Глава 21Утро они ещё накануне решают проспать, но Мальсибер все же просыпается раньше. Встаёт тихонько, одевается быстро, возвращая брюкам и пиджаку их исходный цвет, прячет в карман траурный галстук, уничтожает веточку кипариса на мантии – и, со вздохом оставив палочку на подушке, бесшумно выходит из комнаты Блэка и идёт на кухню.
Это странно и, вероятно, просто игра воображения, но коридор ему кажется светлее обычного – он даже не жмётся к стенке и вежливо раскланивается с портретом миссис Блэк – и та вдруг говорит ему вполне мирно:
- Мистер Мальсибер. Могу я обратиться к вам с просьбой?
- Конечно, мадам, - скрывая своё изумление, вежливо склоняет голову Ойген. – Я буду счастлив услужить вам.
- Передайте моему сыну, что столовый сервиз с городами спрятан в кладовке в конце коридора третьего этажа, - говорит она весьма неприязненно. – Это всё. Благодарю вас.
- Ну что вы, мадам, - он снова кланяется. – Всегда к вашим услугам, - говорит он.
Выдерживает вежливую паузу, предписанную приличиями – но портрет молчит, а потом Вальбурга и вообще отворачивается, и Ойген продолжает свой путь к кухне, на которой этим утром безраздельно царит Молли Уизли.
Она не видит его – стоит у плиты и что-то увлечённо кидает в большую чугунную сковороду.
- Добрый день, миссис Уизли, - с улыбкой говорит Ойген, останавливаясь на пороге. – Могу я войти?
Та оборачивается и с секунду смотрит на него недовольно и немного растерянно. Потом хмурится, похоже, раздумывая, как реагировать, и не слишком охотно кивает:
- Ну разумеется. Не знала, что вам позволено свободно ходить по дому.
- А у меня есть ошейник, - смеётся Мальсибер, приподнимая двумя пальцами серебристый шнурок на шее. – Я не пробовал его в действии, но говорят, он весьма эффективен. Поэтому я ручной и мирный как сытый котёнок, - он входит в кухню, принюхивается, улыбается блаженно и радостно, и говорит: - Как здорово, что вы здесь, миссис Уизли.
- Сами обед разогреть не можете? – спрашивает его Молли.
- Могу… наверное, - задумчиво говорит Ойген. – Я вот вчера глинтвейн варил. Вместе с Блэком.
- Да видела я: всё побросали и даже водой не залили, - ворчит миссис Уизли, но Мальсибер совсем не смущается, только покаянно голову опускает:
- Это я виноват… простите, пожалуйста. Я учту в следующий раз, обещаю.
- Учтёт он… К эльфам привыкли – ничего сами сделать не можете, - поджимает губы она, но глядит уже не так уж сердито.
- Как здорово, что вы об этом заговорили! – радостно восклицает Ойген и подходит немного поближе. – Я ведь пришёл умолять вас о помощи.
- Меня? Вы? Сбежать хотите? Так по мне – и скатертью бы дорога, - начинает она – он смеётся и поднимает руки:
- Упаси меня боги от подобного помраченья рассудка, что вы! Я хотел смиренно просить вас взять меня в подмастерья, - он заглядывает ей в глаза с немою надеждой. – Научить меня печь какой-нибудь очень ароматный пирог. Прямо сейчас. Пожалуйста! – умоляюще говорит он. – Мне очень-очень нужно, и именно сегодня. Сейчас.
Удержаться от смеха при виде его умильной и умоляющей физиономии невозможно – и это уж точно не по силам Молли Уизли, которая чувствует, как практически против воли расплываются в непрошенной мягкой улыбке её искусанные от бесконечного волнения за близких губы. Она качает головой и говорит:
- Что за спешка? Я не планировала сегодня никаких пирогов.
- Я не могу сказать… пожалуйста, поверьте мне на слово – это будет очень уместно! Именно сейчас и сегодня… и вам и не нужно будет ничего делать: просто командуйте мной – я обещаю быть очень послушным домовым эльфом!
