Глава 21Автор просит прощение у своих читателей за столь долгосрочную задержку, но обстоятельства иной раз играют против него. Он ждет ваших отзывов. Он ждет вас и мечтает, что вы, дорогие читатели, его не забыли...
Глава 21.
Когда тебя ослепляет солнце, ты жмуришь глаза и улыбаешься от удовольствия, понимая, что каждый лучик, скользящий по твоему лицу – для тебя. Хочется подольше постоять так, с поднятой головой, но в какой-то момент ты осознаешь, что так будет всегда. Или, по крайней мере, почти всегда… какое-то время. И когда вдруг Скорпиус понял, что совсем ослеп, и его «солнце» сейчас так же приводит в порядок свои чувства, то еще шире раскрыл глаза, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что это реальность.
Малфой сжимал пальцами плечи Розы, притягивая ее к себе все ближе и ближе, наслаждаясь каждой секундочкой их сладкого поцелуя. Она не только не отстранилась от него, чего он так боялся, когда сам понял, что происходит, но еще сильнее прильнула всем телом, давая понять, что их поцелуй – не ошибка, а нечто само собой разумеющееся, пусть и неожиданное.
Роза, такая мягкая и податливая, уже едва дышала, когда Скорп со стоном отвел свои губы и слабо улыбнулся.
- Неожиданно…
Этот полушепот, взорвав легкую тишину, прозвучал в унисон их обоюдному дыханию, заглушая сумасшедшее биение сердец. Роза подняла небесные глаза, все еще затуманенные от вспыхнувшего желания, и выдохнула:
- Не то слово!..
В ее взгляде читались тысячи вопросов, ответы на которые Скорпиус с готовностью бы дал, но сейчас, почему-то именно сейчас, ему как никогда хотелось просто помолчать. И именно поэтому он снова притянул к себе Роуз и снова прикоснулся к ней губами.
И на этот раз она совершенно не сопротивлялась. Восторг, охвативший Малфоя после первого поцелуя увеличился во сто крат, когда он услышал легкий стон, вырвавшийся из ее груди, но когда ее язык легко коснулся его, Скорпа захлестнуло настолько сильное и неудержимое желание, что он едва ли сообразил, что делает, когда ее нога обвила его ногу, а его руки уже легли Розе на поясницу, чуть приподняв свитер. Ощутив пальцами ее горячую кожу, Скорпиус откинулся к стене, не в силах держаться на ногах.
Они то и дело размыкали губы, чтобы заглянуть друг другу в глаза. Они пытались отдышаться, но все равно продолжали неистово целоваться – до потери пульса, до потери сознания. Будто прорвало плотину, которая натужно сдерживала любые порывы проявления чувств. И теперь каждый из них наслаждался каждым мгновением этого потрясающего в своем исполнении единения. Единения душ и тел. Единения любви и дружбы. Семейной вражды и ненависти…
- Стой… - вдруг неожиданно прохрипела Роза и чуть отодвинулась от юноши, тревожно заглядывая в его глаза.
Скорпиус даже улыбнулся, насколько явственно он разочаровался в том, что она разорвала их мимолетную связь.
- Стой, - повторила она и опустила глаза. – Это как-то странно…
- Странно - что? То, что мы целуемся?
Роза на какое-то мгновение замерла, но потом легко отстранилась. В эту секунду Скорпиусу показалось, будто он потерял маленькую частичку себя, так близко ему ощущалась эта удивительная связь. И с каждым вдохом их близость казалась все более фантастической, а от того и прекрасной.
- Почему Нотт за мной гналась? Она считает, что я виновата в ее беде?..
По лицу Розы было видно, что она немного напугана и ошеломлена. Ей наверняка хотелось бы поговорить о поцелуе, но сейчас действительно лучше было немного сменить тему. Иначе, Мерлин его знает, до чего они могли бы договориться.
