Глава 22Малфой сидел напротив профессора Снейпа в его лаборатории. На рабочем столе над огромным котлом поднимался густой фиолетовый пар, всасываемый в висевшую в воздухе лохматую темно-серую воронку. Драко смотрел на нее, почему-то не в силах оторвать глаз. Наконец Снейп разрушил затянувшееся молчание, поинтересовавшись своим холодным отстраненным тоном:
— Мистер Малфой, ваш отец просил дать вам разъяснения по поводу случившегося и дальнейшие указания.
Драко вздрогнул и перевел взгляд на крестного. Стало страшно, и противный холодок прокатился по спине ледяными мурашками.
— Не пугайтесь, — сухо произнес Снейп, взглянув на напрягшегося крестника. Протянув ему ступку с черными маслянистыми жуками, он продолжил: — Займите руки, помните о своих эмоциях. Разотрите в кашицу и добавьте три капли сока волчьей ягоды.
Эмоции. Эти долбанные эмоции, которые стоили жизни самого дорогого человека. Он больше не имел на них права. Ни на одну, за исключением единственной — ненависти. И именно ее он должен был научиться скрывать особенно тщательно. Драко резко выдохнул, закрывая разум, и начал растирать трескучих жуков, растворяя в этом сухом мерзком звуке чувство страха, тоски и ненависти, выжигая в себе все, кроме пустого безразличия. С каким-то болезненно притягательным отвращением прислушиваясь к тому, как лопаются жуки под серебряным пестиком, он слушал сухой голос Снейпа.
— Теодор Нотт был оправдан созванным министерским советом в присутствии главы Аврората. Все его действия были совершены под действием зелья подчинения. Виновным в случившемся является его собственный отец. Теодора сочли такой же жертвой внешнего воздействия, как и Блейза Забини. Завтра он вернется в Хогвартс и продолжит учебу. Однако мной было предложено поселить его отдельно от остальных учеников, а в качестве меры пресечения возможного повторения преступления со стороны его отца на Теодора был надет браслет, позволяющий ему применять лишь определенный набор заклинаний. Без него он не имеет права находиться в стенах Хогвартса. Все приходящие в замок посылки проверяются. Означает ли это полную безопасность? Я бы не был в этом так уверен. По поводу информации, которую выдал Теодор: к мальчику никто не стал применять сильных средств для полного считывания произошедших событий, это опасно для мозга подростка. Поэтому о Темном Лорде ничего не известно, как и о тебе или обо мне. Однако я могу сказать тебе наверняка, что Теодор выбрал свой путь, и у меня есть предположение, что зелье подчинения было выпито им лишь с целью иметь некую защиту в случае провала, который и произошел.
Снейп отобрал у Драко ступку с уже давно превращенными в кашицу жуками и добавил туда сок волчьих ягод.
— Зачем он на меня напал? — Драко почти ничем не выдал своего волнения, лишь его пальцы легким перестуком прошлись по крышке стола. Снейп подсунул ему чашу лунных ягод, из которых нужно было выжать сок с помощью клинка из черного серебра.
— Не стоит переживать по этому поводу, твой отец сообщил, что никаких специальных указаний в отношении тебя не было. Необходимо было лишь устранить Грейнджер, чтобы она не помешала выманить Поттера из Хогвартса. Видимо, что-то подсказало Забини, что ты, встретившись на его пути, сможешь помешать осуществить этот план. Человек под действием зелья подчинения обычно не церемонится и использует все возможные для него в данный момент средства достижения своей цели. Нож был передан ему Теодором, — Снейп помолчал, задумчиво помешивая начавшее чернеть варево, потом все же добавил, — Нотты отмечены Лордом, они достигли поставленной перед ними цели, и сейчас Теодор стал полноправным членом среди Пожирателей. Его отцу было доверено управление одной из операций.
— А что с моим отцом? — рука Драко дрогнула, и из порезанной ладони закапала кровь. Снейп взмахом палочки наложил волшебную повязку — лезвие из черного серебра оставляло плохо заживаемые раны.
