В подземельеЛили любила Рождество больше других праздников. В прошлом году Рождество подарило ей Сева. И отняло сестру.
Вспоминает ли друг о том, как они летали вдвоём, высоко–высоко, а под ними расстилался ночной Лондон? Как студёный Северный Ветер занес огненную девчонку в Страну Чудес?
Лили скучала по дому. Очень! Однако она не поехала домой на каникулы. Временами ей удавалось убедить себя, что причиной тому – Сев. Но в глубине души она знала, что все дело в сестре, проклявшей её.
«Если бы я попала в рай, я была бы там бесконечно несчастна», – мысленно обращалась Лили к старшей Эванс монологом любимой героини.
«Потому что ты недостойна рая, – отвечала Петуния. – Никто из грешников не может быть там счастлив».
В её воображении, в её снах Петуния повторяла, повторяла много раз:
– Ты не достойна рая. Грешники должны гореть в аду. Ведьмы – прокляты. Ты проклята, Лили. Ты не познаешь покоя.
Лили хотелось яростно возразить, закричать, что магия – не зло. Но перед глазами вставал Люциус Малфой, такой, каким она видела его в переходе рядом с Блэком – яростный демон в черной, летящей за ним, словно клочья дыма, мантии.
А за ним, плечом к плечу, вставали Белла, Сириус, Джеймс Поттер, Ремус Люпин. Её дорогой Северус , её Северный Ветер. На всех на них лежала печать Тени.
– Больше не приставай ко мне со своими тайнами, – отворотила лицо Петуния, – я не обещаю хранить твои секреты.
***
Рождественский Хогвартс был прекрасен. Запорошенные нетающими снежинками перила мраморной лестницы, двенадцать огромных елей в Большом Зале. Светящиеся ягоды остролиста, развешенные повсюду, напоминающие маггловские гирлянды.
Немного угнетали беспрестанно ухающие золотые совы. А рыцарские доспехи, распевающие рождественские гимны, вообще были неописуемы. Так забавно было слышать из-под пустого шлема: «Придите, все верующие!».
Рождественское утро началось с того, что Лили, как всегда, отдёрнула шторы своего балдахина. Солнце к тому времени уже стояло высоко и ярко заливало комнату.
– Проснулась, наконец? – приветствовала её Алиса. – Вставай, лежебока!
В ногах кровати лежала гора свертков в яркой подарочной обертке. Лили с нетерпением к ней придвинулась.
Мэри подарила коробку шоколадушек. От Алиса достались всевкусные орешки Берти Боттс. Северус, как всегда, оказался оригинален. От него Лили получила «вседухи». Запахи из флакона менялись по желанию: сирень, ландыш, хвоя, полынь, лилия, роза, сандал, цитрус. Подарок очень дорогой, если покупать его в лавке, и не по карману такому, как её бедный друг. Талантливый мальчик приготовил для неё эту прелесть сам.
Поттер, который, в принципе, мог бы и не озаботиться выбором подарка для грязнокровки вовсе, разорился на метлу «Комета–Вояж», последнего года выпуска. Подружки охали и ахали, хихикали, одаривая Лили многозначительными взглядами, чем всерьёз её раздражали.
Папа и мама прислали Лили отличную шубку. Только в Хогвартсе, где в моде мантии, шубки носить не придётся. А когда Лили вернётся домой, вряд ли она останется ей впору. Бесполезные траты. Бедные папа и мама!
Туни прислала трилогию сестер Бронтэ с запиской:
«Мне очень жаль, что я так долго тебя не увижу
Веселого Рождества».
«Мне тоже жаль», – вздохнула Лили.
Первая половина дня пронеслась в праздничной суматохе. Все возились со своими подарками. Рождественский обед был просто потрясающ – индейки, пудинги, крекеры, креветки, всевозможные экзотические фрукты. Лили пришла в восторг от клубники со сливками. Хотя последнее, на её взгляд, было лишним. Клубника хороша сама по себе, всё остальное её портит.
После обеда вышли во двор, где Лили, Поттер и Блэк получили возможность поговорить, не опасаясь лишних ушей.
– Встречаемся в половине девятого, у кабинета Зельеделья. Слагхорн наверняка к тому времени будет навеселе, – тараторил Поттер. – Лили, позаботишься о зелье. Сириус, последний ингредиент готов?
