только потому, что тень шестнадцатилетней Лили, безмолвно возникшая в темноте коридора, беззвучно плачет перед моим внутренним взором.
* * *
24.04.1994. Хогвартс
Чаепитие в директорском кабинете с долгим разговором об успеваемости ученицы Гриффиндора Натали Макдональд, назначенное по инициативе Минервы Макгонагалл, застаёт меня врасплох. Кажется, в этом году нам всем приходилось больше думать о злосчастном Международном волшебном турнире, в который так некстати влип четвертым участником наш трижды неладный Избранный, чем о выполнении учебного плана.
И несть числа ученикам, значительно съехавшим за этот год по всем предметам. Что же мы хотели — головы не тем забиты, в том числе наши, преподавательские!
Меня, к примеру, гораздо более прочего заботит ныне перспектива выживания четвероклассника, угодившего в соревновательный процесс, разработанный турнирной комиссией под возможности и уровень знаний выпускников… Слава Мерлину, везунчику Поттеру-младшему пока ни хвосторога на кладке кости не переломала, ни гриндилоу в озере кишки не выпустили. Но ведь ещё третий тур впереди!..
Пятый курс сдаст СОВ с горем пополам, это уже ясно. С ЖАБА у седьмого, должно быть, всё сложится и того хуже. Это самые активные болельщики, ведь участник, представляющий школу, выбирается из их параллели.
Но Натали Макдональд далеко до выпускного класса, и даже до пятого надо ещё дожить. Тем не менее Минерве приспичило обсудить успеваемость девочки с её матерью, а недавний «тролль» Натали за контрольную по зельеварению определил меня в качестве третьего участника беседы.
Вот не было печали!..
Если ученик не тянет программу выше, чем на «тролля» — «тролля» и будет получать. С соответствующей расписанию контрольных регулярностью. Что уж тут поделать... Будет, сколько бы ни пытались разжалобить меня синие озера, пристально изучающие мою помятую перманентной бессонницей последних недель физиономию. И — не кажется ли? — готовые в любой момент разразиться Ниагарой слез…
Ты переживаешь за дочь, Мэри Макдональд? Это твой материнский долг и священное право. Я же за неё переживать и минуты не обязан, не правда ли? Так что же без конца льются и льются на меня твои синие, тёплые, обескураживающе-пронзительные лучи?..
Назойливый аромат чая с мятой плывёт по кабинету в ритме мурлыкающего голоса коллеги Макгонагалл. Мерлин Всемогущий, как же невыносимо долог этот, в сущности, не имеющий смысла разговор!
— А вы что скажете, коллега?..
— Скажу, что если ученица не обладает достаточной самодисциплиной и талантом, в моем классе ей делать нечего. Впрочем, если вам будет угодно назначить дополнительные занятия…
До конца турнира я и минуты лишней на твою девочку не потрачу, Мэри Макдональд. Должна же ты это понимать, в конце-то концов! Что мне твоя розовая кучерявая двоечница, когда уже зреет в сумрачном воздухе старого школьного замка смутная угроза всему тому, за что погибла Лили?
Нервная суетливость главы делегации Дурмстранга Каркарова, снова намекнувшего третьего дня, что помнит об иссиня-чёрной татуированной змее на моей левой руке.
Таинственное исчезновение главы Департамента международного магического сотрудничества, бывшего мракоборца Бартемиуса Крауча в Запретном лесу, в полутора милях от школы, кишащей по случаю турнира посторонними людьми.
Загадочное поведение очередного заменённого преподавателя ЗОТИ, чудаковатого старого аврора Муди. Правда, тот и прежде меня терпеть не мог, считая моё пребывание на свободе своей профессиональной ошибкой. Но чтобы устраивать тайные обыски в моей лаборатории, да ещё будучи застигнутым врасплох, беззастенчиво лгать, будто это сам директор ему поручил копошиться на полках с казённым запасом ингредиентов для уроков зельеварения?!
Мне, по-твоему, этого мало, неугомонная Мэри Макдональд?.. Мало, чтобы ещё и желать этих бесконечных разговоров под предлогом негативных отметок в учебном формуляре твоей дочки?..
…В этом старом высоком кресле я умирал осенью 1981 года. Здесь, в кабинете директора Хогвартса Альбуса Персиваля Вулфрика Дамблдора, через сутки и девять с половиной часов после смерти Лили…
- Я думал, что вы сможете её спасти, профессор…
— Они с Джеймсом доверились не тому человеку. Как и вы, Северус. Вы ведь тоже полагали, что простой просьбы хватит Тому для того, чтобы пощадить Лили?.. А теперь от всей фамилии уцелел лишь маленький мальчик.
— Её сын… её — и Поттера…
— Да… Маленький, ни в чем ещё не виноватый перед этим миром, несмышлёный ребёнок, которому от роду только год с небольшим… Я знаю, что, сложись линии судьбы чуть иначе, он мог быть вашим сыном, Северус.
