Глава 20Гермиона.
Минуты тянутся так медленно, что хочется взвыть от отчаяния, ударить кулаком в стену, счесав кожу и сбив костяшки – причинить себе боль, чтобы не хотелось больше думать о Драко, Лаванде, Невилле и Джинни. Чтоб не хотелось думать об умирающем Гарри.
Нервно меряю шагами комнатку, половицы протестующе скрипят под ногами – еще год-два без ремонта, и особняк Блэков начнет разваливаться. Гарри лежит, укрытый толстым одеялом, очень бледный, слабенький, как сломанный цветок – только по редким вздрагиваниям ресниц можно понять, что он все-таки спит. Что он – живой.
Ромильда начала бредить – у меня возникло неприятное подозрение, что жар, как я думала, вызванный потерей крови и реакцией на тройную дозу Восстановина, может оказаться началом магической лихорадки.
Тем не менее, оба – и Гарри, и Вейн, пока были живы. Это давало хоть какую-то надежду. Вполне возможно, что Драко и ребята справятся, а если нет…
Половица под правой ногой скрипнула особенно громко, и Ромильда застонала, скривив белые обескровленные губы. Решив, что пока пострадавшие спят, они во мне не особо нуждаются, я решила уйти в свою комнату, и там продолжать нервничать, не рискуя никого разбудить.
Первое, что бросилось в глаза, едва я переступила порог – розы, принесенные когда-то Малфоем. Они опять изменились: словно неведомый озорник выплеснул на них банку с красной краской. Я осторожно подошла к прикроватной тумбочке, на которой стояла ваза, недоверчиво прикоснулась кончиком пальца к одному цветку: да, они еще раз поменяли окрас…Какой раз по счету? Я была уверенна, что изначально розы были белыми. Потом – голубыми…Затем…розовыми… А затем я не особо обращала внимание на букет, потому что вначале была потрясающая ночь с Драко, а потом ужасный день избегания друг друга. И все-таки игнорировать это больше нельзя – как известно, в магическом мире все происходит не просто так, каждая мелочь что-то значит. Да и в маггловском, если подумать, то же самое…
Достав палочку, я извлекла из вазы один цветок, намереваясь проверить его на основные заклинания, от которых могло произойти изменение расцветки. Но едва роза покинула вазу, как она стала усыхать, и уже через парочку секунд у меня в руке был сморщенный, поникнувший цветочек с осыпавшимися лепестками – как раз такой, каким он и должен быть после стольких дней. Значит, дело не в цветах, а в вазе? Может, она просто создает иллюзию живого букета?
- Фините Инкантатем, - я взмахнула палочкой. Ничего. Ваза и цветы остались прежними.- Хм… - я призадумалась. – Игноранциа!
Через пять минут я поняла, что мои попытки разгадать секрет этой древней посудины бесплодны. Я уже собралась вытряхнуть из емкости цветы, и, отколов от нее кусочек, провести с ним парочку алхимических опытов – но вовремя остановилась, вспомнив о Кикимере. Домовик обожает все, что так или иначе связанно с семьей Блэков, знает историю каждой безделушки – наверняка и про это керамическое изделие он может рассказать многое.
- Кикимер! – позвала я. Эльф, явившись, посмотрел на меня довольно сердито: я заметила на его щеке багрово-красный кровоподтек.
- Что с тобой? – воскликнула я, мгновенно забыв о цветах.
- Кикимер себя наказывал, - ушастое существо отвело круглые глаза. – Кикимер плохой.
Честно говоря, я озадачилась. Кикимер «наказывал себя» довольно часто, но, насколько я помню, еще ни разу не причинил себе хоть немного серьезное увечье – не такой у этого ушастого пройдохи был характер.
- За что же ты так? – вкрадчиво спросила я. Эльф опустил голову, шмыгнув красным носом.