– Спрашиваешь, – презрительно дернул плечом Блэк, показав пузырек с чем–то, подозрительно напоминающим ногти.
Время сначала тянулось, тянулось, а потом как-то незаметно оказалось, что оно пролетело. И Хогвартс окутало синими прохладными сумерками.
Вестибюль заполнился школьниками в нарядных одеждах. Парадная дверь оказалась неплотно прикрыта, и при желании в щелочку можно было увидеть статую Санта Клауса на серебристых оленях из льда. Стены Большого Зала покрывал слой инея; усеянный звездами черным потолок украсили сотни гирлянд из плюща и омелы. Столы колледжей, насколько могла заметить Лили, исчезли. Их заменили столики с горящими на них фонариками.
Большой Зал был прекрасен. Прекраснее всего в Хогвартсе!
Дверь с треском захлопнулась, чуть не прищемив любопытные носы.
Протолкнувшись ко входу в подземелье, Лили спустилась вниз. Здесь факелы не горели и стояла почти кромешная мгла.
– Эванс?
Лили ощутила прикосновение горячей, сухой ладони.
– Давай быстрей! Пошли.
Вместе с Лягушонком они крались по коридору до тех пор, пока одна из дверей не приоткрылась, пропуская в комнату.
В комнате их ждал Ремус, подсвечивая себе Люмосом. Тусклый огонек распространял свет не ярче, чем маггловский ночник на прикроватном столике. Сириус метался по комнате, словно пойманная в клетку пантера, почти сливаясь с темнотой.
Взгляды обоих мальчишек обратились к просочившейся через щелочку парочке.
– Зелье? – коротко бросил Блэк, протягивая Лили раскрытую ладонь.
Лили вложила в неё пузырек с мутной жижей, больше всего напоминающей детскую неожиданность.
– Чем больше смотрю на это варево, тем больше люблю мой плащ, – хмыкнул Поттер.
– Время, ребята, – напомнил Ремус, – оно не резиновое.
Забрав у девочки пузырек, Блэк, в свой черед, протянул Лили сверток:
– Одна из парадных мантий Беллы. Наденешь после превращения. Будешь готова, позови.
Мальчишки скрылись за дверью.
Лили задумчиво повертела в пальцах свой флакончик с Оборотным. Дрожащей рукой извлекла пробку и медленно опустила внутрь бесцветную ногтевую стружку. Зелье громко зашипело, пошёл пар, словно жижа в пузырьке закипела. Вот только стекло осталось подозрительно холодным.
Секунда. Другая. Третья.
Состав на глазах поменял цвет, сделавшись бурым, словно засохшая кровь или ржавчина.
Глубоко вздохнув и зажав нос пальцами, Лили махом проглотила все, до последней капли. Вкус оказался тошнотворным, она словно пила сок из тухлых овощей. Желудок отозвался спазмами. Состав «кипел» в нем так же, как до этого в пузырьке. На смену неприятному шевелению пришла резкая боль, сменившаяся жжением во всём теле. Казалось, кожа, мышцы и кости плавятся, пузырятся, как горячий воск.
Если бы Лили только знала, что это так больно…! Да ни за что бы она…
Проклятый Блэк! Проклятый Поттер!
Все закончились так же быстро и неожиданно, как началось.
Лили обнаружила, что сидит на полу, обхватив плечи руками. Хорошо, что успела расстегнуть робу. Свитер треснул по швам.
Трясущимися руками Лили принялась переодеваться, после чего кинула на себя любопытный взгляд в зеркальце, увеличенное с помощью заклинания.
Странно было видеть себя такой. Вместо солнечной копны – длинные, смоляные локоны. Вместо круглого задорного личика в ямочках – строгие, классические чеканные черты. Зеленые, искрящиеся весельем глаза превратились в шоколадные, темно–карие, затягивающие, словно омуты.
У настоящей Беллы взгляд отличался остротой, был колючим, словно игла.
У Лили так смотреть не получалось. Взирая на отражение старшей Блэк сейчас, Лили поняла, что встретиться с кем–то из знакомых Беллы будет катастрофой. Раскусят же в одно мгновение! Никто не спутает пантеру с капризным, шаловливым котенком.
– Эванс? – донеслось из–за двери. – Ты готова?
За спиной Поттера возвышалась фигура коренастого, востроглазого парня.
– Будьте осторожны, – напутствовал Люпин.