Скорпиус решил отложить волнующий разговор на более позднее время. Он еще раз взглянул в смущенное лицо Розы, а потом, чувствуя холодок пустоты в душе, аккуратно выглянул из темной ниши и почти сразу же потянул подругу за запястье.
- Пошли, здесь никого. – И добавил решительно, будто знал наверняка: - Пора привыкнуть, что ты теперь будешь виновата для нее и ее шайки во всем.
- Но почему? Это уже маразм!
- Вся наша ситуация – маразм, Роза, ты этого еще не поняла?! – Скорпиус резко развернул девушку к себе так, что она снова оказалась в опасной близости от его лица.
В пустынном коридоре было темно, но он отчетливо видел испуг в ее голубых глазах. И не мудрено: сначала он ее целовал, а теперь разозлился. И как объяснить друг другу, что не будь этой войны, возможно, они бы так и не сблизились? Скорпиусу некого было бы выручать, не с кем было бы ходить по ночному кладбищу… И пока эти мысли не привели его к очередному тупику, Малфой решил изменить тему.
- Я был в Мунго у матери, - Скорпиус снова, как ни в чем не бывало, повел Розу вдоль каменных стен, направляя в сторону башни Когтеврана. – Встреча с ней – отдельная тема, не сейчас, - предугадал Малфой немой вопрос в глазах подруги. – Самое интересное было уже после того, как я вышел из ее палаты. В секретную секцию везли тело – а это было уже именно «тело», покрытое простыней – Теодора Нотта, я узнал его фамильный перстень на безымянном пальце, выпавшей с левитируемых носилок. Так вот, его везли для осмотра. И я понял, что раз его не оставили на экспертизу в Азкабане, как это обычно случается с умершими в его стенах заключенными, значит, случилось что-то из ряда вон…
- Но я здесь причем?
- Он умер после визита твоей матери…
Скорпиус сильно пожалел, что сказал это, потому что сразу же заметил, как напряглось тело Роуз, и по ее телу пробежала мелкая дрожь. Остановившись, Скорпиус снова взял ее за руки и заглянул в потемневшие глаза.
- Она, как я понял, вела допрос. А через какое-то время после ее ухода он умер. Но это не значит…
- Я знаю! – Голос Розы казался каким-то особенно резким в прохладе мрачного свода древних стен. – Я уверена, что мама не убивала его. И все это знают. И пусть только кто-нибудь попробует еще раз произнести это вслух… Но почему она вела допрос? Ей же вроде не положено!
- А может, она взяла дело под особый контроль после смерти своего знакомого?
- Ты имеешь в виду Ильницкого? Но ведь он погиб уже после того, как Нотт попал в Азкабан. Прямой связи нет…
- Я понимаю, что дело путаное и переплетается с нашими проблемами, Роза, но я не думаю, что стоит сейчас даже пытаться в них вникать. Мы все равно многого не знаем…
В какой-то момент Скорпу показалось, что еще чуть-чуть и подруга разразится гневом. Но, к его удивлению, она покорно кивнула головой и вздохнула:
- Да, не стоит. Нам бы сейчас до Рождества дожить. Как-нибудь…
- Ну, это не так сложно, как кажется на первый взгляд, - попробовал улыбнуться Скорп и понял, что ему удалось хоть немного успокоить девушку. – А теперь иди к себе.
Роза на секундочку задержалась, а потом подняла глаза.
- Ты сам-то как? – тихо спросила она, вкладывая прохладную ладошку в его руку.
- Тебе сказать правду? Или лучше соврать сразу, чтобы ты еще и из-за меня не переживала? Я же знаю, что будешь… - в тон ей ответил Скорп и прижал ее прохладные ладони к своей груди.
- Лучше правду, лжи и без всего этого хватает…
- Все очень странно и страшно одновременно, - хрипло проговорил Малфой, снова оглядываясь в темноту коридора. – Мать очень слаба, яд продолжает ее убивать, а отец не знает, что делать. Благодаря твоей матери и мистеру Поттеру удается сдерживать следствие, но сейчас проблемы только усугубились, сама знаешь, чем. Сейчас все на ушах… В Мунго творится нечто невообразимое – репортеры ломятся в двери, мне пришлось применять магию, чтобы прорваться сквозь заградительный кордон. Но все это ничто по сравнению с тем, что происходит у палаты матери.
