РасчетБлаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся
(Матф.5:6)
В воскресенье волнение удавкой обвязывается вокруг горла, и Том, половину дня просидевший в Выручай-комнате, чтобы наконец понять, как поступить с диадемой, перед самым отбоем возвращается в башню. Там Рон какой раз кряду обыгрывает Симуса в шахматы, Гермиона о чем-то шепчется с Джинни, а Дин Томас хвастает новым плакатом любимого футбольного клуба перед этим маленьким везде снующим фотографом, Криви, кажется.
— Эй, Гарри, не хочешь партию?
— Пожалуй, не сегодня.
Он бегло оглядывает поле и замечает, что черному королю Финнигана действительно некуда бежать.
— Ходи куда хочешь, он все равно поставит тебе мат следующим ходом, — сочувственно подсказывает он Симусу, и тот двигает короля на одну клетку по диагонали.
Они стоят на какой-то огромной шахматной доске, и сражение совсем не кажется смешным или ненастоящим, когда кусок камня, отломившийся от поверженной ладьи, отлетает в его сторону.
— Конь на E5! — кричит Рон, будто командует полком и от громкости его голоса зависит исход битвы.
— Что будет, если мы проиграем?
Лучшая партия в истории Хогвартса. Том вспоминает, и не сразу замечает на себе заинтересованные взгляд Рона.
— Я тогда все равно меньше тебя в лазарете провалялся, была всего-то пара царапин. Помнишь?
— О чем это вы? — вклинивается Симус.
— Мне придется пожертвовать собой.
— Нет!
— Помню, — негромко отвечает Том. — Первый курс, лучшая партия в шахматы в истории Хогвартса.
И лицо Рона, полное отчаянной решимости, он помнит тоже. Он был прав тогда: в шахматах приходится идти на жертвы, но в тот раз они знали, что лежит на кону, сейчас Том и предположить не может, что же ждет его в конце партии.
Иногда ему кажется, что он еще даже не расставил фигуры. Что уж там говорить — не выбрал цвет.
— Славные были деньки, — Рон потягивается на кресле, а затем, сметая фигурки обратно в коробку, живо поднимается на ноги. — Я спать, ты со мной?
— Ага.
Возможно, ему стоит пожертвовать диадемой, чтобы приобрести нечто большее.
Они поднимаются в спальню, и, уже задернув полог, Том слышит:
— Тогда мы пытались спасти философский камень от Снейпа, а сейчас просим его учить нас Защите, что за жизнь, — причитает Рон.
Он поворачивается пару раз — кровать жалобно скрипит — а потом, должно быть, ложится на спину и мечтательно смотрит в потолок.
— Ладно, спокойной ночи. Даже не знаю, как завтра смотреть на него на зельях.
— И я не знаю, Рон. Спокойной ночи.
Сон забирает его в свои объятия почти мгновенно.
***
«Мальчиш-ш-ш-ка».
За чужим раздраженным шипением едва можно различить мутные очертания зала пророчеств, но Тому это и не нужно. Он ловко подкладывает для беседы другую картинку — слизеринскую гостиную образца начала сороковых — и усаживается в кресло перед камином, как если бы был радушным хозяином, принимающим у себя гостей.
«Глупец, решивший, что сможет победить меня! Неужели ты думаешь, что какое-то дрянное пророчество позволит тебе одержать верх?»
— Так ты достал его? — спрашивает Том, пряча улыбку в уголках губ. — И как, оно хоть на йоту помогло тебе приблизиться к порабощению магического мира?
Волдеморт молчит. Том лениво ворошит в камине угли, терпеливо выжидая.
— Может, все-таки выйдешь на свет?
Высокая тень, тянущаяся по каменному полу от самого входа в гостиную к центру комнаты, неожиданно начинает меняться, и ко второму креслу проходит мужчина, которого у Тома и язык бы не повернулся назвать змееподобным уродом.
Он щурится, изучая его, и снова задает вопрос:
— Неплохо выглядишь. Иллюзия?
Волдеморт с подозрением оглядывает гостиную факультета, в которой не был целую вечность, и, наконец, садится напротив.
— Тебе, щенок, еще учится и учится манерам, — выплевывает он, и только тогда Том замечает красный проблеск в его глазах. — Откуда тебе знать, как она выглядела полвека назад?
— Это не самая интересная история, — уклончиво отвечает Том. — Мы оба сюда пришли, чтобы поговорить о пророчестве, и о том, зачем ты вообще так трясешься над ним.
— И что ты хочешь мне этим сказать?
В голосе Волдеморта слышится обманчивая мягкость.
Том облизывает губы.
— Хочу сказать, чтобы ты оставил меня в покое. Меня не интересует… вражда. Тебе нужна власть — так иди и возьми ее. Министерство слишком слабо, чтобы сопротивляться тебе.
Волдеморт внимательно следит за ним, вслушиваясь в каждое слово, пока воздух комнаты не сотрясает высокий ледяной смех.
Том разочарованно вздыхает.
— Хочешь предложить мне перемирие? — отсмеявшись, спрашивает Волдеморт, и Том видит, что взгляд его полон серьезности.
— Да.
Тонкие губы растягиваются в усмешке.
— И что же ты предложишь мне взамен, герой? Может быть, еще и перейдешь под мои знамена, а?
Эта шутка кажется Волдеморту достаточно веселой, но на этот раз никто не смеется, и огонь в камине подрагивает, потому как сон становится нестабилен.
— Я сделаю тебе аванс, Гарри Поттер, — вкрадчиво говорит он, чуть подаваясь вперед.
Граница стены медленно расходится, и зелень гостиной начинает меркнуть. Том, намертво вцепившись в подлокотник кресла, всеми силами удерживает фантазию от разрушения.
— Я слушаю.
Волдеморт будто бы не замечает, как дрожит пространство вокруг них, и, молча наблюдая за Томом, перекладывает палочку из руки в руку.
Цокает языком.
— У тебя будет ровно месяц, чтобы решить. А пока присмотрись к тем, кто тебя окружает, Поттер. Как ты думаешь, кто рассказал мне первую часть пророчества? Кто убил твою семью, Гарри?
Том видит, как исчезает из-за спины Волдеморта каменная колонна и изумрудные гобелены, как темнота подступает к нему все ближе и ближе…
— Кто? Говори.
— Северус Снейп.
Изумрудный вихрь сметает все на своем пути, и Том, выброшенный из сна на поверхность, видит перед собой красный полог кровати.
В ушах еще долго звенит чужой холодный смех.