– Помни, я слежу за тобой, – кивнул Поттер Блэку, продолжая натянуто улыбаться. – Как говорит один папин друг: «неустанная бдительность»!
– Сириус, не наруби дров, – махнул им рукой Рем.
Лили и Сириус спускались по ступеням все глубже и глубже, пока Блэк уверенно не притормозил у каменной стены.
– Дементоры и единороги, – выдохнул он.
Каменная дверь, замаскированная в стене, отошла в сторону, пропуская их в длинное подземелье со стенами из грубого камня, с низким потолком, с которого на цепях свисали круглые зеленоватые светильники.
Под каминной доской, украшенной замысловатой резьбой, в очаге потрескивал огонь. На фоне светового пятна силуэтами вырисовывались фигуры нескольких слизеринцев, сидевших в креслах с высокими спинками.
В одном из силуэтов Лили с замиранием сердца узнала Северуса. Мальчик читал.
Любой нормальный ребёнок откинулся бы в кресле, приняв свободную и расслабленную позу. Северус сидел абсолютно прямо, словно «метлу проглотил», по выражению Поттера. Оранжевые отблески плясали на его лице.
Никто не назвал бы Сева красивым. Строгий, хмурый, как ноябрьские хляби, с вечным пренебрежением во взгляде и брезгливо поджатыми губами. Что же Лили так цепляет в нём? Почему рядом с Севом блекнет порочная красота Блэков? Сияние Малфоя? Наглость Поттера?
– Эй?
Во взгляде Блэка Лили прочитала с трудом сдерживаемое презрительное негодование. И только тут заметила, что в комнате все смолкли и смотрят прямо на них.
Кроме Сева. Тот не удосужился оторвать взгляда от страницы.
Блэк двигался уверенно, словно полжизни провёл в подземельях, пока они не остановились перед одной из дверей–близнецов.
– Жди здесь, – прошептал Сириус, взмахом палочки открывая дверь.
Лили, привалившись к стене спиной, скрестила на груди руки.
Простояла она так недолго.
Почувствовав чей–то взгляд, девочка обернулась.
Худой, точно палка, Сев неуловимо походил на паука, неторопливо подбирающегося к глупой мухе, застрявшей в паутине.
Взгляд Лили невольно задержался на бледных пальцах, выступающих из–под синего бархата мантии. Спокойных, равнодушных, праздных пальцах, какими они были в отсутствие любимого ножа для бесконечных ингредиентов.
– Чего тебе надо? – как можно грубее рыкнула Лили, от души надеясь, что именно так жуткая Блэк разговаривает с младшими слизеринцами.
Уголки тонкогубого рта дернулись, то ли в попытке удержать усмешку то ли не тая презрения.
– Забавно, – протянул ядовитый, ленивый голос.
– Забавно?! – фыркнула Лили. – У тебя извращенное чувство юмора!
– Польщен, что вы успели это заметить, мисс… Блэк.
Стремительными шагами мальчик подлетел к ней. Черные насмешливые злые глаза вонзались в глаза, в мозг, в душу.
– Смело, – выдохнул он ей в лицо, приподнимаясь на цыпочки – в теле Блэк Лили оказалась выше Сева на целую голову.
Она вдруг с ужасом поняла, что заливается краской – пальцы Сева сомкнулись на её кистях. Запястья у Беллы были аристократично–тонкими. Сев прижался к ней почти всем телом, жадно втягивая воздух рядом с шеей, где быстро–быстро пульсировала жилка.
– Что ты делаешь? – возмущенно вскричала Лили, делая попытку вырваться. – Да как ты смеешь, малявка несчастная?!
– Малявка? – в шею жестко уперся кончик палочки. – Да ещё и несчастная? Подумать только, какие мы сегодня взрослые…
Лицо Сева походило на оскал черепа, жуткое и страшное.
– Убери руки, идиот…
– Молчи, – зло прошипел Сев. – Лучше молчи! Ни слова лишнего.
Блестящие глаза заглядывали в душу. Белые пальцы потянулись к волосам, и черная грива Блэк мелкими кудрями рассыпалась вокруг лица Лили.
Пальцы Сева заскользили по её локтям, предплечьям, запястьям, пока не переплелись с пальцами Лили. Движения и прикосновения могли бы показаться ласковыми, если бы не ледяная, обжигающая ярость в глазах.
– Что ты делаешь? – пискнула Лили. – По–твоему это нормально? Так себя со мной вести?
