Глава 21. Совсем плохостьВерит ли вновь, как всю жизнь, в обольщения вечных химер:
в гибель зловещего Зла и в победу Добра, например?
Командор отчаянно скучал. Вокруг него плавали подносы со спиртным, которое было ему противопоказано. Как же Ваймс ненавидел эти званые обеды! Чтобы не уснуть, он принялся рассматривать гостей, представляя, что они «подозрительные личности», а он сейчас на улице и… да! идёт противный мелкий дождь. Собеседник, кто-то из Гильдии Торговцев, судя по ширине, как раз окатил его брызгами изо рта. Сэм Ваймс поборол желание утереться рукавом, и продолжал с вежливо-деревянной улыбкой не слушать собеседника.
В момент, когда командорские глаза уже почти сошлись на переносице, пришло спасение в виде сержанта Малопопки, принесшей семафорное сообщение. Ваймс вцепился в бумажку, как тонущий в соломинку.
- Из Ланкра, - обрадовался командор, всем сердцем надеясь, что Карцер сбежал, и сейчас ему предстоит мчаться в погоню, покинув осточертевший приём. – «Праснулся тчк разрушаит пасуду тчк», - прочёл он и недоумённо нахмурился, удивляясь отсутствию ожидаемых воплей о помощи. Перевернул бумажку, но и там ожидаемого не нашел. Передал послание Веселинке: - Кажется, что-то разрушает, - с надеждой в голосе сказал Ваймс. – Не пора ли вернуть Карцера? Его как раз и виселица заждалась.
- Посуду разрушает, - Веселинка осталось глуха к командорской надежде. - Это не повод для ареста, сэр.
- Уверена? А убийства – повод? - возвращаться на приём Ваймсу очень не хотелось. - Начинается всё с посуды, - мрачно пророчествовал он.
- Ну… - Веселинка, как бывший член гильдии алхимиков, и сама была не прочь что-нибудь разрушить. Так что, для неё это не было аргументом. Взглянула в умоляющие глаза командора и вздохнула. – Что скучный обед? А давайте я всем скажу, что у вас срочный и тайный вызов, сэр?
- Сержант, ты явно идёшь на повышение, - неосторожно начал Ваймс. – Ой, прости… - говорить гному о повышении было дурной шуткой.
- Идите в патруль, сэр, - отмахнулась сержант.
И Ваймс радостно шагнул в столь желанную темноту и сырость ночи, оставив за спиной духоту и бессмысленные разговоры званного обеда.
***
Ведьмы возвращались с вечеринки по поводу рождения ещё одного ланкрца. Событие, отмечаемое с размахом, обусловленным зажиточностью родителей ребёнка. Правда, вмешательство ведьм в процессе не понадобилось, и роды прошли благополучно, но лучше сохранять с ведьмами хорошие отношения. Не так ли? Никто ведь не хочет проснуться утром тыквой?
Нянюшка Ягг на ходу угощалась утащенным с празднества ломтём ветчины с горчицей и запивала пивом из весьма вместительной кружки, таскаемой с собой на всякий – например, такой – непредвиденный случай. Матушка Ветровоск тоже возвращалась не с пустыми руками. Они у неё были заняты тачкой.
- Знаешь, Эсме, на твоём месте я б не стала тащить еду этому троглодиту, - сквозь ветчину и пиво пробормотала Нянюшка.
- Я знаю, - жуя засахаренное яблоко, ответила Матушка. И добавила со значением: - Ты бы не стала.
Уловив нотки самодовольства в матушкином голосе, Нянюшка покосилась на подругу, и решила добавить щепотку острого перца в ведро патоки, изначально передающее отношение Нянюшки Ягг ко всему на свете.
- А ещё я б ему наподдала за то, что взял чужие письма… - Нянюшка внимательно следила за реакцией Матушки, но та с невозмутимым видом продолжала жевать яблоко. - …и наверняка прочёл их… - Матушка небрежно выплюнула яблочные косточки. - …да ещё и сжёг! - Матушка Ветровоск достала новое яблоко и со смаком вгрызлась в середину.