- Она говорила с тобой?
- Нет, - Скорп отвернулся, сглатывая комок. – Она просто молчала и смотрела на меня, будто просила прощения…
К концу этой фразы голос Малфоя совсем охрип.
- Кхм… Я пойду. Время позднее, к тому же ты уже в безопасности.
- Скорпиус! – Роза схватила его за рукав мантии, когда Малфой повернулся было уходить. – Постой…
Она привстала на цыпочки, чтобы нежно прикоснуться губами к его губам. Легким движением она закинула ему за шею руки и еще крепче прижалась к Малфою, перед чем он не смог устоять. Он и не пытался…
Нехотя оторвавшись друг от друга, они еще какое-то время смотрели друг другу в глаза, а потом молча, даже не пожелав спокойной ночи, чтобы не врать, разошлись в разные стороны.
Жар в теле не позволял ни на секунду закрыть глаза, не то чтобы уснуть.
Сладкий вкус поцелуя на губах сохранялся вот уже более трех часов, и Скорпиус думал, что еще чуть-чуть и он сойдет с ума от неугасаемого желания. Вот она – юность, горько думалось ему. Все так близко и так далеко одновременно. Почему более взрослым представителям мужской половины человечества так просто заводить отношения?..
Ответом на столь сложный вопрос стало мгновенно возникшее из уголков сознания воспоминание о глазах матери, лежавшей в палате клиники Св. Мунго.
- Мама, как же так? – в тот момент Скорпиус чувствовал себя совершенно беспомощным. – Мама…
Слезы скатывались на ресницы, не позволяя себе вольности упасть вниз, показав мимолетную мягкотелость этого, казалось бы, могучего дурмстранговца.
Отец стоял у окна, будто бы вглядываясь в серую суету прохожих, ничем не показывая своего истинного отношения к происходящему.
Скорпиус знал, отцу очень плохо, и если бы не поддержка людей, которые некогда были чуть ли не врагами, ему было бы еще хуже. Много хуже…
- Мама… - повторил Скорп, понимая, что сейчас это слово не более, чем пустой звук. Она если и слышит, то ничего не скажет. И не потому, что не может из-за боли, а потому, что не может из-за… стыда. Ей страшно, Скорпиус чувствует это. Она не знает, что будет потом. И, возможно, она мечтает о смерти.
- Отец, что говорят целители?
- Они ничего не говорят, - сухо ответил Малфой-старший. – Им просто нечего сказать.
В его голосе чувствуется дрожь, отец едва сдерживает эмоции, а этом он признанный гений. По части эмоций… Скорпиус вздохнул украдкой, продолжая смотреть отцу в спину. Он знает, что мама не сводит виноватых глаз с его лица, но смотреть на нее у юноши просто нет сил. Он действительно боялся расплакаться. Он боялся показать, как страшно ему, большому сильному мужчине, остаться без нее – без далекой, но горячо любимой мамы.
- Ей нужна свобода, - еле слышно произнес Драко и медленно вышел из палаты.
Мама так ничего и не сказала.
Когда Скорпиус закрыл за собой дверь, на какое-то мгновение ему показалось, что как-то слишком мрачно. Как-то все слишком серьезно, страшно. Серое небо за окнами клиники цедило внутрь густую пелену тоски, лица всех, кто проходил мимо были изможденными и необычайно неестественными. И Скорпиусу как никогда захотелось побыстрее вернуться в Хогвартс. В каменные стены – холодные и сырые, но до боли родные и милые сердцу. Там, в Хогвартсе, его ждут. Ждут от него новостей…
- Сынок, - сзади подошел Драко и положил ладонь Скорпу на плечо. – Сынок, надо поговорить.