— Лорд посчитал, что ты был наказан достаточно, твой отец по-прежнему остается одним из Его главных помощников, — голос профессора был по-прежнему сух и холоден, но внимательные черные глаза, не отрываясь, следили за Малфоем, который сжал губы и побледнел. — Но пообщаться с ним в ближайшее время тебе не удастся, слишком много действий происходит сейчас в вашем поместье. Лорд набирает себе ближайших соратников, которые будут со временем стоять во главе всего волшебного мира. Мистер Малфой считает, что в данный момент не стоит привлекать к тебе излишнее внимание. Поэтому после окончания экзаменов тебе предстоит погостить в доме Забини. Пока его мать не замужем, их семья не удостоена особого внимания Темного Лорда.
Дыхание Драко было тяжелым, и Снейп, призвав к себе колбу с успокоительным зельем, неожиданно накрыл ладонь крестника своей и непривычно мягким голосом произнес:
— Выпей зелье, Драко, и иди в свою комнату — тебе нужен отдых.
Проводив крестника к двери, он крепко сжал его плечо.
— Твоя мать была прекрасной женщиной.
Губы Драко перекосились в горькой улыбке.
— Спасибо, профессор.
И, положив в карман разрешение на позднее возвращение, он вышел в коридор.
Пройдя несколько метров в сторону подземелий, он остановился, прижался затылком к вечно холодной стене и тяжело опустился вниз. Возвращаться в слизеринскую гостиную не хотелось. Мыслей не было, лишь горечь тяжелыми удушливыми волнами плескалась внутри. Он и не заметил, как неподалеку от доспехов отделилась невысокая тень. Вздрогнув лишь от раздавшихся уже совсем рядом осторожных шагов, он резко вскинул голову и вгляделся в приблизившуюся фигуру.
— Твою мать, Грейнджер, что ты здесь делаешь?
Она стояла рядом, нерешительно кусая губы. Если бы она могла ответить на его вопрос. Но она не могла, лишь упрямо повторила сказанное недавно:
— Я хочу помочь.
Драко зло сощурил глаза и прорычал:
— Ну с чего ты вдруг решила, что мне нужна твоя помощь? Или это очередная гриффиндорская дурость вроде «спаси весь мир от всех, кто не такой, как мы»? Или быть может «сделай другому плохо, вмешиваясь в жизнь того, кому это не нужно»?
— Может, не стоит быть таким агрессивным? — видя его отчаяние, она ничуть не испугалась его недоброго тона и даже опустилась рядом с ним. Драко чуть было не отшатнулся — ему хотелось побыть одному, и эта странная настойчивость сейчас лишь раздражала. Но все же он не сдвинулся с места и вновь закрыл глаза.
— Что ты от меня хочешь? — его голос стал равнодушным — он устал бороться с внутренней болью; устал от бесконечных монологов и размышлений о произошедшем; устал от тяжелого чувства вины, которое его не отпускало.
— Просто поговорить.
Ее такой наивный голос всколыхнул душевную боль легким призраком надежды на избавление.
— Черт тебя подери, Грейнджер, почему ты до сих пор думаешь, что я этого хочу?
— Да потому что я вижу, что ты на меня смотришь, — в ее голосе промелькнули раздражение и немного яда, — и это явно не потому, что я неожиданно стала эталоном красоты, отрастила себе грудь невиданного размера или задолжала тебе миллион галлеонов. Ты сам хочешь этого разговора и можешь изображать из себя что угодно, но твой ищущий взгляд говорит за себя.
Он криво усмехнулся, покосившись на сердитую Грейнджер, в глазах которой сверкала злость.
— Сколько горячности…
Но она перебила его:
— И это ты обнял меня сегодня, из чего я могу сделать вывод, что ты ждешь не просто разговора, а моей помощи, тепла, всего, чего угодно, но не молчания, и не того, чтобы я развернулась и ушла.