Кухня наполнена запахами еды – пахнет тушёной курицей, а ещё свежими овощами и хлебом. Ойген невольно сглатывает слюну: он голоден, но пирог кажется ему сейчас делом более важным, и он старательно задвигает это чувство подальше. Однако Молли, достойная мать семерых детей, не была бы собой, если бы не заметила это и не истолковала правильно. Она смотрит внимательно на стоящего перед ней человека: он выглядит худым, бледным и вообще не слишком здоровым, но глаза блестят живо и радостно, а улыбка – живая и светлая.
- Поешьте сперва, - говорит она, выдвигая один из стульев. – Потом научу, если не передумаете.
- Я после поем, - упрямо говорит Ойген, но спорить в данном вопросе с Молли Уизли ему, разумеется, не по силам – да и не по рангу: пленник всё-таки.
- А ну садитесь! - велит она строго, ведомая многолетней материнской привычкой, поэтому тепла в голосе скрыть ей не удается, и он подчиняется, подчёркнуто послушно усаживаясь за стол и делая большие испуганные глаза, чем немного напоминает ей близнецов.
- Я только проснулся и ещё не успел проголодаться, - говорит он. – Но был бы очень благодарен за чай.
- Что за манера – спать до полудня! – ворчит Молли, однако чай наливает и завтрак делает: жарит яичницу, щедро добавляя в неё бекон и фасоль. Пока Ойген ест – быстро и с видимым удовольствием – она на него смотрит, а потом садится напротив и спрашивает: - Сморю я на вас и не пойму никак, и чем же он вам так всем нравится?
- Кто? – торопливо сглотнув, спрашивает Мальсибер.
- Тот-кого-нельзя-называть, - вздыхает она.
- Сейчас – думаю, что уже никому и ничем, - улыбается Ойген, а потом добавляет серьёзно: - А тогда… ну кто же знал, чем всё это кончится. Я не могу говорить за всех, но тогда он казался нам умным и дерзким политиком, который видит то, чего не желают видеть другие. Ну и мы себе казались такими же… теми, кто спасает будущее нашего мира. Кому в восемнадцать не хочется быть героем… хотя, конечно же, разные были мотивы. Кто-то и просто славы хотел и поддержки, кому-то просто внимания и уважения не хватало… он же умел быть невероятно чутким и обаятельным, мистер Риддл.
- От чего же вы такого ужасного мир спасали? – спрашивает Молли, но не зло, а, скорее, печально – с тяжестью, лежащей на сердце, вспоминает она своих старших братьев. Они тоже мечтали войти в историю этой войны героями – и сложили свои неразумные головы совсем молодыми… Она чувствует себя почему-то намного старше его – не на одно десятилетие, а на все два, если не больше – наверное, так же она смотрела бы на племянников, будь бы они у неё.
- От перемен, - грустно улыбается он. – От чужих людей, которые пришли в этот наш мир – и, как нам казалось, хотели его разрушать… Вы понимаете, магглорождённые же казались нам дикими: они не знали элементарных, на наш взгляд, вещей, не понимали простейших законов… вообще не понимали, что у магии есть собственные законы – да они даже наших сказок не знали, - он смеётся, однако весёлым не выглядит.
- Ну откуда же им было из знать, - качает головой Молли.
- Неоткуда, конечно, - кивает Мальсибер. – Но мы тогда об этом не думали. И потом… вот вас, видимо, нет – а нас тогда ужасно бесило, что мы вынуждены от них прятаться – а они делают тут что хотят. Получалось, что у магглорождённых целых два мира – а у нас только наш, и они пытаются его изменить по-своему… это злило. Ну и неуважение, да, - он снова смеётся, на сей раз, впрочем, весело. – Ну как же так: вот приходит человек – и твоё славное имя ничего ему не говорит. Это же ужасно обидно, - он улыбается и вздыхает. – Теперь я понимаю, насколько это было смешно и глупо… но обратного хода-то нет.