В голосе слышится усталость. Новое необычное проявление, обнаруженное сыном за последние два часа.
- В Хогвартсе пока спокойно?
- Вроде, - неуверенно ответил Скорп, не понимая, откуда у отца возник этот вопрос. Обычно его не очень интересовали дела в школе.
- Сын, - снова что-то новое в интонации, - скоро начнется буря. – Пауза. – Теодор Нотт был убит в собственной камере Азкабана. Боюсь, маленькую Уизли придется оберегать пуще прежнего…
- При чем здесь она?
И отец, чуть подавшись вправо, открыл взору сына страшную сцену с выносом тела, отчего Скорпиусу стало нехорошо.
- Миссис Уизли допрашивала его, а сейчас он мертв. Есть над чем задуматься.
И ни малейшей издевки. Отец напуган точно так же, как и те, кому приходит та же мысль – происходит нечто совершенно безумное. Если уже Гермиону Уизли подозревать в преступлении, то кому тогда верить?..
Тяжелый секрет, который придется выдать Розе, если придется. А этого он не хотел. Он не хотел, чтобы Розе было плохо…
- За мать не беспокойся. Она сама теперь решает – жить ей или нет. Ни я, ни ты никак не сможем повлиять на нее.
И такая безнадега плещется в серебристых глазах, что хочется выть.
- Что делать?..
- Ждать… А теперь отправляйся в Хогвартс и жди от меня известий.
- Отец, пообещай, что бы ни случилось, ты расскажешь.
Скорпиус от всей души надеялся, что отец не скажет ему того, чего слышать юноше совсем не хотелось бы. Но опасение не оправдалось.
- Теперь ты будешь в курсе всего, что будет происходить.
И впервые за долгое время они обнялись. В странном порыве отчаяния и общего горя. Они теряли любимых, защищали их всеми силами, но судьба, похоже, не слишком интересовалась потаенным благородством их душ.
Проснувшись утром с абсолютной уверенностью в том, что он и не спал вовсе, Скорпиус ощутил давящую боль в груди. Воспоминания хлынули потоком раскаленной лавы, сжигающей все на своем пути: бледное лицо матери с опухшими от болезни глазами, жаркие губы Розы, её сладкий стон и горестный вздох отца при прощании. Это путало, пугало и сводило с ума. Хотелось спрятаться в шкаф и надолго засесть там, отсчитывая секунды ударов сердца, прежде чем найти в себе силы выйти наружу, чтобы встретиться лицом к лицу с жестокой реальностью.
Но опасности не ждали. И именно поэтому Скорпиус, небрежно накинув мантию на плечи, двинулся в сторону Большого зала.
Он оглядывал древние стены, будто вбирал в себя их силу и могущество перед историей и стихией. К нему возвращалась дурмстранговская вера в себя и в свою магию. Палочка надежно покоилась в рукаве, а медальон тяжело свисал на груди, готовый в любую минуту вызвать подмогу.
Когда он вошел в зал, Нотт еще не было, зато Роза спокойно завтракала в компании своих надежных друзей. Альбус, заметив Малфоя, мрачно помахал ему рукой. Видимо, о том, что миссис Уизли каким-то образом причастна к трагедии семьи Кристианны, разлетелась предсказуемо быстро.
Скорпиус внимательно вгляделся в профиль Розы, которая пока не догадывалась, что он уже здесь. Хотя нет, уже через мгновение краска смущения залила ее бледные щеки и она, повернувшись к нему, дева заметно улыбнулась. Слишком много на нее сейчас свалилось. И он, Скорпиус, со своими чувствами явно не к месту. Поэтому стоит пока повременить с объяснениями и признаниями и всецело посвятить себя защите этой прекрасной рыжеволосой ведьмы.
Когда Роза сама подошла к Скорпиусу, чтобы поздороваться, в ее глазах мрачным светом клубилась тревога.