Какими бессмысленными и жестокими кажутся эти слова…
- У мальчика зелёные глаза, Северус. Её глаза…
— Довольно! Оставьте… Она… умерла! Дайте мне умереть тоже.
— И какая от этого будет польза? Если вы действительно любите Лили Эванс, то ваш дальнейший путь мне совершенно ясен.
— М-мой путь?
— У вас остаётся только одно: сделать так, чтобы смерть Лили была не напрасна. Помогите мне защитить её сына.
— От кого? Тёмного Лорда больше нет.
— Сейчас и здесь — действительно нет. Но он вернётся. И тогда Гарри Поттер окажется в страшной опасности.
— Вернётся?
— У меня есть более чем веские основания считать именно так. Позвольте ничего не объяснять вам нынче, Северус, просто поверьте на слово, хотя я и знаю, что вам всегда было трудно верить людям.
Затянувшаяся пауза наполняет пространство горячими каплями секунд, безжалостно отсчитанных старинной клепсидрой на директорском столе. Беспощадно саднят свежезалеченные порезы на внутренних сгибах локтей. Дамблдор не дал мне уйти за Лили. Дважды не дал. Второй раз — только что.
Мёртвая Лили, сломанной куклой распростёртая на полу своего разорённого дома, открывает глаза в моем воспалённом сознании. И я не в силах отказать надежде, светящейся в её взгляде...
- Да, профессор. Хорошо. Я согласен. Но только ни слова никому… Это должно остаться между нами. Вы можете дать мне в этом честное слово?
— Вы требуете от меня клятвы, что я никому никогда не расскажу о самом лучшем, что в вас есть, Северус?..
— Да.
— Что ж, если таково ваше желание, коллега…
— Коллега?
— Я даю вам две недели на то, чтобы вы могли прийти в себя, подлечиться и представить Учёному совету материалы для официальной сертификации вас как преподавателя зельеварения школы Хогвартс. Кстати, это спасёт вас от судебного преследования. Поручительства верховного судьи Визенгамота Альбуса Дамблдора должно хватить для того, чтобы мракоборцы отвязались от преподавателя его школы… и агента Ордена Феникса.
— Я буду обязан вам службой.
— Да. Но не это ли значили ваши слова — в тот день, когда вы по собственной воле пришли ко мне и поведали, что Том принял решение убить семейство Поттеров?..
— Но… Слагхорн…
— Слагхорн, как я смею надеяться, уступит вам часы в младших классах. Мой давний друг сильно сдал за минувший год, ему стало трудно управляться с такой ордой учеников, он даже не успевает проверять письменные работы и совсем запустил свой клуб…
…Время снова откатывается вспять. Голые кроны реденькой рощи хлещет холодный ветер. Забивает дыхание острыми ледяными комьями. Лысая вершина каменистого пригорка облизана этим ветром до стеклянной гладкости. Я стою на чёрном, влажном камне и стараюсь не поскользнуться. Левая рука стискивает тёплую рукоять палочки, напоминая, что я ещё жив и не бессилен. Мокрые волосы хлещут по лицу. А где-то в глубине продрогшего тела, под диафрагмой, тошнотворным липким змеиным клубком возится безотчётный, отупляющий страх.
Я жду… Жду взбалмошного старика, моего бывшего учителя. Единственного, кого на этой земле боится Том Риддл, повелитель пожирателей смерти, Тёмный Лорд.
Он является в ослепительной вспышке аппарационной воронки — в двух шагах от меня. Но привычный хлопок мгновенного межпространственного перехода тонет в надсадном вое ночной непогоды.
Альбус Дамблдор в светло-лиловой развевающейся мантии вскидывает руку. В длинных белых пальцах, унизанных перстнями, волшебная палочка. Тугой удар экспеллиармуса, посланного невербально, сбивает меня наземь, моё единственное оружие летит к ногам старого чародея.
- Не убивайте меня, профессор!
— А я и не думал! Вы звали меня поговорить, Северус. Поговорить, а не бороться. Но встретили с палочкой наготове… Что же я мог ещё сделать? Итак, что за весть шлёт мне ваш лорд?
— Нет… никакой вести… Разговор был нужен мне самому. Я пришёл по собственному почину.
— У вас сегодня странный вид, Северус. Я бы даже сказал — безумный. В чем дело?
— Я пришёл вас просить… пожалуйста, выслушайте!
— И какая же просьба ко мне может быть у вас — пожирателя смерти? — Дамблдор недобро усмехается.
— Речь идёт о пророчестве Сибиллы Трелони…
— Ах да, о том самом, что вы передали своему повелителю… И что?
— Лорд полагает, что в пророчестве говорится о Лили Эванс!
— Лили Поттер, Северус… Но ведь пророчество говорит не о женщине, а лишь о ребёнке, что появился на свет в конце минувшего июля…
— Он думает, что речь идёт о её сыне. И… собирается убить всю семью.