- Да не скажите, ну как же нет, - возражает Молли, - вот…
И осекается, сообразив, что Мальсибер, скорее всего, знать ничего не знает про Снейпа. Но он отлично понимает её и кивает:
- Ну, Северус уникален. Чтобы быть как он – нужно так владеть окклюменцией… как он и владеет, - он смеётся. – Я таких больше вообще не знаю – а остальных Лорд считает мгновенно. А сбежать от него невозможно, - он вздыхает и задирает рукав, обнажая левое предплечье. Сейчас оно выглядит вполне обычно – лишь кожа вокруг метки слегка потемнела и покрыта крохотными, едва заметными, но многочисленными следами инъекций. – Он легко достаёт нас везде через метку. И поверьте мне, миссис Уизли: это действительно ОЧЕНЬ больно. И страшно. Что-что, а пытать он умеет. И поэтому я невероятно рад быть здесь, - договаривает он, опять улыбаясь. – И возвращаюсь к своей сегодняшней просьбе: пожалуйста, научите меня делать пирог? Здесь есть гвоздика и корица, и яблоки мы вчера не все извели…
- Можно взять те, что были в глинтвейне, - говорит Молли. Ей немного неловко после неожиданной его откровенности: ну кто рассказывает подобные вещи полузнакомым людям?
- Вы не выбросили? – радостно удивляется Ойген.
- Нет, конечно, - удивляется уже миссис Уизли. – Добавим обычных – будет только вкуснее. Ну, раз вы твёрдо решили затеять пирог, мистер Мальсибер, мойте руки и засучите рукава – и я бы на вашем месте сняла мантию.
Тот слушается: снимает мантию, складывает её аккуратно, кладёт на стул, потом и пиджак снимает, вешая его на спинку того же стула и оставаясь в одной белой рубашки. Ему прохладно, и он ёжится, но не говорит ничего – тем более, от плиты тепло, и он надеется не замёрзнуть. Молли протягивает ему… фартук – Ойген вскидывает брови, улыбается хулигански и надевает его, оглядывая себя со всех сторон и явно жалея об отсутствии зеркала.
- Руки мыть! – командует Молли, он вздрагивает – и подчиняется.
И следующие часа полтора проводит за совершенно новым для себя занятием: приготовлением пирога. Поскольку он хочет сделать всё сам, а бытовой магией и не владеет, и использовать её сейчас не имеет возможности, ибо палочку честно, как и обещал, оставил Блэку, ему приходится всё делать руками. И это с непривычки оказывается совсем не так просто. Однако у него получается – только с правильной температурой в заранее разогретой духовке Молли ему помогает, поскольку это больше относится области кулинарных секретов, чем непосредственно к пирогу. Когда тот – с яблоками как свежими, так и вымоченными во вчерашнем глинтвейне, перемешанными с мёдом, сдобренными корицей и мускатным орехом (который Мальсибер просто вчера то ли не нашёл, то ли умудрился не опознать) – отправляется, наконец, в печку, Ойген весь перемазан в муке и совершенно счастлив, настолько, что это чувство передаётся, кажется, даже миссис Уизли. И пока она привычными движениями – как сотни раз делала с помогающей ей на кухне дочкой – стирает полотенцем с его лица и волос муку, он жмурится, действительно напоминая сейчас крайне довольного жизнью кота, а потом берёт руку Молли и очень нежно и галантно целует:
- Глядя на вас, я жалею, что мне никогда не жениться, - говорит он, глядя ей в глаза. – Вы удивительная женщина, миссис Уизли… Артуру невероятно повезло. Даже завидно, - он улыбается.
- Ну почему же не женитесь? – прячет она смущение под удивлением. – Вы ещё вполне молодой и видный…
- Да ну какая женитьба, что вы, - отмахивается он. – Сколько – и, главное, как я ещё проживу? Но вот сегодняшний день обещает быть замечательным, - он улыбается ей и предлагает: - Давайте я вам с чем-нибудь помогу? Могу что-то порезать или помыть, например.
