Глава 23Когда на занятиях по Защите нам рассказывали о боггартах, то говорили, что они олицетворяют собой самый большой наш страх. Моим оказалась уродливая старуха с обезображенным рубцами лицом, и я отнюдь не сразу поняла, что это было мое изувеченное и постаревшее отражение: видок такой, что лучше уж попросту не дожить, и, наверное, любой в подобном случае испугался бы… Не знаю, изменился ли мой боггарт за три года, но, так или иначе, сама я свой страх сейчас представляла совсем по-другому. Он виделся мне липким густым туманом, оплетающим извне, подобно паутине, сковывающим движения – я буквально чувствовала на себе его тяжесть, давление на плечи, – и проникающим глубоко под кожу. Туманом, в котором таилось зло, сплетая где-то там свое змеиное гнездо, и враз затерялись все наши перспективы и планы – потому что будущего могло попросту не быть: достаточно лишь, как Седрик, очутиться не в том месте в неподходящее время.
На фоне этого мысль о предстоящем отъезде из Хогвартса многих ввергала в откровенную панику: по слухам, несколько человек даже ходили к Дамблдору и просились остаться в замке на лето. Я же пребывала в каком-то опустошенно-отрешенном состоянии и о каникулах даже не задумывалась: все идеи о том, как провести эти летние месяцы, словно канули в небытие, но Фред и Джордж по-прежнему настаивали, чтобы я поехала с ними в Нору – теперь еще и из соображений безопасности. То же самое без устали твердила и миссис Уизли – вплоть до самого своего отъезда.
– Мы непременно ждем тебя в гости, милая, – решительно заявила она, обнимая меня уже на перроне. – Конечно, не при таких обстоятельствах я бы хотела продолжить наше знакомство, но что поделать…
Будь ее воля, она бы, наверное, сразу увезла нас с собой – по примеру всех тех родителей, что примчались в Хогвартс наутро после финала. Уехали где-то две дюжины человек: в основном младшекурсники и кое-кто из слизеринцев-выпускников, но подавляющее большинство – и мы в том числе – твердо решили задержаться в замке до прощального ужина – прощального в буквальном смысле. То была дань памяти Седрику. Меньшее из того, чего он заслуживал, меньшее из того, что мы могли для него сделать. Меньшее, единственное… и последнее.
– Только, ради Мерлина, будьте осторожны! – заклинала миссис Уизли. – Не суйтесь никуда! И приглядывайте за Роном, за Джинни… и за Гарри, конечно. Сейчас нужно держаться вместе.
Резон в этом определенно имелся: остаться в кругу волшебников было бы разумнее, но я имела все основания бояться за свою семью – хотя и не могла предложить им ничего, кроме парочки несложных защитных заклинаний, справиться с которыми для Пожирателей не сложнее, чем вскрыть консервную банку. Да ведь они вообще любые пробьют, если поставят перед собой такую цель… Своими опасениями я первым делом поделилась с Гермионой: она понимала и разделяла их как никто другой, но ничего, кроме сигнальных чар, посоветовать не смогла – сама ограничивалась только ими. Как оказалось, уже почти два года – что иронично, аккурат с того момента, как по телевизору начали показывать «вооруженного и очень опасного преступника Сириуса Блэка». При других обстоятельствах я бы превратила это в долгоиграющую шутку, но сейчас было совсем не до того.
