СвященникПо темному своду приютской церкви тонкой коркой ползет мороз. Ветер то и дело заносит мелкие снежинки в приоткрытую дверь, и, когда они острыми холодными иглами колют обветренные щеки, Том с искренней детской неприязнью растирает их по лицу.
Тому семь. Больше летящего в лицо снега под Рождество ему не нравятся только исповеди по воскресеньям.
Когда Эмма Тилсон будто ошпаренная выскакивает из ниши, ограниченной деревянными перегородками, наступает очередь Тома.
— Здравствуйте, святой отец, — вежливо и тихо выдавливает он из себя.
В исповедальне нет снега, но вместо колких мерзлых шариков Тома донимает острый изучающий взгляд священника сквозь мелкую решетку.
На самом деле, Том видит только один глаз. Голубой, как у миссис Коул.
— Здравствуй, сын мой. Хочешь ли ты рассказать мне что-нибудь?
— Нет, святой отец.
Том всегда отвечает так — это его собственная молитва.
С зачарованного потолка в Большом зале падает снег.
— Он больше не появлялся? — неожиданно спрашивает Гермиона, и Том так и не доносит ложку с супом до рта.
Вот тебе и женская интуиция.
Соврать?
— Хм, — тушуется он, — нет, с чего бы ему. В прошлый раз мы не очень хорошо расстались.
Рон, фыркнув, берется за пирожное.
— Должно быть, ищет другой способ вытащить тебя из замка.
— Возможно.
Том потирает чуть влажные от волнения ладони.
— Эмма — плакса, она все время ябедничает миссис Коул. Как вы ее терпите?
В таком неуместном, но добродушном смехе из-за перегородки Том неожиданно слышит человека, а не священника.
— Почему для тебя это важно, сын мой? — в его голосе все еще звучит улыбка.
Том, обнадеженный его вопросом, нервно дергает плечом.
— Я не ябедничаю, но меня никто не… терпит. Это не справедливо.
Справедливо, да, то самое слово. Воспитатели всегда говорят о справедливости, стараясь подобрать наказание похуже.
Священник перебирает костяшками пальцев по дереву, и это легкое постукивание заставляет Тома прислушаться.
— На земле нет справедливости, все видит лишь Господь, сын мой. Он воздает за труды и за грехи, и не нам судить ближних наших, ибо сказано: «кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его».
Том неверяще качает головой.
— Если он все видит, то почему ничего не делает? Почему?
— Всему свое время, сын мой.
Том раздраженно стряхивает с волос нерастаявшие снежинки.
— Всему свое время. Надеюсь, он не станет портить нам Рождество.
Том лжет: он ждет, что Волдеморт появится в праздничную ночь, чтобы рассказать ему вторую часть пророчества. Или отказаться от него вместе с ним.
И Рон, и Гермиона предпочитают промолчать.
***
Снейп с хорошо читаемым отвращением скользит взглядом по списку, который Том вручил ему в конце очередного занятия, и, помявшись, все-таки ставит свою подпись.
— С чего вы взяли, что скорректировали чары правильно? — в привычной манере спрашивает он, положив ладонь на пергамент. Затея ему не нравится, как и все, что так или иначе связано с Гарри Поттером, но она же ему и безбожно льстит.
По крайней мере, Том ставит именно на это.
И не ошибается.
— Проверили, сэр. Но у них есть одно слабое место: сам список. Его никто не должен ни найти, ни уничтожить.
— Дилетанты, — ворчит зельевар. — Валяйте, Поттер. Надеюсь, не успели забыть заклинание?
Том не обращает внимания на издевку — давно привык — и, когда пергамент впитывает знакомое сияние, ни он, ни Снейп не торопятся расходиться.
— Почему вы не попросили директора навести чары на комнату, Поттер? Формально, он назначен хозяином замка, — после длительного молчания интересуется Снейп.
В его вопросе не одно дно.
Поправив очки, впившиеся в переносицу до красноты, Том находится почти сразу:
— О. Мы как-то не подумали об этом, сэр, — честно признается он и, слегка смутившись, добавляет: — К тому же, мы не хотели посвящать его в эту затею.
Снейп, хмыкнув, сворачивает пергамент в трубочку и заклинанием заставляет его исчезнуть.
— Не доверяете директору, Поттер? Что ж, меня это не касается. А теперь покажите мне эту… Выручай-комнату.
Из подземелий до восьмого этажа они поднимаются в полной тишине.
Том возвращается в ту неприметную и разваленную церквушку спустя много лет, зная, что в обезображенном Темными ритуалами лице никому уже не узнать того глупого приютского мальчишку.
Том опускает голову, чтобы не удариться затылком о дерево почти игрушечной исповедальни, и, сев, слышит прерывистое дыхание священника.