— Может, это была просто попытка соблазнить тебя, — Драко усмехнулся, защищаясь от правды ее слов.
— Довольно нелепая в таком случае, — она и не думала уходить, по всей видимости, решительно настроившись что-то прояснить для себя. Но Драко не был готов сейчас к этому разговору. Он ни к чему не был готов, ему нужно было… что-то… Тепло, пожалуй. Но он желал его настолько же сильно, насколько не мог принять. Сидеть рядом с горячей яростью Грейнджер стало сложно, и Драко, не выдержав странных эмоций, вызываемых этим соседством, поднялся. Она встала следом и уставилась Драко в глаза. Казалось, еще немного, и она метнет в него молнию другую.
— Разве я когда-то имел глупость сказать, что мы друзья, приятели или что-то вроде? — поинтересовался он и решительно двинулся вперед по коридору.
— Нет, но имел неосторожность поцеловать, причем дважды — она пошла рядом, не приближаясь, но поглядывая на него с сердитой решительностью.
— А ты ведешь счет? — так ядовито, что самому стало неприятно, но он уже не мог остановиться. — В любом случае, что это меняет? Ты разве не в курсе, что все парни тролли, и ничего не значащие поцелуи без эмоций — это чаще норма, чем исключение?
— Такое ощущение, Малфой, что твое настроение зависит от фазы Луны, положения Меркурия в Сатурне и других причин вселенского масштаба, любимых девочками. Ты уверен, что количество женских гормонов в твоем организме в пределах нормы? — она злилась на его упрямство и непробиваемость, сквозь которые не могли проникнуть никакие ее доводы. — Я чувствовала твои эмоции и уверена, что тебе было не все равно и, может, это не делает нас друзьями, но позволяет мне, как минимум, предложить свою помощь.
— Эмоции. Грейнджер, мои эмоции мимолетны и, по твоим же заверениям, зависят от фазы луны, хотя по моим ощущениям все же от количества тостестерона в крови. Я не умею любить, но умею пользоваться моментом. Мне нужны были те твои яркие эмоции у озера. Нужны, потому что они были моим глотком свободы, тем кислородом, которого мне не хватало в тот момент. Моя способность любить умерла, даже не родившись. И единственного человека, любовь к которому была естественным приложением к моему рождению, больше нет. И меня нет, того, кто мог бы что-то отдавать, дарить. Не ищи во мне даже друга. Я мертв внутри. Мы партнёры по проекту, не более, Грейнджер.
Она остановилась, глядя на него, словно желая понять, сколько правды было в его словах.
— Ты врешь мне или себе, а может, всему миру. В любом случае, все это выглядит банальным протестом. Обидели малыша, отняли волшебную палочку. Может быть, ты уже начнёшь бороться против того, что тебя напрягает?
Он разозлился, но все еще сдерживался. Ее слова задевали, вызывая желание огрызнуться, сказать что-нибудь настолько неприятное, что заставит ее уйти, оставив его одного, в тишине, в бездействии.
— Да что ты можешь знать о том, что меня напрягает? Красиво умереть, бросившись в бой со страшными монстрами — это гриффиндорская тема, а я слизеринец, ты забыла? Это ваши цвета золотых доспехов и красной крови. И девиз: «Отключи мозги, скорее в бой!»
— Что ж, тогда ваш, пожалуй: «Слейся с окружением и свали по-тихому»?
Ее решительность добавляла ей какую-то удивительную нотку красоты, но слова вызывали неприязнь. И Драко неприятно усмехнулся:
— Какие нехудожественные выражения, крошка, я не узнаю тебя,
Она даже не огрызнулась на язвительное «крошка», хотя и поморщилась, услышав:
— Я лишь хочу, чтобы ты на минуточку перестал уже жалеть себя и начал что-то делать, хотя бы жить и двигаться вперёд. И сегодня, вернувшись, я надеюсь, к проекту, ты сделал первый шаг к этому. Чему я, безусловно, рада. Но судя по твоему настроению, я не уверена, что ты не отступишь.