Гермионе приходилось на порядок тяжелее, чем мне: мои Фред и Джордж не отходили дальше, чем на другой конец коридора, в то время как Сириус пропадал неизвестно где, ежеминутно подвергая себя опасности со стороны как Пожирателей Смерти, так и Министерства, все еще ведущего на него охоту. Ко всему прочему, подруга была вынуждена держать все в себе: Гарри и Рон даже если и замечали ее состояние, то списывали на общий стресс от происходящего. Я оставалась единственной, кому Гермиона могла выложить все, что накопилось на душе, и старалась поддерживать ее в силу своих возможностей – но эта упрямица вовсе не торопилась делиться своими переживаниями. Даже наоборот: сводила все обсуждения к минимуму, но тени, залегшие под глазами – чтобы замаскировать их, она впервые на моей памяти воспользовалась косметическим заклинанием, – говорили сами за себя. Конечно, мы все волновались за Бродягу, но она будто бы стояла на самой передовой и первой принимала на себя этот удар – тоненькая, хрупкая, но уверенная в своем решении как никогда прежде. Казалось, что стойкость Сириуса, его сила духа, благодаря которой он сумел устоять и не сломаться под тяжестью всех ужасных испытаний, выпавших на его долю; теперь передалась и ей – и то, как она разобралась со Скитер, служило ярчайшим тому доказательством. Подруга была готова, действительно готова делить с Блэком его бремя, принять израненную, искалеченную душу, понемногу оживающую под теплом ее дыхания; и в моем сознании медленно начинала укореняться уверенность, что, возможно, именно Гермионе с ее извечной старательностью и будет по силам собрать осколки воедино. Глядя на нее сейчас, я от души стыдилась своего давешнего предположения о несерьезности ее чувств. Нет, она и к первой своей любви подошла так же обстоятельно, как и ко всему, за что бы ни бралась. И, черт возьми, они с Сириусом как никто другой заслуживали своего шанса, заслуживали счастья, как – смею надеяться – и мы с Фредом и Джорджем; так что я просто просила высшие силы, чтобы все обошлось, чтобы весь этот кошмар каким-то образом разрешился сам собой или хотя бы переместился куда-нибудь подальше отсюда… Но умом понимала, что такому не бывать: эпицентр событий непременно будет сдвигаться к Гарри, а с ним нам в любом случае по пути. Говорят, ни одно поколение не обходится без войны, но, Мерлина ради, почему именно на нашу долю выпал самый опасный Тёмный маг всех времен?..
– Прорвемся, Джейни, – шептали, обнимая меня, близнецы, а я, прижимаясь к ним крепче, только спрашивала про себя, какой ценой. Громкие фразы вроде «Я умру за тебя» на сегодняшний день уже сделались чем-то вроде клише, но в случае Фреда с Джорджем, в достаточной степени отчаянных и предпочитающих действия словам, я имела основания опасаться, что они действительно на это способны, и молилась о том, чтобы нам никогда не пришлось это проверять.
Масла в огонь подливало еще и Министерство, взявшееся вести собственную игру. По всей видимости, Фадж впал в такой ужас, что совсем лишился рассудка – иного объяснения его ненормальной политике попросту не находилось. Возрождение Того-Кого-Нельзя-Называть он и его сторонники отрицали категорически: в «Ежедневном Пророке» вышло опровержение, обильно снабженное призывами прекратить панику. Смерть Седрика представлялась там как несчастный случай – для большей убедительности были опубликованы сводки с прошлых Турниров, ни один из которых не обошелся без жертв. Переполошившее же всех известие объявили не чем иным как «ложной тревогой»: якобы Гарри во время последнего испытания получил «тяжелое сотрясение мозга» и перестал ориентироваться в реальности. Не знаю, что потрясло меня больше: столь бесстыдные ложь и клевета или же то, сколько народу вот так запросто проглотило эту наживку.
– Они верят в то, во что хотят верить, – мрачно констатировал Джордж, наблюдая, как языки каминного пламени пожирают стремительно чернеющий газетный лист.
Мы не на шутку беспокоились о том, как воспримет всё это сам Гарри, однако с его стороны вообще не последовало особой реакции. По-видимому, новая волна пересудов попросту затерялась на фоне остальных, уже имеющихся проблем. И в какой-то степени даже сыграла на руку: молва о том, что новоиспеченный победитель Турнира неуравновешен и может представлять опасность, начисто пресекла все возможные расспросы. Дамблдор и так предупреждал, чтобы их не было, но тактичностью и сердоболием в замке обладали далеко не все – инстинкт самосохранения же наличествовал у каждого. Тем не менее, Гарри, Рон и Гермиона все равно старались ходить в Большой Зал попозже, когда там уже было не так много народу; а в остальное время чаще всего отсиживались в гостиной или в сторожке у Хагрида. Несколько раз мы натыкались в коридорах факультетской башни на Крама: после побега Каркарова дурмстрангцы, тоже не намеренные уезжать раньше срока, слонялись по Хогвартсу без дела, и их чемпион явно не терял надежды вновь завладеть вниманием Гермионы, однако она сейчас, наверное, даже в упор бы его не заметила. Переживет, заключала я, провожая взглядом ссутуленную спину болгарина, но все же не могла не признать, что по крайней мере за одно мне стоит быть ему благодарной: не подойди он к нашей умнице и не стань я тому свидетельницей, мы с ней, возможно, никогда бы не подружились.