— Если она так много для вас значит, наверное, вы могли бы вымолить у своего хозяина её жизнь… В обмен на жизнь младенца.
— Я так и сделал, профессор… Я просил пощадить Лили… Только её одну.
— Как же вы мне отвратительны… Стало быть, на судьбу её сына и супруга вам просто наплевать? Пусть гибнут, лишь бы вы получили то, что хотите?
Ветер. Ледяной ветер, который, кажется, стремится сорвать не только одежды, но и саму плоть с костей. И ледяной взгляд старого учителя, только что опустившего палочку…
- Помогите им! Спрячьте их всех! Спасите её… их. Прошу вас…
Я не узнаю собственного голоса, внезапно ставшего хриплым и ломким, как когда-то вечность назад — в мои четырнадцать лет.
- А что я получу взамен, Северус?..
Вопрос ударяет в сознание, подобно оглушающему заклятию. Колокол ночи гремит над мокрой землёй, чугунное небо давит на плечи…
- В-взамен?..
— Да.
«Мерлин Всеведущий, а что я могу ему предложить, кроме… себя? Моя жизнь за жизнь Лили — достаточно ли этого, Альбус Дамблдор?»
- Располагайте мной, как угодно, профессор…
«Да, конечно. А теперь ещё Долг Жизни… Лили! Прости, тебе придётся немного подождать меня там, за гранью».
…Её ожидание затянулось на тринадцать с половиной лет, Мэри Макдональд. И неизвестно пока, сколько продолжится ещё. А ты… сама сочти, на сколько лет ты опоздала.
* * *
9.04.1995. Хогвартс
Третья встреча была столь же внезапной. И столь же некстати.
В школе царила министерская инспектриса Амбридж, преподаватель защиты от тёмных искусств, исполняющая обязанности директора. Хорвартс присмирел, стих. Съёжился пришибленным тараканом под тяжёлой кипой её дисциплинарных указов.
Движущаяся лестница вот-вот должна была завершить свой поворот, чтобы дать мне возможность спуститься с шестого этажа. Я шёл к себе из кабинета Макгонагалл и честно намерен был провести окно в занятиях за «изготовлением» очередной порции фальшивого веритасерума. Не прикажете же поить несовершеннолетних учеников настоящим!..
— Здравствуй…те! — ты, Мэри Макдональд, обернулась и неловко выдавила это слово.
…Должно быть, действительно неприступный у меня вид, если давние школьные знакомые начинают на «вы» называть!
Скулящий голосок одиночества ночным щенком взвыл в голове, разорвав мозг. Что же ты делаешь, глупая девочка, пусть и повзрослевшая с тех времён, когда меня ещё хватало на то, чтобы оттолкнуть тебя? Хватит ли теперь, когда я более не могу позвать на помощь образ Лили?..
Со дня возвращения Тёмного Лорда в мир, который я обязан от него защитить, я не вправе более произнести её имя даже в мыслях.
Видишь ли, Мэри Макдональд, Долг Жизни перед Альбусом Дамблдором и Джеймсом Поттером платить нелегко. И мне приходится еженедельно видеться с белёсым красноглазым монстром, искусственным и фальшивым насквозь. Физический облик обаятельного джентльмена покинул Тома Риддла в Годриковой Лощине, в тот час, когда Лили не стало. Но душа, изуродованная многими злодеяниями, старанием преданного слуги с недавних пор обрела новый. Омерзительный облик недочеловека-полузмея…
Так сказать, форма пришла в соответствие с содержанием.
Он считает себя талантливым легилиментом, Мэри. Ты не знала об этом? Дай же тебе Создатель и не узнать никогда…
Чтобы нам успеть вырастить Избранного до той поры, когда он сможет, в соответствии с известным предсказанием, истребить воплощённое в Лорде зло, мне нужно теперь вновь бывать на собраниях пожирателей смерти.
Чтобы этот монстр даже мыслью не мог прикоснуться к тени Лили, живущей в моей душе, мне нужно держать под замком всё, что светло, больно и безмерно дорого. Всё, что до сих пор заставляет жить…
А тут снова ты, со своим пронзающим до нутра тёплым приветствием…
И ты, признаюсь, менее всего нужна мне в эти дни.
«Или — более всего нужна?..»
Орден презирает своего шпиона. По крайней мере, Муди, Шеклболт, Блэк и, отчасти, Тонкс даже не считают нужным это как-либо скрывать. Сообщество пожирателей недалеко ушло от Ордена. Терпят, пока доверяет Лорд. Ошибусь — с удовольствием порвут, так что нечего хоронить будет.
Но с этим можно было бы до поры мириться, Мэри. В конце концов, даже лучше, когда друзей, по большому счету, нет ни с той, ни с другой стороны. Эффективность агента, информатора и дезинформатора, неизбежно страдала бы от наличия у такового каких-либо собственных симпатий. Или антипатий.