— Как понять, что пришло время, святой отец? Как понять, что тот, кто должен, получил по заслугам?
Том ничего не видит, но воображение дорисовывает ярко-голубой глаз, подсматривающий за ним из-за решетки.
Тишина как бумага звучно разрывается тяжелым и хриплым вздохом.
Из-за решетки слуха достигает полное понимания:
— Это ты, Том?
От досады першит в горле, словно ему снова семь, и все идет не по плану.
— Я задал вопрос, — говорит Том медленно и властно, но в ответ из-за решетки доносится лишь сухое старческое дыхание.
Диадема хорошо спрятана, но Том остро чувствует ее присутствие уже у входа в Выручай-комнату. Снейп, нервно и нетерпеливо перебирающий волшебную палочку в пальцах только подливает масла в огонь.
— Нужно пройти мимо этого места трижды, проговаривая про себя или вслух, что именно тебе нужно, — неуверенно объясняет Том, пытаясь избавиться то ли от ощущения подступающей лихорадки, то ли от чувства, что из-за Снейпа все его планы полетят в тартарары.
— Показывайте, мистер Поттер. Я хочу убедиться, что вы не бредите.
«Кто бы сомневался».
Том набирает в грудь побольше воздуха, и когда в третий раз проходит мимо стены со словами, что ему нужно найти место для занятий Защиты от Темных Искусств с профессором Снейпом, что, пожалуй, выглядит и необычно, и смешно, как в забытьи слышит звук крошащегося камня.
Зельевар первым толкает от себя появившуюся дверь, и когда он заходит внутрь, Том почти бесшумно проскальзывает в помещение вслед за ним.
— Могу ли я… могу ли я посмотреть на тебя, Том?
Неровная поступь шагов.
Дверь к нему открывается вопреки всем правилам, и Том, не привыкший к такому своеволию, все же выходит наружу.
Он выше старика на голову, и тот, испуганный, отступает.
— Какая встреча, святой отец.
Воздух от близости диадемы будто бы пульсирует.
— Что скажете, профессор?
Вокруг них — целый зал, устеленный матами, по периметру которого расставлены манекены для тренировочного боя. Кое-где можно найти зеркала: вероятно, чтобы было проще отточить движения.
— Эта комната предоставит в наше распоряжение все, что нам будет необходимо для занятий? — с недоверием и хорошо скрываемым восхищением спрашивает у него Снейп, и Том впервые позволяет себе улыбку.
У него получилось.
Почти.
— Да, сэр. Кроме еды, конечно же.
Снейп пробует один из манекенов на прочность.
Старик молчит, до белизны сжимая в пальцах широкий деревянный крест на своих четках.
— Бог восставил меня, святой отец. Все, как вы и говорили.
Он шумно выдыхает.
— Зачем ты пришел, Том?
Заклинание срывается с палочки как удар хлыста: быстро и резко. Порез на морщинистой шее священника разрастается красным, и Том с мрачным наслаждением наблюдает, как чужое тело медленно оседает на пол.
Удовлетворенно хмыкнув, Снейп вспарывает манекену плечо и, решив, что воображаемый противник повержен, прячет палочку.
— Мы начнем в четверг на следующей неделе в семь, нет, в восемь вечера. За опоздания и любое другое нарушение дисциплины я буду снимать баллы в двукратном размере, — почти будничным тоном сообщает ему Снейп и продолжает: — Любой серьезный проступок и неумение держать язык за зубами в мгновение ока повлекут за собой прекращение наших занятий, вам ясно? И не забудьте передать это своим друзьям.
Этого следовало ожидать.
— Да, сэр. Я все передам.
Снейп смотрит на него долго и пристально. Он легко читает на лице Поттера какое-то несоразмерное ситуации беспокойство, но ничего не говорит: мальчик кажется Снейпу настолько скрытным, что спрашивать у него лишний раз нечто личное — выстраивать дистанцию, от которой, кажется, они только начали избавляться.
— Вы можете идти, мистер Поттер. А я пока… осмотрюсь здесь.
Том, подавив разочарованный вздох, молча кивает вместо очередного «да, сэр». Лицо, подернутое красным, горит, и он быстрым шагом пересекает комнату, чтобы уже в следующую секунду оказаться за дверью.
Том прислоняется затылком к холодному камню стены и закрывает глаза.
— П-прости меня, Том.
В пятый раз душу разбивать не страшно. Том перешагивает тело священника, подбирая полы мантии, чтобы не запачкать ее кровью.
— Бог простит.
Внутри что-то в очередной раз надламывается, и диадема, скрытая от посторонних глаз, впитывает в себя эту древнюю, как и сам мир, магию.
До четверга. Том должен решить с ней что-нибудь до следующего четверга.
