Глава 20Салазар Слизерин никогда не просил прощения. То ли из принципа, то ли просто не умел. Если он считал себя обиженной стороной, то ничто не могло сдвинуть его с этой точки зрения; если же он допускал, что был не прав – такое, как ни странно, тоже случалось, – то налаживал контакт заново. Если после ссоры Слизерин как ни в чем не бывало начинал разговор о чем-либо, это служило сигналом к продолжению отношений. Не самое приятное обращение, и многим оно бы пришлось не по вкусу, если бы большую часть времени Салазар не держал себя в руках, не позволяя эмоциям поставить себя в неловкое положение. Тем же, кому выпадала сомнительная честь время от времени видеть истинное лицо Слизерина, приходилось с этим как-то мириться. Ровене для этого хватало ума, Хельге – доброты и терпения, а Годрику – отходчивости. Последнее было особенно важно, ибо именно Гриффиндору чаще остальных удавалось вывести старого друга из себя.
За последние дни каникул пути основателей больше не пересекались – только Хельга подходила к Салазару рассказать о том, что вспомнила. Корнуолец задумчиво кивнул, и на этом разговор закончился. Однако наступил новый семестр, и молодые люди снова были вынуждены встретиться.
Первым уроком в январе Ровене, Годрику и Салазару выпала Защита от Темных Искусств. Гермиона, делая вид, что перелистывает перед началом занятий учебник, искоса наблюдала за ними. После того, как все немного успокоились, Гарри с Роном продолжили общаться с Годриком – будто и не было бурной сцены в гостиной факультета. Впрочем, Гермиону это не слишком удивляло: Гриффиндор был на удивление притягательной личностью, и долго сердиться на него за неуместную, по мнению троицы, доверчивость, было неловко. Самому же Годрику помогала отходчивость – или же сработала привычка, воспитанная еще Слизерином.
Как бы то ни было, все трое обсуждали квиддич, как будто более важных вопросов не существовало.
Ровена тоже уткнулась в книгу, хотя, судя по тому, что она время от времени забывала переворачивать страницы, читала основательница точно так же, как и сама Гермиона. Лицо русоволосой девушки выглядело усталым и сосредоточенным, меж бровей прочно обосновалась задумчивая морщинка.
Салазар, впрочем, как и большинство слизеринцев, подошел впритык к началу занятий и остановился поодаль от остальных. Он прислонился к стене, скрестив на груди руки, и лицо его ничего не выражало.
На этом наблюдения Гермионы прервало появление профессора Снейпа, влетевшего в класс.
Как и в прошлом году, упор Снейп делал на практику. Еще в сентябре Гермиону беспокоило, что же будет, когда Салазар с Годриком сойдутся в дуэли, пусть и учебной. Оказалось, что беспокоилась она зря: если рыжеволосый юноша и не против был бы развернуться, то корнуолец явно не собирался тратить силы впустую. Оба держались в рамках школьной программы, не ставя ни себя, ни Снейпа в неловкое положение. Точно так же прошло и второе занятие, и все последующие.
И потому Гермиону, только что отбившую посланное Ровеной заклятье, удивил шум, донесшийся не с той стороны класса, где находился Гарри – обычно все эксцессы на уроках ЗоТИ были связаны с ним. Ровена тоже опустила палочку, и обе девушки, до сих пор слишком занятые упражнением, стали пытаться разглядеть, кто же рискнул навлечь на себя гнев профессора Снейпа.
Годрик и Салазар кружились по залу, наставив друг на друга палочки. Судя по тому, что Гриффиндор не улыбался, а, напротив, сосредоточено хмурился, сражение длилось уже немало времени. Из тех заклинаний, что Гермионе удалось расслышать, не было ни одного по-настоящему опасного, однако было заметно, что заклятий из палочек вылетает раза в два больше, чем озвучивалось – в ход шла и невербальная магия.
Гермиона огляделась в поисках Снейпа, и обнаружила его неподалеку, мрачного как туча. Похоже, ему бы очень хотелось, чтобы эта «дуэль» прекратилась, однако он не был уверен, стоит ли ему вмешиваться. Будь это любой из учеников – тогда конечно, без вопросов, но в данном случае…
Ровена рядом тревожно крутила палочку в руках, и Гермиона поразилась, настолько старше в этот момент выглядело ее лицо – казалось, даже в темно-русых волосах мелькнули седые прядки.
- Что же они вытворяют… - чуть слышно прошептала основательница, но гриффиндорка, стоявшая рядом, ее услышала. Пытаясь хоть немного подбодрить собеседницу, Гермиона попробовала отшутиться:
- Возможно, они просто заигрались… Мама вот уверяет, что мужчины после шестнадцати меняются только внешне…
- Нет, - Ровена, не глядя на девушку, покачала головой. – Это не игра… Но и не сражение. Я видела, как сражается Салазар – и в настоящем, и в тренировочном бою. Он никогда не тратит лишних сил. Он… как змея: сперва выжидает, а потом наносит молниеносный удар. Такая показушность, как сейчас – это не его стиль.