Но, Мерлин Всемогущий, как же порой одолевает тоска по простому доброму разговору без многослойных ментальных барьеров и постоянных попыток собеседника просадить их побыстрее насквозь! По понимающему молчанию глаза в глаза. И надо ещё самому себе признаться в том, о чём в действительности тоскуешь и мечтаешь...
Я знаю, Мэри, с твоей точки зрения я веду себя при встречах не лучше, чем два десятка лет назад. Нагрубить и тут же поторопиться исчезнуть — мальчишество, недостойное человека, давно разменявшего четвёртый десяток лет! Но ты ведь не знаешь и не можешь знать всех непростых поворотов моего пути.
Ты — случай, досадный, мимолётный, нелепый случай, способный только растревожить незаживающую рану сердца каждым новым своим появлением. Только причинить боль. А мне сейчас некогда заниматься бесплодным копанием в собственных ошибках прошлого. И лишняя боль, парализующая волю, тоже не нужна.
В юные годы тебе удалось несколько раз застать меня в ситуациях непростительной слабости и безволия. В лазаретном крыле. В гневе. В смятении. Даже в слезах… Неужели ты рассчитываешь на то, что время стёрло эти минуты, о которых я и без тебя не в силах был вспоминать?
Но мне известно также и то, что ты ни разу не воспользовалась своим знанием слабых моих сторон. Ни единого слова о них мои недоброжелатели не услышали от тебя. Ты этим очень помогла мне. Но это особое искусство — нести груз благодарности чужому человеку, не теряя достоинства, — видимо, недоступно мне. Особенно с учётом того, сколько раз ты меня прощала.
Это была твоя ошибка, Мэри. Таких, как я, опасно прощать. И потому не нужно. Лили поняла это в пятнадцать лет. Ты не желаешь понять до сих пор.
Второй — и главной! — твоей ошибкой было объясниться мне в любви, точно зная, кем занято моё сердце уже пять лет к тому времени. И — по сей день, Мэри. Тебе никогда не дотянуться до единственной звезды на моем небосклоне, которая носит имя Лили...
Но я, наверное, мог бы принять тебя как друга, если таковым вообще может быть женщина. Мог бы поддаться соблазну отогреть руки у твоего ласкового огня. Мог бы ответить на твоё приветствие спокойно, без холода в голосе. Перекинуться парой-другой обычных житейских фраз. И вряд ли тень Лили, которая всегда со мной, сочла бы это предательством.
Но вместо этого я усмехаюсь ядовито, насколько могу:
— Не премину здравствовать, миссис Макдональд. Если вы меня перестанете преследовать, разумеется!
Ты должна жить, когда меня не станет, Мэри Макдональд. В конце концов, у тебя дочь, которой не нужна репутация отпрыска женщины, подружившейся с пожирателем смерти.
* * *
02.05.1998. Запретный лес
…На поляне возле пещеры, где раньше обитал приятель Хагрида, гигантский паук Арагог со своим многочисленным беспокойным семейством, горели костры. Мокрый ветер колыхал в кронах деревьев мутно-серые клочья паутины толщиной с детскую руку. В холодном воздухе стоял терпкий, горьковатый запах страха.
Но паучья стая ушла. Вместо неё в жёлтом пятне света Гарри увидел нестройную группку настороженных пожирателей смерти и егерей Тёмного Лорда, в глухом молчании ожидавших у огня очередного приказа своего повелителя.
…Фенрир сидел прямо на земле, подогнув длинные костлявые ноги, по-мальчишечьи сосредоточенно грыз жёлтый жёсткий ноготь, не мигая, смотрел в огонь. Высокий, белокурый Торфин Роули подогревал на углях какую-то металлическую чашу с мутноватым содержимым, облизывал тонкие бледные губы, искусанные до крови. Яксли, зябко кутаясь в потрёпанный плед, о чём-то перешёптывался с напряжённым, постаревшим за сутки лет на десять Долоховым. Люциус Малфой с бледным, растерянным лицом молча обнимал за плечи неподвижную, как мраморное изваяние, внешне безучастную супругу…
У края мертвенно-жёлтого светового пятна маячила худая чёрная тень в длинных, волочащихся по мокрой траве одеждах. Прикрытое капюшоном лицо было опущено. В узкой белой руке — волшебная палочка. Светло-серая, вылизанная временем узловатая палочка из побега бузины, считающаяся самой могущественной на свете.
А прямо у скрытого лоснящимся шёлком капюшона лица отрешённой чёрной фигуры левитировал в тени огромной сосны полупрозрачный, голубоватый искрящийся нимб магического щита, в котором дремала, свернувшись, крупная пёстрая змея в опалесцирующей чешуе…
Тёмный Лорд поднял звериные глаза тусклого красноватого цвета. На узком бесцветном лице — серая тень.
- Антонин!..
— Да, мой повелитель.