Нянюшка сдалась. Её подруга была непостижимой натурой. На то, что большинство людей не обратили бы внимания, Матушка Ветровоск могла броситься с яростью, недоступной и разъярённому быку. А на такие очевидные пакости, вроде сожжения личных писем, она просто пожимает плечами, и хмыкает.
Дойдя до матушкиного домика, ведьмы остановились, потому что Карцер прыгал по крыше, насколько позволяло ему сломанное колено, и что-то пел на тарабарском языке. На самом деле это была песня про ёжика, но из-за прокушенного языка она звучала как нечто непонятное. Но не для Нянюшки, узнавшей мелодию, и, особенно, интонации, которые Карцеру удалось воспроизвести очень точно. Как ни сильна была нянюшкина неприязнь к «убивцу», она не могла не отметить мастерство исполнения.
Причиной прыжков и пения был мухомор, обнаруженный Карцером в лесу, после того как он остался один. Матушка Ветровоск долго не возвращалась, и он проголодался. Решив, что он сам способен найти себе еду, Карцер пошёл в лес, и, вуаля, прямо у тропинки нашел красный с белыми крапинками гриб, возвышающийся над остальными грибами, как капитан Моркоу среди других стражников. Красный – значит спелый, логично?
За мухомор ему пришлось конкурировать с оленем, тоже нацелившимся на этот гриб. Олень был старый, с дурным характером, и ему тоже не понравилось соперничество с двуногим «неполноценным оленем». Карцеру же было плевать, кто там хрюкает в кустах. Козёл-переросток наставил на него рога, от возраста и битв, лишившиеся боковых отростков и заточенные как ножи. Нож на нож – это Карцеру было понятно. Оба соперника поднаторели в конкуренции и убийстве себе подобных. Оленю достаточно было лишь мотнуть головой, и кишки Карцера украсили бы близрастущие деревья. С другой стороны, у Карцера была только одна здоровая рука, а убежать с больным коленом он не мог. Ножей у него тоже не было. Так что он воспользовался ножами, нацелившимися ему в нос. Используя инерцию нападающего, он просто перенаправил их в дерево рядом с собой, где рога благополучно застряли в развилке. Пнув для острастки олений зад, Карцер некоторое время попрыгал на одной ноге, потому что забыл о сломанном колене. Сорвал мухомор и торжествующе его надкусил. Поспешно выплюнул. Вкус был так себе.
Но и этого оказалось достаточно для того, чтобы перед глазами Карцера появились небритые мужики в розовых балетных пачках и с тюлевыми крылышками, привязанными за спиной – так Карцеру представлялись феечки. Он с ними бился на крыше, где его и увидели пришедшие с вечеринки ведьмы.
Матушка, непривыкшая, чтобы по крыше её домика прыгали, нахмурилась. Обе ведьмы наблюдали некоторое время за действиями Карцера. Матушка Ветровоск, скривив рот в неодобрительную гримасу, а Нянюшка с улыбкой надежды, что он сверзится-таки с крыши и сломает всё, что осталось у него не сломанного.
- Почему он не падает… - через некоторое время произнесла Матушка.
Нянюшка удивлённо посмотрела на подругу.
- А разве не ты его держишь?
- Нет, - пожала плечами Матушка. И, подумав, спросила: - А ты пыталась его уронить?
- Км… Ну, да, - призналась Нянюшка.
- А ну-ка ещё раз, - попросила Матушка.
Нянюшка сосредоточилась, и Карцер слегка пошатнулся, но тут же сделал контр выпад с ударом по противнику, видимому только ему.