- Вы лучше за собой тут всё приберите, - говорит она, отворачиваясь. Потому что он прав, конечно: сколько он ещё проживёт? И что будет с ним после войны – при любом её окончании… Сказать тут нечего – она и молчит. Он чувствует её настроение – подходит, говорит тихо:
- Вы простите меня, что расстроил вас. Не надо думать об этом… будущего всё равно пока нет – кто знает, каким оно будет. А настоящее – вон оно, печётся и изумительно пахнет, - он улыбается, берёт тряпку и начинает вытирать засыпанный мукой стол.
Когда пирог готов, Ойген достаёт его и ставит на стол – запах такой, что он облизывается и говорит удивлённо:
- Надо же… вот кем угодно я представлял себя в детстве – но чтобы кондитером…
Они с Молли смеются – а потом он делает таинственное лицо и говорит:
- А давайте разнесём это волшебный аромат по всему дому? У вас же есть палочка – знаете, как это сделать?
- Нет, - она глядит на него почти потрясённо, понимая, зачем он всё это затеял – и досадуя, что ей самой ни разу не пришло в голову что-то подобное. А ведь это так просто: оживить дом запахом пирогов…
- Я покажу – это простенькое совсем заклинание, - говорит он. – Давайте? Только в прихожую не пойдём, а то миссис Блэк поднимет всех на уши, когда вас увидит, - добавляет он весело.
Заклинание оказывается на удивление несложным, и они с Молли Уизли проходят с пирогом по коридорам и лестницам, заходят даже в некоторые комнаты… Дверь Сириуса они минуют, не трогая – но когда они возвращаются на кухню, Мальсибер берёт поднос, ставит на него чашку горячего чая, отрезает большой кусок пирога, кладёт его – ещё дымящийся и горячий – на маленькую тарелку и относит поднос в спальню Сириуса, где садится на край кровати, ставит понос себе на колени и трясёт за плечо крепко спящего Блэка.
И ещё не до конца проснувшись, Сириус чувствует запах – невероятный аромат домашнего яблочного пирога с мускатом и корицей, и на миг ощущает себя совсем в других доме и времени.
- Ты? – разлепив, наконец, глаза спрашивает Блэк удивлённо.
- Я, - улыбается Ойген. – Просыпайся, обедать уже пора. Я принёс тебе завтрак и послание – с чего хочешь начать?
- Завтрак? – переспрашивает Сириус.
- Завтрак, - кивает Мальсибер. – Хотя, собственно, это даже не завтрак, а просто пирог. Зато испеченный собственноручно – ты знаешь, оказывается, это совсем не так просто и быстро, как мне прежде казалось. Надеюсь, тебе понравится, - говорит он весело.
- Собственноручно, - повторяет Блэк озадаченно. – Хочешь сказать, ты это сам, вот этими самыми руками испек?
- Ну… как сам, - признаётся Ойген. – Под блестящим руководством миссис Уизли, конечно. Но делал да, сам.
- Ты приставал к Молли на кухне? Зачем?!
- Ну что ты сразу же возмущаешься? – примирительно говорит Мальсибер. – Конечно, я с ней говорил – как бы, по-твоему, я иначе это испёк? Я же даже не знаю… не знал, из чего всё это делается. А она меня накормила, а потом была очень добра, чтобы помочь.
- То есть ты в самом деле готовил? Вот этот невероятный пирог? – изумлённо говорит Сириус. – Мерлин, как обидно, что я этого не увидел!
- Так посмотри, в чём проблема, - легко предлагает тот. – Ты говорил, что не знаешь легилименцию – но пансив-то у тебя есть? И я, кстати, вернул тебе палочку – как обещал, - он кивает на ту, так и лежащую на свободной подушке.
- Есть… где-то, - глядя на него во все глаза, говорит Блэк. – Должен быть, я полагаю. Но я пока не нашёл. И ты вот так легко готов мне всё показать?