Они вновь пошли по коридору, держась на расстоянии друг от друга, бросая злые взгляды, накаляя атмосферу, которая, казалось, уже должна была искриться.
— Твоя настойчивость пугает, Грейнджер, что заставляет тебя нести весь этот вздор?
— Я не считаю тебя другом, Малфой, как минимум, чтобы тебя не пугать, как максимум, потому что это странно даже для меня. Но я видела в тебе те качества и поступки, которые не позволяют мне наплевательски отнестись к твоему саморазрушению.
— И в чем же моё саморазрушение? Разве я нарушил хоть одну заповедь? Или ты замечала за мной вредные привычки?
Ее явно развеселили его слова. Улыбаясь про себя и не глядя на Драко, она чуть более спокойным тоном ответила:
— Если говорить о заповедях, то что-то мне подсказывает, что ты не кристально чист.
И Драко неожиданно тоже успокоился и, усмехнувшись, произнес:
— Ты мне льстишь, я был бы рад нарушить каждую, и у меня для этого будет не одна возможность, но мы не об этом. Чем же я разрушаю себя?
— Ты отказываешься жить и идти вперед.
В коридоре раздались шаркающие шаги, и из-за поворота выскользнул Филч, довольно улыбаясь. Время было достаточно позднее, чтобы посчитать двух старост нарушителями. Гермиона от неожиданности вздрогнула и сделала шаг в сторону Малфоя, словно ища у него поддержки. Он же хладнокровно вынул разрешение Снейпа и протянул его завхозу. Тот быстро пробежался по нему глазами и спросил скрипучим голосом:
— А где же второе, для мисс?
— Профессор Снейп велел сопроводить мисс Грейнджер в ее гостиную, — холодно произнес Малфой и, аккуратно вынув записку из рук растерявшегося Филча, потянул за собой Гермиону.
Разговор прервался. Они шли некоторое время молча, когда Драко наконец спросил:
— Ради чего ты ждала меня столько времени, неужели только для того, чтобы сообщить мне, что я, коротко говоря, идиот?
— Я правда хочу помочь тебе, — голос Гермионы был тихим, она словно испугалась своей недавней горячности.
— И чего ты добилась?
— Надеюсь, того, что ты хотя бы задумаешься над моими словами.
Но Драко уже не слышал ее ответа. Его предплечье ожгло непривычным огнем, заставившим невольно обхватить ладонью свою руку и резко остановиться, зашипев сквозь зубы. Он еще никогда не ощущал зова метки и не смог скрыть своих столь неожиданных болевых ощущений. Сквозь жгучую боль пробился взволнованный голос Грейнджер:
— Малфой, что с тобой?
Его голос прозвучал зло и отрывисто:
— Со мной все отлично, особенно когда ты не достаешь меня вопросами.
— Это… — она нерешительно замолчала, не зная, стоит ли признаваться в том, что ей все известно. Наконец она произнесла: — Метка?
Он сощурил глаза и агрессивно поинтересовался:
— Что ты об этом знаешь?
Она не стала отпираться и решительно ответила:
— Я видела твою метку. Когда Блейз ранил тебя, он порвал твой рукав.
— Тогда ты должна быть совершенно ненормальной, что ходишь со мной по пустынным коридорам среди ночи, — он почти рычал, выталкивая из себя слова. Понимая, что его главная тайна известна не только Снейпу, он совершенно не знал, что ему делать с открывшейся информацией. — Я был лучшего мнения о твоей разумности.