— Вы нашли мальчишку?
— Его нигде нет, мой повелитель...
— Я почему-то думал, что он все-таки решится прийти...
— Для вас, мой Лорд, я его из-под земли достану! — отчётливо донёсся в холодном воздухе усталый, чуть надтреснутый альт Беллатрисы Лестрейндж, скользнувшей к ногам своего господина.
Тонкое, почти безгубое лицо Лорда чёрной трещиной исказила усмешка. Высокий голос Волдеморта уже не звенел меж сосен — он шелестел, как ветер, прибитый к влажной траве скучным осенним дождём.
— Ждём ещё пять минут, а потом поднимаем войска.
Стоя в тени медного векового ствола, Гарри мокрыми руками стащил с головы невесомый покров мантии-невидимки. Аккуратно сложил в тугой свёрток. Затолкал за пазуху — рядом с отчаянно заколотившимся сердцем.
Палочка останется в кармане. Зачем её доставать? Ведь сразить Лорда простым заклятием всё равно не получится. Его можно прикончить только одним способом — шагнуть под зелёную молнию Авады. Без сожаления и страха. Подставиться под удар. Как час с небольшим назад на глазах у трёх спрятавшихся в захламлённом подземном коридоре учеников подставился под сокрушительный бросок проклятой копьеголовой змеи учитель зельеварения Северус Снейп…
— Ошибся я в этом «избранном», — саркастически засмеялся Лорд, под локоть поднимая с земли Беллатрису, — придётся этого труса, видимо, ещё поискать по школьным закоулкам!
— Нет! Не ошиблись, мистер Том Риддл!
Шагая из чёрной тени навстречу оранжевым кисточкам костра, Гарри нарочно назвал своего врага именно так.
Лучший способ вызвать вспышку гнева Того-кого-не-зовут-по-имени — это по имени его и назвать. По тому самому простецкому маггловскому имени, которым с последним вздохом нарекла новорождённого сына умирающая родами Меропа Гонт, наследница старинного волшебного рода, невенчанная, нелюбимая, брошенная жена обыкновенного городского обывателя…
Воскрешающий камень выпал из левой руки мальчика в высокий влажный подлесок. За спиной растворились в невидимости четыре бесплотные тени. Сириус. Римус. Отец. Мама…
— Нет, Гарри! Нет!..
Хагрид… Связали — не иначе с применением Инкарцеро, прикрутили к дереву…
«Спокойно, Рубеус, не кричите, не бейтесь. Вы ещё сможете отомстить, когда все это закончится!»
Роули вскочил, опрокидывая свою дымящуюся чашу в костёр. Навёл палочку на раскачивающего в бессильной ярости вековую сосну связанного полувеликана:
— Силенцио!!!
Беллатриса тоже выхватила палочку. Прочие — недвижимы…
Лорд небрежным движением положил руку ей на плечо. Почти ласково, но решительно задвинул себе за спину. В светящемся защитном коконе вскипевшим чайником зашипела, свиваясь в тугие кольца, проснувшаяся зловещая змея…
Томас Марволо Риддл, чуть склонив голову набок, посмотрел в глаза своему юному врагу. Усмехнулся щелью змеиного рта. Поднял Бузинную палочку.
— Доброй ночи, Гарри Поттер!.. Авада кедавра!!!
Последняя мысль была о Джинни. Гарри вспомнил Тайную комнату и мысленно уткнулся лицом в распущенные рыжие волосы, так похожие на волосы мамы…
…По всем законам после этого должна наступить тишина и вечная ночь. Но проплыла сизая, горячая пелена, и белый перрон вокзала Кингс-Кросс растворился в холодном воздухе. В сознание нахлынули звуки и запахи мокрого весеннего леса, терпкий привкус кострового дыма, голоса птиц и людей. Гарри лежал на земле ничком, влажная земля холодила скулу, металлическая дужка очков, съехавших набок, неприятно давила в висок. От удара смертельным заклятием чувствовалась лишь небольшая пульсирующая боль, словно от ушиба бладжером на школьном стадионе.
— Мой Лорд! Вы в порядке?..
Беллатриса… Сколько тревоги в её голосе! Неужто эта яростная и безжалостная убийца, питающая страсть к истязаниям пленных, способна на тёплые чувства? И к кому — к монстру, сделавшему её, талантливую, красивую, утончённую и гордую дочь родовитого семейства, своей безропотной служанкой! Игрушкой. Бессмысленным и жестоким орудием множества преступлений.
Гарри поймал себя на неожиданной мысли, что ему жаль эту фанатичную, изломанную тюрьмой и затопившей душу злобой, потерянную женщину.
«Странно. А вот если бы у них с Лестрейнджем дети родились, какой бы матерью она стала?»
Гарри осторожно приоткрыл правый глаз. Очки съехали, но в отдалении было видно, как Беллатриса помогает своему Лорду подняться с земли. Авада опять рикошетом сработала?! Похоже на то. Но на этот раз Волдеморт не развоплотился… И что теперь?