- Неплохо, - оценила Матушка. – А теперь я…
Следующие несколько минут милые и добрые старушки, по крайней мере, им полагалось быть таковыми, соревновались в новоизобретённом спорте «сбрось ближнего с крыши», используя ментальные техники. Однако Карцера за всю его жизнь кто только не пытался свалить с крыши. Так что, ведьмам, даже и ментально, это не удалось. Тело Карцера, не желающее самоубиваться, сделало всё само, пока его мозги путешествовали по иным мирам. Ведьмы перестали бомбардировать Карцера, и, через некоторое время он свалился сам, опрокинув бочку для сбора дождевой воды, и подарив свободу застрявшим там лягушкам.
Матушка обнаружила недоеденный мухомор неподалёку.
- И чего ж, он никак ни сдохнет, - посетовала Нянюшка, наблюдая за уснувшим Карцером, всего облепленного благодарными за спасение лягушками (на самом деле они его облепили потому, что на улице было прохладно, а человек создание теплокровное).
- Ты и правда хотела бы этого, Гита? - задумчиво вертя в пальцах мухомор, осведомилась Матушка.
- Эсме, он же сжёг твои письма! – воскликнула Нянюшка.
- Неужели тебе бумага дороже человека? – как-то слишком уж спокойно поинтересовалась Матушка.
- Любая бумажка дороже этого человека! – фыркнула Нянюшка.
- Бери за ноги, - Матушка взяла Карцера подмышки и потащила. Нянюшке волей-неволей пришлось помогать. Вдвоём они кое-как приволокли Карцера в дом, и свалили на кровать.
Отравление мухомором проявляется сильным головокружением, состоянием опьянения, фантастическими видениями, бредом, желанием петь и плясать, плюс ощущается неудержимая потребность ломать и крушить всё вокруг. То есть, в домике Матушки Ветровоск осталась только одна целая вещь – кровать Карцера. Да и то, только потому, что была железной. Всё остальное годилось теперь только на растопку.
- Ну, и что ты теперь будешь делать, Эсме?
- Принеси воды и поставь чайник. Сейчас надо промыть ему желудок.
- Эсме посмотри вокруг! – возмутилась Нянюшка. – Он же разрушил твой дом!
- Пока ещё нет, Гита. Просто сломал мебель, - терпеливо ответила Матушка. – Неси воду.
Некоторые народности, живущие в пупземелье, приготовляют из мухомора ритуальные напитки, после приема которых, они совершают экстатическое путешествие на небо.
Матушка наклонилась к спящему Карцеру и прошептала:
- Когда будешь на Мировом Древе, дай знать.
Находясь между мирами, Карцер в самом деле услышал слова Матушки. Небритые феечки закончились и перед ним действительно предстало огроменное дерево. Макушка его терялась в облаках, а где-то на немыслимой глубине раскинулись корни. Мимо проскакала белка, величиной с хорошую корову.
- С дороги! – рявкнула белочка, и исчезла где-то в кроне дерева.
- Я на дереве, - пробормотал Карцер. – Ну, и что дальше?
- Лезь наверх, - услышал он голос Матушки Ветровоск.
- Эсме что ты творишь? – прошипел голос Нянюшки Ягг.
- Ну, он всё равно там, так пусть не зря, - хмыкнул голос Матушки. – Как залезешь, рви всю листву, какая попадётся. И поторопись.
Из густой кроны донёсся свистящий крик, похожий на крик орла, только многократно усиленный, как будто бы птица кричала в рупор. Карцер вскинул голову. Мимо опять проскакала белка, но теперь вниз по древесному стволу.
- Не путайся под ногами! – крикнула она, не сбавляя скорости.
- Что за бня! – ругнулся Карцер.
- Это белка Рататокс, - размеренно пояснил матушкин голос. – Она носиться по Древу вверх и вниз. Передаёт брань от Орла в кроне Древа к Дракону в Его корнях. Так что, смотри, не упади вниз, - предупредила она.
Карцер посмотрел вниз, и, мог бы поклясться – один из толстых корней, более зелёный на вид, чем другие – пошевелился!