- Я предпочёл бы легилименцию, - смеётся Мальсибер, - но я помню, что ты чужие мозги недолюбливаешь, хотя по-моему, это лучший и самый быстрый способ что-нибудь показать. Ну, попробуй! – просит он. – Мне интересно же…
- Как он пахнет! – говорит Блэк, забирая кусок с тарелки и роняя крошки прямо на одеяло.
- Куда лучше твоего огденского, по-моему, - говорит Ойген. Блэк замирает и глядит на него так пристально, словно хочет прожечь взглядом насквозь, но видит только ласковый и весёлый взгляд – и ничего больше.
- Лучше, - соглашается он – и пробует. – Мерлин! Это невероятно здорово, - говорит он, продолжая очень внимательно смотреть на Мальсибера. Тот буквально светится от этих его слов и ставит поднос ему на колени.
- Ну вот. Знаешь, а мне понравилось: я, пожалуй, пока тут сижу, поучусь что-то такое делать. Всё равно заняться мне нечем – а тут и полезно, и вкусно. И мне нужно тебе передать кое-что.
- Передать? Молли что-то хотела? – доедая пирог, с набитым ртом спрашивает Блэк.
- Не совсем, - говорит тот. Дожидается, когда Сириус всё проглотит, и продолжает: - От твоей матери. Она попросила меня сказать тебе кое-что сегодня утром, когда я шёл мимо неё в кухню.
- Ну говори, - напряжённо произносит Сириус.
- Она сказала, что столовый сервиз с городами убран в кладовку в конце коридора третьего этажа.
- Что… повтори, что она сказала? – дрогнувшими и вдруг побелевшими губами переспрашивает Блэк, настолько меняясь в лица, что Ойген пугается – хватает его за руку и говорит быстро:
- Ну мало ли, что она сказала… извини, пожалуйста, я же не знал, что это значит что-то особенное…
- Значит, - шепчет Сириус. Потом резко откидывает одеяло – поднос летит в сторону, чай разливается, но ни один из них не обращает на это внимания. Блэк встаёт… потом, словно одергивая себя, останавливается с резким вдохом и раздражённо глядит на забрызганную чаем кровать. – Ты завтракал? – спрашивает он, оборачиваясь к Мальсиберу, как ни в чём не бывало.
- Да. Но это было давно, так что я с удовольствием бы уже пообедал – да и время вполне подходящее, - улыбается он. – Как минимум попробовал бы пирог – судя по тебе, тот удался, - добавляет он, облизнувшись.
- То есть сам ты даже не пробовал? – уточняет со смешком Сириус, начиная одеваться.
- Нет, конечно, - смеётся Ойген, - зачем, раз есть ты? Мало ли, вдруг бы я совершил при его изготовлении какую-нибудь фатальную ошибку – страшно же.
Они смеются и идут на кухню – Блэк завтракать, а Ойген пить кофе и пробовать свой первый в жизни пирог.
…А поздно вечером, когда Молли уйдёт, а Мальсибер будет спать у себя в комнате, Сириус поднимется на четвёртый этаж и заберёт из пыльной кладовки бережно завёрнутый в несколько слоев толстой ткани бесценный столовый сервиз. Тот, который обычно подавали в малой столовой – когда они собирались все вместе, и когда ни один из братьев ничем за прошедшие сутки не сердил свою мать, одну из тех немногих вещей, которые всегда нравились Сириусу в этом доме и которую он очень любил в детстве: сервиз, украшенный очень реалистичными изображениями самых значимых городов Британии. Шесть персон – шесть городов: Лондон, Бирмингем, Ливерпуль, Лидс, Манчестер и Шеффилд. В детстве братья мечтали, что когда-нибудь увидят все их вживую…
Но Сириус ничего не расскажет Мальсиберу – а тот и не спросит, и, по своему обыкновению, при следующей встрече сделает вид, будто бы ничего подобного не было.