— А парень-то умер, наконец?.. — голос Лорда словно ещё более истончился, стал совсем неживым.
Гарри почувствовал, что в этот миг к нему были прикованы все глаза.
— Подойдите к мальчишке и посмотрите, действительно ли он мёртв!..
Как предательски громко колотится сердце… Пожалуй, тот, кого очнувшийся Волдеморт послал поглядеть на поверженного врага, за несколько шагов услышит этот лихорадочный стук… А почему сам не подошёл? Ранен? Вряд ли, несложно представить, какая бы тут уже завертелась подобострастная суета! Неужели… боится?
«Тёмный Лорд, предводитель страшного воинства, великий завоеватель и могущественный маг, привыкший к тому, что люди его боятся, сам боится меня — школьника семнадцати лет от роду… Это что, и есть для Тома «признать соперника равным», как говорилось в злосчастном Пророчестве?»
Легкие холодные пальцы мягко коснулись лба. Сняли перекошенные очки. Приподняли веко. Небо и высокие кроны над головой заслонила белокурая женская голова с холодными голубыми глазами на безмерно усталом лице…
«Мордред возьми, это же мама Драко Малфоя… А говорили, что она в пожиратели так и не вступила!»
Жаркий, еле слышный шёпот сорвался с красивых, почти неподвижных губ Нарциссы:
— Ты моего сына сегодня видел? Он жив? Где?
— Жив. В школе, — так же, почти не открывая рта, шепнул Гарри.
— Спасибо…
— Ну, что там, миссис Малфой? — нетерпеливый голос Волдеморта почти срывался на визг.
— Умер, милорд.
Она произнесла эти слова совершенно уверенно. Усомниться в их правдивости было невозможно. И тёмное воинство радостно загомонило у костров. Кто-то даже поднял палочку, и в воздух с шипением победным салютом ушёл сноп ярко-алых искр. Откуда-то слева послышался сдавленный стон. Хагрид?..
…Нарцисса снова склонилась над ним, лежащим. Шёпот:
— Лежи тихо, продолжай притворяться покойником так долго, как сможешь. Мы что-нибудь придумаем… А за учителя своего не беспокойся. С ним всё будет хорошо, ему помогут.
«За учителя?.. Она что, Снейпа имеет в виду? Но ведь он умер? Я видел».
— Что вы там возитесь, миссис Малфой?
— Милорд… Я только хотела взять его палочку, чтобы отдать вам ваш законный трофей.
— Оставьте себе, мне и моей достаточно… Вот, смотрите! Круцио!!!
Гарри ожидал безжалостной вспышки боли. Он знал, что его тело не оставят неосквернённым в Запретном лесу. Но вместо этого пыточное заклятие лишь подбросило его вверх, как тряпичную куклу, швырнуло в сторону, плоско шлёпнуло о мокрую траву. Никакой боли. Словно он и вправду мёртв…
— Отвяжите бородача! — скрежетал Волдеморт. — Пусть подберёт мальчишку, не мне же его в замок тащить! Покажем защитникам Хогвартса их поверженного «избранного»! Очки не забудьте напялить — пусть узнают его издалека!
Дальше Гарри плыл на сильных и нежных руках школьного лесничего, чувствуя, как на лицо и грудь капают крупные, тёплые слезы. Как сыплется хвоя с потревоженных деревьев. Как рядом с нестройным топотом шагает тёмное войско. Как с холодным ветром носятся над головами с десяток дементоров. Как содрогается земля под тяжкими каменными шагами пары примкнувших к Лорду великанов…
Пылавшее в Гарри осознание того, что он жив, служило ему талисманом. Отцовский серебряный олень стоял на часах в его сердце.
Он был жив. А значит, почти победил.
* * *
02.05.1998. Хогвартс
Гарри Джеймс Поттер, ученик Хогвартса, полукровный волшебник 17 лет от роду, в душе до сих пор не считавший себя избранным, выполнил свой долг до конца.
Он принял на себя удар Тёмного Лорда и тем лишил помешанного на бессмертии чародея самого устойчивого его филактерия. Осколок души, способный удержать убийцу на этом свете, благополучно отправился за грань.
Остальное довершил одноклассник, Невилл Лонгботтом, скромник-увалень, от которого никто не ожидал, что он сможет удержать в руках факультетский талисман — меч Годрика Гриффиндора. Да ещё и зарубить им окаянную тварь — Нагайну…
Гарри Поттер видел всё.
Он видел, как отсечённая древней рыцарской сталью голова гигантской змеюки кувыркнулась в воздухе, а тяжкое тело якорным канатом простёрлось на полу школьного вестибюля. Как в бессильном крике развёрзся щелью рот Волдеморта, но этого крика никто не услышал.