В день прощального пира идти туда было по-настоящему тяжело. Ноги казались неподъемными – ровно как в самый первый раз, в преддверии распределения по факультетам. И хотя на сей раз я знала, что увижу за тяжелыми дубовыми дверями, груз на сердце от этого меньше не становился.
Зал встречал тишиной: ни звона приборов, ни совиного уханья, ни громких обсуждений – максимум редкие перешептывания. Вместо цветов факультета-победителя стены были задрапированы однотонными черными полотнами. В волосах многих девушек за пуффендуйским столом темнели траурные ленты, еще больше оттеняющие бледные лица. Такой же повязала голову и профессор Стебль. Восседающий рядом с ней Аластор Грюм – теперь уже настоящий, – впервые за неделю появившийся на виду, нервно ерзал на своем месте и ни на секунду не выпускал из рук палочку. Впрочем, после всего, что с ним произошло, другого поведения ожидать и не следовало. Хорошо, что вообще в себя пришел и не сошел с ума.
Дождавшись, пока все рассядутся, Дамблдор медленно поднялся с кресла. Обвел всех взглядом, глубоко вздохнул и заговорил:
– Закончился ещё один учебный год, – голос его эхом отражался от затянутых в черное стен. – Многое я хотел бы сказать вам сегодня вечером, но прежде всего должен признаться, что мы потеряли очень хорошего человека, который должен был сидеть здесь, – он указал рукой на стол пуффендуйцев, – и вместе с нами радоваться Прощальному пиру. Я хотел бы, чтобы все сейчас встали и подняли стаканы в честь Седрика Диггори.
В стаканах, разумеется, был тыквенный сок, но, когда я сделала глоток, он обжег горло, как огневиски. «За Седрика Диггори», – прокатилось по залу, и тело пронзила невольная дрожь. Джордж свободной от кубка рукой ободряюще сжал мои пальцы, я же искала взглядом ту, что в этот момент нуждалась в чьей-нибудь поддержке больше, чем кто бы то ни было: Чжоу Чанг – и с облегчением выдохнула, обнаружив, что она, захлебнувшаяся рыданием, окружена подругами. Да у меня и у самой уже щипало в глазах. Гермиона, сидящая неподалеку, тоже смаргивала слезы. Кэти Белл с подругой плакали в открытую. Казалось, каждый из присутствующих сейчас прокручивает в голове свои воспоминания о Седрике. Я видела его спрыгивающим с метлы и бросающимся к мадам Трюк с просьбой не засчитывать им победу и переиграть матч, когда Гарри упал с метлы. Смущенно улыбающимся, прежде чем бросить бумажку со своим именем во вспыхнувший Кубок. Кружащим Чжоу в танце. Судорожно извиняющимся после того как застал нас в ванной старост – хотя правила обязывали его выставить нас прочь и доложить об этом случае Макгонагалл…
– Седрика Диггори убил лорд Волдеморт.
До этого директор говорил что-то еще, но не все вслушивались, однако эта фраза, само собой, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Зал ахнул и, только что единый в своей скорби, в мгновение ока разделился на два фронта: одни воззрились на Дамблдора с нескрываемым ужасом, другие – с недоверием.