И действительно, складывалось впечатление, что Салазар поставил себе целью вывести Годрика из себя. Заклинания так и летали в обе стороны, вызывая у Гермионы странную ассоциацию с пинг-понгом. Противники ни секунды не стояли на месте, постоянно перемещаясь и вынуждая остальных студентов отходить все дальше и дальше. Теперь уже все отвлеклись от парных сражений и теснились возле стен, стараясь не попасть под перекрестный огонь. В какой-то момент Снейп решил, что с него довольно этого безобразия, и шагнул вперед, собираясь прервать увлекшихся дуэлянтов.
В это самое мгновение Салазар повернулся, вынуждая Годрика так же сделать шаг в сторону, и в результате этого маневра Гриффиндор оказался под стендом, который венчало чучело некоего монстра. Почти неуловимое движение палочки, направленное вверх – и стенд рухнул на Годрика. Юноша, не ожидавший удара сверху и сзади, не устоял на ногах и осел на пол. На голову ему приземлилось чучело, и выглядел Годрик в этот момент столь забавно, что по классу раздались смешки. Не сдержали смеха даже гриффиндорцы – Гермиона и себя поймала на том, что улыбается.
Годрик многое мог простить, но только не насмешку над своей персоной. Мгновенно вскочив на ноги – удар был не сильный и пришелся, скорее, по самолюбию, – он хотел ринуться в новый бой, но был остановлен рукой Снейпа.
- Пятнадцать баллов с обоих за драку на уроке, - прозвучал его холодный голос. Не глядя в сторону Салазара, Снейп добавил: - И тридцать баллов Слизерину за блестящий бой.
Годрик возмущенно рванулся вперед и едва не своротил худощавого профессора со своего пути.
- Минус десять баллов с Гриффиндора за неуважение к преподавателю, - бросил Снейп, с трудом продолжая сдерживать напор. Судя по вздувшимся на лбу профессора жилам, держать Годрика было то же самое, что сопротивляться силе молодого бычка. – И если вы, мистер Петерс, немедленно не уйметесь, будет еще больше!
Гриффиндорцы больше не улыбались. Гермиона, как староста, сделала несколько шагов вперед. Годрик с насмешкой относился к начислению баллов; хотя ему и доставляло удовольствие их получать, но лишался он их без особых сожалений. Однако прошла еще почти минута, и рыжеволосый юноша перестал вырываться из цепких объятий профессора. Едва это произошло, Снейп разжал руки, и Годрик молча направился к своему столу.
Поймав себя на том, что облегченно вздыхает, Гермиона развернулась, так же собираясь сесть на свое место. Проходя мимо Салазара, девушка услышала, как тот незаметно, сквозь зубы, переводит дыхание. Недовольно покосившись на корнуольца, Гермиона заметила на его висках капли пота и поняла, что эта сомнительная победа далась Слизерину отнюдь не так легко, как он хотел показать своим спокойно-отрешенным видом.
После этого происшествия между основателями будто пробежала черная кошка. Салазар и не подумал извиниться перед Годриком, а тот на сей раз решил проявить характер. Не заговорил Слизерин ни с недовольно хмурящейся Ровеной, ни с Хельгой, которая подошла к ним перед уроком Чар. Студенты недолго обсуждали эту событие – в конце концов, ну не поладили два приятеля, немного подрались и получили суд Снейпа, как всегда несправедливый. Большинство сочло историю не стоящей выеденного яйца.
Гермиона очень боялась, что Гарри или, что более вероятно, Рон, затеют с Годриком беседу на тему «я же говорил!», но друзьям в кои-то веки хватило ума промолчать. Возможно, из-за того, что на этот раз Годрик и сам выглядел мрачным и рассерженным, и непохоже было, что он собирается идти на мировую. Самой Гермионе эта история казалась странной и неуместной – особенно после слов Ровены – однако за полгода общения с основателями она уже поняла, что логика Слизерина гриффиндорцам недоступна.
Так прошло несколько дней. Ситуация не налаживалась, и Годрик больше не торчал у стола Слизерина за завтраком. Гермионе даже казалось, что в Большом Зале как-то стало тише, хотя по тому, что все остальные вели себя как обычно, больше так никто не думал. Все шло как обычно – только связь между факультетами, появившаяся в этом году, нарушилась.
- Не спится, Селтон?
Салазар даже не поднял головы. Было уже за полночь, и в гостиной Слизерина он до недавнего времени пребывал в одиночестве. Корнуолец вообще плохо засыпал, особенно в ранее время, и оттого предпочитал потратить часы на книги, нежели на бесплодное сверление взглядом балдахина над кроватью.