– Нет, конечно. Это же аморально – приставать первокурснику к семикурснице, правда?
– Конечно!
– Не могу с тобой не согласиться. Ты права. Остаётся только дивиться тому, как это несравненная, воинственная, решительная Блэк терпит такое обхождение?
Лили часто дышала. Он узнал её. Несомненно, узнал.
– Запах ванили…как, по–твоему, он вяжется со всем этим? – никогда раньше Лили не видела на лице друга такой гаденькой улыбочки. Никогда ещё ей не приходилось слышать гортанных интонаций, полных бархатного, уничтожающего презрения, в исполнении Сева.
– Не твое дело! – вспыхнула Лили. – Иди куда шёл!
Северус ухватился за длинные черные локоны Блэк и потянул с такой силой, что у Лили слезы на глазах выступили от боли:
– А может быть, я сюда шёл? За тобой?
– За кем – «за мной»?
Улыбка мальчика стала ещё гаже. Он смотрел на Лили с подчеркнутой жалостью. Это был очень обидный взгляд.
– Пошли отсюда.
– Сев! Я не могу...!
– Я сказал – пошли.
– Но…но я не могу…
– Знаешь, даже ангельскому терпению приходит конец.
– Я действительно не могу!
На белом лице, в прищуренных глазах, в выступивших скулах читался неприкрытый гнев:
– Немедленно идем. Сейчас же. Пока не стало поздно.
Поздно стало быстрее, чем оба надеялись.
Навстречу из темного поворота появился Люциус Малфой.
***
Лили почти с любопытством уставилась на Слизеринского Принца. Она впервые видела его без глухо застегнутой на все пуговицы мантии, в рубашке, распахнутой до пупа; и с волосами, не забранными в аккуратный хвост, волосок к волоску, а свободно обрамляющими узкое холёное лицо.
Тихое шипение, каким Северус процедил неприличное ругательство, заставило Лили с неодобрением покоситься в его сторону. И только наткнувшись на его злой взгляд, она с ужасом вспомнила, что теперь она – Белла!
– Белла? – мягко проворковал Малфой, раскрывая ей объятия. – Ты все–таки вернулась? Я счастлив.
Ощутив прикосновение мягких, гладких, словно у женщины, пальцев, Лили с недоверием и неудовольствием уставилась на слизеринского старосту.
– Дай мне ещё один шанс, – вкрадчиво выдохнул он, – только один. Поверь, я смогу все исправить.
Лили замотала головой, в надежде рассеять этот кошмар. Её даже подташнивало от ужаса.
Мамочка дорогая! Чего делать–то?
Девочка с трудом подавила желание бросить Севу умоляющий взгляд. Чем он мог помочь? Ну Поттер! Ну!!! Ей бы только выбраться отсюда. Только выбраться! Уж ты попляшешь!
Неправильно истолковавший жест гриффиндорки слизеринец подхватил «любимую» на руки, и через мгновение дверь отделила Лили от единственного человека, на помощь которого она могла рассчитывать.
– Отпустите меня немедленно, лорд Малфой! – мотая ногами в воздухе, причитала Лили.
В ответ журчал тихий смех:
– «Лорд Малфой»? Что ты сегодня пила, дорогая?
– Тыквенный сок, разумеется!
– Ну, разумеется…
Мысли в голове носились со скоростью мячика в пинг–понге: Оборотное закончит действовать с минуты на минуту. Господи, Мерлин, так его и растак, делать–то что?!
Лили изо всех сил старалась воскресить в памяти образ старшей Блэк: копна волос, горящие безумием глаза….
В следующее мгновение небо поменялось местами с землей. Шагнув вперёд, блондин заключил её в объятия, и… Лили оказалась не готова к такому повороту событий. Совершенно не готова! Абсолютно! Ей почему–то даже в голову не могло прийти, что Малфой станет её целовать, пусть даже в облике Беллы. А ведь стоило бы! Стоило обо всех последствиях подумать заранее. Тогда и ноги так предательски не подкашивались бы от страха, смущения и стыда.
От слизеринца пахло горечью и прохладой, полынью и мятой.
Ловкой подсечкой юноша сбил Лили с ног, подхватил на руки и осторожно уложил на пушистый ворс ковра, укрыв, словно одеялом, собственным телом. Нелепость ситуации просто ужасающая. Что сделает Малфой, обнаружив вместо ровесницы в своих объятиях двенадцатилетнюю соплячку–грифиндорку…?