– В Министерстве магии не хотят, чтобы я сообщал вам это. Возможно, некоторые из ваших родителей будут в ужасе от того, что я сделал. Либо потому, что они не верят в возвращение Волдеморта, – на упоминании страшного имени многие вздрогнули, – либо потому что считают вас слишком маленькими, чтобы говорить об этом. Но я уверен: правда в любом случае предпочтительнее лжи, а пытаться представить смерть Седрика несчастным случаем или заявить, что он сам в этом виноват, было бы оскорблением его памяти.
Столы зашумели: народ ошеломленно переглядывался между собой, вскидывая побелевшие лица, кое-кто прямо сразу принялся обсуждать услышанное. Директор же повернулся в нашу сторону:
– Есть ещё один человек, которого необходимо упомянуть в связи со смертью Седрика. Я говорю, конечно, о Гарри Поттере.
Лица тотчас обратились в указанном направлении. Мы с Фредом и Джорджем сидели левее Гарри, так что могли различить лишь вихрастый затылок.
– Гарри Поттер сумел ускользнуть от лорда Волдеморта, – продолжал Дамблдор. – Он рискнул жизнью, чтобы вернуть тело Седрика в Хогвартс. Он проявил храбрость, которую перед лицом лорда Волдеморта проявлял не каждый взрослый волшебник, и теперь я пью в его честь.
– За Гарри Поттера, – зазвучало со всех сторон под грохот вновь отодвигаемых скамей, и даже некоторые слизеринцы присоединились к тосту – хотя большинство их все же остались сидеть на своих местах, демонстративно отодвинув кубки, но за широкими спинами поднявшихся дурмстрангцев это было не так заметно.
– Уроды, – сквозь зубы пробормотал Фред.
Мне и вовсе хотелось запустить чем-нибудь в их самодовольные лица: должен ведь быть предел, в конце концов! Болгары, похоже, придерживались того же мнения: многие из них с неодобрением косились на соседей по столу. Что иронично, Дамблдор в этот момент как раз говорил об объединении перед лицом общего врага, подчеркивал, как важно сохранять общие цели – и заморские гости, похоже, хорошо всё понимали, в отличие от этих придурков. А они… Разве им не страшно? Разве их не волнует, что будет дальше? Уверены, что их это не коснется, или же – на этой мысли у меня внутри все похолодело – готовы при необходимости принять другую сторону? Я скользнула по ним потрясенным взглядом. Блетчли, Уоррингтон, Монтегю, Харпер, Забини, Малфой – да, все они порядочные засранцы и задаваки, но… неужели кто-то из них способен действительно переступить грань, перечеркнуть все и шагнуть во тьму? Что может сподвигнуть на такое? Как же сильно нужно нас всех ненавидеть?..
– Помните Седрика, – директор повысил голос. – Если настанет время делать выбор между лёгким и правильным, вспомните, что случилось с честным, добрым, смелым мальчиком только потому, что он случайно встал на пути лорда Волдеморта. Помните Седрика Диггори.
То, что выдержка приказала долго жить, я поняла лишь после того, как Фред осторожным прикосновением стер с моей щеки солёную каплю – другую я сама поймала языком. А в ушах еще долго звучали рефреном последние слова Дамблдора.
«Помните Седрика Диггори».
И мы обещали помнить.
***
Поезд мчался на юг, грохоча колесами, и ветер, проникающий в приоткрытое окно купе, теребил волосы, словно в попытке поделиться беззаботным, игривым настроением. Погода и в самом деле выдалась чудесной: лучистое солнце, ясное голубое небо, сочная зелень полей, мелькающих вдалеке, – настоящий летний день в самом лучшем его проявлении, без единого намека на собирающуюся грозу. Тем не менее, вчерашний монолог Дамблдора развеял последние сомнения – если таковые оставались хоть у кого-то – в том, что она прогремит. Но пока, конкретно сейчас, было тихо – а каникулы официально вступали в свои права.