— И с меткой тоже можно справиться. Я могла бы помочь. У меня есть идея, как использовать структурную…
Он взбешенно перебил ее:
— Грейнджер, засунь свою помощь в свою трогательную всепрощающую душу, мне она не нужна. Я тот, кто я есть, со всем дерьмом и меткой на руке. Ты забыла, кто я? Я Малфой, чистокровный слизеринец, презирающий всех и вся. И я не твой дружок Поттер и не готов спасать мир или хотя бы быть твоим другом. Черт побери, Грейнджер, успокой свою кристальную совесть тем, что ты попыталась, и запомни, что не смогла. Не надо делать из меня очередную гриффиндорскую занозу в заднице зла. Я и есть зло. Помни об этом, когда пытаешься общаться со мной.
И он, резко развернувшись, пошел прочь, на ходу доставая пузырек с зельем, выданным Снейпом. Оно должно было помочь остановить все усиливающуюся жгучую боль в его предплечье.
Гермиона, отвернувшись, пошла в сторону гриффиндорской гостиной, до которой оставался лишь один поворот. Ей была обидна неожиданная злость Малфоя, но все же в глубине души она его понимала, хотя и не была уверена в том, насколько верным было это ее понимание. Войдя в проход гостиной, она обнаружила там сидящих одногруппников, которые готовились к последнему экзамену. Рон и Гарри проверяли друг у друга знания по истории магии и даже не заметили подошедшую Гермиону. Она подхватила с кресла у камина своего кота, замурчавшего в ее руках, и присела на диван к друзьям.
— О, Гермиона, ты где была? — Гарри поправил очки, его глаза были красными от усталости.
— Там же, где ты меня и оставил — занималась проектом и слегка увлеклась, — ответила Гермиона, почти не соврав. Она зевнула, глядя на столбики дат, выписанные другом на пергамент для проверки. — Что-то я несколько устала, пожалуй, пойду спать. А завтра прямо с утра готова повторить с вами историю. Спокойной ночи, мальчики.
Гермиона поднялась с места и, не выпуская своего рыжего пушистого питомца, направилась в сторону спален девочек. Около лестницы ее догнал Рон и осторожно, опасаясь недовольства, попросил:
— Гермиона, если ты идешь спать, не могла бы ты оставить нам свой конспект?
Она укоризненно посмотрела на него, но, все же вручив Живоглота поморщившемуся Рону, достала свои записи по истории магии и отдала их другу, добавив наставительно:
— Завтра я проверю у вас все, что только может встретиться на экзамене. Начнем заниматься сразу после завтрака, и постарайтесь встать пораньше.
Рон благодарно кивнул, забирая конспект и возвращая возмущенного кота обратно. Гермиона уже начала подниматься по ступенькам, когда рядом с ней раздался сердитый голос Лаванды:
— Что это ты так вольно распоряжаешься временем моего парня. Надеюсь, ты не рассчитываешь отбить его у меня?!
Гермиона хладнокровно отрезала:
— Собственно, ты можешь сама помогать своему сладкому Рон-Бону с учебой и подготовкой к экзаменам, не имея при этом мой мозг.
— Бон-Бону, — автоматически поправила Лаванда и, не зная, что еще сказать, отстала.