Лили попыталась высвободиться из кольца рук, оттолкнуться от твердой груди, отодвинуться, защититься, укрыться.
Получалось плохо.
– Пусти меня! Пусти! Мерзкий слизеринец!!! Убери грязные лапы, таракан блондинистый!
Опешивший Люциус приподнялся на руках и, хлопая шикарными ресницами, с недоумением глянул на любовницу.
– Белла?!
– Болван!
– Болван?! – Блондин начинал закипать.
Эванс больше не пыталась притворяться Блэк:
– Меня тошнит от тебя, самоуверенный павлин! Ходишь, распушив хвост перед безмозглыми курицами, сам от себя приходя в неизбывный восторг!
Малфой заглядывал в глаза своими ледышками, и по спине ползли мурашки.
– И нечего на меня так таращиться!
«Ну Северус! Ну Сириус, ну где же вы?! Помогите!!!».
Словно в ответ на её молитвы, дверь отворилась, и на пороге возникло небесное видение – ладная белокурая фигурка.
– Мистер Малфой, – каждое слово, сказанное задавакой, дышало презрением и холодом, – я вынуждена сюда войти. Мне нужна моя сестра.
Малфой, успев подняться, угрожающе навис над маленькой изящной Нарциссой Блэк, напоминающей полупрозрачную статуэтку из дорогого хрусталя.
– Ты посмела войти сюда без стука?! – рявкнул он.
У Лили от этого рыка задрожал несуществующий хвост.
А пигалица напротив даже бровью не повела. Кукольное фарфоровое личико осталось невозмутимо–презрительным.
– Я стучала, если это вас волнует, сэр. Вы не снизошли до ответа. Мне нужна моя сестра, – повернувшись к блондину спиной, блондинка, не меняя ровного тона, продолжила. – Белла? Матушка требует, чтобы ты срочно вернулась домой. Она гневается, о чем не замедлит сообщить при встрече.
– Дьявольщина! – Малфой заехал кулаком по стене.
В синих глазах младшей из Блэк промелькнула смешинка.
– Уже иду, – с облегчением выдохнула Лили, поднимаясь с пола.
– Мы ещё не договорили! – Малфой умел прекрасно держать многие чувства в узде, но ярость срывала с него ледяную маску. И Лили оставалось только благодарить Нарциссу за своевременное вмешательство.
– Уж не хотите ли вы, лорд Малфой, чтобы я заставила мою мать ждать? – подражая тону Нарциссы, задрала вверх подбородок Лили.
– Следуй за мной, – по–прежнему ровным голосом пропела слизеринка, как только они покинули комнату слизеринского префекта.
Лили подчинилась без возражений. На сегодня довольно глупостей.
Интересно, почему королева Блэк решила оказать услуга Принсу–полукровке и согласилась помочь Лили?
«Узнаем позже», – пообещала себе гриффиндорка.
– Поторапливайся, – холодно бросила через плечо Нарцисса. – Ты же не хочешь, чтобы чары развеялись посреди нашей гостиной?
– А где Северус?
Нарцисса тряхнула платиновыми локонами
– Я не нанималась служить осведомителем. Спросишь у него сама при встрече.
– Тебе не надоело быть такой стервозной ледышкой?
Нарцисса остановилась, обернулась рассерженной кошкой, даже глаза сузились. Для полноты картины чертовски не хватало выпущенных коготков и распушенного хвоста.
– Как ты смеешь так говорить со мной, грязнокровка? Как осмелилась нацепить личину моей сестры?
– На самом деле все это не очень страшно.
– Понятно, – едва заметно усмехнулась светловолосая девочка уголками губ. – Северус прав: у тебя в голове либо вакуум, либо вата. Какой разумный человек станет плясать под дудку Сириуса? Могу допустить, грязнокровка, что ты плохо разбираешься в людях, и красивый фасад для тебя затмевает содержание? Впредь держись от затей моего кузена подальше, целее будешь. И, возможно, тебя не только не исключат из Хогвартса, чего ты, несомненно, заслуживаешь и из–за чего никто плакать не станет, но… может быть тебе даже удастся умереть своей смертью.
– Ты слишком часто повторяешь слово «возможно», слизеринка. Да и кто сказал тебе, что я нуждаюсь в твоих советах?