Я вытянулась на полке, сбросив туфли, и лениво листала маггловский журнал, присланный из дома. Другим завладел Ли Джордан, устроившийся напротив: он никак не мог понять, какой прок от застывших, недвижимых иллюстраций, и всеми способами пытался их оживить – поочередно тыкал палочкой в звезд, изображенных на постерах, а затем принимался трясти несчастный журнал, надеясь хотя бы так их растормошить. Что до Фреда с Джорджем, они сидели, низко склонившись над столом, и шепотом что-то обсуждали – впрочем, по их нахмуренным бровям нетрудно было догадаться, что именно. Теперь, когда Турнир миновал, а Людо Бэгмен исчез без следа, они лишились всех шансов вернуть свой выигрыш за ставку на Чемпионате Мира и оставались почти что на мели. Конечно, я готова была разделить с ними все свои сбережения и все прогулки в маггловский Лондон, планируемые так давно и старательно, спонсировать сама, но эти два гордеца и слушать не желали ни о чем подобном.
Дверь скользнула в сторону, и я резко села, готовая, прежде чем последуют возражения, купить на всех сладостей у волшебницы с тележкой, но вместо нее на пороге купе показался Роджер Дэвис, уже успевший переодеться в маггловские джинсы и темно-синюю рубашку с коротким рукавом.
– Привет. Джейни, можно тебя на пару слов?
– Без проблем, – откликнулась я, вставая.
Я близко общалась со многими ребятами из Когтеврана, но в их компанию меня в свое время привел именно Роджер – и он же в далекие времена моего первого курса помогал растерянной, перепуганной девчонке ориентироваться в замке, а несколько раз и вовсе провожал до нужного кабинета. Тогда он был единственным, кому находилось до меня дело, и пусть в минувшем году мои визиты в чужую гостиную – за пароль спасибо опять же Дэвису – сделались куда как реже, прошлой дружбы это не отменяло.
– Как ты? – участливо поинтересовался он, когда мы вышли в коридор и отошли в самый конец вагона.
Я пожала плечами.
– Нормально… наверное. Ну, то есть, в свете всего… грех на что-то жаловаться. А ты?
Губы Роджера тронула усмешка.
– Не совсем так представлял себе наши последние летние каникулы.
Семнадцать ему исполнилось в сентябре, но свое имя в Кубок он не бросал – предпочел сосредоточиться на учебе, поскольку не сомневался, что участие в Турнире отрицательно скажется на его успехах. Экзамены никто не отменял: даже чемпионам-семикурсникам без них никто не выдал бы аттестат, и подготовку к испытаниям приходилось чередовать со штудированием учебников. Я бы не удивилась, если бы узнала, что им тоже выдавали Маховик Времени – как Гермионе в прошлом году. Хотя кто-то говорил, что Флер и Краму в их школах заранее поставили все автоматом. И Седрику тоже собирались…
– А представь, каково выпускникам, – поежилась я. – Рэнди жаль. Он все еще настроен идти в ликвидаторы?..
Рэнди Барроу, еще один наш приятель, лелеял эту мечту чуть ли не с первого курса и буквально считал дни до того момента, когда получит аттестат и сумеет приступить к ее воплощению в жизнь, однако судьба знатно подпортила торжественность события.
– Да, – Роджер кивнул, и длинная тёмная челка изящно упала ему на лоб. – Сейчас везде дурдом творится, конечно… но он не отступится, ты же понимаешь. Он других вариантов и не рассматривал никогда, так что…
– Конечно, все правильно, – весь факультет знал, как он этого хочет, и профессора прочили ему большие успехи: с такого пути грех сворачивать. Да и жизнь всё-таки продолжается… во всяком случае, пока. – А у тебя какие планы на лето? С Флер никуда не собираетесь?..
– Не-ет, – Роджер отмахнулся широким жестом. – Мы попрощались уже – да в принципе и не рассчитывали ни на что. Изначально понимали оба, что это так, на время, и дороги разные… Ну а ты – домой едешь?
– К Фреду с Джорджем. Ко мне только заглянем сигнальные чары поставить.
– Хорошо, – он ободряюще улыбнулся. – Я думаю, так будет безопаснее. Ты береги себя, главное. Знаю, Уизли тебя не дадут в обиду, но все равно… И пиши, ладно? Не пропадай.