Видел, как гиппогриф Клювокрыл, он же Махаон, спикировав от башни Равенкло, выцарапал глаз одному из пытавшихся развалить ворота великанов. И тот с оглушительным стоном завалился навзничь, а нелепый малыш-гигант Грохх вскочил ему на грудь и принялся исступлённо мутузить окровавленное лицо пудовыми кулачонками.
Видел, как в высокое окно кабинета профессора Флитвика врезался костлявый фестрал, срезанный на лету чьим-то убийственным заклинанием. В вираж не вписался…
Видел, как ворвался под своды школы целый табун кентавров из Запретного леса и копытами размазал по полированному камню то, что осталось от сокрушённого кулаком Хагрида пожирателя смерти, палача Уолдена Макнейра.
Видел, как Симус Финниган и Ханна Аббот в две палочки приняли на Протего удар белобрысого Роули, и в оранжевой вспышке огненного проклятия пожиратель осел на белые ступени у директорской трибуны, поражённый своими же срикошетившими чарами.
Видел, как Чарли Уизли в разорванной пыльной мантии поставил защиту, оберегая от алого сполоха из палочки Долохова старика Слагхорна. Как Слагхорн оторвал изумрудно-зелёный рукав своей дорогой пижамы, чтобы перевязать попавшего под режущее Секо кентавра-учителя Файренса. И сотворил над ним кровоостанавливающее заклятие.
Видел, как из ниши, где раньше величаво высился мраморный рыцарь в сверкающих доспехах, выскочил низенький Флитвик и, сверкнув очками, обезоружил Долохова простым Экспеллиармусом, отшвырнул к противоположной стене и тут же добил сокрушительным Пиллео.
Видел, как в зал из кухонного коридора толпой хлынули чем попало вооружённые домовые эльфы, и под вопли Кричера: «За Хогвартс! За смерть хозяина Регулуса!!!» принялись ломать ноги пожирателям скалками и чугунными сковородками, резать упавших поварскими ножами…
Видел, как несносный шалун, полтергейст Пивз, с воплями носясь над сражающимися, осыпал врагов семенами мгновенно прорастающих лиан, позаимствованных в теплицах профессора Спраут.
Видел, как на частично разрушенном балконе верхней галереи металась пёстрой птицей растрёпанная, простоволосая мисс Трелони. И сокрушала с высоты головы врагов двадцатифунтовыми хрустальными шарами для предсказаний. Как оружие шары оказались куда эффективнее, чем в использовании под её руководством по прямому назначению…
Он видел, как направо и налево метал заклятия вступивший с горсткой соратников в Большой Пиршественный зал Том Риддл, похожий уже на собственную тень, а не на всемогущего Темного Лорда.
Видел, как Джордж Уизли и Ли Джордан чуть не утопили в синхронном Агуаменти растрёпанного Яксли, как Рон и Невилл вместе повалили на пол Фенрира, как Аберфорт Дамблдор мощным оглушающим сошвырнул с балюстрады Руквуда.
Видел, как бой с Волдемортом вступили учителя — Макгонагалл и Слагхорн. И как в достойном дикого хищника прыжке влетел в зал Кингсли Шеклболт и встал плечом к плечу с гриффиндорским деканом, в любую секунду готовый закрыть её собой.
Он это видел и был уже готов сорвать с себя мантию-невидимку и тоже ринуться в атаку…
— Не тронь моих детей, скотина!!!
Голос Молли Уизли на мгновение отвлёк Гарри. Мать Джинни с гримасой отвращения и ярости на лице швырнула со щербатой, видавшей виды палочки невербальное заклятие в искажённое саркастической гримасой лицо Беллатрисы. Та поперхнулась едким смехом:
— Ты-ы? И что же ты сделаешь мне, кухонная клуша? Не терпится последовать за сыночком? И что станется с остальными твоими пащенками, когда я оставлю от тебя мокрое место?..
Следующее невербальное заклятие Молли сорвалось с палочки острой голубой искрой и ударило соперницу в грудь, прямо над сердцем. Глаза Беллатрисы недоуменно выкатились из орбит. Отшагнув назад и смертельно побледнев, черноволосая ведьма молча упала навзничь.
«…Ни тролля себе! — пронеслось в голове Гарри. — Во даёт тётушка Молли! Одним ударом! И каким! В самом деле, как скотину… Бытовое заклинание, которым мясники и домохозяйки мгновенно замораживают сердце цыплят и индюков, чтобы животное не успело испугаться перед убоем… А на Беллу подействовало не хуже Авады!»
Словно в замедленной съёмке, перед глазами мальчика пролетел по воздуху, кувыркаясь, подобно сорванному с дерева ветром листу, грузный Слагхорн. Распахнувшаяся зелёная пижама парусила на спине. Кубарем падая на окровавленный пол, толстяк-учитель силился что-то проорать — то ли заклятие, то ли бранное слово, но рот его открывался совершенно беззвучно.