А Гермиона добралась до своей кровати и устало опустилась на нее. Разговор с Малфоем ее вымотал, но самое неприятное было то, что вместо помощи она, похоже, добилась лишь еще большей агрессии и неприязни. Действительно, ради чего она вообще затеяла этот разговор? Неужели было непонятно, что он не примет ее помощи. Видимо, ей все же хотелось надеяться на что-то иное. Она действительно не считала его своим другом, но, несмотря на метку не могла назвать и врагом. Он больше не был мелким гаденышем, которого она презирала раньше, стараясь не обращать внимания на его детские и недалекие, как она считала, выходки. Он был человеком, который притягивал ее внимание, вызывал интерес и любопытство. Но при этом он ровно настолько же вызывал и раздражение своим переменчивым и непредсказуемым настроением. Мысли о поцелуях и объятиях она и вовсе решительно прогоняла прочь. Думать об этом было почему-то больно. Да еще и вопрос с проектом оставался по-прежнему открытым. Впрочем, его при желании можно попробовать закончить и с помощью переписки, а с практической частью поможет Гарри. Если попробовать закрыть вопрос с разработкой магофона таким образом, то можно забыть о Малфое — верно? И закрывая глаза, Гермиона призвала весь свой разум, желая избавиться от непрошенных мыслей, что дело уже давно не только в проекте. «Очередной самообман?» — мерзко хихикнул голосок того самого разума. И Гермиона скрипнула зубами и расстроенно вздохнула: действительно, кого она обманывает? А память услужливо подсунула воспоминание об отчаянном объятии Малфоя…
Экзамен по истории магии был одним из самых простых: нужно было лишь ответить на вопросы теста. Никаких дополнительных вопросов или практической части задания. Однако тест был весьма длинным, и казалось, что экзамен не закончится никогда. Гермиона отчаянно скрипела своим пером, записывая ответ за ответом. Кто-то уже закончил и покинул аудиторию, но большая часть учеников старалась вспомнить как можно больше. Рон как-то кисло поглядывал на пергамент со своими ответами: их было катастрофически мало. Если вопрос требовал назвать дату, то он вписывал только ее… в том случае, если помнил ответ. Глядя же издали на пергамент с ответами Гермионы, он понимал, что она дополняет ответы некими развернутыми комментариями, дополнениями и различными подробностями. Этот факт несколько выводил его из равновесия. Хотя, когда ему удавалось краем глаза заметить количество записей в ответах Гарри, Рон слегка успокаивался — их было не намного больше, чем у него самого. Наконец прозвенел звонок, и экзамен закончился. Рон облегченно выдохнул: написать что-то еще он уже не мог, и попытки проверить правильность своих ответов заставляли лишь нервничать. Положив свой пергамент на экзаменационный стол, он оглянулся и, заметив Гарри, подмигнул ему:
— Дружище, все закончилось!
Гермиона, стоя рядом с друзьями, задумчиво хмурила лоб и вспоминала ответы. Она традиционно расстраивалась, что где-то не успела дописать детали, а где-то забыла указать такие мелочи, о которых другие даже не вспоминали. Гарри и Рон переглянулись:
— С ней надо что-то делать!
— Гермиона! — Рон пощелкал пальцами у нее перед носом, но она словно и не заметила этого.
— Гермиона, вернись к нам, — Гарри махнул рукой, и она посмотрела на него не видящим взглядом. — Эй, это я, твой друг, Гарри, ты слышишь меня?
Из класса вышли преподаватели, присутствующие на экзамене. Снейп прошел мимо ребят, неся в руках стопку пергаментов. Рон тихо прошептал, глядя ему вслед:
— Иногда мне хочется вылить Снейпу на голову шампунь.
Гермиона наконец очнулась и хмыкнула в ответ:
— Он удалит его устраняющими чарами, грязь на его волосах не пострадает.
Услышавшие это гриффиндорцы рассмеялись. Так или иначе, но экзамены закончились, и изменить сейчас что-либо было уже не возможно. А это означало только одно: свободу!
Гермиона смотрела на приближающийся поезд, рядом с ней стояли ее лучшие друзья. Впереди было лето, каникулы и любимые родители, которых она так давно не видела. Однако, к волнению и радости примешивалась грусть: после того разговора Малфой так больше ни разу и не пришел в класс, где они обычно занимались проектом. И сколько бы Гермиона не пыталась поймать его взгляд, ей это не удалось. Он игнорировал ее.
Садясь в поезд, она оглядела перрон, но так и не заметила светлой головы Малфоя. Наконец поезд остановился, и Гермиона, махнув рукой Гарри, отправилась вслед за Роном к вагону старост. Указания были традиционными: следить за порядком. От слизеринского факультета на общем сборе присутствовала лишь Дафна Гринграсс.