– Обязательно, – пообещала я, благодарно обнимая его и вдыхая горьковатый запах одеколона. – Ты тоже, – было безумно приятно, что он желает поддерживать наше общение и, более того, сам настаивает на этом. Я бы ни за что не решилась навязываться – своей инициативой Роджер лишь доказал, как хорошо меня знает. И да, я действительно не хотела потерять его из виду – особенно при учете того, что творится вокруг.
Еще некоторое время мы проговорили на отвлеченные темы – в общей сложности вышло около получаса, но Фреду с Джорджем, по-видимому, и это показалось много: по возвращении в купе я обнаружила там только Джордана, спящего в обнимку с журналом, свернутым в трубочку. Близнецы же в очередной раз доказали, что их нельзя оставить ни на секунду: когда я, оббегав весь вагон, перекочевала в соседний, Джордж вместе с Роном и Гарри выволакивал в коридор…
нечто, достойное если не фильма ужасов, то хорошего триллера уж точно.
– Мерлина ради, что это за чертовщина?
Принадлежность к человеческому виду угадывалась только по мантиям со слизеринским гербом на груди – лица же больше походили на последствия радиационной мутации. У одного оно покрылось крохотными, отвратительно шевелящимися фиолетовыми щупальцами, у другого сжалось и сморщилось, как гнилое яблоко, а у третьего вся голова обросла то ли коконом, то ли чешуей.
– Осторожно, не наступи, – предупредил Фред, за руку втягивая меня в купе.
– Что с ними такое? Это кто вообще?
– Ну, вот это Крэбб, – Джордж указал на экземпляр со щупальцами, – Ножное заклятие и Фурункулюс. Интересный эффект, правда? Вон там Малфой, а с краю Гойл. По-моему, так они даже симпатичнее.
– Мы одновременно их приложили, – пояснил Рон, носком ботинка брезгливо отодвигая с порога малфоевскую руку, – заклинания смешались, и вот что получилось, – и с шумом захлопнул дверь.
– Что они сделали? – уточнила я, устраиваясь между Фредом и Гермионой, пославшей мне легкую улыбку.
– Языки распустили, как обычно, – невесомый поцелуй коснулся моего виска. – Не бери в голову.
Остаток пути мы вшестером провели за болтовней и игрой в карты, будто бы репетируя предстоящее вскоре совместное времяпрепровождение. Гермиона и Гарри должны были присоединиться к нам на будущей неделе: в свете нынешних обстоятельств Дамблдор наконец-таки уступил уговорам миссис Уизли и разрешил забрать новоявленного чемпиона в Нору на каникулы. Хоть какой-то положительный момент во всем этом кошмаре. Меньшее, чего заслуживал Гарри после того ада, через который прошел, – это нормального отдыха вдали от психованных родственничков. Жаль только, что первую неделю ему все-таки придется провести с ними, но по сравнению с двумя месяцами это еще вполне себе терпимо.
Обратный путь отчего-то всегда казался короче дороги в школу – на сей раз я даже не успела спохватиться и всего однажды проверила часы, как поезд затормозил у платформы 9 ¾ и механический голос машиниста объявил о прибытии. Парни к этому времени уже успели стащить все чемоданы с верхних полок и выволочь в коридор: мы намеревались выйти из вагона одними из первых, дабы избежать ненужных расспросов о том, что возле нашего купе делают три экспоната из музея уродов.
– Идите, мы всё вынесем, – распорядился Фред, пропуская нас с Гермионой вперед. Они с Джорджем подхватили мою поклажу, а Рон под их пристальными взглядами взял вещи Гермионы. Вот что меня всегда удивляло: и он, и Гарри зачастую будто бы забывали, что их подруга – девушка. Ни тому, ни другому и в голову не приходило пропустить ее перед собой в дверь или же взять у нее тяжелые сумки. В случае Рона это выглядело особенно странно, потому что братья его вели себя со мной абсолютно по-джентльменски, а воспитывали-то всех одни и те же люди!
– К тебе Крам на крыльце просто попрощаться подходил или хотел чего? – осведомилась я у Гермионы, пользуясь тем, что мы ненадолго остались наедине.