- Мне папа рано утром передал записку, - прошептала она, подойдя почти вплотную и не глядя ему в глаза. – Что-то случилось с мамой, - голос задрожал, - он не может ее найти…
- Подожди, - Скорпиус нежно взял девушку за плечи и, не обращая внимания на затихший гул в зале, наклонился, чтобы взглянуть в лицо подруги, - что-то конкретное он тебе сказал?
- Нет, вообще ничего, - мрачно покачала головой Роза и судорожно вздохнула. – Просто та ки написал, мол, если мама появится в Хогвартсе, пусть обязательно с ним свяжется. Он волнуется…
- Как ребенок, ей-богу! – воскликнул Малфой и потащил Розу за собой. – Он не мог сам решить этот вопрос?
- Скорп! – разозлилась девушка, широко распахнув глаза. – Ты в своем уме? Это же мой отец! Он волнуется!
- Роза, - тихо проговорил Скорпиус и взял в ладони ее побледневшее еще сильнее лицо, - послушай, радость моя, - в его голосе снова слышались холодные вибрации, и по всему было очевидно, что он буквально взбешен, - ни один нормальный человек не станет спрашивать у дочери, которая итак находится в вечно подвешенном состоянии из-за конфликтов в школе, куда подевалась ее мать…
- Мне страшно…
И не успела Роза договорить, как к ним подбежал Альбус и с посеревшим лицом протянул свиток пергамента с разорванным сургучом.
То, что там было написано, должно было добить итак напуганную и ослабевшую девушку. И Скорпиус в тысячный проклял себя за то, что ему приходится быть вестником. И вести эти были куда страшнее, чем возможная причастность мисси Гермионы к смерти Нотта.
Не глядя в лицо подруги, Малфой, стараясь сдержать колотившую его руки дрожь, свернул пергамент, не готовый говорить с ней о том, что произошло. Не в эту минуту. Надо еще чуть-чуть подождать. Но не успел он всунуть свиток во внутренний карман мантии, как, очевидно, догадавшаяся о сокрытии чего-то очень важного, Роза выхватила листок и пробежала по верхней строчке глазами.
И по мере того, как белели ее губы и стекленели глаза, он понимал, что она уже дошла до самого главного. И страшного…
Скорпиус был готов ко всему. К слезам, к самым громким рыданиям. Но не к молчаливому обмороку. И когда она, маленькая и изможденная, как тогда – во время болезни, просто прислонилась к нему с жалобным стоном, Скорпиус прижал ее к себе крепко-крепко, не дав упасть. Он не пошел с ней в башню Когтеврана, а остался сидеть на корточках у входа в Большой зал, окруженный друзьями, некоторые из которых плакали, жалея Розу и ее брата, потому что боялся, что упадет, не ступив и шага. Упадет вместе с ней, хрупкой и глубоко несчастной, не донесет. Потому что он не чувствовал ничего, кроме ее боли. Он убаюкивал ее, как маленькое дитя, не до конца понимая, что то, что сейчас обрушилось на эту девушку, его любимую девушку, может сломать тот солнечный свет в ее улыбке и погасить навсегда ясную голубизну ее глаз.
А на пергаменте у его ног, строгим почерком было выведено страшное:
«Милый мой Альбус, попробуй сообщить Розе и Хью это как можно деликатней. А лучше попроси Малфоя… Папа сказал, что он большой молодец. Сынок, дядя Рон погиб. Сегодня утром разбился на своей машине прямо возле дома. И тетя Гермиона пропала… Альбус, держитесь вместе, пожалуйста. Не давай им выходить из Хогвартса. Рождество проведете у нас дома. Все вместе. Папа вас заберет. И еще передай Скорпиусу, что мы ждем и его… В общем, я не могу больше писать, сынок. Береги себя…»
Размытая капля чернил лучше всего говорила о боли Джинни Поттер. Она так и не смогла закончить письмо, едва ли собравшись с силами, чтобы отправить в школу к детям самую быструю сову.
Для семьи Уизли–Поттеров начались самые темные времена.