Выйдя из вагона старост, Рон и Гермиона поспешили в купе к Гарри, Джинни, Невиллу и Луне. Несмотря на то, что вчера они целый день провели вместе, им словно не хватило времени перед расставанием. Почти дойдя до нужного вагона, они заметили стоявших в тамбуре Малфоя и Забини, державших за вороты рубашек двух встрепанных первокурсников. Гермиона подскочила к Забини, удерживающего маленького гриффиндорца и, ухватив первокурсника за руку, потребовала:
— Отпусти его немедленно. Что здесь произошло?
Блейз тонко улыбнулся и, отпустив ворот рубашки, сделал шаг назад, предоставив Малфою самостоятельно разбираться с гриффиндорскими старостами.
Первокурсник выдернул свою руку из ладони Гермионы и звонко произнес:
— Адамсон назвал Саманту грязнокровкой!
Гермиона взглянула на Малфоя и встретилась с его взглядом. По выражению его лица нельзя было понять, что он думает об этом. Помолчав немного, он обратился к слизеринцу, которого по-прежнему продолжал удерживать за воротник:
— Кларк Адамсон, верно?
— Да, — сердито ответил первокурсник и вызывающе добавил, — и что с того?
Малфой пожал плечами и безразлично произнес:
— Ничего. Услышу об этом еще раз, и доклад о твоем поведении ляжет на стол декана Слизерина, — и он ушел, оставив всех в полной растерянности.
Гермиона недоуменно переглянулась с Роном и успела заметить весело блеснувшие глаза Блейза, прежде чем он ей подмигнул и ушел вслед за другом.
— Инцидент исчерпан, я так полагаю, — и Гермиона собралась уже уходить, как услышала негромкий голос Рона:
— Ты можешь надрать ему задницу, друг, если он не извинится перед Самантой.
Гермиона удивленно взглянула на него:
— Что?
Первокурсники, заметив, что больше никто не обращает на них внимания, поспешно ретировались. А Гермиона возмущенно произнесла:
— Рон, это непедагогично!
— Непедагогично оставлять безнаказанным таких вот слизеринских гаденышей, — Рон сердито сощурил глаза, — или ты считаешь, что малявка не прав, заступившись за девочку?
Гермиона растерялась:
— Прав, конечно, но мы не должны поощрять драки, Рон, мы же старосты.
Тот подтолкнул ее к переходу в соседний вагон:
— Гермиона, в данной ситуации это было единственно верным решением, и ты это прекрасно понимаешь, прекрати следовать букве закона.
Гермиона покраснела и пошла вперед. Рон был действительно прав и спорить с этим было глупо. Она улыбнулась, два удивительных и неожиданных поступка подняли ей настроение: Малфой не встал на защиту слизеринца, и Рон проявил удивительную зрелость в видении ситуации. Похоже, мир сошел с ума!
— Хотя бы подбирай выражения, — все-таки тихо произнесла она и покачала головой.
***
— Ты избегаешь Грейнджер, — констатировал Блейз, глядя на друга, задумчиво смотревшего в окно.
— Сколько проницательности, однако я не просил сейчас твоего совета, — хмыкнул Драко, даже не повернувшись к другу.
— Интересно знать, почему?
— Общение с ней все окончательно запутает, мне бы этого не хотелось, — голос Малфоя был отстраненным.
— Сейчас у тебя, конечно, все просто и ясно, — Блейз поглядывал на него, следя за реакцией. Драко наконец оторвался от созерцания пейзажа и посмотрел на друга.
— Мне кажется, отец подложил мне свинью, отправив к тебе, — усмехнулся он, — ты решил нанести мне психологическую травму своими неумелыми попытками изобразить из себя психотерапевта?
— Не рушь мою детскую мечту, возможно, я когда-нибудь стану великим! — Блейз довольно улыбался.
— Тренируйся на кошках, — отрезал Драко, вновь отворачиваясь. Ему не хотелось сейчас общаться, его мысли были заняты той самой Грейнджер, о которой был не прочь поговорить Забини. Он вспомнил все то, что происходило в больничном крыле…