– Опять приглашал в Болгарию, – подруга подавила усталый вздох. – И еще спрашивал, можно ли будет мне написать.
– И?..
Гермиона повела плечами.
– Сказала, что дружба по переписке – это все, что я могу предложить.
– А он точно понял, что ключевое слово тут – «дружба»?
– Я уточнила, – из ее груди вырвался короткий смешок. – Но все равно… как-то неловко получилось.
– В таких делах иначе не бывает, – назидательно сообщила я. – Ну, зато теперь ты прошла боевое крещение: первый раз дала парню отставку!
– Ой, да прекрати, – Гермиона поморщилась. – Тоже мне, достижение.
– Немногие, знаешь ли, могут сказать, что отшили мировую звезду квиддича!
– Я и не собираюсь никому говорить! – она настороженно оглянулась на Рона, как раз показавшегося из дверей вагона. Гарри и близнецов, однако, все еще не было. – И тебе тоже не стоит. И вообще, хватит уже об этом!
– Ладно-ладно, – я примирительно вскинула руки. – Так когда, говоришь, тебя ждать?
– К следующим выходным, скорее всего. Хочу хоть неделю побыть с родителями… Но ты ведь напишешь, если
он раньше появится? – в голосе подруги зазвучали взволнованные нотки, карие глаза враз вспыхнули лихорадочным блеском.
– Само собой, о чем речь! – в самом деле, могла бы и не спрашивать.
– Как думаешь, с ним все нормально? – Гермиона понизила голос на пару тонов.
– Думаю, да.
Уж чем-чем, а наукой выживания Сириус овладел в совершенстве. И если он сумел сбежать из Азкабана, сумел переплыть море и добраться до Хогвартса, когда все кругом, включая Гарри, были против него и считали предателем и убийцей, то теперь, зная, что его ждут,
как его ждут, тем более преодолеет всё на своем пути. Главное, что есть к кому возвращаться. Теперь уже есть.
– Спасибо, Джейни, – прошептала Гермиона, заключая меня в объятия.
Мимо нас быстрым шагом, словно спеша – но не к магглам же! – проскочил Гарри: чуть приподнял уголки губ, махнул на прощание рукой и исчез за разделительным барьером. А сразу за ним наконец появились Фред и Джордж – но с такими ошеломленными лицами, что у меня сердце ухнуло в пятки. Первой мыслью было, что какой-то из наших «экспонатов» перестал дышать и теперь нам грозит Азкабан, так что я даже не сразу заметила мешочек в руках у Джорджа.
– Что случилось? Что это?
– З-золото, – севшим голосом откликнулся Фред, поднимая изумленные глаза. – Выигрыш за Турнир, – и беспомощно переглянулся с братом.
– Шутишь? – я невольно покачнулась на каблуках и наверняка грохнулась бы, если бы Джордж не удержал за локоть.
– Нет, – оторопело проговорил он. – Гарри отдал нам его… Сказал, что на магазин… И что выкинет, если мы не возьмем…
– Тысяча галеонов, – Фред помотал головой, точно пытаясь отогнать наваждение.
Я прижала ладони к вспыхнувшим щекам, не веря услышанному. Тысяча галеонов, подумать только!.. Целое состояние! Гарри, Гарри, он что, и правда святой, что ли? Осознание того, что на свете действительно существуют такие удивительные люди, было волшебнее всего, с чем мне доводилось сталкиваться на этом свете: летучего корабля, живых рыцарских доспехов, заклинаний, единорогов, призраков, говорящих портретов… Вот, значит, почему он так торопился: чтобы близнецы не успели оправиться от шока и вернуть ему выигрыш – тогда как сам возвратил им их главную мечту. Разве в такое время могло быть что-то прекраснее?
Когда мы, путаясь в ногах, выступили из-за барьера, он уже стоял рядом с дядей – дородным темноволосым мужчиной с сердитым лицом, но, прежде чем пойти за ним к машине, будто почувствовал наши взгляды, обернулся и подмигнул.
И если уж у него хватало сил держаться на плаву, то мы и подавно были обязаны.