- Кикимер глупый. Кикимер ничего не понимает. – пробормотал он. – Кикимер служил верой и правдой миссис Блэк, Кикимер служил доброму хозяину Регулусу…Когда хозяин Регулус исчез, Кикимер служил Сириусу: неблагодарному, плохому мальчишке, сгубившему свою благородную мать…Сириус говорил, что Регулус предатель. А это было не так. – из глаз домовика покатились слезы. – Когда Сириус прогнал Кикимера, Кикимер пошел к миссис Белле…Она такая добрая и хорошая, такая красивая и гордая, миссис Белла. И она разговаривала с Кикимером, как…как…- он взмахнул тощими лапками, силясь подобрать подходящие слова. – как…как с хорошим, прилежным домовым эльфом, - наконец нашелся он. – А потом оказалось, что Кикимер сделал плохо тем, что рассказал столько миссис Белле…
Кажется, я начинала кое-что понимать в путанных объяснениях эльфа.
- …Гарри Поттер объяснил Кикимеру, что миссис Бэлла плохая, но…она ведь добрая, - домовик произнес это очень тихо, словно боясь звука собственного хриплого голоса. – А теперь…теперь Кикимер помогает мистеру Драко, хотя раньше хозяин Гарри говорил, что тот – плохой, жестокий мальчик…Кикимер запутался, - тоненькие плечики задрожали. – Кикимер не понимает, он не хочет…не хочет сделать плохо хозяину Гарри, потому что он похож на Регулуса…
Я молчала, глядя на поникшие уши эльфа. Как мне объяснить ему что-то, если я сама не понимаю? Нет ничего страшнее, чем семья, разбросанная войной по разные стороны баррикад, а Кикимер видел не добро и зло, не Пожирателей и Орденовцев, не темных и светлых магов, а именно семью: мисс Цисси и мисс Беллу, мастера Регулуса и непослушного мальчишку Сириуса… Как объяснить ему что-то?!
- А еще Кикимер слышал, что миссис Белла…она…она…- эльф зашелся в рыданиях. – Что она…убила миссис Цисси…
Ну все, теперь понятно. Я вспомнила фотографию в стеклянной рамке, заботливо подклеенную чудо-скотчем: Беллатриса и Нарцисса вместе. В его понимании – они обе идеальны. Красивые и добрые. И обе обращались с ним…как он там выразился? – как с хорошим, прилежным домовиком. Ему, мыслящему своими, особыми категориями, бесполезно объяснять про войну, Темного Лорда…Ну и что, спросит он – ведь мастер Регулус, его добрый, хороший хозяин, тоже служил Темному лорду. А отвратительный, грубый Сириус, швырявший в Кикимера обувью и кричавший на него – нет.
По его разумению выходит, что один хороший человек убил другого хорошего человека – почему? Как так? Не понятно. Страшно. И эльф, чувствуя свою причастность к гибели Сириуса, опасается, что все вокруг еще раз перевернется с ног на голову, так, что ему, бедному эльфу, не разобраться…И будет еще непонятнее. И еще страшней.
Я не стала ничего говорить домовику, просто молчала, ожидая, пока он наплачется вдоволь. Наконец он поднял на меня воспаленные глаза.
- Мисс Гермиона? Кикимер не должен был лить слезы, Кикимера позвали для дела…
Я вздохнула:
- Не переживай, это дело не такое уж срочное. Мне просто хотелось спросить тебя, что это за ваза? И почему цветы в ней меняют…- я повернулась к тумбочке, осекшись на полуслове. – Розы стали фиолетовыми – нет, ну что, они надо мной издеваются?!
- Это ваза миссис Вальпурги Блэк, - Кикимер шумно высморкался. – Она зачарована так, что букет дарителя показывает чувства, которые он испытывает к тому, кому предназначаются цветы. Белый – вину и раскаянье. Розовый – смущение и смятение. Голубой – жалость. Оранжевый – раздражение и усталость. Черный – злость и ненависть. Желтый – страх, боязнь. Красный – любовь и желание.
- А фиолетовый? – я предчувствовала, что ничего хорошего не услышу.