Нарцисса возвела очи горе:
– Мерлин, дай терпения. Не знаю, как Северус может с тобой общаться. Ты просто плебейка.
– Возможно, он неплохо со мной ладит, потому что нас это роднит?
– Назвать полукровку из рода Принсов плебеем может только маггл. Таким, как ты, среди нас не место. Ты была бы куда счастливее, живя на своей Тисовой улице, право же…
– Да что могут знать о счастье выродки вроде тебя?!
Белобрысой кукле удалось зацепить Лили за живое. Возможно, потому, что в её словах была правда. Лили и сама столько раз думала об этом.
Когда это Нарцисса успела достать палочку, Лили не заметила. Да и заметила бы, толку, честно говоря, все равно было бы мало.
– Импедимента!
Прежде чем отлететь к стенке, девочка инстинктивно ухватилась за руку противницы, и они вместе врезались в кирпичную кладку; та провернулась, открывая за собой пустоту.
Отчаянно вереща, слизеринка и гриффиндорка полетели вниз, в темноту.
Резкая, разрывающая боль заставила Лили истошно закричать – что–то острое застряло в левом боку, пробив хрупкое тело насквозь.
От боли мутилось сознание, но одно Лили осознавала, даже утопая в алом облаке страданий и агонии – на этот раз она влипла серьезно.
– Помоги, – попыталась прошептать Лили в расплывающееся лицо склонившейся к ней слизеринки, – пожалуйста, помоги…
Губы казались чугунными, так сложно было заставить их двигаться. Что–то булькало в горле, увлажняя рот. Мокрое, вязкое, неприятное. Тело обнимал холод. Хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, и чтобы разрывающая тело боль только приснилась, чтобы на самом деле ей, Лили Эванс, ничего не угрожало.
Зрение мутилось. Единственное, за что ещё цеплялось сознание – светлые волосы, похожие на рождественский снег. Словно блики света в непроглядной тьме.
– Помоги…не оставляй…
Как же больно! Неужели она, Лили Эванс, умрет? Нет, нет, нет, нет, нет! Она слишком молода, чтобы провалиться в темноту, в которой никогда не будет света.
Боль сделалась непереносимой, смывая последние остатки сознания. Лили заметалась, стараясь высвободиться, точно попавшее в капкан животное, отчего жжение в левом подреберье усилилось.
– Не двигайся, – Нарцисса старалась прижать плечи мечущейся в агонии гриффиндорки. – Ты же только делаешь хуже! Пожалуйся, Эванс, лежи смирно… пожалуйста… Кто–нибудь, да помогите же!!!
Лили не удивило, что рядом с ними возникли белые лица Лягушонка и Люпина.
– Поттер? Поттер, быстрее. Она вот–вот обернётся, тогда штырь окажется в сердце, – непривычно быстро сыпал словами мальчик с волчьими глазами.
Лили затихла, с надеждой и верой глядя в бледное, покрывшееся испариной лицо со съехавшими набок очками.
– Не хочу умирать… – заплакала Лили, – Джеймс, мне так больно… сделай что–нибудь, Джеймс…
– Рем?
Лили не осознавала, что горячие руки на её плечах принадлежат не Лягушонку, а Люпину. Сознание не отмечало нечеловеческой, недетской силы, с которой желтоглазый мальчик прижимал её тело к каменным плитам.
– Джеймс, если у тебя не получится…?
– Получится!
Лили почувствовала себя ещё хуже, хотя казалось, что уже некуда. Тело снова стало «пузыриться». Боль и жжение усилились.
– Давай, Джеймс! – зарычал Люпин. – Сейчас, или будет поздно! Он войдет ей в сердце!
– Акцио, кол!!!
Казалось, в грудной клетке взорвалась бомба. Боль была ослепляющей. Лили поняла, что умирает.
«Ты же обещал, что все будет хорошо! Ты обещал!», – хотелось крикнуть ей.
– Империо! Ничего не чувствуй.
Все стало безразличным, далеким, ненужным. Лили словно плыла в белом тумане, её мягко уносило течением.
Чья–то рука сжимала её руку. Удерживала, не давая окончательно раствориться в белом безразличии.
– Не закрывай глаза, смотри на меня, Лили. Лили, только не умирай… только не умирай…
Проваливаясь в беспамятство, Лили продолжала чувствовать, как её удерживает рука Джеймса.