Гарри обернулся. Напротив целящегося в Молли Уизли Бузинной палочкой Волдеморта с пола с трудом поднимался совершенно дезориентированный Шеклболт. Лаковым мячом болталась на обмякшей шее его тщательно побритая наголо темнокожая голова. Рядом копошилась на четвереньках запутавшаяся в собственных одеждах, потерявшая очки Макгонагалл…
— Протего хоррибилис! — срывая мантию-невидимку, заорал Гарри.
Сверкающий щит, искрясь, воздвигся поперёк зала, разделяя пространство надвое. В одной половине — Молли, поверженные учителя, оглушенный Шеклболт, Джинни, Гермиона, мёртвый Долохов, раненый Файренс, школьники… В другой — только двое.
Том и Гарри…
— Стойте! Не пытайтесь мне помочь! Я сам!..
Мальчик поднял палочку, по кругу обходя напрягшегося перед атакой, не сводящего с него глаз врага.
- Кто сегодня послужит тебе щитом, Поттер? Мамка-то твоя раньше умерла…
— Никто, — просто ответил Гарри. — Крестражей больше нет. Остались только я и ты. Ни один из нас не может жить, пока жив другой, и один из нас должен уйти навсегда… Сегодня ты никого больше не убьёшь.
— Убью, убью ещё, — осклабился Лорд, — и начну с тебя. Как ты посмел…
— Да, я посмел. Я знаю многое, чего ты не знаешь, Том Риддл. Хочешь, и тебе расскажу, пока ты новых ошибок не натворил?
— О чем расскажешь? Опять про любовь? Что-то не помешала она Дамблдору с Обсерватории свалиться, словно сломанной кукле! Не помешала и твоей мамаше-грязнокровке дух испустить под моим ударом. Запросто сдохла, как тараканица под сапогом!.. И тебе твоя любовь не помешает сдохнуть, слышишь?..
— Я… Выживу. А умрёшь сегодня ты!
— Не хочешь ли сказать, что владеешь боевым волшебством, способным убить меня? Да им и твой Дамблдор не владел, потому и мёртв!
— Да, мёртв, — спокойно откликнулся Гарри. — Но не ты убил его.
— Не я. Вот ещё, руки марать! Это сделал мой слуга.
— Профессор Снейп никогда не был твоим слугой, Том. А директор сам выбрал свою смерть. Он был болен от проклятия и лично попросил Снейпа помочь уйти без мучений.
— Сам попросил С-снейпа?..
— Да. Профессор был на стороне света с того самого дня, как ты стал преследовать мою мать. Он любил её. Они вообще-то с детства дружили. А ты так ничего и не заметил…
— Ложь!
— Многие ли из твоих соратников умеют творить телесный патронус, Том?.. У Снейпа патронус был. И это — серебряная лань, как у моей матери.
— Дамблдор всего лишь пытался не подпустить меня к Бузинной палочке! Но я разгадал этот ход. Победитель Дамблдора Северус Снейп три часа назад убит мной в Воющей хижине. Я и с ним не стал марать рук, просто отдал на растерзание Нагайне. Теперь Бузинная палочка, Дар Смерти, священный жезл, принадлежит мне.
— Нет, Том. Жезл смерти переходит от побеждённого дуэлянта к победителю. Но Снейп не побеждал Дамблдора. Он лишь нанёс удар милосердия — после того, как учителя обезоружил Драко Малфой. А ты не победил Снейпа. Натравить на живого человека мерзкую кусачую гадину — это не одержать победу в честном бою!
— Говоришь, Альбуса обезоружил младший Малфой? Что ж, значит, теперь он хозяин Бузинной палочки. Вот сейчас с тобой расправлюсь, и будет время заняться вторым мальчишкой. Для тебя это уже ничего не меняет. Наш поединок решит чистое умение…
— Не совсем, — усмехнулся Гарри. — Видишь ли, Том, мы, мальчишки, иногда любим подраться. Некоторое время назад мы подрались с Малфоем, и я его победил. Вот, гляди! Узнаешь его палочку? Боярышник и сердцевина из волоса единорога. Не веришь, Олливандера спроси… если жив останешься, конечно. Драко проиграл, и его палочка теперь моя. Да и Бузинная, кстати, тоже…
Внезапно искристое сияние щита Протего сменилось с серебряно-синего на золотое и алое. Ослепительные блики заиграли под гулкими сводами Большого зала. Над старой школой занимался рассвет. В высокие окна замка ударили первые лучи восходящего солнца — и окрасили весь зал в цвета Гриффиндора.
- Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!..
Зелёная вспышка схлестнулась с алой. Бузинная палочка вылетела из сухой белой руки. Гарри поймал её в прыжке, схватил в воздухе, как снитч на тренировке по квиддичу… А Томас Марволо Риддл, он же лорд Волдеморт, Тот-кого-больше-некому-и-незачем-звать-по-имени, раскинув руки, повалился навзничь.