- Фиолетовый – отчаяние и тоску, – закончил Кикимер своим квакающим голосом. – Миссис Вальпурга двадцать лет держала в этой вазе букет, подаренный на свадьбу ее мужем, хозяином Блэком. Великая женщина была моя хозяйка…А потом, в один прекрасный день, страшно разозлившись, швырнула в хозяина ночным горшком и велела мне убрать эту вазу…
- Что, цветы в ней стали черными? – я с тоской смотрела на розы. Вальпургу можно было понять…
- Вообще-то, нет, - проквакал эльф немного смущенно. – Желтыми.
***
Драко.
Лаванда посмотрела на меня недоверчиво.
- Не может быть! Джинни – не предатель! Она так любит Гарри…У нее погибло два брата, и еще двое - покалечены Пожирателями…
Я досадливо перебил девушку, не прекращая следить взглядом за Игл.
- Лаванда, ты мне напоминаешь ведьму из байки, которая никак не могла понять, как ее муж, магистр темной магии, умудряется таскать до обеда плюшки: ведь она всегда закрывает шкаф на замочек, а ключик носит с собой. Ты что, действительно думаешь, что у волшебников нет способов подчинить волю? Да тут масса вариантов…В общем, если Игл просто изменила девушке память, или навела на себя морок, внушив Уизли, что она ее мать, или подруга, или…в общем, неважно кто, то нам нечего бояться – Джинн сама не осознает, что она и есть тот самый таинственный предатель, который подвел ее обожаемого Гарри под проклятие. Но если же на Джиневре чары вроде Империуса, о нашем прибытии уже знают.
Я поморщился от звуков собственного голоса. Нет, определенно, что-то не сходилось. Человека, подверженного подчиняющему волю заклятью, видно сразу – уж кто-то, а Гарри Поттер точно бы заметил, что его девушка какая-то не такая, сама на себя не похожая. Тем более, насколько я помнил, с Джиневрой прецеденты уже были – на втором курсе, и теперь, я уверен, она сама бы забила тревогу, осознав, что происходит что-то не то. Трудно заставить человека даже при помощи магии что-то делать против воли, не задев еще какую-нибудь часть мозга и не сотворив кучу побочных эффектов: обычно, зачарованные таким способом становятся раздражительными, плаксивыми, жалуются на головные боли, плохой сон и провалы в памяти. Уизли же отличалась цветущим здоровьем и жизнерадостным настроем... Впрочем, в то, что она могла шпионить для Лорда добровольно, я не верил совсем – это равносильно тому, что Грейнжер уйдет в Пожиратели, отрезав на прощание Поттеру голову.
Вспоминай, Драко, вспоминай. Смутная мысль никак не желала сформироваться, ускользая от меня: Джинни, Джинни…В последнее время вижу ее редко…Участвует ли она в битвах? Не во всех, но это вполне естественно. Где она живет, если в Ордене появляется только периодически?
Думай, Драко, включи свое хваленое хладнокровие и думай, думай – разгадка совсем близко…
- И что же нам теперь делать? Бежать? А Невилл? – прошептала Лаванда прямо мне в ухо.
Я вздохнул.
- Вполне вероятно, что твой Невилл уже лежит бездыханным в том же коридоре, где мы с ним и расстались, - я еще раз посмотрел на Эми Игл (та по-прежнему читала) и принял решение:
- Оглушим Игл и отправим ее на площадь Гримо, в Штаб. А там – как карта ляжет. Согласна?
- Спрашиваешь? – Браун криво усмехнулась. – На счет три? Раз, два…Три!
- Остолбеней! – я отдернул тяжелую штору, одновременно с этим запустив заклятьем в сидящую на кушетке молодую ведьму. Знаю, нападать без предупреждения не честно, но я сюда прибыл не магические дуэли устраивать, и поэтому только обрадовался, когда красный луч с первого раза попал в цель, заморозив Эми.