Драко Малфой сел на диван рядом с черноволосым юношей и окинул его подозрительным взглядом. С самого начала года у факультета с этим новеньким возникли проблемы. Создавалось такое впечатление, что ко всему Дому Салазар Селтон относится так же, как слизеринцы ко всем остальным Домам – то есть с безграничным презрением. Впрочем, надо отдать ему должное – остальные факультеты Селтон тоже не жаловал, разве что продолжал странное общение с теми тремя, которые прибыли в школу одновременно с ним. Одно время старшекурсники даже пытались устроить зазнававшемуся новенькому темную, однако тот дал неожиданно мощный отпор. Симпатии этим Селтон не заслужил, зато относиться к нему стали с осторожностью. Некоторые, правда, пытались даже подружиться, но и здесь все намерения разбились о стену пренебрежения. Селтон ходил по замку один, учился один, и, похоже, был вполне доволен тем, что предоставлен самому себе.
Малфой пытался разузнать что-либо об этом странном парне. Семья Селтонов действительно существовала, однако была довольно разрозненной и давно не выступала на политической арене. Не слишком-то богатая информация, однако Драко счел обнадеживающим хотя бы тот факт, что семья была старинной и, безусловно, чистокровной – по крайней мере, в Слизерин не прибился какой-то выродок.
То, что Селтон продолжает общаться со своими старыми приятелями, Малфоя, в отличие от многих сокурсников, не особо удивляло. За прошлый год и особенно за последнее лето Драко многое успел передумать. Жизнь богатого и счастливого наследника как-то резко выкинула странный фортель, ткнув «серебряного принца» носом в самую что ни на есть мерзкую и неприятную реальность. Малфой стремительно повзрослел за несколько коротких месяцев и теперь даже с некоторым удивлением смотрел на одноклассников, для которых школа, уроки, баллы, факультеты еще значили очень много. С удивлением – и с завистью. Чего бы он только не отдал, чтобы снова стать таким же, как они, чтобы вернуть свое прервавшееся детство. Чтобы «презирать гриффиндорцев» снова значило кидаться смешными, а не смертельными заклинаниями, а не любить грязнокровок и магглов можно было бы, не убивая их. Правда, к счастью, ему все еще удавалось не сделать этого лично, но Малфой уже вполне четко осознал, как близко он стоит к этой последней черте.
Игра оказалось слишком настоящей. И побитый жизнью отец, и униженная мать были ярким тому свидетельством – настолько ярким, что Драко в день отъезда в Хогвартс почувствовал себя счастливым, как перед первым курсом. За это трусливое счастье (ведь на этот раз Лорд, видимо, сочтя его слишком ничтожным, даже не дал никакого особого задания) ему было мучительно стыдно. Впервые в жизни Драко осознал, что переживаний заслуживает не только он, но и родители – но страх все равно был сильнее.
Единственным делом, которое Малфою-младшему доверили на этот раз, была вербовка прочих слизеринцев. С теми, чьи родители уже сами являлись Упивающимися Смертью, все было ясно, однако среди студентов оставалось немало и нейтральных. Пока нейтральных – а Лорд не любил неопределенности.
Едва узнав Селтона поближе – настолько, насколько это вообще было возможно – Драко подумал, что неплохо было бы его завербовать. Селтон прекрасно разбирался в магии, и Малфой не сомневался, что и в Темной тоже. Черноволосый парень, несмотря на худощавое сложение и бледное лицо, выглядел старше своих однокурсников – быть может из-за того, что держался одиночкой, а может, просто из-за самостоятельности. Драко, сам внезапно повзрослевший, научился отличать тех, кто несмотря на выпускной курс оставался «домашним ребенком» - и уж Селтон точно таковым не являлся.
Однако нелюдимость нового студента поставила непробиваемую стену. Селтон, похоже, считал себя выше всех слизеринцев, вместе взятых, и на контакт идти не желал. Почему он терпел этого шумного рыжего гриффиндорца, а тех, кто по положению должны были бы больше ему подходить, и близко к себе не подпускал, Драко не понимал, и уж, конечно, новенький не стремился его просветить.
В конце концов Малфой отчаялся и махнул рукой на странного парня, однако то, что произошло на днях, его насторожило.
Разумеется, только идиот купился бы на демонстративную ссору, и потому Драко занял выжидательную позицию. Похоже, мириться никто не собирался, но и не это было главным. Незаметно для остальных Малфой следил за Селтоном, пытаясь подметить малейшие изменения. Корнуолец, на людях по-прежнему надменный и холодный, оставаясь один начинал выглядеть печальным и подавленным. С одной стороны все осталось прежним – и в то же время что-то неуловимо изменилось.
И наконец Драко решился на более откровенный разговор.