- Молодчина, - прошептала Лаванда, бросившись, к моему удивлению, не к Игл, а к письменному столу. – Грех не воспользоваться случаем…Тут может быть что-нибудь интересное… - она потянулась к стопке пергаментов, лежащих на краю отполированной поверхности.
- Ага, а Защитные чары? – я тем временем запер изнутри дверь спальни, чтобы, в случае прибытия неожиданных визитеров у нас было время для исчезательного маневра. – Не лезь туда, дурочка! Лучше так: Фините Инкантатем! – я указал палочкой на Игл. – Империо!
Горячая волна разлилась от моей руки, сжимающей волшебный предмет, до груди, и невероятно приятное чувство силы наполнило тело. Я чувствовал, как Эми сопротивляется, еще как – но знал, что я сильнее.
- Выгреби из ящиков стола все документы, - приказал я, и черноволосая ведьма, метнув на меня ненавидящий взгляд, словно замороженная, принялась исполнять приказ.
Лаванда приняла из ее рук пару кожаных папок, коробку с письмами и несколько карт.
- Драко, спроси у нее про Джинни, - пробормотала она, с некоторой опаской поглядывая на Игл.
- Зачем ты встречалась с Джиневрой Уизли? – я внимательно посмотрел в покрасневшее личико Пожирательницы.
Эми открыла и закрыла рот, явно борясь со своими же попытками что-то сказать.
- Я…я не встреча…я…- голос у нее был удивительно тоненький и жалобный, как у маленькой девочки. – Я…не…не…- она закрыла глаза, дрожа всем телом. – Инсорданция! – внезапно завопила она, выхватывая палочку.
К своему стыду, я даже не успел сориентироваться (я и понятия не имел, что наложил такой слабый Империус – и пары минут не прошло, как ведьма его сбросила), но Лаванда, хвала Мерлину, в отличие от меня не была такой беспечной.
- Протего!
Невидимый щит отбил неизвестное заклятье Игл. Я выхватил палочку:
- Остолбеней!
- Империо!
- Арракандидо максимум!
Три луча столкнулись в воздухе, полыхнув красным. Нас с Лавандой спало не столько то, что нас защищало заклятье щита, а, скорее то, что неведомая магия предпочла ударить в сторону Игл. На несколько секунд я ослеп, а когда глаза наконец обрели возможность видеть что-нибудь кроме алой вспышки, с трудом удержался от рвотного позыва: такое ощущение, что безумный маньяк атаковал Эми Сектусемпрой бесконечное количество раз, пока не превратил тело девушки в какие-то кровавые ошметки.
- Боже мой… - Лаванда отвернулась, зажимая рот ладонью и прижимая другой рукой папки с документами к груди. – Это мы…мы ее так, Драко? И что же теперь…
- Тинни! Неппи! – я, не теряя времени, вызвал эльфов, которые тут же явились, испуганно и пораженно глядя на погром в спальне. Тинни даже взвизгнула, чуть не наступив на кусок оторванной плоти, и прижалась к Неппи. – Кажется, Лав, это ты что-то предсказывала про ее кровь? Вон, глянь, целая лужа: можешь собрать немного…
Глядя на то, как Лаванда бледнеет, я сам наколдовал небольшой стеклянный флакон и наполнил его кровью Эми, хоть и подозревал, что в предсказании имелась ввиду, скорее всего, смерть Игл – ведь большинство заклятий спадают автоматически после того, как умирает наславший их. Но все-таки рисковать не стоило, и я, пытаясь унять дрожь, всунул склянку с еще теплой красной жидкостью в руку Лаванде.
- Тинни, помоги мисс Браун трансгрессировать на лондонскую площадь Гримо, - кивнул я маленькой, сморщенной домовичке, которая дрожала не хуже моей светловолосой соратницы. – Неппи, ты поможешь мне пробраться…
- Что?! – Лаванда отняла ладошку ото рта. – Ты что, остаешься здесь?! ЗДЕСЬ?!
